Марина Дробкова
Вкус гамбургских вафель
Я сижу на удобном мягком стуле, обхватив руками огромный живот. Мир съежился до размеров одного тела – моего. Это странно, но я начинаю привыкать. Наверное, любая мать поняла бы меня – то, что я собираюсь сделать.
Сгорбленный очкастый куратор напротив испуганно таращится в монитор. Это добрый старичок, видно по глазам. Он должен помочь!
– Вы просите отодвинуть родоразрешение на двое суток, но почему?
Голос его очень тихий, речь торопливая, с простым ритмическим рисунком. На лбу выступил капельками пот – ему жарко, ему неудобно, ему хочется поскорее отпустить меня и заняться другой пациенткой. Но я не тороплюсь.
– Вы же, как написано, работали в нашем иммуноцентре, – почти умоляюще произносит он. – Значит, не можете не знать, что промедление часто приводит к гипоксии…
В центре я работала всего лишь оператором уборочных машин – да, был в моей жизни тяжелый период, – но увидеть успела очень много.
– Мне известно о гипоксии. Но я очень прошу вас. Мне нужно… Я не успею подготовиться, – приходит в голову подходящая фраза. – Ремонт детской комнаты еще не закончен, только на два дня, всего лишь до семнадцатого!
Эти два дня, впрочем, я буду заниматься не ремонтом, а еще раз скрупулезно изучу уголовный кодекс Луны. Хотя помню наизусть раздел о родительской ответственности – никакие «дырки в законе» не должны остаться незамеченными.
Когда я волнуюсь, сердце сбивается с ровного шага и начинает выписывать па – похоже, прямо у меня в ушах. Я не профессионал и не знаю, почему так происходит. Но уверена, что такого не должно быть. Очкастый акушер, как я иногда по старинке думаю про него, смотрит уже с жалостью.
– Хорошо, фройляйн, уговорили. Но под вашу ответственность!
– Разумеется. Разумеется, под мою. Спасибо вам, большое спасибо!
Я кинулась бы целовать его, если бы не препятствие в виде монитора. Поэтому просто еще раз благодарю и выхожу из кабинета, едва не танцуя.
Каждый месяц семнадцатого числа знаменитый физик Гюнтер Раух отправляется на Землю проводить совместные опыты с Германской Академией наук. Я буду рожать семнадцатого.
Из виртуального наркоза я вышла сама, рывком.
Что-то изменилось.
Потолок и стены палаты сохраняли нежный бежевый цвет, в воздухе витал едва ощутимый запах розмарина. С улицы… да нет, конечно, из скрытых в панелях динамиков доносилось щебетание дрозда. Мне даже холодно не было, как я боялась вначале. И во рту все тот же вкус вафель – хрустящих, не слишком приторных, только что вынутых из духовки и слегка остуженных, но все еще теплых. Вкус называется «Гамбург».
Пытаюсь пошевелиться. Руки уже не пристегнуты, никаких иголок и трубок в теле не чувствуется. Лежать удобно. Усталость… незначительная, скорее приятная истома. И самое удивительное – хочется жить, хотя куратор предупреждал: возможна послеродовая депрессия и суицидальные желания.
Вдруг дверь, ранее мной не замеченная, открылась, в проеме возникла парамедик в светло-зеленой пижаме. Меня удивило ее внезапное появление: я не слышала шагов, не уловила даже малейшей вибрации пола. Я с ужасом смотрела на приближающуюся фигуру, которая человеческим голосом произнесла:
– Как себя чувствует фрау?
И тут я поняла две вещи.
Я теперь «фрау» – значит, дети уже родились.
И еще: с их появлением я утратила одно из шести чувств, как и предупреждали в школе будущих мамаш. Парамедик в зеленом не случайно возникла передо мной словно из ниоткуда, как привидение, а я не ощутила ни малейших признаков приближения.
Я непроизвольно зажмурилась, и стон вырвался навстречу жестокой действительности.
Из-за родов я лишилась чувства ритма.
– Фрау должна подписать согласие на вакцинацию.
Парамедик подошла ко мне с планшетом. То ли она в самом деле двигалась очень медленно, то ли так воспринимали мои едва отошедшие от наркоза рецепторы. Я подняла правую руку. «Подписать» – термин из прошлого, еще с Земли. На самом деле я просто коснулась большим пальцем экрана. Стоимость вакцины равняется двум моим годовым зарплатам, но здесь ее вводят бесплатно.
Сгорбленный очкастый куратор напротив испуганно таращится в монитор. Это добрый старичок, видно по глазам. Он должен помочь!
– Вы просите отодвинуть родоразрешение на двое суток, но почему?
Голос его очень тихий, речь торопливая, с простым ритмическим рисунком. На лбу выступил капельками пот – ему жарко, ему неудобно, ему хочется поскорее отпустить меня и заняться другой пациенткой. Но я не тороплюсь.
– Вы же, как написано, работали в нашем иммуноцентре, – почти умоляюще произносит он. – Значит, не можете не знать, что промедление часто приводит к гипоксии…
В центре я работала всего лишь оператором уборочных машин – да, был в моей жизни тяжелый период, – но увидеть успела очень много.
– Мне известно о гипоксии. Но я очень прошу вас. Мне нужно… Я не успею подготовиться, – приходит в голову подходящая фраза. – Ремонт детской комнаты еще не закончен, только на два дня, всего лишь до семнадцатого!
Эти два дня, впрочем, я буду заниматься не ремонтом, а еще раз скрупулезно изучу уголовный кодекс Луны. Хотя помню наизусть раздел о родительской ответственности – никакие «дырки в законе» не должны остаться незамеченными.
Когда я волнуюсь, сердце сбивается с ровного шага и начинает выписывать па – похоже, прямо у меня в ушах. Я не профессионал и не знаю, почему так происходит. Но уверена, что такого не должно быть. Очкастый акушер, как я иногда по старинке думаю про него, смотрит уже с жалостью.
– Хорошо, фройляйн, уговорили. Но под вашу ответственность!
– Разумеется. Разумеется, под мою. Спасибо вам, большое спасибо!
Я кинулась бы целовать его, если бы не препятствие в виде монитора. Поэтому просто еще раз благодарю и выхожу из кабинета, едва не танцуя.
Каждый месяц семнадцатого числа знаменитый физик Гюнтер Раух отправляется на Землю проводить совместные опыты с Германской Академией наук. Я буду рожать семнадцатого.
Из виртуального наркоза я вышла сама, рывком.
Что-то изменилось.
Потолок и стены палаты сохраняли нежный бежевый цвет, в воздухе витал едва ощутимый запах розмарина. С улицы… да нет, конечно, из скрытых в панелях динамиков доносилось щебетание дрозда. Мне даже холодно не было, как я боялась вначале. И во рту все тот же вкус вафель – хрустящих, не слишком приторных, только что вынутых из духовки и слегка остуженных, но все еще теплых. Вкус называется «Гамбург».
Пытаюсь пошевелиться. Руки уже не пристегнуты, никаких иголок и трубок в теле не чувствуется. Лежать удобно. Усталость… незначительная, скорее приятная истома. И самое удивительное – хочется жить, хотя куратор предупреждал: возможна послеродовая депрессия и суицидальные желания.
Вдруг дверь, ранее мной не замеченная, открылась, в проеме возникла парамедик в светло-зеленой пижаме. Меня удивило ее внезапное появление: я не слышала шагов, не уловила даже малейшей вибрации пола. Я с ужасом смотрела на приближающуюся фигуру, которая человеческим голосом произнесла:
– Как себя чувствует фрау?
И тут я поняла две вещи.
Я теперь «фрау» – значит, дети уже родились.
И еще: с их появлением я утратила одно из шести чувств, как и предупреждали в школе будущих мамаш. Парамедик в зеленом не случайно возникла передо мной словно из ниоткуда, как привидение, а я не ощутила ни малейших признаков приближения.
Я непроизвольно зажмурилась, и стон вырвался навстречу жестокой действительности.
Из-за родов я лишилась чувства ритма.
– Фрау должна подписать согласие на вакцинацию.
Парамедик подошла ко мне с планшетом. То ли она в самом деле двигалась очень медленно, то ли так воспринимали мои едва отошедшие от наркоза рецепторы. Я подняла правую руку. «Подписать» – термин из прошлого, еще с Земли. На самом деле я просто коснулась большим пальцем экрана. Стоимость вакцины равняется двум моим годовым зарплатам, но здесь ее вводят бесплатно.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента