Майн Рид
Брат против брата
Эпизод из времен гражданской войны
За двенадцать месяцев до первых выстрелов в форте Самтер (12–13 апреля 1861 года конфедераты захватили форт Самтер в штате Южная Каролина. С этого началась гражданская война Севера и Юга. – Прим. перев.) дурная кровь начала сказываться, даже в лучшем обществе. Она вызывала вражду не только между отдаленными родственниками, но и внутри семей. Отцы расходились во мнениях с сыновьями; братья спорили с братьями; даже сестры занимали противоположные позиции в спорах, прежде неслыханных среди прекрасного пола. Спорили о господстве Севера или Юга, а в центре споров стоял вопрос о неграх.
Темная тень упала на дома бедняков, не избежали ее и гостиные богатых; и во многие дома, прежде счастливые и веселые, готов был вступить мрачный скелет.
Не остались свободными от заразы враждебных идей и модные места отдыха; и нигде не было более ожесточенных споров, чем в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Знаменитый приморский курорт, долгие годы служивший нейтральной почвой, на которой привыкли по-дружески встречаться представители лучшего общества Севера и Юга, превратился в арену схваток. Какая печальная перемена по сравнению с прежними приятными встречами! Молодые северяне с разумным спокойствием встречали эту перемену; более импульсивные сыновья Юга свободно проявляли свой горячий характер.
– Вы серьезно, мистер Деверо? Я уверена, что это не так.
– Если я когда-нибудь говорил серьезно, мисс Уинтроп, то именно сейчас.
– И вы будете сражаться против старых звезд и полос? Против флага… ну, если он не “развевался тысячи лет в битвах на ветру”, то я уверена, еще будет!
– Если так будет продолжаться и дальше, я буду среди первых, кто его сорвет!
– Боже милостивый! Где же ваш патриотизм? Мистер Деверо, говоря так, вы меня оскорбляете. Вы ведь знаете, сэр, что мои предки были среди тех, кто поднял этот флаг. И тот, кто говорит о том, что его нужно сорвать, не может быть среди моих друзей.
Эти противоположные мнениявысказывалиюная леди из Бостона, Массачусетс, и молодой джентльмен из Ричмонда, Вирджиния; оба представляли лучшие круги общества своих штатов; предки обоих были среди тех, кто подписал Декларацию независимости.
И не впервые красивый вирджинец разговаривал наедине с мисс Уинтроп: одной из самых прекрасных девушек Массачусетса.
Его глубоко огорчило бы, если бы он знал, что разговаривает с ней так в последний раз, поразило бы в самое сердце: он был увлечен Аделиной Уинтроп и считал, что и она увлечена им. В этом он заблуждался и не подозревал в этот момент, как близок к обнаружению своей ошибки.
Он был уверен в своей власти над молодой девушкой, и ее последние слова вызвали у него раздражение. Подчеркивание слова “друзей” указывало на более близкие отношения – указывало прямо на него. Так он подумал, и его ответ звучал не примирительно, а вызывающе.
– Мне кажется, мои предки тоже имели отношение к подъему этого флага. Но дело в том, что теперь этот флаг загрязнен отвратительным аболиционизмом, который проповедует ваш пуританский сброд.
– Подождите, мистер Деверо! – воскликнула девушка, покраснев и прерывая его. – Вы забываете, что у меня самой в жилах кровь пуритан. И хоть мы далеко отошли от простых и строгих стандартов наших предков, их дело было праведным. Разве не так же с гугенотами, от которых вы происходите?
– Гугеноты были джентльменами.
– Вы правильно поступили, воспользовавшись прошедшим временем, Уолтер Деверо, говоря о своих предках! Я не буду так строга по отношению к ним и не скажу, что все их потомки выродились. Среди них по-прежнему встречаются джентльмены. Вон один из них.
Вирджинец быстро повернулся, лицо его помрачнело. Он увидел молодого офицера со знаками различия лейтенанта в мундире артиллерии армии Соединенных Штатов – части, которая как раз размещалась в Ньюпорте. Офицер был его родным братом!
Как ни странно, но тень на лице мистера Деверо не исчезла, даже когда его брат подошел к беседке и поздоровался с девушкой. Напротив, при продолжении разговора она стала еще заметнее.
– Я уверена, лейтенант не разделяет ваше мнение? – вопросительным тоном произнесла мисс Уинтроп.
– Какое мнение? – поинтересовался подошедший молодой человек.
– Вражда между Севером и Югом. Уолтер говорит, что если так пойдет и дальше, он с удовольствием стащит звездно-полосатый флаг. Он будет среди первых, кто это сделает! А вы – среди последних. Не правда ли, Гарри?
– Мисс Уинтроп, значок на моем мундире – достаточный ответ на ваш вопрос. Я останусь верен старому флагу, даже если потеряю всех друзей.
– Браво! – воскликнула бостонская красавица, вскочив с кресла-качалки и торжествующе топнув по доскам веранды. – Есть друг, которого вы при этом не потеряете; это Аделина Уинтроп!
– Ну, раз уж вы так сговорились, – сказал Уолтер Деверо, раздраженно прикусив губу, – мне, пожалуй, лучше оставить вас одних. Удовольствие парочки любящих негров овечек будет испорчено, если с ними останется волк-южанин. До свидания, мисс Уинтроп. Надеюсь, вы не сделаете моего брата такой же “черной”, как вы сами!
Девушка негодующе вскрикнула.
– Стыдись, Уолтер, – вмешался лейтенант. – Если бы ты не был моим братом…
Уолтер не стал дожидаться окончания угрозы. С мрачным лицом спустился он по ступенькам и пошел через газон в направлении “утесов”.
Добравшись до них, он оказался в начале наклонной равнины, но не стал спускаться, а только скрылся из виду. Здесь, забравшись в кусты, он поднес к глазам театральный бинокль и принялся разглядывать пару, с которой только что расстался.
Лицо его еще больше помрачнело, губы побелели: он увидел, как его брат взял руку мисс Уинтроп и поднес к губам.
Она не сопротивлялась. Ее мягкие пальцы были податливыми.
С тяжелым сердцем и мрачными мыслями, с проклятием на устах Уолтер Деверо вернулся в свой отель.
Двенадцать месяцев спустя на берегу одной из самый крупных вирджинских рек располагался большой военный лагерь, с генеральской палаткой в центре. В палатке сидел главнокомандующий армией федералистов, а перед ним стоял молодой офицер в артиллерийском мундире, с капитанскими нашивками на плечах. Это был Гарри Деверо, бывший лейтенант, недавно произведенный в капитаны за мужество в командовании батареей легкой артиллерии.
Он явился по приказу, приветствовал командующего и остановился в ожидании. В палатке больше никого не было: адъютант, впустивший молодого офицера, вышел.
– Вы капитан Деверо? – спросил генерал, откладывая бумаги, которые до того разглядывал. – Капитан Гарри Деверо из …ой батареи легкой артиллерии?
– Так точно. Вы посылали за мной, генерал?
– Да, капитан Деверо. Есть основания считать, что большой разведывательный отряд противника остановился прямо перед нами; мне необходимо точно это знать. Нужно точно установить место размещения этого отряда и его численность. Я хочу, чтобы вы это сделали. Мне сказали, что вы хорошо знакомы с местностью. Это правда?
– Я здесь родился и вырос, генерал.
– Поэтому я и поручаю вам это дело, – ответил генерал, – хотя некоторые решили бы, что поэтому нельзя вам его поручать, – добавил он с многозначительной улыбкой.
Молодой офицер поклонился, но промолчал. Если бы генерал знал, какие жертвы ему уже пришлось перенести – полный остракизм со стороны друзей, семьи и дома, он не сомневался бы в нем.
