Макаренко Антон Семенович
Премия
А.С.МАКАРЕНКО
ПРЕМИЯ
1
За городом через реку переброшен железный мост, а потом прямая, как стрела, устремилась к лесам на горизонте новая асфальтированная дорога. Леса на горизонте вовсе и не леса, а небольшие посадки по сторонам дороги. За ними снова степь, а в степи совхоз имени Х Октября. В совхозе много построек, и все каменные, а самая лучшая постройка - свинарня, в которой работает Евдокия Петровна Погорелко. Есть еще в совхозе маленький флигель, обсаженный кустами акации. Там в одной из комнат сидит новый директор Семен Иванович, о деятельности которого разные люди в совхозе выражаются по-разному. Главный бухгалтер говорит:
- Это вам не старый директор! Этот покажет работу!
Кладовщик вертит головой и произносит с восхищением:
- Ох, и жмет! Ох, и жмет!
А старый сторож Василий Нестерович и раньше никогда не восхищался, и теперь спокоен:
- Новые начальники, они всегда хорошие. Я-то при чем? Пускай себе новый, пускай себе старый.
Евдокии Петровне Погорелко некогда выражать свое мнение о директоре. Она стоит перед его столом и вытирает глаза уголком старенького фартука. Нельзя сказать, что она плачет, просто слезы сами собой появляются в глазах. А глаза у нее тоже не молодые, они внимательно и доверчиво смотрят на нового директора Семена Ивановича, они ожидают от директора справедливости:
- Пришли и взяли, говорят: недоразумение. Разве ж может быть такое недоразумение? А потом говорят: директор приказал.
Семен Иванович, молодой, с ежиком на голове, неумело морщит лоб и старается отвернуться.
- Говорят: директор сказал, а я им говорю: врете, не может быть такого закона - премировали, а потом отнимать. И не отдаю. А они схватили и давай тащить. А я говорю: бандиты вы, а не товарищи. Так еще, говорят, ответишь за оскорбление. Есть такой закон, товарищ директор?
Семен Иванович - новый директор, и поэтому на его плечах лежит тяжелое бремя ликвидировать все несправедливости и беззакония, бывшие при старом директоре. И он говорит Евдокии Петровне спокойным, рассудительным голосом:
- В том-то и дело: закон! Вы присвоили государственного поросенка, это по-вашему - закон?
- Да не присвоила я, что вы, батюшка? Премировали меня, под самое Первое мая премировали! Три месяца у меня поросенок живет, и кормила его, и все знали про это.
- Кто знал?
- Все знали, весь совхоз знал.
- А документы где? Написано где-нибудь, что вас премировали?
- Да где-нибудь, может, и написано! Разве я знаю?
- Приказ где? В приказе сказано, что вас премировали? Не сказано, и не знает никто.
- Был приказ, батюшка, при мне, на моих глазах приказано. Приехали они, директор Николай Александрович и начальник городской... тот... как его... Никитин товарищ, приехали, посмотрели все, и так им понравилось, так понравилось, чистота какая, и поросята какие! Никитин товарищ и сказали: премировать этого работника за его образцовую работу этим поросенком. И показали на поросенка. А директор, Николай Иванович, засмеялись даже и меня так по плечу, говорят: "Она у нас лучшая ударница".
Евдокия Ивановна даже улыбнулась директору, рассказывая об этом случае накануне Первого мая. Но директор не улыбнулся. Директор снова наморщил лоб, помолчал и крикнул в другую комнату:
- Товарищ Ракитин!
Евдокия Ивановна доверчиво оглянулась. Вошел Ракитин, главный бухгалтер, толстый, с глазами подслеповатыми, недовольными. Он сразу догадался, в чем дело:
- Это насчет поросенка?
- Что здесь у вас делалось? - возмущенным голосом сказал директор и с укоризной посмотрел на Ракитина. - Вы знали, что она премирована поросенком?
- Боже сохрани! - сказал главный бухгалтер. - Никто ничего не знал. Когда вы были премированы?
- Да под самое Первое мая. Помните, еще как на митинг собирались, вы меня еще поздравляли, сказали: "Видишь, при советской власти ударную работу награждают!"
- Я вас поздравлял? Бред, совершеннейший бред!
- Как вы сказали, батюшка?
- Бред, говорю, сон приснился!
Чего-то не поняла Евдокия Ивановна в этих словах, опять засмотрелась на директора, ожидая от него справедливости.
- Все, - сказал директор, - идите.
- А поросенка забрать можно?
Директор пожал плечами, главный бухгалтер сочувственно просиял улыбкой, товарищеским голосом сказал Евдокии Ивановне:
- Товарищ Погорелко! Не может быть такого премирования. Нужно акт составить было, в приказе написать.
- Так вы напишите, товарищ, написать всегда можно: так и так, за ударную работу...
Главный бухгалтер все свои зубы показал директору, и директор ответил ему вежливой гримасой, которая обозначала только одно: как мало понимает Евдокия Ивановна в деле бухгалтерской законности.
А в это время открылась дверь, и целая тройка деловых, оживленных мужчин ввалилась в кабинет директора. Евдокия Ивановна отступила к холодной печке, долго стояла, думала, и слез у нее теперь уже не было.
Никто не заметил, как она вышла из кабинета и побрела через двор к своей свинарне.
2
Евдокия Ивановна живет в старенькой избе у самого въезда в совхоз. А рядом с избой крытый соломой сарайчик, и в нем осиротевшая загородка, где еще так недавно жил веселый, чистенький поросенок. Зовут поросенка Шалуном. Он и теперь живет на свете, только эта жизнь протекает в большой, теплой и светлой свинарне совхоза. Он и теперь отзывается на свое имя, и теперь считает, что имеет к Евдокии Ивановне особое отношение. Когда она подходит к станку, он небрежно расталкивает толпу своих сожителей, таких же четырехмесячных красавцев, как и он, и задирает к ней оживленную благодарную мордочку. Его маленькие глазки способны выразить очень многое, и понимать их умеет только Евдокия Ивановна. Она читает в глазах Шалуна и любовь, и ребячью шутку, и память о разных деликатесах, которыми иногда баловала его Евдокия Ивановна. Он напоминает ей те счастливые четыре месяца, когда Шалун был не простым поросенком, а премией за ударную работу, когда она могла с гордостью рассказывать всем о случае накануне Первого мая, когда люди слушали этот рассказ с интересом, а если и завидовали немного, то зависть у них была хорошая. Все хорошо знали, какая замечательная работница Евдокия Ивановна, как она знает и любит свое дело, какие образцовые поросята из месяца в месяц выходят из ее питомника. Все знали еще и другое: Шалун никогда не станет обыкновенной свиньей, которую можно зарезать и съесть, он всегда будет другом Евдокии Ивановны и всегда будет первомайской премией за ее ударную работу. И так было потому, что и сама Евдокия Ивановна не могла иначе смотреть на Шалуна.
Теперь стало иначе. Скоро Шалун перейдет в отделение для взрослых свиней, а премией он перестал быть две недели назад. И вставало перед ней трудным вопросом: были ли в ее недавней жизни эти четыре месяца, когда она считалась премированной ударницей и когда ей все немного завидовали, когда живым доказательством ее успеха был веселый, чистенький Шалун?
Евдокия Ивановна работала по-прежнему. В ее отделении и теперь было что показать: и бело-розовые животики поросят, и сухой пол в проходе, и свежую солому в станках, и тишину, и даже приятный запах во всем отделении. И наверное, в бумагах было написано, а если не в бумагах, то в памяти людей, что не было у Евдокии Ивановны никаких скандалов, ни повальных смертей, ни голода, ни холода. Все шло по-прежнему, только глаза у Евдокии Ивановны стали грустными, да иногда посмеивались над ней мужчины:
- Премировали, значит, тебя! Ха!
В этих словах, может быть, было и сочувствие. Не было сочувствия только у разных начальников. Кладовщик - тот прямо говорил:
- Нахально премию себе приспособила. А Семен Иванович - человек такой: прижал моментально.
И завхоз чего-то радовался:
- Не каждый может вообразить себя ударником. Для этого постановление нужно.
Директор Семен Иванович часто заходил в отделение, одобрительно посматривал на поросят, разговаривал вежливо и даже хвалил иногда Евдокию Ивановну, а один раз сказал с досадой:
- Эх, Евдокия Ивановна! Как же так можно: получить премию и не оформить. И никто ничего не знает: ни бухгалтер, ни завхоз, ни кладовщик, разве так можно?
Евдокия Ивановна ничего на это не ответила, пожалуй, лучше было забыть обо всем этом.
3
В конце августа приехал в совхоз новый городской начальник, товарищ Голубченко. Другие здорово волновались, когда узнали о его приезде, а Евдокия Ивановна была спокойна, все у нее в порядке, придраться не к чему. В отделение зашли целой кучей: и Голубченко, и Семен Иванович, и главный бухгалтер, и завхоз с кладовщиком. Голубченко сказал весело:
- Ну, здравствуй, хозяюшка! Как дела? Евдокия Ивановна скромно ответила:
- Обыкновенно дела, живем.
Голубченко хорошо осматривал, зашел в каждый станок, многих поросят просто руками попробовал, за ушами посмотрел, за хвостики подергал. Сначала молчал, а потом улыбался, а когда дошел до конца, обернулся ко всем и засмеялся даже:
- Прямо скажу: класс! Настоящая работа, квалифицированная! Гордиться можете таким поросятником. Как вас зовут?
- Погорелко.
- Имя и отчество! Для таких работников мало Погорелко. Имя и отчество, все должны знать, весь совхоз! Завхоз зашел сбоку и ответил убежденно:
- Так и делаем, так и делаем: Евдокия Ивановна зовут!
- Евдокия Ивановна? Давно работаете, Евдокия Ивановна?
- А девять лет.
- Сколько раз премированы?
Испугалась Евдокия Ивановна, даже побледнела, косо глянула на главного бухгалтера. Но главный бухгалтер дрыгнул одобрительно головой, и глаза у него сделались довольными:
- Недавно была премирована за ударную работу поросенком.
- Это работа образцово ударная. Единственное отделение в совхозе. Продолжайте, Евдокия Ивановна, продолжайте. Я пришлю к вам из других совхозов посмотреть. Покажите им...
Уходя, Голубченко пожал руку Евдокии Ивановне и пожелал ей дальнейших успехов. А когда он уехал, директор Семен Иванович молча посмотрел на главного бухгалтера и ушел к себе.
4
- Ну, - строго произнес Семен Иванович, - как вы смели врать, что она не была премирована! Бред, говорили, сон! Немедленно составьте акт!
Главный бухгалтер пожевал сухими губами и сказал:
- Акт вот у меня. Можете получить. Евдокия Ивановна взяла в руки бумажку, посмотрела на директора внимательно и доверчиво улыбнулась:
- Спасибо.
- И поросенка можете сегодня взять. Сейчас же.
5
Через неделю Семен Иванович, когда зашел в поросятник, спросил:
- Взяли вашего поросенка?
- Да... пускай здесь живет. Ему и здесь хорошо.
- Не годится, Евдокия Ивановна, не годится. Раз премировали, нужно получить.
- А у меня бумажка есть, Семен Иванович. Называется "грамота". А он пускай здесь живет. И подрос к тому же, уже перевели его.
- Так как же... надо же получить премию.
- Я бы вот этого маленького взяла, Семен Иванович. Вот этого.
Семен Иванович посмотрел на копошащееся в соломе розовое существо, пожал плечом:
- Хорошо... Я скажу.
6
Главный бухгалтер стоял перед столом директора и застенчиво говорил:
- Как же она может взять маленького, если акт составлен маем месяцем, а сейчас август месяц? Это невозможно будет провести.
Директор встал за столом, приблизил свой ежик к подслеповатым глазам главного бухгалтера и прошипел:
- Знаете что? Черт бы вас побрал! Переделайте май на август! Поняли?
Главный бухгалтер прошептал, удаляясь:
- Попробуем.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРЕМИЯ
Впервые - в журнале "Молодой колхозник", М., 1938 год, № 5.
ПРЕМИЯ
1
За городом через реку переброшен железный мост, а потом прямая, как стрела, устремилась к лесам на горизонте новая асфальтированная дорога. Леса на горизонте вовсе и не леса, а небольшие посадки по сторонам дороги. За ними снова степь, а в степи совхоз имени Х Октября. В совхозе много построек, и все каменные, а самая лучшая постройка - свинарня, в которой работает Евдокия Петровна Погорелко. Есть еще в совхозе маленький флигель, обсаженный кустами акации. Там в одной из комнат сидит новый директор Семен Иванович, о деятельности которого разные люди в совхозе выражаются по-разному. Главный бухгалтер говорит:
- Это вам не старый директор! Этот покажет работу!
Кладовщик вертит головой и произносит с восхищением:
- Ох, и жмет! Ох, и жмет!
А старый сторож Василий Нестерович и раньше никогда не восхищался, и теперь спокоен:
- Новые начальники, они всегда хорошие. Я-то при чем? Пускай себе новый, пускай себе старый.
Евдокии Петровне Погорелко некогда выражать свое мнение о директоре. Она стоит перед его столом и вытирает глаза уголком старенького фартука. Нельзя сказать, что она плачет, просто слезы сами собой появляются в глазах. А глаза у нее тоже не молодые, они внимательно и доверчиво смотрят на нового директора Семена Ивановича, они ожидают от директора справедливости:
- Пришли и взяли, говорят: недоразумение. Разве ж может быть такое недоразумение? А потом говорят: директор приказал.
Семен Иванович, молодой, с ежиком на голове, неумело морщит лоб и старается отвернуться.
- Говорят: директор сказал, а я им говорю: врете, не может быть такого закона - премировали, а потом отнимать. И не отдаю. А они схватили и давай тащить. А я говорю: бандиты вы, а не товарищи. Так еще, говорят, ответишь за оскорбление. Есть такой закон, товарищ директор?
Семен Иванович - новый директор, и поэтому на его плечах лежит тяжелое бремя ликвидировать все несправедливости и беззакония, бывшие при старом директоре. И он говорит Евдокии Петровне спокойным, рассудительным голосом:
- В том-то и дело: закон! Вы присвоили государственного поросенка, это по-вашему - закон?
- Да не присвоила я, что вы, батюшка? Премировали меня, под самое Первое мая премировали! Три месяца у меня поросенок живет, и кормила его, и все знали про это.
- Кто знал?
- Все знали, весь совхоз знал.
- А документы где? Написано где-нибудь, что вас премировали?
- Да где-нибудь, может, и написано! Разве я знаю?
- Приказ где? В приказе сказано, что вас премировали? Не сказано, и не знает никто.
- Был приказ, батюшка, при мне, на моих глазах приказано. Приехали они, директор Николай Александрович и начальник городской... тот... как его... Никитин товарищ, приехали, посмотрели все, и так им понравилось, так понравилось, чистота какая, и поросята какие! Никитин товарищ и сказали: премировать этого работника за его образцовую работу этим поросенком. И показали на поросенка. А директор, Николай Иванович, засмеялись даже и меня так по плечу, говорят: "Она у нас лучшая ударница".
Евдокия Ивановна даже улыбнулась директору, рассказывая об этом случае накануне Первого мая. Но директор не улыбнулся. Директор снова наморщил лоб, помолчал и крикнул в другую комнату:
- Товарищ Ракитин!
Евдокия Ивановна доверчиво оглянулась. Вошел Ракитин, главный бухгалтер, толстый, с глазами подслеповатыми, недовольными. Он сразу догадался, в чем дело:
- Это насчет поросенка?
- Что здесь у вас делалось? - возмущенным голосом сказал директор и с укоризной посмотрел на Ракитина. - Вы знали, что она премирована поросенком?
- Боже сохрани! - сказал главный бухгалтер. - Никто ничего не знал. Когда вы были премированы?
- Да под самое Первое мая. Помните, еще как на митинг собирались, вы меня еще поздравляли, сказали: "Видишь, при советской власти ударную работу награждают!"
- Я вас поздравлял? Бред, совершеннейший бред!
- Как вы сказали, батюшка?
- Бред, говорю, сон приснился!
Чего-то не поняла Евдокия Ивановна в этих словах, опять засмотрелась на директора, ожидая от него справедливости.
- Все, - сказал директор, - идите.
- А поросенка забрать можно?
Директор пожал плечами, главный бухгалтер сочувственно просиял улыбкой, товарищеским голосом сказал Евдокии Ивановне:
- Товарищ Погорелко! Не может быть такого премирования. Нужно акт составить было, в приказе написать.
- Так вы напишите, товарищ, написать всегда можно: так и так, за ударную работу...
Главный бухгалтер все свои зубы показал директору, и директор ответил ему вежливой гримасой, которая обозначала только одно: как мало понимает Евдокия Ивановна в деле бухгалтерской законности.
А в это время открылась дверь, и целая тройка деловых, оживленных мужчин ввалилась в кабинет директора. Евдокия Ивановна отступила к холодной печке, долго стояла, думала, и слез у нее теперь уже не было.
Никто не заметил, как она вышла из кабинета и побрела через двор к своей свинарне.
2
Евдокия Ивановна живет в старенькой избе у самого въезда в совхоз. А рядом с избой крытый соломой сарайчик, и в нем осиротевшая загородка, где еще так недавно жил веселый, чистенький поросенок. Зовут поросенка Шалуном. Он и теперь живет на свете, только эта жизнь протекает в большой, теплой и светлой свинарне совхоза. Он и теперь отзывается на свое имя, и теперь считает, что имеет к Евдокии Ивановне особое отношение. Когда она подходит к станку, он небрежно расталкивает толпу своих сожителей, таких же четырехмесячных красавцев, как и он, и задирает к ней оживленную благодарную мордочку. Его маленькие глазки способны выразить очень многое, и понимать их умеет только Евдокия Ивановна. Она читает в глазах Шалуна и любовь, и ребячью шутку, и память о разных деликатесах, которыми иногда баловала его Евдокия Ивановна. Он напоминает ей те счастливые четыре месяца, когда Шалун был не простым поросенком, а премией за ударную работу, когда она могла с гордостью рассказывать всем о случае накануне Первого мая, когда люди слушали этот рассказ с интересом, а если и завидовали немного, то зависть у них была хорошая. Все хорошо знали, какая замечательная работница Евдокия Ивановна, как она знает и любит свое дело, какие образцовые поросята из месяца в месяц выходят из ее питомника. Все знали еще и другое: Шалун никогда не станет обыкновенной свиньей, которую можно зарезать и съесть, он всегда будет другом Евдокии Ивановны и всегда будет первомайской премией за ее ударную работу. И так было потому, что и сама Евдокия Ивановна не могла иначе смотреть на Шалуна.
Теперь стало иначе. Скоро Шалун перейдет в отделение для взрослых свиней, а премией он перестал быть две недели назад. И вставало перед ней трудным вопросом: были ли в ее недавней жизни эти четыре месяца, когда она считалась премированной ударницей и когда ей все немного завидовали, когда живым доказательством ее успеха был веселый, чистенький Шалун?
Евдокия Ивановна работала по-прежнему. В ее отделении и теперь было что показать: и бело-розовые животики поросят, и сухой пол в проходе, и свежую солому в станках, и тишину, и даже приятный запах во всем отделении. И наверное, в бумагах было написано, а если не в бумагах, то в памяти людей, что не было у Евдокии Ивановны никаких скандалов, ни повальных смертей, ни голода, ни холода. Все шло по-прежнему, только глаза у Евдокии Ивановны стали грустными, да иногда посмеивались над ней мужчины:
- Премировали, значит, тебя! Ха!
В этих словах, может быть, было и сочувствие. Не было сочувствия только у разных начальников. Кладовщик - тот прямо говорил:
- Нахально премию себе приспособила. А Семен Иванович - человек такой: прижал моментально.
И завхоз чего-то радовался:
- Не каждый может вообразить себя ударником. Для этого постановление нужно.
Директор Семен Иванович часто заходил в отделение, одобрительно посматривал на поросят, разговаривал вежливо и даже хвалил иногда Евдокию Ивановну, а один раз сказал с досадой:
- Эх, Евдокия Ивановна! Как же так можно: получить премию и не оформить. И никто ничего не знает: ни бухгалтер, ни завхоз, ни кладовщик, разве так можно?
Евдокия Ивановна ничего на это не ответила, пожалуй, лучше было забыть обо всем этом.
3
В конце августа приехал в совхоз новый городской начальник, товарищ Голубченко. Другие здорово волновались, когда узнали о его приезде, а Евдокия Ивановна была спокойна, все у нее в порядке, придраться не к чему. В отделение зашли целой кучей: и Голубченко, и Семен Иванович, и главный бухгалтер, и завхоз с кладовщиком. Голубченко сказал весело:
- Ну, здравствуй, хозяюшка! Как дела? Евдокия Ивановна скромно ответила:
- Обыкновенно дела, живем.
Голубченко хорошо осматривал, зашел в каждый станок, многих поросят просто руками попробовал, за ушами посмотрел, за хвостики подергал. Сначала молчал, а потом улыбался, а когда дошел до конца, обернулся ко всем и засмеялся даже:
- Прямо скажу: класс! Настоящая работа, квалифицированная! Гордиться можете таким поросятником. Как вас зовут?
- Погорелко.
- Имя и отчество! Для таких работников мало Погорелко. Имя и отчество, все должны знать, весь совхоз! Завхоз зашел сбоку и ответил убежденно:
- Так и делаем, так и делаем: Евдокия Ивановна зовут!
- Евдокия Ивановна? Давно работаете, Евдокия Ивановна?
- А девять лет.
- Сколько раз премированы?
Испугалась Евдокия Ивановна, даже побледнела, косо глянула на главного бухгалтера. Но главный бухгалтер дрыгнул одобрительно головой, и глаза у него сделались довольными:
- Недавно была премирована за ударную работу поросенком.
- Это работа образцово ударная. Единственное отделение в совхозе. Продолжайте, Евдокия Ивановна, продолжайте. Я пришлю к вам из других совхозов посмотреть. Покажите им...
Уходя, Голубченко пожал руку Евдокии Ивановне и пожелал ей дальнейших успехов. А когда он уехал, директор Семен Иванович молча посмотрел на главного бухгалтера и ушел к себе.
4
- Ну, - строго произнес Семен Иванович, - как вы смели врать, что она не была премирована! Бред, говорили, сон! Немедленно составьте акт!
Главный бухгалтер пожевал сухими губами и сказал:
- Акт вот у меня. Можете получить. Евдокия Ивановна взяла в руки бумажку, посмотрела на директора внимательно и доверчиво улыбнулась:
- Спасибо.
- И поросенка можете сегодня взять. Сейчас же.
5
Через неделю Семен Иванович, когда зашел в поросятник, спросил:
- Взяли вашего поросенка?
- Да... пускай здесь живет. Ему и здесь хорошо.
- Не годится, Евдокия Ивановна, не годится. Раз премировали, нужно получить.
- А у меня бумажка есть, Семен Иванович. Называется "грамота". А он пускай здесь живет. И подрос к тому же, уже перевели его.
- Так как же... надо же получить премию.
- Я бы вот этого маленького взяла, Семен Иванович. Вот этого.
Семен Иванович посмотрел на копошащееся в соломе розовое существо, пожал плечом:
- Хорошо... Я скажу.
6
Главный бухгалтер стоял перед столом директора и застенчиво говорил:
- Как же она может взять маленького, если акт составлен маем месяцем, а сейчас август месяц? Это невозможно будет провести.
Директор встал за столом, приблизил свой ежик к подслеповатым глазам главного бухгалтера и прошипел:
- Знаете что? Черт бы вас побрал! Переделайте май на август! Поняли?
Главный бухгалтер прошептал, удаляясь:
- Попробуем.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРЕМИЯ
Впервые - в журнале "Молодой колхозник", М., 1938 год, № 5.