---------------------------------------------------------------
© Copyright Сергей Павлович Лукницкий, 2001
Email: SLuknitsky(a)freemail.ru
Изд. "Русский Двор", Москва, 2005
---------------------------------------------------------------
(приглашение к сценарию)
Нет повести печальнее на свете,
чем повесть о Центральном комитете
1.
Говоря о произошедшем теперь, то есть, подглядывая в конец задачника,
где написаны ответы, легко себе представить, почему этот областной центр
заинтересовал одновременно и космос, и правоохранительные органы.
Правоохранительные органы потому, что область после опубликования еще
недавно секретных данных о распространившейся в ней наркомании стала
изнывать от неблагополучных показателей и, естественно, жаждала наказать
виновных. Ими, как водиться оказались журналисты.
А космос, потому что именно здесь, куда через три месяца должен был
прибыть полковник Нестеров расследовать это неблагополучие, имелось
сверхсекретное предприятие, на котором выпускался материал очень похожий на
металл. Материал этот имел название "Дельта-2М" и использовался для
строительства сопла космических кораблей.
Отцы области гордились тем, что вносят вклад в отечественную
космонавтику. И было, между прочим, чем гордиться: материал был легким,
сверхпрочным и, при ближайшем рассмотрении, даже немножко неземным.
Но однажды технология изготовления "Дельты-2М" была нарушена нелепой
случайностью, а не злым умыслом, и он получился неподдающимся никакой
обработке.
Абсолютно никакой.
И вся техника на свете не способна была теперь вернуть застывшую массу
в нужную форму.
Счет шел буквально на часы.
История эта произошла давно, еще когда в языке были такие, теперь
ставшие архаичными слова, как ЦК, обком, зарплата, совесть, поэтому в нашем
повествовании мы не будем их заменять другими, например: конгресс США,
инфляция или консенсус, а возьмем как данность, что речь идет о том времени,
когда ЦК был хозяином в стране.
Вероятно, этот высший партийный орган контролировал и процесс
застывания сверхматериала, потому что едва только директор, еще только
обнаружил сбой программы в горячем цехе своего предприятия, как тотчас же
раздался звонок по телефону правительственной связи АТС-2 (вертушке), и
заведующий оборонным отделом ЦК спросил:
- Ну что?
Директор завода привстал со своего кресла, и было у него такое
ощущение, что кресло, не отклеившись от зада, привстало вместе с ним.
- Застывает, товарищ генерал-полковник, - в сердцах, но осторожно
выдохнул директор, позабыв о том, что в партийных инстанциях напоминать о
чинах и званиях не принято.
Но генерал-полковник не клюнул на то, что у директора задержались в
памяти его многочисленные звезды.
- Что будем делать? - мягко спросил он.
-Есть предложение, товарищ заведующий отделом, - сказал директор
завода, прекрасно понимая, что не скажи он так, предложение и притом весьма
конкретное немедленно поступит с другой стороны провода. - Отольем из этого
материала памятник вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину, - и
сделал паузу.
И, конечно, выиграл. В стране, где идеология главенствует над всем
остальным, другого, лучшего, даже вообразить себе было невозможно.
Да, дорогостоящий материал пропадает, да, придется повышать цены на
сырье, да, все плохо и придется докладывать о временных трудностях секретарю
ЦК, но есть во всем произнесенном и положительный фактор. Если директор
завода готов использовать металл во благо монументальной пропаганды, это
значит, что с идеологией в области дела обстоят не плохо. А идеологический
отдел ЦК по статусу выше оборонного.
Так, продолжая беседу с директором завода, беседу, становящуюся с
каждым словом все ненужнее, заведующий Оборонным отделом нажал на большом
пульте, что помещался слева от его стола маленькую кнопку. Таковых
одинаковых было там штук сто. Но он нажал ту, которая тот час же засветилась
и засвидетельствовала, что трубку скоро возьмет секретарь областного
комитета партии, начальника директора оборонного завода и подчиненный
заведующего отделом ЦК. Пока срабатывала автоматика, заведующий отделом
завершал разговор с директором оборонного завода.
Директор завода возник в этом мире из того же чрева, что и заведующий
отделом ЦК, но при этом был он моложе, мобильней и расторопней, чем его
собрат в Москве, поэтому он тоже на своем пульте нажал кнопку, но здесь это
была самая большая кнопка. Радиоимпульс четыре километра от завода до обкома
преодолел быстрее, чем его собрат, тоже импульс - четыре тысячи километров
от Старой площади до обкома. Поэтому директор соединился поэтому с обкомом
почти немедленно, и голос первого секретаря услышал раньше.
- У нас запорота "Дельта-2М", - веско сказал он первому секретарю,
прекрасно понимая, что хозяином ситуации тут является он. - Москва дала
команду отлить из этого материала памятник.
Первый секретарь поддакнул. Он не был уверенным в себе человеком,
поэтому даже неписанное слово Москвы было для него законом, и он быстро
свернул разговор, тем более, как показала красная лампочка индикатора, на
проводе была сама Москва.
Разговор с Москвой ничего нового не открыл первому секретарю. Он только
еще раз подтвердил готовность отливать из запоротого материала памятник
вождю, и произвольно, "с потолка", назначил дату для этого мероприятия.
Все три абонента остались довольны. А секретарь обкома - больше других:
на открытие приедет кто-то из столицы, а это важно, - заметят. Кроме того, в
подчиненном не ошибся: директор завода предупредил о звонке из ЦК пусть за
минуту, но успел дать информацию, и его, секретаря обкома, не подставил...
2.
Дело не клеилось, хотя уже было возбуждено. Задержанный в аэропорту
субъект с наркотиками оказался всего лишь "шестеркой" и поэтому ничего
пояснить не мог.
Тем не менее, дело существовало и требовало расследования. Расследовать
его поручили московскому полковнику Нестерову, который взял с собой в этот
огромный областной город кофр с различной документацией, сумочку со своими
вещами и два чемодана дамского барахла. Эти два чемодана его не очень
тяготили, потому что в этот же город ехала с ним вместе его славная жена,
согласившаяся провести время с несчастным мужем, взявшимся за распутывание
очередной загадки.
Расположились супруги в большой гостинице, в приличном номере, и пока
Анна Михайловна занималась свиванием временного гнездышка, Нестеров
знакомился с делом.
Он пришел в прокуратуру города, и после недолгих приветствий уселся
читать материалы в том же кабинете, где колдовал над своими растворами и
химикатами прокурор-криминалист. Криминалист недавно побывал в Москве и
поэтому Нестеров принужден был постоянно отрываться от дела и давать
криминалисту пояснения из жизни столицы. В конце концов, это ему надоело, и
он сам стал задавать вопросы, пока не надоел в свою очередь криминалисту.
Криминалист занялся делом, ибо наконец, разговор перешел на профессиональные
вопросы, достал вещественные доказательства преступления и показал их
Нестерову. В качестве вещдока фигурировал приятный на вид белый порошок.
Нестеров не долго думая, послюнявил палец, прикоснулся к белому порошку,
представленному ему криминалистом, и машинально этот палец лизнул.
В ту же секунду он почувствовал прилив энергии и стал действовать. Мозг
стал работать интенсивней, и Нестеров, чтобы обдумать внезапно возникшую
версию, вышел на площадь, где почти тотчас же увидел толпу своих
соотечественников, страждущих в ожидании прибытия свежего пива.
Не раздумывая о внезапно возникшем желании, он тоже встал в очередь, но
вскоре какой-то субъект кивнул ему и поднес кружку, и Нестерову ничего не
оставалось, как с благодарностью улыбнуться и начать пить.
Поздно, но какой-то звоночек сработал в голове Нестерова: никакой
субъект просто так пиво не поднесет, а тут он опять подошел и снова с
кружками.
На этот раз субъект показался Нестерову весьма странным. На нем был
костюм из золотистого с металлическим отливом материала, которого не только
в области, но и в столице полковник никогда не видел. В этом Нестеров, часто
имевший служебные контакты с торговлей, мог не сомневаться; костюм из
материала, из которого скорее делают космические скафандры для
приключенческих фильмов, и Нестеров, не выдержав и, забыв про свое
расследование, оприходуя к этому времени третью кружку, стал внимательно
приглядываться к своему визави.
Тот оказался словоохотливым, причем говорил, очень четко выговаривая
все звуки, и через несколько минут разомлевший на солнце полковник уже знал,
что перед ним не какой-нибудь областной начальник из общества "Знание", а
обыкновенный инопланетянин, прибывший сюда, на нашу бренную Землю для того,
чтобы помочь землянам пестовать нравственность.
- Ну хорошо, - сказал Нестеров, понимая, что удивляться было бы
бессмысленно, - если вы действительно инопланетянин, знающий очень много,
иными словами, все, что содержится в головах всех землян, то, быть может, вы
с легкостью поможете мне решить и мою проблему: она как раз заключается в
том, что я не знаю того, что я должен бы знать.
- Буду рад, - сказал инопланетянин так просто, как будто он собирался
поднять упавший зонт или платок.
- Скажите мне, - спросил, подумав, Нестеров, - кто промышляет
наркотиками в этой области?
Инопланетянин переспросил:
- А что такое наркотики?
- Это то, что воздействует на мозг химически, или биологически, или...
Но продолжить не успел.
- Знаю, это лекарства, которые земляне применяют не по назначению, -
драге.
- Пусть драге, - согласился Нестеров.
- Вам ведь нужен поименный список? Мне только надо сосредоточиться.
- Да, - сказал Нестеров, - имена всех, кто имеет отношение к
преступному бизнесу.
- Бизнесу? - переспросил инопланетянин. - Это когда за драго что-то
отдают.
- Вот именно.
- Включая представителей властей, которые что-то отдают за драге?
- Да, - сказал следователь, которого этот разговор стал забавлять.
- Нет ничего проще, - сказал инопланетянин, - необходимые вам имена уже
здесь.
И с этими словами он открыл блестящий чемоданчик и вытащил оттуда
толстую пачку листов, сделанных из какого-то странного, но белого, похожего
на бумагу, материала. На них были написаны в самом деле имена по крайне мере
трех тысяч человек. К тому же это были не просто имена, но изображения этих
людей.
- Ого, - сказал Нестеров.
- Здесь все, кто покупал или обменивал драге за деньги в последнюю
неделю.
- Именно драге? Если мы только правильно друг друга поняли.
- Конечно.
- Но ведь сюда могли попасть и действительно больные люди для которых
наркотик - лекарство.
- Вы просили всех.
Нестеров допил пиво, поблагодарил, взял пачку подмышку и откланялся.
Слишком это было невероятно, но с таким списочком он нашел хорошую работу
оперативникам.
Прогуливаясь по улице, Нестеров вспоминал разговор с незнакомцем, или
скорее ощущение от этого разговора и решил, что он сходит с ума. Но это было
бы слишком просто и примитивно, и поэтому он, поддавшись магии внутреннего
голоса, стал вникать в информацию о пришельце.
И чем больше он этим занимался, тем больше он понимал, что существует
какая-то доселе ненащупанная связь между этой странной встречей и его
визитом в эту область.
Присев на скамью на бульваре, Нестеров стал рассматривать листы,
переданные ему при столь обыденных, а потому странных обстоятельствах.
Верхний лист пачки засветился, едва Нестеров прикоснулся к нему
пальцами. На нем появилось изображение пришельца.
Нестеров так сидел довольно долго, не отрывая руки от листа скорее в
шоке, нежели в раздумье. Он и не подозревал, что неведомые силы исследуют в
этот момент его мозг, чувства, код нравственности. Не подозревал он и того,
что сегодняшняя встреча не была случайной: Нестеров был заранее намечен как
объект исследований, и поэтому случайностью встречи можно считать лишь то,
что она произошла у пивного ларька...
Пришелец, как он представился Нестерову, залетел с планеты Ускоренных
мелодий. Он рассказал полковнику, что любая мелодия - это кодированная
информация, и что вполне поэтому резонно, что ее можно прослушать в два-три
раза быстрее, чем обычно.
Он говорил еще много непонятного и таинственного, и земной Нестеров
даже грешным делом подумал, а не из госбезопасности или не из обкома ли его
инопланетянин.
В конце концов Нестеров устал и отправился в гостиницу, где добавил к
пиву еще сто пятьдесят "Пшеничной" и отлично был накормлен Анной
Михайловной.
Телевизор смотреть не хотелось, Анечка что-то шила, вдруг встала, чтобы
его поцеловать, и случайно взглянула в окно.
- Коленька, иди скорей сюда, смотри, что там происходит?
Нестеров подошел к окну и взял жену за плечи.
-Ничего особенного, - он тряхнул головой, - это на площади
устанавливают по просьбе трудящихся памятник вождю мирового пролетариата,
другу всех угнетенных, товарищу Владимиру Ильичу Ленину.
- Коля, - делая серьезные глаза спросила Анна Михайловна, - а что, в
этом номере гостиницы, где остановился полковник из Москвы, нет микрофонов?
- Есть, конечно, - успокоил ее муж, - но вряд ли они работают. Вся
энергия ушла вот на это. - И он показал в окно.
На следующий день утром Нестеров в прокуратуру не пошел. Он все еще
изучал странные документы, которые передал ему неизвестный. Дважды звонили
из прокуратуры и УВД, но он говорил резко и коротко: "Разбираюсь, надо
будет, приеду", - и его оставляли в покое. Не пошел он и на пикничок,
устраиваемый местным руководством. Он сидел один в номере гостиницы (Анна
Михайловна отправилась за покупками) и пытался вызвать в себе то же
состояние, которое ощущал вчера.
Взял в руки очередной лист. Этот тоже засветился, едва только Нестеров
к нему прикоснулся снова.
Вновь завязалась молчаливая беседа, и продолжалась она до тех пор, пока
Нестеров не почувствовал смертельную усталость.
3.
- Слушай, Нестеров, - голос прокурора был возбужден, как будто от него
только что ушла любовница. Но Нестеров знал, что любовницы у прокурора не
может быть, не столько в силу возраста, сколько в силу партийных традиций,
поэтому он сразу же сказал:
- Что случилось Василий Игнатьевич?
- Что случилось, что случилось, - завопил в трубку прокурор, случилось
то, что никогда не случалось. Какой-то мудак, - он произнес это слово по
слогам, вероятно, чтобы Нестеров лучше понял, - привязал нашего
ответственного работника, между прочим, депутата, цепочкой к новому
памятнику Ленину. Я не знаю, как ты это квалифицируешь, по двести шестой или
двести двенадцатой, но думай сам... Но то, что парень уже второй день мается
у памятника, это безобразие. Между прочим, почему ты на работу не ходишь?
Нестеров выдержал паузу. Решил на второй вопрос не отвечать.
- Не понимаю вас, Василий Игнатьевич, как можно маяться, стоя у
памятника Ленину. Вы, по-моему, что-то не то сказали.
Прокурор тоже выдержал паузу, ровно такую, чтобы оценить степень
сказанного Нестеровым.
Степень дозволенности. Но ничего недозволенного в речи полковника не
нашел. Более того и сам вдруг подумал о том, что постоять у памятника вождю,
вознося здравицы партии в расчете на обещанный коммунизм, - почетное дело
каждого советского человека. И хотел сказать об этом Нестерову. Но потом
понял, что это было бы не по существу. Поэтому начал снова:
- Николай Константинович, - сказал он уже мягче, - когда депутат
выходит из машины и делает замечание какому-то странному субъекту в
блестящем костюме, а тот приковывает его за это к памятнику вождю, это,
согласитесь, безобразие. И мириться с этим нельзя.
- Ну, а что, разве инцидент нельзя исчерпать, освободив уважаемого
депутата из плена? - спросил Нестеров, начиная уже кое-что понимать.
- В том-то и дело, что нет, - почти закричал прокурор в трубку, - вы не
представляете, из какого сверхпрочного материала сделан памятник.
Нестеров уже знал это. Об этом в области знали все.
- А цепочка? - спроси он, понимая, что ему ответит прокурор.
- Как сказали наши эксперты, - тихо и внятно объяснил ему собеседник, -
цепочка сделана из материала, в сто пятьдесят раз превышающего по крепости
"Дельту-2М", его не может разрезать вся наша техника. Нестеров, вдумайтесь в
мои слова. В области происходит черт-те что.
- А почему вы мне об этом говорите?
- Да потому, что это дело должно быть возбуждено на уровне минимум
республики, а не области.
Вот оно что? Прокурор, оказывается, пекся не о депутате, а беспокоился
о престиже области: как бы чего не вышло, поэтому и просил московского
полковника, коль уж он все равно здесь, подсобить.
Нестеров потребовал к себе в номер гостиницы дежурного по УВД со
сводкой происшествий за последние двое суток.
Просмотрев ее, он быстро нашел то, что искал, тот самый случай, о
котором говорил ему прокурор. И теперь уже был уверен, что инцидент с
приковыванием депутата цепочкой к памятнику Ленину из материала, не имеющего
аналога в земном металлостроении, есть дело рук его недавнего космического
знакомца, но как и кому об этом скажешь?
Анна Михайловна была счастлива. Она возвратилась из магазина с
покупками, а тут еще Коля оказался дома и впервые за много лет совместной
жизни пригласил ее на вечернюю прогулку.
- Смотри, Анечка, что происходит, - вдруг сказал он, когда они
подходили к площади.
И его возглас был уместен. На площади учинялось нечто несовместимое ни
с традициями, ни с воспитанием, ни с обычаями большой страны.
Огромный, конечно, западного производства, кран ловко захватывал в этот
момент памятник вождю мирового пролетариата товарищу Владимиру Ильичу Ленину
и осторожно укладывал его на гигантский трейлер. Он делал это осторожно не
только потому, что этот памятник являл собой вершину идеологии масс, но еще
и потому, что к нему по-прежнему был прикован депутат Верховного Совета.
Трое суток принужденно просидевший возле вождя депутат, имел вид
счастливого человека. Он улыбался и громко декламировал стихи:
"Узкоглаз, рыжеволос, степенен,
Бревна разрубал ребром руки.
- Кто ты? - мужики спросили.
- Ленин...
-Так и охуе.ли мужики."
Присутствующий на демонтаже памятника врач потребовал немедленно
госпитализации депутата. Но как. Не отрезать же ему руку. А так как в эти
дни особенно восторженно говорили о приоритете личности, то обком вынужден
был дать добро, и депутат был вскоре доставлен в сумасшедший дом вместе со
своим невольным прицепом.
- В наше время не следует сходить с ума на почве такого психоза, -
резонно заметил главный врач, - попробуйте внушить себе, что вы свободны.
Депутат попробовал и не смог.
Тогда повинуясь ситуации, главный психиатр области вырвал у обкома
деньги, и начал строить здание нового сумасшедшего дома, чтоб поместился и
памятник. А он все равно не встраивался. И тогда под сумасшедший дом решено
было отдать только что построенное здание высокого обкома партии.
4.
Незнакомец в сверкающем костюме был помощником капитана космического
корабля. Он не был человеком и не походил на людей. Но в адаптационном шлеме
легко мог принять облик существа, которые обитали здесь, где он теперь
находился. Единственной задачей, в программе его мозга, было сеяние
нравственности на Земле.
На третьей планете Солнечной системы (о чем уже последовал доклад
высшего космического разума) нравственность, насажденная миллионы лет назад
подобными ему существами, значительно поредела, и озабоченные этим
обстоятельством, эти существа снова появились на Земле, чтобы в многообразии
объектов выискать хомо сапиенс с кодом бесспорной нравственности.
Одним из таких объектов оказался Нестеров.
Но каково же было удивление незнакомца, если это понятие вообще может
быть присуще представителю инопланетного разума, когда он обнаружил, что
полковник, творящий добро, любимец многих, и даже тех, чья нравственность
оставляет желать большей плотности, всего лишь плод воображения грустного
писателя, одинокого и нелюдимого, выдумывающего свои странные истории...