Впрочем, генерал и не сомневался; не спрашивая больше объяснений, он продолжал:
– Возьмете с собой двадцать всадников – лучше всего ваших собственных артиллеристов – и двигайтесь по главной дороге. Из лагеря выбирайтесь незаметно и продвигайтесь очень осторожно. Пройдите как можно дальше, пока это безопасно, и постарайтесь не попасть в плен пикету или патрулям неприятеля.
Капитан Деверо уверенно улыбнулся.
– Этого можно не опасаться, генерал, – ответил он. Я могу быть убит, но в плен не попаду. В моем случае смерть гораздо предпочтительней плена.
– Я вас понимаю, капитан. Несомненно, вы будете действовать с должной осторожностью. Подойдите как можно ближе к линиям противника; и как только закончите свою разведку, немедленно доложите мне. Доброй ноги и да сохранит вас Господь!
Через двадцать минут капитан Деверо ехал через лагерь федералистов; за ним верхом, как легкие кавалеристы, следовали парами двадцать его артиллеристов.
Солнце уже село за темную стену леса на горизонте; луна отражалась в широком зеркале Потомака.
Для такой разведки, какую приказали совершить Гарри Деверо, ночь была совсем неподходящая. Лунный свет благоприятен для затаившихся в засаде, но выдаст приближающийся отряд. Луна, стоявшая почти в зените, ясно освещала дорогу, по которой приказано было двигаться отряду. Дорога широкая, одна из главных линий, соединяющих Север с Югом и проходящих через Вирджинию. Чуть позже высокие деревья по обеим сторонам бросят на нее тень, и тогда двигаться будет безопасней.
Проехав около трех миль по дороге, капитан Деверо понял, с каким риском связано дальнейшее продвижение. Если впереди действительно расположившийся лагерем враг, он обязательно заметит их приближение. Отряд выдаст лошадиный топот.
Поэтому на повороте молодой офицер остановил свой отряд. Он размышлял, не подождать ли, пока луна опустится чуть ниже, когда его размышления прервал доносящийся с противоположной стороны звук. Это был стук лошадиных копыт, как от скачущей галопом группы всадников; а по звону оружия, по ударам ножен о стремена можно было догадаться, что это солдаты.
– Патруль кавалерии мятежников, – прошептал сержант, ехавший рядом с капитаном.
В этом не могло быть сомнений. Направление, с которого приближались всадники, делало такое предположение не только вероятным, но единственно возможным.
Остановившись на небольшом возвышении, капитан увидел приближающихся врагов. Насколько он мог судить, их было около сорока.
Хотя за спиной у него всего двадцать солдат, Гарри Деверо не думал об отступлении. Теперь не его застанут врасплох, а он сам поджидает в засаде; и это преимущество заставило его оставаться на месте.
Конфедераты двигались без опасений. Они знали, что до лагеря федералистов не менее трех миль, и потому не ожидали встретить врага.
Но узнали об этом, услышав одиночное ржание; за ним последовали звуки нескольких лошадей; им ответили их собственные лошади. Не успело эхо ржания стихнуть, как тишину нарушил другой звук, гораздо более смертоносный, – залп с обеих сторон дороги.
Несколько седел конфедератов опустело; "кавалеры в сером" готовы были повернуть и отступить; но тут человек, который, по-видимому, был их предводителем, обнажил саблю, приподнялся в стременах и громким голосом закричал:
– Трусы! Как вы смеете отступать! Я зарублю первого же повернувшего назад! Разве вы не слышите по звуку выстрелов, что их не больше десяти? За мной! Смерть аболиционистам янки!
– Смерть предателям и мятежникам! – ответил Деверо и со сверкающей при луне саблей смело выехал на дорогу, за ним последовали его артиллеристы.
Через десять секунд противники встретились лицом к лицу; и после короткого обмена выстрелами раздался звон сабель.
