Сергей Лукьяненко
Конец легенды
Цыганка, неподвижно сидящая в глубоком кресле, была древней и дряхлой — но язык не поворачивался назвать ее старухой. Мешали глаза — яркие, живые, завораживающие.
До сих пор красивые.
А властности с годами только прибавилось.
И под взглядом женщины они опускали глаза, переминались с ноги на ногу: пятеро парней и три девушки, все в кольчугах — острый блеск переплетенных стальных колечек поверх вытертой джинсы, арбалеты и мечи сжаты в потных руках, тяжелые рюкзаки с притороченными поверх туго скатанными пенками брошены на пол. Молодые люди тяжело дышали, лица их раскраснелись, движения были нервными и быстрыми — как это бывает со всеми, выдержавшими серьезную потасовку. Они заняли почти всю тесную душную комнату, к двери за их спиной был придвинут огромный тяжелый комод. Единственное в комнате окно закрывали ставни. Может быть, на улице был день, может быть, ночь — комнату освещала только тусклая электрическая лампа в старом пыльном абажуре из багрового бархата.
Женщина сухо рассмеялась, глядя на растерявшихся налетчиков.
Тогда из-за спины молодых вышел мужчина постарше — тоже в кольчуге, но вместо самодельных мечей в руке — пистолет. Дуло пистолета было вставлено в рот длинноволосому чернявому мальчику лет пятнадцати. Как ни странно, это выглядело не угрозой, а заботой, вороненым термометром во рту больного ребенка. Да и сам мужчина казался добрым доктором, терпеливо успокаивающим капризного маленького пациента.
— Прости, что побеспокоили, Мать, — сказал мужчина, останавливаясь. Парнишка что-то замычал, откинул голову, пытаясь избавиться от ствола. Мужчина резко дернул пистолетом — и во рту мальчика хрустнуло. На его глаза навернулись слезы, он замер.
— Отпусти ребенка, чяморо ! —сказала женщина. — Живо!
— Ты будешь говорить? — уточнил мужчина.
— То скарин ман дэвэл! —выкрикнула женщина — и вдруг вся ее горделивая осанка исчезла. Миг — и в кресле осталась ветхая, впадающая в маразм старуха, неразборчиво прошамкавшая беззубым ртом: — Я уже говорю с тобой, сын обезьяны!
До сих пор красивые.
А властности с годами только прибавилось.
И под взглядом женщины они опускали глаза, переминались с ноги на ногу: пятеро парней и три девушки, все в кольчугах — острый блеск переплетенных стальных колечек поверх вытертой джинсы, арбалеты и мечи сжаты в потных руках, тяжелые рюкзаки с притороченными поверх туго скатанными пенками брошены на пол. Молодые люди тяжело дышали, лица их раскраснелись, движения были нервными и быстрыми — как это бывает со всеми, выдержавшими серьезную потасовку. Они заняли почти всю тесную душную комнату, к двери за их спиной был придвинут огромный тяжелый комод. Единственное в комнате окно закрывали ставни. Может быть, на улице был день, может быть, ночь — комнату освещала только тусклая электрическая лампа в старом пыльном абажуре из багрового бархата.
Женщина сухо рассмеялась, глядя на растерявшихся налетчиков.
Тогда из-за спины молодых вышел мужчина постарше — тоже в кольчуге, но вместо самодельных мечей в руке — пистолет. Дуло пистолета было вставлено в рот длинноволосому чернявому мальчику лет пятнадцати. Как ни странно, это выглядело не угрозой, а заботой, вороненым термометром во рту больного ребенка. Да и сам мужчина казался добрым доктором, терпеливо успокаивающим капризного маленького пациента.
— Прости, что побеспокоили, Мать, — сказал мужчина, останавливаясь. Парнишка что-то замычал, откинул голову, пытаясь избавиться от ствола. Мужчина резко дернул пистолетом — и во рту мальчика хрустнуло. На его глаза навернулись слезы, он замер.
— Отпусти ребенка, чяморо ! —сказала женщина. — Живо!
— Ты будешь говорить? — уточнил мужчина.
— То скарин ман дэвэл! —выкрикнула женщина — и вдруг вся ее горделивая осанка исчезла. Миг — и в кресле осталась ветхая, впадающая в маразм старуха, неразборчиво прошамкавшая беззубым ртом: — Я уже говорю с тобой, сын обезьяны!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента