Кит Ломер
Черный день для паразитов
Картер Гейтс — судья третьего участка города Уиллоу Гроув — доел сэндвич из булки с куриным паштетом, старательно скомкал промасленный пакет, повернулся, чтобы бросить его в мусорную корзину, стоявшую позади кресла, и… окаменел.
Из окна своего кабинета, помещавшегося на втором этаже, он увидел, как нечто, похожее на цветочный лепесток бледно-бирюзового цвета футов сорока длиной, медленно опускалось на землю между аккуратными клумбами петуний, что на лужайке перед зданием суда. В верхнем (или черенковом) конце корабля отскочила полупрозрачная розовая панель, и оттуда неспешно поднялось тонкое изящное существо, внешним видом напоминавшее большую лиловую гусеницу.
Судья рванулся к телефону. И уже через полчаса он вещал местным официальным лицам, тесной кучкой сбившимся вокруг него на лужайке:
— Друзья! То, что эта штуковина обладает разумом, видно даже идиоту. Сейчас она налаживает, как уверяет мой парнишка, что-то вроде говорильной машины и в любую минуту может вступить с нами в переговоры. Двадцать минут назад я поставил в известность Вашингтон. Пройдет чертовски немного времени, и кто-нибудь там, наверху, объявит это дело государственным секретом и накрутит столько всяких запретов, что даже Манхэттенский проект покажется открытым собранием женского клуба. А ведь эта штука — самое большое событие в жизни округа Плум за все время его существования. Если мы не хотим быть оттертыми на задний план — зевать нельзя.
— Что же вы предлагаете, судья?
— В ту самую минуту, как оно приведет свое оборудование в действие, я открою заседание судебной палаты. Будем транслировать его по радио — Том Клемберс с радиостанции уже устанавливает микрофоны. Жаль, нет телевизионного оборудования, но у Джона Харда имеется кинокамера. Уиллоу Гроув прославится почище мыса Канаверал!
— Вы молодчина. Картер!
Через десять минут после того, как мелодичный голос лингвистической машины произнес пожелание организовать встречу со старейшинами городка. Пришелец уже осматривал набитую народом залу суда с видом щенка-сенбернара, рассчитывающего на веселую возню. Шарканье ног и покашливание прекратились, и оратор начал:
— Народ Зеленого Мира…
На грохот шагов в боковом проходе обернулись все. Здоровенный мужчина, лысый, одетый в куртку и брюки защитного цвета, в очках без оправы и с темной кожаной кобурой, шлепавшей по бедру при каждом шаге, обогнул кресла первого ряда, остановился, широко расставив ноги, выхватил из кобуры тяжелый никелированный пистолет сорок четвертого калибра, прицелился и с расстояния десяти футов всадил в тело Пришельца пять пуль.
Фиолетовое тело конвульсивно дернулось, соскользнуло со скамьи на пол с тем звуком, который издает уроненная мокрая пожарная кишка, испустило прерывистое чириканье и замерло. Стрелявший отвернулся, бросил пистолет поднял руки и крикнул:
— Шериф Хоскинс, отдаюсь под защиту закона!
Минуту в зале царила ошеломленная тишина; затем зрители кинулись на убийцу. Трехсотдевяностофунтовая туша шерифа протиснулась сквозь орущую толпу и загородила мужчину в защитном костюме.
— Я всегда знал, что ты мерзавец, Сесил Стамп, — сказал шериф, — вынимая наручники, — знал еще с тех пор, как подсмотрел, что ты начинял толченым стеклом кусок мяса для собаки Джо Поттера. Однако не думал, что ты докатишься до такого подлого убийства.
Он крикнул окружающим: «Очистить дорогу! Я отведу арестованного в тюрьму!»
— Минутку, черт побери, шериф! — Стамп был бледен, очки свалились, один плечевой погончик оторвался, но на его мясистой физиономии забрезжило что-то похожее на ухмылку. — Мне не по нраву словечко «арестованный». Я просил защиты. И еще… поаккуратнее с выражением «убийство»! Я никого не убивал!
Шериф моргнул и, обернувшись, крикнул: «Как там жертва, Док?»
Маленькая седая голова приподнялась над безжизненным телом Пришельца.
— Мертв, как дохлая макрель, шериф.
— Так я и думал. Пошли, Сесил.
— А по какому такому обвинению?
— Предумышленное убийство.
— Кого же это я пришил?
— Ты прикончил этого… этого… этого чужестранца.
— Нет тут никакого чужестранца! Это ж просто паразит, вредитель. Убийство, по моему разумению, это когда убитый вроде бы человек. По-вашему эта дрянь — человек?
— …Такой же человек, как я!
— …Разумное существо!
— …Разве можно запросто убивать!
— …Должен же быть закон!
Шериф поднял руку. Челюсти его были крепко сжаты.
— Как, судья Гейтс? Есть закон, запрещающий Сесилу Стампу убивать… хм… этого?
Судья оттянул пальцами верхнюю губу:
— Минуточку… — начал он. — С формальной точки зрения…
— Господи, — перебил его кто-то. — Вы хотите сказать, что законы не дают определения, что такое… я хочу сказать… что такое…
— Что такое человек? — фыркнул Стамп. — Что бы в законах ни говорилось, а ни черта там нет о красно-лиловых червяках! Паразит это, и дело с концам! Никакой разницы нет — прихлопнуть его или какого другого таракана!
— Тогда, клянусь богом, его надо арестовать за нанесение умышленного ущерба! — крикнул какой-то мужчина. — Или за охоту без разрешения и вне сезона!
Стамп полез в брючный карман, вытащил толстый мятый бумажник, выудил из него замусоленную бумажку и показал ее.
— Вот моя лицензия. Я — дезинфектор. И имею разрешение носить пушку. Закона я не нарушил. — Теперь он откровенно издевался.
— Я просто выполнил свои обязанности, шериф. Да еще задарма, а не на средства налогоплательщиков.
Маленький человечек со щетинистыми рыжими волосами, весь пылая, бросился на Стампа.
— Подлец кровожадный! — Он потрясал в воздухе кулаком. — Мы станем позором страны, хуже Литл-Рока! Линчевать его!
— Заткнись, Уинштейн, — вмешался шериф, — нечего разоряться насчет линчевания!
— А это и есть линчевание! — взорвался Сесил Стамп, весь побагровев. — Я же вам услугу оказал! А ну, раскройте уши! Это что за дрянь? — и он ткнул корявым пальцем в сторону судейского стола.
— Какой-то таракан с Марса или откуда там еще! И вам это известно не хуже, чем мне! А зачем он тут? Ясное дело, не за тем, чтобы делать добро таким, как вы и я! Уж это точно! Или они, или мы! И на этот раз мы их, благодарение господу, опередили!
— Ты… ты… ненавистник…!
— А ну, заткнись! Я такой же свободомыслящий, как любой из вас! Я и к неграм не больно-то придираюсь, и между евреем и белым разницы почти не делаю! Но уж коль дело доходит до приглашения в гости красных тварей, которых еще и людьми величают, тут я говорю: «Стоп!»
Шериф снова занял позицию между Стампом и наступающей на него толпой.
— Осади назад! Приказываю разойтись тихо и мирно! Этим делом я займусь лично!
— Думаю, пора мне двигать домой, шериф. — Стамп затянул ремень. — Мне-то спервоначалу казалось, что ты их утихомиришь маленько, но теперь они вроде сами попризадумались и видят, что порядка я не нарушал. Вряд ли среди них найдутся такие, что пойдут поперек закона, станут, к примеру, подступать к дезинфектору, выполняющему свои обязанности.
Он наклонился и поднял с пола свой пистолет.
— На мою ответственность, — сказал шериф Хоскинс, — можешь считать разрешение на пушку аннулированным. И твою лицензию — тоже.
— На здоровье! Разве я сопротивляюсь, шериф? Все, что тебе будет угодно. Занесешь все ко мне домой, когда покончишь с этим. — И он стал проталкиваться к дверям.
— Не расходитесь! — осанистый человек с густыми седыми волосами пробился к судейскому столу. — Объявляю чрезвычайное собрание граждан нашего города открытым!
Он стукнул председательским молотком по исцарапанной столешнице, бросив взгляд на прикрытое знаменем мертвое тело Пришельца.
— Джентльмены, мы должны действовать быстро и решительно. Если на радио, прежде чем мы примем согласованное решение, узнают об этом происшествии, Уиллоу Гроув будет проклят навеки!
— Послушайте, сенатор Кастис, — крикнул, вставая, судья Гейтс. — Это… эта толпа не может принимать решения, имеющие силу закона.
— Черт с ними, с законами, судья! Разумеется, это дело федеральных властей, тут даже Конституцию, может, придется изменять. Сейчас же мы собираемся дать определение понятия «человек», действующее в городских границах Уиллоу Гроув.
— И это самое малое, что надо сделать! — отрезала женщина с худым лицом, свирепо глядя на судью Гейтса. — Уж не думаете ли вы, что мы тут будем сидеть и одобрять этакое беззаконие?!
— Чепуха! — завопил Гейтс. — Я не меньше вашего возмущен происшедшим, но… но… но у человека две руки, две ноги и…
— Форма тела не имеет значения, — оборвал его председатель. — Медведи тоже ходят на двух ногах. Дэвид Зовский потерял одну на войне. Руки есть у обезьян.
— Любое разумное существо… — начала женщина.
— Тоже не пойдет. Сын моей несчастной сестры, Мелвин, родился идиотом, бедняга. Друзья, не будем терять времени. Исходя из таких принципов, определение дать очень трудно. Однако я думаю, что нам все же удастся найти такое решение вопроса, которое послужит основой для дальнейшего законодательства… Конечно, оно может привести к серьезным изменениям в будущем. Охотникам оно явно не придется по вкусу, да и мясную промышленность затронет. Но поскольку мы уже, как мне кажется, вошли в эпоху Контакта с э… э… существами других миров, надо навести порядок в собственном доме.
— Верно, сенатор! — заорал кто-то.
— …Лучше пусть этим займется Конгресс, — настаивал чей-то голос.
— Должны же и мы что-то сделать! — твердил другой.
Сенатор поднял руку.
— Тихо, ребята! Репортеры будут здесь через несколько минут. Наше определение, может статься, и не будет абсолютно точным, но оно заставит людей задуматься, а это сделает Уиллоу Гроув лучшую рекламу, чем убийство.
— Что у вас на уме, сэр?
— А вот что, — сказал сенатор торжественно, — человек — это любое безобидное существо.
Зашаркали подошвы. Кто-то откашлялся.
— А как же человек, который совершил насилие? — потребовал объяснения судья Гейтс. — Что же он…
— Это совершенно ясно, джентльмены, — просто сказал сенатор. — Он, разумеется, паразит и вредитель.
…Сесил Стамп стоял на ступеньках здания суда и, держа руки в карманах, болтал с репортером самой крупной в округе газеты. Их окружала толпа людей, опоздавших на волнующий спектакль а суде. Стамп разглагольствовал о меткости своих пяти выстрелов, о хлюпанье пуль, входивших в тело огромной лиловой змеи, и о том, как смехотворно выглядела она в агонии. Он лихо подмигнул человеку в комбинезоне, немного похожему на лису, который стоял рядом и ковырял в носу.
— Немало времени пройдет, пока какая-нибудь из этих проклятых ящериц отважится снова сунуть сюда нос с видом, будто они тут хозяева, — закончил Стамп.
Двери суда широко открылись. Взволнованные граждане выходили, сторонясь Стампа. Толпа вокруг него начала рассасываться, а потом и совсем исчезла, так как зеваки спешили поговорить с выходившими, рассчитывая на более свежие известия. Нашел себе жертву и репортер.
— Может быть, вы будете столь любезны, сэр, и сообщите подробности действий, предпринятых… э-э-э… специальным комитетом?
Сенатор Кастис пожевал губами.
— Была созвана сессия муниципалитета, — сказал он. — Мы приняли определение понятия «человек» для нашего города…
Стамп, стоя в десяти футах, фыркнул:
— Это меня не касается. Закон обратной силы не имеет!
— Еще мы классифицировали, что такое «паразит и вредитель».
Стамп резко захлопнул рот:
— Под меня копаете, Кастис? Подождем до выборов…
Дверь снова отворилась. Высокий человек в кожаной куртке вышел на лестницу и остановился, глядя вниз. Толпа отпрянула. Сенатор и репортер посторонились.
Человек медленно спустился по ступенькам. В руке у него был блестящий пистолет сорок четвертого калибра, ранее принадлежавший Стампу.
Стоя в одиночестве, Стамп следил за его действиями.
— Эй! — в его голосе чувствовалось напряжение. — Ты-то еще кто такой, черт тебя раздери?!
