Габриэль Гарсия Маркес
Грустный рассказик
Он так скучал, так маялся воскресными вечерами, что наконец решил познакомиться с какой-нибудь девушкой. Пришел в газету и отдал в отдел объявлений такой текст: «Молодой человек 23 лет, 1,72, желает встречаться с девушкой своего возраста. Единственный недостаток: не знаю, что делать по воскресеньям».
Ждал три дня. В один из этих дней, именно в воскресенье, три часа подряд стоял на углу улицы, тупо глядя на прохожих, и был, в сущности, на грани самоубийства. Однако во вторник получил письмо. От девушки, которая писала, что у нее мягкий душевный характер, что она считает себя идеальной для такого человека, как он, поскольку и ей ужасно тоскливо воскресными вечерами. Он сразу решил, что эта девушка подходит ему как нельзя лучше.
И тотчас ответил ей. Она тоже написала ему, вложив в конверт свою фотографию. В пятницу, когда приближалось злосчастное воскресенье, которого он уже стал бояться, как грозного призрака, они условились встретиться в кафе именно в это воскресенье. Он явился на первое свидание ровно в час старательно причесанный, в лучшем своем костюме и с журналом в руках, который купил еще в субботу. Она уже ждала его, заметно волнуясь, за дальним столиком. Он узнал ее по фотографии и по тому, с каким жадным вниманием она смотрела на входную дверь.
— Ола! — сказал.
Она улыбнулась. Протянула руку и сказала протяжно: «Ну во-от…» пока он усаживался рядом. Он попросил лимонаду. Она сказала, что хочет доесть мороженое. Когда официант отошел от столика, он спросил: «Ты здесь давно?» Она сказала: «Не очень… минут пять, не больше». Он улыбнулся чуть виновато в тот самый момент, когда официант принес бутылку лимонада. И стал разглядывать девушку, не спеша потягивая лимонад. Она снова улыбнулась и тихо хихикнула: «Хи-хи-хи». Ему показалось, что у нее странная манера смеяться. «Я вот принес тебе журнал», — сказал задумчиво. Она взяла его и принялась листать. Все листала и листала, хотя он уже покончил с яичницей в этом провальном, похоже, затвердевшем молчании, которое удалось нарушить лишь тогда, когда он взглянул на стенные часы и удивленно сказал: «Ух ты! Уже два часа!!» И добавил: «Ну, пошли?» На что она согласно кивнула.
На улице, после того как они довольно долго шли в полном молчании, спросила: «А ты всегда скучаешь по воскресеньям?» Он сказал: «Да-да…» А она на это: «Надо же, какое совпадение! Я — тоже». Он улыбнулся. А потом сказал: «Да ладно, сегодня хоть погода хорошая». Она снова странно засмеялась: «Хи-хи-хи» — и под конец сказала: «Скоро уже декабрь».
В половине четвертого они, сказав друг другу за все это время не более двадцати слов, очутились возле кинотеатра. «Зайдем?» — предложил он. И она: «Дава-ай». Вошли в зал. Она стояла молча, пока он брал билеты, а потом спросила: «Тебе нравится сидеть в последнем ряду?» Он сказал, что да. Но фильм был скучный, и он, уткнувшись коленями в кресло переднего ряда, уснул. А она крепилась минут десять-пятнадцать, но потом, зевнув раз десять, устроилась в кресле поудобнее и тоже задремала.
Ждал три дня. В один из этих дней, именно в воскресенье, три часа подряд стоял на углу улицы, тупо глядя на прохожих, и был, в сущности, на грани самоубийства. Однако во вторник получил письмо. От девушки, которая писала, что у нее мягкий душевный характер, что она считает себя идеальной для такого человека, как он, поскольку и ей ужасно тоскливо воскресными вечерами. Он сразу решил, что эта девушка подходит ему как нельзя лучше.
И тотчас ответил ей. Она тоже написала ему, вложив в конверт свою фотографию. В пятницу, когда приближалось злосчастное воскресенье, которого он уже стал бояться, как грозного призрака, они условились встретиться в кафе именно в это воскресенье. Он явился на первое свидание ровно в час старательно причесанный, в лучшем своем костюме и с журналом в руках, который купил еще в субботу. Она уже ждала его, заметно волнуясь, за дальним столиком. Он узнал ее по фотографии и по тому, с каким жадным вниманием она смотрела на входную дверь.
— Ола! — сказал.
Она улыбнулась. Протянула руку и сказала протяжно: «Ну во-от…» пока он усаживался рядом. Он попросил лимонаду. Она сказала, что хочет доесть мороженое. Когда официант отошел от столика, он спросил: «Ты здесь давно?» Она сказала: «Не очень… минут пять, не больше». Он улыбнулся чуть виновато в тот самый момент, когда официант принес бутылку лимонада. И стал разглядывать девушку, не спеша потягивая лимонад. Она снова улыбнулась и тихо хихикнула: «Хи-хи-хи». Ему показалось, что у нее странная манера смеяться. «Я вот принес тебе журнал», — сказал задумчиво. Она взяла его и принялась листать. Все листала и листала, хотя он уже покончил с яичницей в этом провальном, похоже, затвердевшем молчании, которое удалось нарушить лишь тогда, когда он взглянул на стенные часы и удивленно сказал: «Ух ты! Уже два часа!!» И добавил: «Ну, пошли?» На что она согласно кивнула.
На улице, после того как они довольно долго шли в полном молчании, спросила: «А ты всегда скучаешь по воскресеньям?» Он сказал: «Да-да…» А она на это: «Надо же, какое совпадение! Я — тоже». Он улыбнулся. А потом сказал: «Да ладно, сегодня хоть погода хорошая». Она снова странно засмеялась: «Хи-хи-хи» — и под конец сказала: «Скоро уже декабрь».
В половине четвертого они, сказав друг другу за все это время не более двадцати слов, очутились возле кинотеатра. «Зайдем?» — предложил он. И она: «Дава-ай». Вошли в зал. Она стояла молча, пока он брал билеты, а потом спросила: «Тебе нравится сидеть в последнем ряду?» Он сказал, что да. Но фильм был скучный, и он, уткнувшись коленями в кресло переднего ряда, уснул. А она крепилась минут десять-пятнадцать, но потом, зевнув раз десять, устроилась в кресле поудобнее и тоже задремала.