Леопольдо Лугонес
Соляная фигура
* * *
Вот как рассказал мне один паломник историю монаха Созистрата.
Кто не бывал в монастыре Святого Сабаса, тот не знает, что такое запустение. Представьте себе старое-старое здание на берегу реки Иордан, воды которой, желтые от песка, текут, понемногу иссякая, в Красное море среди терпентиновых и яблоневых рощ[1] Содома. А здесь лишь одна пальма возвышается над стенами монастыря. Полное безлюдье, лишь изредка нарушаемое перегоняющими свои стада кочевниками; с гор, заслоняющих горизонт, как будто стекает, разливаясь по равнине, великая тишина. Когда ветер дует с пустыни, он несет тончайший песок; когда дует с озера, все деревья покрываются налетом соли. На западе и на востоке — одинаковый унылый пейзаж. Только те, кому надо замаливать тяжкие грехи, посещают подобные пустынные места. В монастыре можно послушать мессу и причаститься. Монахи, которых осталось всего пятеро и всем им за шестьдесят, предложат паломнику скромную трапезу, состоящую из жареных фиников, винограда, речной воды, а иногда и пальмового вина. Почти никогда не покидают они стен монастыря, хотя соседние племена почитают их за то, что они хорошие лекари. Когда кто-либо из них умирает, его хоронят в одной из пещер в прибрежных скалах. В этих пещерах гнездятся парочки сизых голубей; когда-то в них обитали первые отшельники, одним из коих и был монах Созистрат, историю которого я обещал вам рассказать. Да поможет мне Кармелитская Божья Матерь, а вы слушайте внимательно. Я повторю слово в слово то, что рассказал мне брат Порфирий, который ныне покоится в одной из пещер монастыря Святого Сабаса, где он завершил восьмидесятилетнюю святую жизнь, исполненную добродетели и покаяния. Да хранит его Господь в царстве Своем. Аминь.
Созистрат был армянским монахом, решившим провести свою жизнь в пустыне вместе с несколькими юношами, его друзьями в миру, недавно обращенными в веру Христову. Он принадлежал к тем стойким отшельникам, которых называют столпниками. После долгого блуждания по пустыне Созистрат и его спутники набрели на пещеры, о которых я уже говорил, и поселились в них. Для удовлетворения своих потребностей им хватало воды из реки Иордан и овощей, которые они совместно выращивали на небольшом огороде. Дни свои монахи проводили в молитвах и размышлениях. Молитвы их вздымались к небу, точно колонны, поддерживавшие шаткий свод небес, готовый обрушиться на мирские грехи. Самоистязание этих добровольных изгнанников, ежедневное умерщвление плоти постом смягчили праведный гнев Господень, предотвратили немало моровых язв, войн и землетрясений. Этого не знают нечестивцы, которые бездумно смеются над епитимьями монахов. А ведь мученичество и молитвы праведников — это ключи к небесным вратам.
За тридцать лет лишений и безмолвия Созистрат и его друзья достигли святости. Поверженный демон выл от бессильной злобы под ногами святых монахов. Они один за другим покидали бренный мир, и наконец Созистрат остался один. Он был очень стар, весь высох. Стал почти прозрачным. Молился, стоя на коленях, по пятнадцать часов в день, не раз были ему откровения. Два голубка каждый день приносили зерна граната, ими он и питался. Ничего другого не ел, зато и благоухал, как куст жасмина в вечерний час. Каждый год в страстную пятницу, проснувшись, он находил у изголовья своего ложа из веток бокал вина и хлеб, коими и причащался, испытывая невыразимое наслаждение. Никогда не задумывался над тем, откуда этот дар, ибо верил, что его посылает Господь наш Иисус Христос. И, ожидая в полной готовности дня вознесения на небеса, продолжал терпеливо жить на грешной земле год за годом. Уже более пятидесяти лет ни один путник не наведывался в его пещеру.
Но однажды утром, когда монах молился, его верные друзья голуби вдруг чего-то испугались и улетели. К пещере подошел паломник. Созистрат приветствовал его святыми словами и предложил ему отдохнуть, указав на кувшин со свежей водой. Незнакомец жадно напился; похоже было, он изнемогает от усталости; потом съел горсть сушеных фруктов, которые достал из сумы, и помолился вместе с монахом.
Прошла неделя. Путник рассказал о своем паломничестве от Цезарии[2] до берегов Мертвого моря, а в заключение поведал историю, которая весьма озаботила Созистрата.
— Я видел развалины проклятых Богом городов, — сказал он однажды вечером монаху. — Смотрел на море, дымящееся, словно печь, и со страхом созерцал соляную фигуру женщины — наказанной Богом жены Лота. Женщина эта жива, брат мой, я слышал, как она стонала, а в полдень на лбу ее проступал пот.
— Нечто похожее рассказывает Ювенк[3] в своем трактате «De Sоdoma», — тихим голосом сказал Созистрат.
— Да, я знаю это место в книге, — продолжал паломник. — Там есть и другие верные суждения; вот и получается, что жена Лота продолжает оставаться в своем женском естестве. Я подумал, что было бы милосердно избавить ее от наказания…
— Но такова была кара Божья! — воскликнул отшельник.
— А разве Христос Своими страданиями не искупил грехи древних? — мягко возразил паломник, который, несомненно, хорошо знал Священное Писание. — Разве крещение не смывает грех против Закона так же, как грех против Евангелия?..
После этих слов оба отошли ко сну. То была последняя проведенная вместе ночь. На другой день незнакомец ушел, унося благословение Созистрата; нет нужды говорить вам, что паломник этот, несмотря на благообразие, был не кто иной, как Сатана собственной персоной.
Замысел Нечистого был весьма хитроумен. С того дня дух святого монаха стала смущать неотвязная мысль. Освятить соляную фигуру, избавить от мук заточенную в нее душу! Того требовали и милосердие, и разум. В этой духовной борьбе монах провел несколько месяцев, пока его не посетило видение. Во сне ему явился ангел и приказал совершить обряд крещения соляной фигуры.
Созистрат молился и постился три дня, а на четвертый взял свой посох из акации и пошел по берегу
Иордана, направляясь к Мертвому морю. Путь был не очень дальний, но старые ноги с трудом держали монаха. Он шел два дня. Верные голуби кормили его, как обычно; он много и жарко молился, принятое решение причиняло монаху немало беспокойства. Наконец, когда ноги уже почти отказались ему служить, горы расступились и показалось озеро.
Развалины проклятых Богом городов были уже почти не видны. Осталось лишь несколько обгорелых камней, обломки арок, ряды изъеденных солью кирпичей… Монах почти не обратил внимания на эти останки, он старался не ступать на них, чтобы не запачкать ноги. И вдруг он задрожал всем телом. К югу от городов, в углублении горы, стояла соляная фигура.
Она стояла, высокая и тонкая, точно призрак, — под окаменевшим, изъеденным непогодой плащом. Солнце ярко сияло, обжигая скалы и отражаясь в покрытых налетом соли листьях терпентиновых деревьев. В полуденном сиянии они казались серебряными. В небе не было ни облачка. Горькие воды Мертвого моря спали, неподвижно застыв. Рассказывают, что, когда подует ветер, можно расслышать стоны и жалобы городов-призраков.
Созистрат подошел к изваянию. Паломник сказал правду. Лицо статуи было покрыто тепловатой влагой. Белые глаза и белые губы оставались совершенно неподвижными в многовековом каменном сне. В соляной глыбе не оставалось признаков жизни. Не одну тысячу лет жгло ее безжалостное солнце; и все же эта статуя жила, раз она потела! Ее сон хранил в себе тайну библейских трагедий. Гнев Иеговы обрушился на это существо, ужасный сплав плоти и камня. Не дерзким ли является намерение нарушить сей сон? Не падет ли грех проклятой Богом женщины на того, кто захотел ее освободить? Оживить извечную тайну — это безумие, бесовское искушение. Исполненный тоски Созистрат преклонил колени в тени деревца, чтобы помолиться…
Не стану рассказывать, как был совершен обряд крещения. Знайте только, что, когда на статую попала святая вода, соль постепенно растаяла и глазам отшельника предстала женщина, старая как мир, закутанная в отвратительные лохмотья, пепельно-бледная, слабая и дрожащая, вобравшая в себя столь много веков. Монах, которому случалось без страха лицезреть дьявола, на этот раз испугался. В женщине возродится весь грешный люд. Ее глаза видели, как Божий гнев низвергал на грешные города горящую серу; эти лохмотья когда-то были тканями, сотканными из шерсти верблюдов Лота; эти ноги попирали пепел Вечного пожара!
Женщина заговорила с монахом на древнем языке.