Схватка была бы неравной: с одной стороны двадцать человек, с другой вдвое больше, и все противники одинаково храбры. Но первый залп артиллеристов, направленный из засады, уменьшил число конфедератов и привел их в замешательство. И когда дело дошло до рукопашной, они сражались неуверенно, предчувствуя свое поражение.
Но было и исключение – предводитель, который произнес вызывающую речь и повел отряд в атаку. Верхом на сильной лошади, он далеко опередил своих подчиненных и искал командира врагов, как будто он один достоин его стали.
Найти его было нетрудно: Гарри Деверо, как будто подгоняемый тем же инстинктом, сам искал его!
Вскоре лошади, подгоняемые всадниками, столкнулись; отскочили после столкновения; и после второго столкновения сабли всадников начали смертоносную игру. От лезвий летели искры, смеясь над бледным сиянием луны; остальные солдаты тоже сошлись в смертельных единоборствах.
А предводители дрались на настоящей дуэли – дуэли саблями и верхом! Сражались они со смертоносной серьезностью: стремясь убить друг друга, и не обменивались ни словом.
Но вот в схватке наступила пауза. Капитан Деверо, ранее сражавшийся лицом к луне, проскакал мимо противника, развернулся и занял превосходящую позицию. Замахнувшись саблей, он готов был опустить ее на плечо офицера конфедерата, но сабля в руке у него застыла, словно парализованная!
Луна осветила лицо противника и выдала ужасную тайну. Он сражался с собственным братом!
– Боже мой! – ахнул он. – Уолтер Деверо! Брат, это ты!
– Да, Уолтер Деверо, – воскликнул офицер конфедерат, – но я тебе не брат! Мой брат не может носить синий мундир федералистов! Спускайся и сними мундир, или я зарублю тебя!
– О, Уолтер, дорогой Уолтер! Не говори так! Я не могу сделать, как ты говоришь, не могу! Пробей мне сердце – я не могу тебя убить!
– Не можешь, щенок! Не смог бы, даже если бы попытался! Уолтер Деверо рожден не для того, чтобы быть убитым предателем своей родины – и не аболиционистом янки!
– Я этот янки! – крикнул всадник, неожиданно появившийся среди деревьев; и одновременно с криком раздался пистолетный выстрел.
На мгновение противники и их лошади окутались дымом. Когда он рассеялся, офицер в сером мундире лежал на земле; его лошадь галопом ускакала в лес; за ней скрылись еще несколько с всадниками.
Смерть командира вызвала панику среди конфедератов; те, что еще усидели в седлах, разворачивали лошадей и убегали. Около десяти из них было убито, столько же попали в плен к разведчикам.
Гарри Деверо выглядел так, словно он тоже получил смертельный удар. Спрыгнув с седла, он, шатаясь, направился туда, где лежал его брат, и склонился к нему в горе. Ему не нужно было осматривать тело, чтобы понять, что в нем нет жизни. Лунный луч, пробившись сквозь древесную листву, упал на остекленевшие глаза, на оскаленные в гримасе смерти зубы!
Солдаты юнионисты по команде своего капитана похоронили тело его брата. И последовали за своим командиром в лагерь, сочувствуя его горю, Выглядели они так, словно не одержали победу, а потерпели поражение.
Летом 1866 года знаменитый приморский курорт Ньюпорт, хотя и не был больше приютом для многих знатных южан, был переполнен, как и прежде. Война кончилась, и вызванный ею плач не мог продолжаться вечно. Многие еще горевали, во многих семьях, потерявших близких, еще не высохли слезы. Но горюющие не показывались на берегах залива Наррагансетт и не участвовали в веселье.
Никаких следов печали не было в том месте, где впервые появилась Аделина Уинтроп в сопровождении Уолтера Деверо. На той же самой веранде, на которой она когда-то принимала обоих братьев – один уже мертв, – можно было увидеть ее в сопровождении выжившего. Но это уже был не простой лейтенант артиллерии, но командир дивизии армии Соединенных Штатов.
А она не была больше Аделиной Уинтроп, но женой генерала Деверо.