Человек спустился на последнюю ступеньку и поднял пистолет.
— Я — новый дезинфектор, — ответил он.
Из окна своего кабинета, помещавшегося на втором этаже, он увидел, как нечто, похожее на цветочный лепесток бледно-бирюзового цвета футов сорока длиной, медленно опускалось на землю между аккуратными клумбами петуний, что на лужайке перед зданием суда. В верхнем (или черенковом) конце корабля отскочила полупрозрачная розовая панель, и оттуда неспешно поднялось тонкое изящное существо, внешним видом напоминавшее большую лиловую гусеницу.
Судья рванулся к телефону. И уже через полчаса он вещал местным официальным лицам, тесной кучкой сбившимся вокруг него на лужайке:
— Друзья! То, что эта штуковина обладает разумом, видно даже идиоту. Сейчас она налаживает, как уверяет мой парнишка, что-то вроде говорильной машины и в любую минуту может вступить с нами в переговоры. Двадцать минут назад я поставил в известность Вашингтон. Пройдет чертовски немного времени, и кто-нибудь там, наверху, объявит это дело государственным секретом и накрутит столько всяких запретов, что даже Манхэттенский проект покажется открытым собранием женского клуба. А ведь эта штука — самое большое событие в жизни округа Плум за все время его существования. Если мы не хотим быть оттертыми на задний план — зевать нельзя.
— Что же вы предлагаете, судья?
— В ту самую минуту, как оно приведет свое оборудование в действие, я открою заседание судебной палаты. Будем транслировать его по радио — Том Клемберс с радиостанции уже устанавливает микрофоны. Жаль, нет телевизионного оборудования, но у Джона Харда имеется кинокамера. Уиллоу Гроув прославится почище мыса Канаверал!
— Вы молодчина. Картер!
Через десять минут после того, как мелодичный голос лингвистической машины произнес пожелание организовать встречу со старейшинами городка. Пришелец уже осматривал набитую народом залу суда с видом щенка-сенбернара, рассчитывающего на веселую возню. Шарканье ног и покашливание прекратились, и оратор начал:
— Народ Зеленого Мира…
На грохот шагов в боковом проходе обернулись все. Здоровенный мужчина, лысый, одетый в куртку и брюки защитного цвета, в очках без оправы и с темной кожаной кобурой, шлепавшей по бедру при каждом шаге, обогнул кресла первого ряда, остановился, широко расставив ноги, выхватил из кобуры тяжелый никелированный пистолет сорок четвертого калибра, прицелился и с расстояния десяти футов всадил в тело Пришельца пять пуль.
Фиолетовое тело конвульсивно дернулось, соскользнуло со скамьи на пол с тем звуком, который издает уроненная мокрая пожарная кишка, испустило прерывистое чириканье и замерло. Стрелявший отвернулся, бросил пистолет поднял руки и крикнул:
— Шериф Хоскинс, отдаюсь под защиту закона!
Минуту в зале царила ошеломленная тишина; затем зрители кинулись на убийцу. Трехсотдевяностофунтовая туша шерифа протиснулась сквозь орущую толпу и загородила мужчину в защитном костюме.
— Я всегда знал, что ты мерзавец, Сесил Стамп, — сказал шериф, — вынимая наручники, — знал еще с тех пор, как подсмотрел, что ты начинял толченым стеклом кусок мяса для собаки Джо Поттера. Однако не думал, что ты докатишься до такого подлого убийства.
Он крикнул окружающим: «Очистить дорогу! Я отведу арестованного в тюрьму!»
— Минутку, черт побери, шериф! — Стамп был бледен, очки свалились, один плечевой погончик оторвался, но на его мясистой физиономии забрезжило что-то похожее на ухмылку. — Мне не по нраву словечко «арестованный». Я просил защиты. И еще… поаккуратнее с выражением «убийство»! Я никого не убивал!
Шериф моргнул и, обернувшись, крикнул: «Как там жертва, Док?»
Маленькая седая голова приподнялась над безжизненным телом Пришельца.
— Мертв, как дохлая макрель, шериф.
— Так я и думал. Пошли, Сесил.
— А по какому такому обвинению?
— Предумышленное убийство.
— Кого же это я пришил?
— Ты прикончил этого… этого… этого чужестранца.
— Нет тут никакого чужестранца! Это ж просто паразит, вредитель. Убийство, по моему разумению, это когда убитый вроде бы человек. По-вашему эта дрянь — человек?
— …Такой же человек, как я!
— …Разумное существо!
— …Разве можно запросто убивать!
— …Должен же быть закон!
Шериф поднял руку. Челюсти его были крепко сжаты.
— Как, судья Гейтс? Есть закон, запрещающий Сесилу Стампу убивать… хм… этого?
Судья оттянул пальцами верхнюю губу:
— Минуточку… — начал он. — С формальной точки зрения…
— Господи, — перебил его кто-то. — Вы хотите сказать, что законы не дают определения, что такое… я хочу сказать… что такое…
— Что такое человек? — фыркнул Стамп. — Что бы в законах ни говорилось, а ни черта там нет о красно-лиловых червяках! Паразит это, и дело с концам! Никакой разницы нет — прихлопнуть его или какого другого таракана!
— Тогда, клянусь богом, его надо арестовать за нанесение умышленного ущерба! — крикнул какой-то мужчина. — Или за охоту без разрешения и вне сезона!
Стамп полез в брючный карман, вытащил толстый мятый бумажник, выудил из него замусоленную бумажку и показал ее.
— Вот моя лицензия. Я — дезинфектор. И имею разрешение носить пушку. Закона я не нарушил. — Теперь он откровенно издевался.
— Я просто выполнил свои обязанности, шериф. Да еще задарма, а не на средства налогоплательщиков.
Маленький человечек со щетинистыми рыжими волосами, весь пылая, бросился на Стампа.
— Подлец кровожадный! — Он потрясал в воздухе кулаком. — Мы станем позором страны, хуже Литл-Рока! Линчевать его!
— Заткнись, Уинштейн, — вмешался шериф, — нечего разоряться насчет линчевания!
— А это и есть линчевание! — взорвался Сесил Стамп, весь побагровев. — Я же вам услугу оказал! А ну, раскройте уши! Это что за дрянь? — и он ткнул корявым пальцем в сторону судейского стола.
— Какой-то таракан с Марса или откуда там еще! И вам это известно не хуже, чем мне! А зачем он тут? Ясное дело, не за тем, чтобы делать добро таким, как вы и я! Уж это точно! Или они, или мы! И на этот раз мы их, благодарение господу, опередили!
— Ты… ты… ненавистник…!
— А ну, заткнись! Я такой же свободомыслящий, как любой из вас! Я и к неграм не больно-то придираюсь, и между евреем и белым разницы почти не делаю! Но уж коль дело доходит до приглашения в гости красных тварей, которых еще и людьми величают, тут я говорю: «Стоп!»
Шериф снова занял позицию между Стампом и наступающей на него толпой.
— Осади назад! Приказываю разойтись тихо и мирно! Этим делом я займусь лично!
— Думаю, пора мне двигать домой, шериф. — Стамп затянул ремень. — Мне-то спервоначалу казалось, что ты их утихомиришь маленько, но теперь они вроде сами попризадумались и видят, что порядка я не нарушал. Вряд ли среди них найдутся такие, что пойдут поперек закона, станут, к примеру, подступать к дезинфектору, выполняющему свои обязанности.
Он наклонился и поднял с пола свой пистолет.
— На мою ответственность, — сказал шериф Хоскинс, — можешь считать разрешение на пушку аннулированным. И твою лицензию — тоже.
— На здоровье! Разве я сопротивляюсь, шериф? Все, что тебе будет угодно. Занесешь все ко мне домой, когда покончишь с этим. — И он стал проталкиваться к дверям.
— Не расходитесь! — осанистый человек с густыми седыми волосами пробился к судейскому столу. — Объявляю чрезвычайное собрание граждан нашего города открытым!
Он стукнул председательским молотком по исцарапанной столешнице, бросив взгляд на прикрытое знаменем мертвое тело Пришельца.
— Джентльмены, мы должны действовать быстро и решительно. Если на радио, прежде чем мы примем согласованное решение, узнают об этом происшествии, Уиллоу Гроув будет проклят навеки!
— Послушайте, сенатор Кастис, — крикнул, вставая, судья Гейтс. — Это… эта толпа не может принимать решения, имеющие силу закона.
— Черт с ними, с законами, судья! Разумеется, это дело федеральных властей, тут даже Конституцию, может, придется изменять. Сейчас же мы собираемся дать определение понятия «человек», действующее в городских границах Уиллоу Гроув.
— И это самое малое, что надо сделать! — отрезала женщина с худым лицом, свирепо глядя на судью Гейтса. — Уж не думаете ли вы, что мы тут будем сидеть и одобрять этакое беззаконие?!
— Чепуха! — завопил Гейтс. — Я не меньше вашего возмущен происшедшим, но… но… но у человека две руки, две ноги и…
— Форма тела не имеет значения, — оборвал его председатель. — Медведи тоже ходят на двух ногах. Дэвид Зовский потерял одну на войне. Руки есть у обезьян.
— Любое разумное существо… — начала женщина.
— Тоже не пойдет. Сын моей несчастной сестры, Мелвин, родился идиотом, бедняга. Друзья, не будем терять времени. Исходя из таких принципов, определение дать очень трудно. Однако я думаю, что нам все же удастся найти такое решение вопроса, которое послужит основой для дальнейшего законодательства… Конечно, оно может привести к серьезным изменениям в будущем. Охотникам оно явно не придется по вкусу, да и мясную промышленность затронет. Но поскольку мы уже, как мне кажется, вошли в эпоху Контакта с э… э… существами других миров, надо навести порядок в собственном доме.
— Верно, сенатор! — заорал кто-то.
— …Лучше пусть этим займется Конгресс, — настаивал чей-то голос.
— Должны же и мы что-то сделать! — твердил другой.
Сенатор поднял руку.
— Тихо, ребята! Репортеры будут здесь через несколько минут. Наше определение, может статься, и не будет абсолютно точным, но оно заставит людей задуматься, а это сделает Уиллоу Гроув лучшую рекламу, чем убийство.
— Что у вас на уме, сэр?
— А вот что, — сказал сенатор торжественно, — человек — это любое безобидное существо.
Зашаркали подошвы. Кто-то откашлялся.
— А как же человек, который совершил насилие? — потребовал объяснения судья Гейтс. — Что же он…
— Это совершенно ясно, джентльмены, — просто сказал сенатор. — Он, разумеется, паразит и вредитель.
…Сесил Стамп стоял на ступеньках здания суда и, держа руки в карманах, болтал с репортером самой крупной в округе газеты. Их окружала толпа людей, опоздавших на волнующий спектакль а суде. Стамп разглагольствовал о меткости своих пяти выстрелов, о хлюпанье пуль, входивших в тело огромной лиловой змеи, и о том, как смехотворно выглядела она в агонии. Он лихо подмигнул человеку в комбинезоне, немного похожему на лису, который стоял рядом и ковырял в носу.
— Немало времени пройдет, пока какая-нибудь из этих проклятых ящериц отважится снова сунуть сюда нос с видом, будто они тут хозяева, — закончил Стамп.
Двери суда широко открылись. Взволнованные граждане выходили, сторонясь Стампа. Толпа вокруг него начала рассасываться, а потом и совсем исчезла, так как зеваки спешили поговорить с выходившими, рассчитывая на более свежие известия. Нашел себе жертву и репортер.
— Может быть, вы будете столь любезны, сэр, и сообщите подробности действий, предпринятых… э-э-э… специальным комитетом?
Сенатор Кастис пожевал губами.
— Была созвана сессия муниципалитета, — сказал он. — Мы приняли определение понятия «человек» для нашего города…
Стамп, стоя в десяти футах, фыркнул:
— Это меня не касается. Закон обратной силы не имеет!
— Еще мы классифицировали, что такое «паразит и вредитель».
Стамп резко захлопнул рот:
— Под меня копаете, Кастис? Подождем до выборов…
Дверь снова отворилась. Высокий человек в кожаной куртке вышел на лестницу и остановился, глядя вниз. Толпа отпрянула. Сенатор и репортер посторонились.
Человек медленно спустился по ступенькам. В руке у него был блестящий пистолет сорок четвертого калибра, ранее принадлежавший Стампу.
Стоя в одиночестве, Стамп следил за его действиями.
— Эй! — в его голосе чувствовалось напряжение. — Ты-то еще кто такой, черт тебя раздери?!
Человек спустился на последнюю ступеньку и поднял пистолет.
— Я — новый дезинфектор, — ответил он.