Она ничего не помнила. Вид моря пробудил в ней лишь смутную картину пожара. Душа ее была в смятении. Она долго спала, спала черным могильным сном. Она страдала, сама не зная почему, от многовекового кошмара. Теперь монах освободил ее. Она это понимала. И это была единственная ясная мысль в ее пробудившемся сознании. А море… пожар… катастрофа… пылающие города… Все это таяло в ясном видении смерти. Она должна была умереть. Теперь она спасена. Ее спас монах!
Созистрата била дрожь. Глаза его горели ярким пламенем. Прошлое растворилось в нем, как будто огненный ветер опустошил его душу. И только одна мысль сверлила его мозг: перед ним жена Лота! Солнце клонилось к вершинам гор. Горизонт пылал пурпуром. В этом пламени оживала древняя трагедия. Как будто возродилась Божья кара, огонь пожара снова отражался в горьких водах озера. Созистрат возвратился через много веков в прошлое. Он вспоминал. Он был участником катастрофы. И эта женщина… эта женщина была ему знакома!
Тогда в душе его загорелось страстное желание. И он заговорил, обращаясь к воскресшему призраку:
— Женщина, ответь мне только на один вопрос.
— Говори… Спрашивай…
— Ты ответишь мне?
— Да. Говори. Ты меня спас!
Глаза отшельника сверкнули, словно вобрали в себя весь огонь, полыхавший над горами.
— Женщина, скажи, что ты увидела, когда обернулась?
Испуганным голосом она ответила:
— О нет!.. Ради Бога Единого, не пытайся узнать это!
— Скажи, что ты увидела?!
— Нет… нет… Это все равно что броситься в бездну!
— Я хочу в бездну.
— Это смерть…
— Скажи, что ты увидела!
— Не могу… не хочу!
— Я тебя спас.
— Нет… нет… Солнце зашло.
— Говори!
Женщина приблизилась к монаху. Голос ее звучал словно из-под слоя пыли, угасал, темнел, умирал.
— Во имя праха твоих родителей!..
— Говори!
Тогда призрак приблизил губы к уху отшельника и произнес одно слово. И Созистрат, будто сраженный молнией, не издав ни единого звука, рухнул замертво.
Помолимся Господу за упокой его души.
Кто не бывал в монастыре Святого Сабаса, тот не знает, что такое запустение. Представьте себе старое-старое здание на берегу реки Иордан, воды которой, желтые от песка, текут, понемногу иссякая, в Красное море среди терпентиновых и яблоневых рощ[1] Содома. А здесь лишь одна пальма возвышается над стенами монастыря. Полное безлюдье, лишь изредка нарушаемое перегоняющими свои стада кочевниками; с гор, заслоняющих горизонт, как будто стекает, разливаясь по равнине, великая тишина. Когда ветер дует с пустыни, он несет тончайший песок; когда дует с озера, все деревья покрываются налетом соли. На западе и на востоке — одинаковый унылый пейзаж. Только те, кому надо замаливать тяжкие грехи, посещают подобные пустынные места. В монастыре можно послушать мессу и причаститься. Монахи, которых осталось всего пятеро и всем им за шестьдесят, предложат паломнику скромную трапезу, состоящую из жареных фиников, винограда, речной воды, а иногда и пальмового вина. Почти никогда не покидают они стен монастыря, хотя соседние племена почитают их за то, что они хорошие лекари. Когда кто-либо из них умирает, его хоронят в одной из пещер в прибрежных скалах. В этих пещерах гнездятся парочки сизых голубей; когда-то в них обитали первые отшельники, одним из коих и был монах Созистрат, историю которого я обещал вам рассказать. Да поможет мне Кармелитская Божья Матерь, а вы слушайте внимательно. Я повторю слово в слово то, что рассказал мне брат Порфирий, который ныне покоится в одной из пещер монастыря Святого Сабаса, где он завершил восьмидесятилетнюю святую жизнь, исполненную добродетели и покаяния. Да хранит его Господь в царстве Своем. Аминь.