© Copyright Сергей Павлович Лукницкий, 2001
Email: SLuknitsky(a)freemail.ru
Изд. "Русский Двор", Москва, 2005
---------------------------------------------------------------
(приглашение к сценарию)
Нет повести печальнее на свете,
чем повесть о Центральном комитете
1.
Говоря о произошедшем теперь, то есть, подглядывая в конец задачника,
где написаны ответы, легко себе представить, почему этот областной центр
заинтересовал одновременно и космос, и правоохранительные органы.
Правоохранительные органы потому, что область после опубликования еще
недавно секретных данных о распространившейся в ней наркомании стала
изнывать от неблагополучных показателей и, естественно, жаждала наказать
виновных. Ими, как водиться оказались журналисты.
А космос, потому что именно здесь, куда через три месяца должен был
прибыть полковник Нестеров расследовать это неблагополучие, имелось
сверхсекретное предприятие, на котором выпускался материал очень похожий на
металл. Материал этот имел название "Дельта-2М" и использовался для
строительства сопла космических кораблей.
Отцы области гордились тем, что вносят вклад в отечественную
космонавтику. И было, между прочим, чем гордиться: материал был легким,
сверхпрочным и, при ближайшем рассмотрении, даже немножко неземным.
Но однажды технология изготовления "Дельты-2М" была нарушена нелепой
случайностью, а не злым умыслом, и он получился неподдающимся никакой
обработке.
Абсолютно никакой.
И вся техника на свете не способна была теперь вернуть застывшую массу
в нужную форму.
Счет шел буквально на часы.
История эта произошла давно, еще когда в языке были такие, теперь
ставшие архаичными слова, как ЦК, обком, зарплата, совесть, поэтому в нашем
повествовании мы не будем их заменять другими, например: конгресс США,
инфляция или консенсус, а возьмем как данность, что речь идет о том времени,
когда ЦК был хозяином в стране.
Вероятно, этот высший партийный орган контролировал и процесс
застывания сверхматериала, потому что едва только директор, еще только
обнаружил сбой программы в горячем цехе своего предприятия, как тотчас же
раздался звонок по телефону правительственной связи АТС-2 (вертушке), и
заведующий оборонным отделом ЦК спросил:
- Ну что?
Директор завода привстал со своего кресла, и было у него такое
ощущение, что кресло, не отклеившись от зада, привстало вместе с ним.
- Застывает, товарищ генерал-полковник, - в сердцах, но осторожно
выдохнул директор, позабыв о том, что в партийных инстанциях напоминать о
чинах и званиях не принято.
Но генерал-полковник не клюнул на то, что у директора задержались в
памяти его многочисленные звезды.
- Что будем делать? - мягко спросил он.
-Есть предложение, товарищ заведующий отделом, - сказал директор
завода, прекрасно понимая, что не скажи он так, предложение и притом весьма
конкретное немедленно поступит с другой стороны провода. - Отольем из этого
материала памятник вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину, - и
сделал паузу.
И, конечно, выиграл. В стране, где идеология главенствует над всем
остальным, другого, лучшего, даже вообразить себе было невозможно.
Да, дорогостоящий материал пропадает, да, придется повышать цены на
сырье, да, все плохо и придется докладывать о временных трудностях секретарю
ЦК, но есть во всем произнесенном и положительный фактор. Если директор
завода готов использовать металл во благо монументальной пропаганды, это
значит, что с идеологией в области дела обстоят не плохо. А идеологический
отдел ЦК по статусу выше оборонного.
Так, продолжая беседу с директором завода, беседу, становящуюся с
каждым словом все ненужнее, заведующий Оборонным отделом нажал на большом
пульте, что помещался слева от его стола маленькую кнопку. Таковых
одинаковых было там штук сто. Но он нажал ту, которая тот час же засветилась
и засвидетельствовала, что трубку скоро возьмет секретарь областного
комитета партии, начальника директора оборонного завода и подчиненный
заведующего отделом ЦК. Пока срабатывала автоматика, заведующий отделом
завершал разговор с директором оборонного завода.
Директор завода возник в этом мире из того же чрева, что и заведующий
отделом ЦК, но при этом был он моложе, мобильней и расторопней, чем его
собрат в Москве, поэтому он тоже на своем пульте нажал кнопку, но здесь это
была самая большая кнопка. Радиоимпульс четыре километра от завода до обкома
преодолел быстрее, чем его собрат, тоже импульс - четыре тысячи километров
от Старой площади до обкома. Поэтому директор соединился поэтому с обкомом
почти немедленно, и голос первого секретаря услышал раньше.
- У нас запорота "Дельта-2М", - веско сказал он первому секретарю,
прекрасно понимая, что хозяином ситуации тут является он. - Москва дала
команду отлить из этого материала памятник.
Первый секретарь поддакнул. Он не был уверенным в себе человеком,
поэтому даже неписанное слово Москвы было для него законом, и он быстро
свернул разговор, тем более, как показала красная лампочка индикатора, на
проводе была сама Москва.
Разговор с Москвой ничего нового не открыл первому секретарю. Он только
еще раз подтвердил готовность отливать из запоротого материала памятник
вождю, и произвольно, "с потолка", назначил дату для этого мероприятия.
Все три абонента остались довольны. А секретарь обкома - больше других:
на открытие приедет кто-то из столицы, а это важно, - заметят. Кроме того, в
подчиненном не ошибся: директор завода предупредил о звонке из ЦК пусть за
минуту, но успел дать информацию, и его, секретаря обкома, не подставил...
2.
Дело не клеилось, хотя уже было возбуждено. Задержанный в аэропорту
субъект с наркотиками оказался всего лишь "шестеркой" и поэтому ничего
пояснить не мог.
Тем не менее, дело существовало и требовало расследования. Расследовать
его поручили московскому полковнику Нестерову, который взял с собой в этот
огромный областной город кофр с различной документацией, сумочку со своими
вещами и два чемодана дамского барахла. Эти два чемодана его не очень
тяготили, потому что в этот же город ехала с ним вместе его славная жена,
согласившаяся провести время с несчастным мужем, взявшимся за распутывание
очередной загадки.
Расположились супруги в большой гостинице, в приличном номере, и пока
Анна Михайловна занималась свиванием временного гнездышка, Нестеров
знакомился с делом.
Он пришел в прокуратуру города, и после недолгих приветствий уселся
читать материалы в том же кабинете, где колдовал над своими растворами и
химикатами прокурор-криминалист. Криминалист недавно побывал в Москве и
поэтому Нестеров принужден был постоянно отрываться от дела и давать
криминалисту пояснения из жизни столицы. В конце концов, это ему надоело, и
он сам стал задавать вопросы, пока не надоел в свою очередь криминалисту.
Криминалист занялся делом, ибо наконец, разговор перешел на профессиональные
вопросы, достал вещественные доказательства преступления и показал их
Нестерову. В качестве вещдока фигурировал приятный на вид белый порошок.
Нестеров не долго думая, послюнявил палец, прикоснулся к белому порошку,
представленному ему криминалистом, и машинально этот палец лизнул.
В ту же секунду он почувствовал прилив энергии и стал действовать. Мозг
стал работать интенсивней, и Нестеров, чтобы обдумать внезапно возникшую
версию, вышел на площадь, где почти тотчас же увидел толпу своих
соотечественников, страждущих в ожидании прибытия свежего пива.
Не раздумывая о внезапно возникшем желании, он тоже встал в очередь, но
вскоре какой-то субъект кивнул ему и поднес кружку, и Нестерову ничего не
оставалось, как с благодарностью улыбнуться и начать пить.
Поздно, но какой-то звоночек сработал в голове Нестерова: никакой
субъект просто так пиво не поднесет, а тут он опять подошел и снова с
кружками.
На этот раз субъект показался Нестерову весьма странным. На нем был
костюм из золотистого с металлическим отливом материала, которого не только
в области, но и в столице полковник никогда не видел. В этом Нестеров, часто
имевший служебные контакты с торговлей, мог не сомневаться; костюм из
материала, из которого скорее делают космические скафандры для
приключенческих фильмов, и Нестеров, не выдержав и, забыв про свое
расследование, оприходуя к этому времени третью кружку, стал внимательно
приглядываться к своему визави.
Тот оказался словоохотливым, причем говорил, очень четко выговаривая
все звуки, и через несколько минут разомлевший на солнце полковник уже знал,
что перед ним не какой-нибудь областной начальник из общества "Знание", а
обыкновенный инопланетянин, прибывший сюда, на нашу бренную Землю для того,
чтобы помочь землянам пестовать нравственность.
- Ну хорошо, - сказал Нестеров, понимая, что удивляться было бы
бессмысленно, - если вы действительно инопланетянин, знающий очень много,
иными словами, все, что содержится в головах всех землян, то, быть может, вы
с легкостью поможете мне решить и мою проблему: она как раз заключается в
том, что я не знаю того, что я должен бы знать.
- Буду рад, - сказал инопланетянин так просто, как будто он собирался
поднять упавший зонт или платок.
- Скажите мне, - спросил, подумав, Нестеров, - кто промышляет
наркотиками в этой области?
Инопланетянин переспросил:
- А что такое наркотики?
- Это то, что воздействует на мозг химически, или биологически, или...
Но продолжить не успел.
- Знаю, это лекарства, которые земляне применяют не по назначению, -
драге.
- Пусть драге, - согласился Нестеров.
- Вам ведь нужен поименный список? Мне только надо сосредоточиться.
- Да, - сказал Нестеров, - имена всех, кто имеет отношение к
преступному бизнесу.
- Бизнесу? - переспросил инопланетянин. - Это когда за драго что-то
отдают.
- Вот именно.
- Включая представителей властей, которые что-то отдают за драге?
- Да, - сказал следователь, которого этот разговор стал забавлять.
- Нет ничего проще, - сказал инопланетянин, - необходимые вам имена уже
здесь.
И с этими словами он открыл блестящий чемоданчик и вытащил оттуда
толстую пачку листов, сделанных из какого-то странного, но белого, похожего
на бумагу, материала. На них были написаны в самом деле имена по крайне мере
трех тысяч человек. К тому же это были не просто имена, но изображения этих
людей.
- Ого, - сказал Нестеров.
- Здесь все, кто покупал или обменивал драге за деньги в последнюю
неделю.
- Именно драге? Если мы только правильно друг друга поняли.
- Конечно.
- Но ведь сюда могли попасть и действительно больные люди для которых
наркотик - лекарство.
- Вы просили всех.
Нестеров допил пиво, поблагодарил, взял пачку подмышку и откланялся.
Слишком это было невероятно, но с таким списочком он нашел хорошую работу
оперативникам.
Прогуливаясь по улице, Нестеров вспоминал разговор с незнакомцем, или
скорее ощущение от этого разговора и решил, что он сходит с ума. Но это было
бы слишком просто и примитивно, и поэтому он, поддавшись магии внутреннего
голоса, стал вникать в информацию о пришельце.
И чем больше он этим занимался, тем больше он понимал, что существует
какая-то доселе ненащупанная связь между этой странной встречей и его
визитом в эту область.
Присев на скамью на бульваре, Нестеров стал рассматривать листы,
переданные ему при столь обыденных, а потому странных обстоятельствах.
Верхний лист пачки засветился, едва Нестеров прикоснулся к нему
пальцами. На нем появилось изображение пришельца.
Нестеров так сидел довольно долго, не отрывая руки от листа скорее в
шоке, нежели в раздумье. Он и не подозревал, что неведомые силы исследуют в
этот момент его мозг, чувства, код нравственности. Не подозревал он и того,
что сегодняшняя встреча не была случайной: Нестеров был заранее намечен как
объект исследований, и поэтому случайностью встречи можно считать лишь то,
что она произошла у пивного ларька...
Пришелец, как он представился Нестерову, залетел с планеты Ускоренных
мелодий. Он рассказал полковнику, что любая мелодия - это кодированная
информация, и что вполне поэтому резонно, что ее можно прослушать в два-три
раза быстрее, чем обычно.
Он говорил еще много непонятного и таинственного, и земной Нестеров
даже грешным делом подумал, а не из госбезопасности или не из обкома ли его
инопланетянин.
В конце концов Нестеров устал и отправился в гостиницу, где добавил к
пиву еще сто пятьдесят "Пшеничной" и отлично был накормлен Анной
Михайловной.
Телевизор смотреть не хотелось, Анечка что-то шила, вдруг встала, чтобы
его поцеловать, и случайно взглянула в окно.
- Коленька, иди скорей сюда, смотри, что там происходит?
Нестеров подошел к окну и взял жену за плечи.
-Ничего особенного, - он тряхнул головой, - это на площади
устанавливают по просьбе трудящихся памятник вождю мирового пролетариата,
другу всех угнетенных, товарищу Владимиру Ильичу Ленину.
- Коля, - делая серьезные глаза спросила Анна Михайловна, - а что, в
этом номере гостиницы, где остановился полковник из Москвы, нет микрофонов?
- Есть, конечно, - успокоил ее муж, - но вряд ли они работают. Вся
энергия ушла вот на это. - И он показал в окно.
На следующий день утром Нестеров в прокуратуру не пошел. Он все еще
изучал странные документы, которые передал ему неизвестный. Дважды звонили
из прокуратуры и УВД, но он говорил резко и коротко: "Разбираюсь, надо
будет, приеду", - и его оставляли в покое. Не пошел он и на пикничок,
устраиваемый местным руководством. Он сидел один в номере гостиницы (Анна
Михайловна отправилась за покупками) и пытался вызвать в себе то же
состояние, которое ощущал вчера.
Взял в руки очередной лист. Этот тоже засветился, едва только Нестеров
к нему прикоснулся снова.
Вновь завязалась молчаливая беседа, и продолжалась она до тех пор, пока
Нестеров не почувствовал смертельную усталость.
3.
- Слушай, Нестеров, - голос прокурора был возбужден, как будто от него
только что ушла любовница. Но Нестеров знал, что любовницы у прокурора не
может быть, не столько в силу возраста, сколько в силу партийных традиций,
поэтому он сразу же сказал:
- Что случилось Василий Игнатьевич?
- Что случилось, что случилось, - завопил в трубку прокурор, случилось
то, что никогда не случалось. Какой-то мудак, - он произнес это слово по
слогам, вероятно, чтобы Нестеров лучше понял, - привязал нашего
ответственного работника, между прочим, депутата, цепочкой к новому
памятнику Ленину. Я не знаю, как ты это квалифицируешь, по двести шестой или
двести двенадцатой, но думай сам... Но то, что парень уже второй день мается
у памятника, это безобразие. Между прочим, почему ты на работу не ходишь?
Нестеров выдержал паузу. Решил на второй вопрос не отвечать.
- Не понимаю вас, Василий Игнатьевич, как можно маяться, стоя у
памятника Ленину. Вы, по-моему, что-то не то сказали.
Прокурор тоже выдержал паузу, ровно такую, чтобы оценить степень
сказанного Нестеровым.