Созистрат был армянским монахом, решившим провести свою жизнь в пустыне вместе с несколькими юношами, его друзьями в миру, недавно обращенными в веру Христову. Он принадлежал к тем стойким отшельникам, которых называют столпниками. После долгого блуждания по пустыне Созистрат и его спутники набрели на пещеры, о которых я уже говорил, и поселились в них. Для удовлетворения своих потребностей им хватало воды из реки Иордан и овощей, которые они совместно выращивали на небольшом огороде. Дни свои монахи проводили в молитвах и размышлениях. Молитвы их вздымались к небу, точно колонны, поддерживавшие шаткий свод небес, готовый обрушиться на мирские грехи. Самоистязание этих добровольных изгнанников, ежедневное умерщвление плоти постом смягчили праведный гнев Господень, предотвратили немало моровых язв, войн и землетрясений. Этого не знают нечестивцы, которые бездумно смеются над епитимьями монахов. А ведь мученичество и молитвы праведников — это ключи к небесным вратам.
За тридцать лет лишений и безмолвия Созистрат и его друзья достигли святости. Поверженный демон выл от бессильной злобы под ногами святых монахов. Они один за другим покидали бренный мир, и наконец Созистрат остался один. Он был очень стар, весь высох. Стал почти прозрачным. Молился, стоя на коленях, по пятнадцать часов в день, не раз были ему откровения. Два голубка каждый день приносили зерна граната, ими он и питался. Ничего другого не ел, зато и благоухал, как куст жасмина в вечерний час. Каждый год в страстную пятницу, проснувшись, он находил у изголовья своего ложа из веток бокал вина и хлеб, коими и причащался, испытывая невыразимое наслаждение. Никогда не задумывался над тем, откуда этот дар, ибо верил, что его посылает Господь наш Иисус Христос. И, ожидая в полной готовности дня вознесения на небеса, продолжал терпеливо жить на грешной земле год за годом. Уже более пятидесяти лет ни один путник не наведывался в его пещеру.
Но однажды утром, когда монах молился, его верные друзья голуби вдруг чего-то испугались и улетели. К пещере подошел паломник. Созистрат приветствовал его святыми словами и предложил ему отдохнуть, указав на кувшин со свежей водой. Незнакомец жадно напился; похоже было, он изнемогает от усталости; потом съел горсть сушеных фруктов, которые достал из сумы, и помолился вместе с монахом.
Прошла неделя. Путник рассказал о своем паломничестве от Цезарии[2] до берегов Мертвого моря, а в заключение поведал историю, которая весьма озаботила Созистрата.
— Я видел развалины проклятых Богом городов, — сказал он однажды вечером монаху. — Смотрел на море, дымящееся, словно печь, и со страхом созерцал соляную фигуру женщины — наказанной Богом жены Лота. Женщина эта жива, брат мой, я слышал, как она стонала, а в полдень на лбу ее проступал пот.
— Нечто похожее рассказывает Ювенк[3] в своем трактате «De Sоdoma», — тихим голосом сказал Созистрат.
— Да, я знаю это место в книге, — продолжал паломник. — Там есть и другие верные суждения; вот и получается, что жена Лота продолжает оставаться в своем женском естестве. Я подумал, что было бы милосердно избавить ее от наказания…
— Но такова была кара Божья! — воскликнул отшельник.
— А разве Христос Своими страданиями не искупил грехи древних? — мягко возразил паломник, который, несомненно, хорошо знал Священное Писание. — Разве крещение не смывает грех против Закона так же, как грех против Евангелия?..
После этих слов оба отошли ко сну. То была последняя проведенная вместе ночь. На другой день незнакомец ушел, унося благословение Созистрата; нет нужды говорить вам, что паломник этот, несмотря на благообразие, был не кто иной, как Сатана собственной персоной.
Замысел Нечистого был весьма хитроумен. С того дня дух святого монаха стала смущать неотвязная мысль. Освятить соляную фигуру, избавить от мук заточенную в нее душу! Того требовали и милосердие, и разум. В этой духовной борьбе монах провел несколько месяцев, пока его не посетило видение. Во сне ему явился ангел и приказал совершить обряд крещения соляной фигуры.
Созистрат молился и постился три дня, а на четвертый взял свой посох из акации и пошел по берегу
Иордана, направляясь к Мертвому морю. Путь был не очень дальний, но старые ноги с трудом держали монаха. Он шел два дня. Верные голуби кормили его, как обычно; он много и жарко молился, принятое решение причиняло монаху немало беспокойства. Наконец, когда ноги уже почти отказались ему служить, горы расступились и показалось озеро.
Развалины проклятых Богом городов были уже почти не видны. Осталось лишь несколько обгорелых камней, обломки арок, ряды изъеденных солью кирпичей… Монах почти не обратил внимания на эти останки, он старался не ступать на них, чтобы не запачкать ноги. И вдруг он задрожал всем телом. К югу от городов, в углублении горы, стояла соляная фигура.
Она стояла, высокая и тонкая, точно призрак, — под окаменевшим, изъеденным непогодой плащом. Солнце ярко сияло, обжигая скалы и отражаясь в покрытых налетом соли листьях терпентиновых деревьев. В полуденном сиянии они казались серебряными. В небе не было ни облачка. Горькие воды Мертвого моря спали, неподвижно застыв. Рассказывают, что, когда подует ветер, можно расслышать стоны и жалобы городов-призраков.
Созистрат подошел к изваянию. Паломник сказал правду. Лицо статуи было покрыто тепловатой влагой. Белые глаза и белые губы оставались совершенно неподвижными в многовековом каменном сне. В соляной глыбе не оставалось признаков жизни. Не одну тысячу лет жгло ее безжалостное солнце; и все же эта статуя жила, раз она потела! Ее сон хранил в себе тайну библейских трагедий. Гнев Иеговы обрушился на это существо, ужасный сплав плоти и камня. Не дерзким ли является намерение нарушить сей сон? Не падет ли грех проклятой Богом женщины на того, кто захотел ее освободить? Оживить извечную тайну — это безумие, бесовское искушение. Исполненный тоски Созистрат преклонил колени в тени деревца, чтобы помолиться…
Не стану рассказывать, как был совершен обряд крещения. Знайте только, что, когда на статую попала святая вода, соль постепенно растаяла и глазам отшельника предстала женщина, старая как мир, закутанная в отвратительные лохмотья, пепельно-бледная, слабая и дрожащая, вобравшая в себя столь много веков. Монах, которому случалось без страха лицезреть дьявола, на этот раз испугался. В женщине возродится весь грешный люд. Ее глаза видели, как Божий гнев низвергал на грешные города горящую серу; эти лохмотья когда-то были тканями, сотканными из шерсти верблюдов Лота; эти ноги попирали пепел Вечного пожара!
Женщина заговорила с монахом на древнем языке.
Она ничего не помнила. Вид моря пробудил в ней лишь смутную картину пожара. Душа ее была в смятении. Она долго спала, спала черным могильным сном. Она страдала, сама не зная почему, от многовекового кошмара. Теперь монах освободил ее. Она это понимала. И это была единственная ясная мысль в ее пробудившемся сознании. А море… пожар… катастрофа… пылающие города… Все это таяло в ясном видении смерти. Она должна была умереть. Теперь она спасена. Ее спас монах!
Созистрата била дрожь. Глаза его горели ярким пламенем. Прошлое растворилось в нем, как будто огненный ветер опустошил его душу. И только одна мысль сверлила его мозг: перед ним жена Лота! Солнце клонилось к вершинам гор. Горизонт пылал пурпуром. В этом пламени оживала древняя трагедия. Как будто возродилась Божья кара, огонь пожара снова отражался в горьких водах озера. Созистрат возвратился через много веков в прошлое. Он вспоминал. Он был участником катастрофы. И эта женщина… эта женщина была ему знакома!
Тогда в душе его загорелось страстное желание. И он заговорил, обращаясь к воскресшему призраку:
— Женщина, ответь мне только на один вопрос.
— Говори… Спрашивай…
— Ты ответишь мне?
— Да. Говори. Ты меня спас!
Глаза отшельника сверкнули, словно вобрали в себя весь огонь, полыхавший над горами.
— Женщина, скажи, что ты увидела, когда обернулась?
Испуганным голосом она ответила:
— О нет!.. Ради Бога Единого, не пытайся узнать это!
— Скажи, что ты увидела?!
— Нет… нет… Это все равно что броситься в бездну!
— Я хочу в бездну.
— Это смерть…
— Скажи, что ты увидела!
— Не могу… не хочу!
— Я тебя спас.
— Нет… нет… Солнце зашло.
— Говори!
Женщина приблизилась к монаху. Голос ее звучал словно из-под слоя пыли, угасал, темнел, умирал.
— Во имя праха твоих родителей!..
— Говори!
Тогда призрак приблизил губы к уху отшельника и произнес одно слово. И Созистрат, будто сраженный молнией, не издав ни единого звука, рухнул замертво.
Помолимся Господу за упокой его души.