Степень дозволенности. Но ничего недозволенного в речи полковника не
нашел. Более того и сам вдруг подумал о том, что постоять у памятника вождю,
вознося здравицы партии в расчете на обещанный коммунизм, - почетное дело
каждого советского человека. И хотел сказать об этом Нестерову. Но потом
понял, что это было бы не по существу. Поэтому начал снова:
- Николай Константинович, - сказал он уже мягче, - когда депутат
выходит из машины и делает замечание какому-то странному субъекту в
блестящем костюме, а тот приковывает его за это к памятнику вождю, это,
согласитесь, безобразие. И мириться с этим нельзя.
- Ну, а что, разве инцидент нельзя исчерпать, освободив уважаемого
депутата из плена? - спросил Нестеров, начиная уже кое-что понимать.
- В том-то и дело, что нет, - почти закричал прокурор в трубку, - вы не
представляете, из какого сверхпрочного материала сделан памятник.
Нестеров уже знал это. Об этом в области знали все.
- А цепочка? - спроси он, понимая, что ему ответит прокурор.
- Как сказали наши эксперты, - тихо и внятно объяснил ему собеседник, -
цепочка сделана из материала, в сто пятьдесят раз превышающего по крепости
"Дельту-2М", его не может разрезать вся наша техника. Нестеров, вдумайтесь в
мои слова. В области происходит черт-те что.
- А почему вы мне об этом говорите?
- Да потому, что это дело должно быть возбуждено на уровне минимум
республики, а не области.
Вот оно что? Прокурор, оказывается, пекся не о депутате, а беспокоился
о престиже области: как бы чего не вышло, поэтому и просил московского
полковника, коль уж он все равно здесь, подсобить.
Нестеров потребовал к себе в номер гостиницы дежурного по УВД со
сводкой происшествий за последние двое суток.
Просмотрев ее, он быстро нашел то, что искал, тот самый случай, о
котором говорил ему прокурор. И теперь уже был уверен, что инцидент с
приковыванием депутата цепочкой к памятнику Ленину из материала, не имеющего
аналога в земном металлостроении, есть дело рук его недавнего космического
знакомца, но как и кому об этом скажешь?
Анна Михайловна была счастлива. Она возвратилась из магазина с
покупками, а тут еще Коля оказался дома и впервые за много лет совместной
жизни пригласил ее на вечернюю прогулку.
- Смотри, Анечка, что происходит, - вдруг сказал он, когда они
подходили к площади.
И его возглас был уместен. На площади учинялось нечто несовместимое ни
с традициями, ни с воспитанием, ни с обычаями большой страны.
Огромный, конечно, западного производства, кран ловко захватывал в этот
момент памятник вождю мирового пролетариата товарищу Владимиру Ильичу Ленину
и осторожно укладывал его на гигантский трейлер. Он делал это осторожно не
только потому, что этот памятник являл собой вершину идеологии масс, но еще
и потому, что к нему по-прежнему был прикован депутат Верховного Совета.
Трое суток принужденно просидевший возле вождя депутат, имел вид
счастливого человека. Он улыбался и громко декламировал стихи:
"Узкоглаз, рыжеволос, степенен,
Бревна разрубал ребром руки.
- Кто ты? - мужики спросили.
- Ленин...
-Так и охуе.ли мужики."
Присутствующий на демонтаже памятника врач потребовал немедленно
госпитализации депутата. Но как. Не отрезать же ему руку. А так как в эти
дни особенно восторженно говорили о приоритете личности, то обком вынужден
был дать добро, и депутат был вскоре доставлен в сумасшедший дом вместе со
своим невольным прицепом.
- В наше время не следует сходить с ума на почве такого психоза, -
резонно заметил главный врач, - попробуйте внушить себе, что вы свободны.
Депутат попробовал и не смог.
Тогда повинуясь ситуации, главный психиатр области вырвал у обкома
деньги, и начал строить здание нового сумасшедшего дома, чтоб поместился и
памятник. А он все равно не встраивался. И тогда под сумасшедший дом решено
было отдать только что построенное здание высокого обкома партии.
4.
Незнакомец в сверкающем костюме был помощником капитана космического
корабля. Он не был человеком и не походил на людей. Но в адаптационном шлеме
легко мог принять облик существа, которые обитали здесь, где он теперь
находился. Единственной задачей, в программе его мозга, было сеяние
нравственности на Земле.
На третьей планете Солнечной системы (о чем уже последовал доклад
высшего космического разума) нравственность, насажденная миллионы лет назад
подобными ему существами, значительно поредела, и озабоченные этим
обстоятельством, эти существа снова появились на Земле, чтобы в многообразии
объектов выискать хомо сапиенс с кодом бесспорной нравственности.
Одним из таких объектов оказался Нестеров.
Но каково же было удивление незнакомца, если это понятие вообще может
быть присуще представителю инопланетного разума, когда он обнаружил, что
полковник, творящий добро, любимец многих, и даже тех, чья нравственность
оставляет желать большей плотности, всего лишь плод воображения грустного
писателя, одинокого и нелюдимого, выдумывающего свои странные истории...