Мельников Руслан. Тайный рыцарь

   Фон Барнхельм виновато пожал плечами, икнул нетрезво:
   – Прошу не обращать внимания, благородный Вацлав. Ясь у меня полукровка. Наполовину немец, наполовину поляк. Потому предан, но прижимист сверх всякой меры.
   Бурцев хмыкнул: оставалось только гадать, какая половина за что отвечает. А Вольфганг уже вовсю орал на слугу:
   – Тащи вино и лепешки! Да не жмись, Ясь. Даст бог, не сгинем тут от голода и жажды. А гостя нашего обижать никак нельзя. Он ведь сегодня этого негодяя фон Берберга побил!
   Ясь ослабил путы, удерживавшие на санях заветный бочонок, со вздохом, больше похожим на стон, крутанул его. Внутри плеснуло. Ого! А бочонок-то, считай, пуст уже наполовину! Одно из законопаченных отверстий нависло над самым бортом. Оруженосец приложил ухо к просмоленным доскам мореного дуба, стукнул сверху, стукнул снизу. Убедился, что дырка, которой предстоит стать живительным источником, находится ниже внутренней «ватерлинии».
   Еще один вздох. Две огромные шлемоподобные деревянные кружки (таким позавидовала бы любая баварская пивнушка!) поставлены под сани – прямо в грязный снег. Точно поставлены – чтоб ни одна капля мимо. Грудной гхык! – и затычка вырвана.
   Зажурчало… Бражный кислый запах стал сильнее.
   По поскучневшему лицу и жадным глазам оруженосца было заметно, чего стоило ему выкладывать перед благородными господами последние походные харчи. А уж вино Ясь поднес рыцарям с поистине благоговейным трепетом. Громко сглотнул слюну и нехотя расстался с ношей. Мина его была скорбной, руки дрожали. На кружки несчастный оруженосец смотрел взглядом голодной собаки, выброшенной с праздничного застолья.
   – Потом, Ясь, ненасытная твоя утроба, потом, – отмахнулся Вольфганг. – Не выпрашивай. Сначала ступай к замку, поищи там несравненную Ядвигу Кульмскую. Увидишь – пади на колени и моли, чтобы она почтила своим присутствием благородного рыцаря, прославлявшего ее красоту на ристалище. Скажи, несчастный рыцарь тяжело ранен и лежит на смертном одре. И лишь милостивое прикосновение нежной длани прекраснейшей из женщин к бледному челу способно облегчить его муки.
   «А этот рейнский “херувимчик” с печальными глазами, оказывается, и в самом деле поэт!» – поразился Бурцев. «Умирающий» рыцарь тем временем сделал добрый глоток из своего жбана с ручкой, крякнул, вытер рот рукавом камзола и добавил:
   – Сделаешь как надо – получишь свою порцию. Не приведешь Ядвиги – не подпущу тебя к бочонку на арбалетный выстрел. Все понял?
   – Да, господин.
 

Глава 44

   С несчастным видом Ясь поплелся прочь.
   – Думаешь, приведет Ядвигу-то? – усомнился Бурцев.
   – А куда он денется, пройдоха! Из-под земли достанет. Ясь ведь молиться готов на этот бочонок. Да и то сказать – славное винцо Господь нам послал.
   Славное? Бурцев недоверчиво уставился на пенистую мутную жидкость. Принюхался. Похоже на обычную бражку… Булькнули подозрительные пузырьки – гораздо больше, чем позволительно для напитка, гордо именуемого вином. Рыцарь Вольфганг еще раз бесстрашно отхлебнул содержимое своей кружки. Причмокнул:
   – Гуд! Рейнское – самого позднего урожая.
   Эх, была не была! Бурцев тоже рискнул. Первая дегустация прошла успешно. Честно говоря, он ожидал худшего, но – ничего… совсем ничего! Нечто недобродившее, кисло-сладкое, с небольшим градусом, отдаленно напоминающее белое вино, но скорее какой-то винный квас. Впрочем, пить можно. И даже получать от этого определенное удовольствие. Если не привередничать.
   – Говорят, вино на берегах Рейна делают со времен Христа! – мечтательно закатил глаза Вольфганг. – Первые виноградники там заложили еще римские легионеры. Римляне не желали тратить время и силы на перевозку благородного напитка через Альпы.
   – Умно, – одобрил Бурцев.
   Хлебнул еще. Нет, пить, в самом деле, можно.
   – А откуда у тебя столько, Вольфганг? – Он кивнул на бочонок.
   – Такова Божья милость. У болот между Торунью и Кульмским замком мы с Ясем наткнулись на разбитый епископский обоз – да я об этом еще на ристалище Вильгельму Моденскому говорил, только слушать меня его преосвященство почему-то не захотел. Так вот, видим: сани повалены, кровь кругом, люди с лошадьми перебиты да в болото побросаны. Вместе со всей одеждой и оружием. Засосало болото все. Над трясиной только шапки плавают да попоны конские. Разбойники напали – не иначе. Говорят, хозяйничает где-то поблизости мятежный пан из Добжиньских земель. Его лиходеи, наверное, постарались.
   Бурцев скептически хмыкнул. Насколько ему известно, Освальд Добжиньский сейчас далеко от Взгужевежи не отходит – сил набирается. Впрочем, мало ли шаек бродит по глухим куявским, тевтонским и прусским уголкам. Другое дело – далеко не каждая ватага решится напасть на такую важную птицу, как епископ.
   – А ты, Вольфганг, вообще уверен, что на епископский обоз наткнулся?
   – Так утварь же церковная там была разбросана всюду. Купцы, воины да крестьяне такой с собой не возят. А еще посох епископский Ясь в снегу откопал. Я уж, грешным делом, подумал, не самого ли посланца Святого Рима Вильгельма Моденского злодеи погубили. К его прибытию ведь как раз готовилось братство Святой Марии. Но нет – его преосвященство на турнире присутствует, жив-здоров. И от посоха опять-таки отказался. Не его, выходит, посох. Ну, а раз так, то и вино тоже ему не принадлежит. Мы ведь сани эти с рейнским и кое-какими монастырскими харчами нашли там же – в обозе. Увязли сани в снегу – не смогли, видно, злыдни ни дотянуть их до болота, ни с собой забрать, вот и бросили у дороги. Но похозяйничать успели. Пробили, вишь, бочонок, что в брюхо влезло – выпили, небось, дай бросили, дурни. Мы когда пришли, целая лужа рейнского уже натекла. Хорошо хоть сверху продырявили, мерзавцы, – не снизу, – нам с Ясем тоже прилично досталось. Но все равно неразумные какие-то разбойники. Я бы на их месте такое вино нипочем не бросил. На горбу бы, а унес. Или вон Яську заставил. В общем, заткнули мы дырки, впрягли в сани кобылку Яся и подались прямиком в Кульм. До сих пор гадаем, что там за епископ такой смерть свою у болота принял и епископ ли вообще… То нынче одному Господу ведомо.
   Бурцев хлебнул из бездонной кружки еще. Рейнское нравилось ему все больше. Да и настроение вроде улучшалось.
   – А не стыдно было чужое брать, а, Вольфганг?
   – Чего стыдиться-то? Зачем добру пропадать. Хотя…
   Немец помрачнел.
   – Сейчас-то и я думаю – может, в самом деле зря мы на вино божьих людей позарились. Наслал ведь на меня Господь фон Берберга, продавшего душу дьяволу. А ну как за этот грех наслал?
   Бурцев не смог сдержать улыбки. Конечно, вестфалец – сволочь преизрядная, но вот насчет сделки с силами ада – это, пожалуй, слишком.
   – Ты напрасно насмехаешься над моими словами, тайный рыцарь Вацлав, – обиделся пьяный паренек с берегов Рейна. Даже икнул от волнения. – Когда мы сшиблись с фон Бербергом, посреди ристалища разверзлась геенна огненная, и зловоние самого ада вырвалось из ее недр. Тысячи невидимых демонов закружили над нами, разбили мои доспехи и свалили меня с коня. Не будь этих дьявольских козней, никогда фон Берберг не одолел бы фон Барнхельма в честном бою.
   Ну, конечно, конечно, чем еще можно объяснить поражение непобедимого Вольфганга?! И все же непрошеную улыбку Бурцев с лица убрал. Зачем понапрасну раздражать человека?
   – Это все чары, – горячился Вольфганг. – Без них вестфалец не имел бы ни малейшего шанса на победу!
   Бурцев дипломатично промолчал. Фон Барнхельм глотнул еще вина, убежденно продолжил:
   – Ибо… ибо меня вдохновляла Ядвига Кульмская – прекраснейшая из женщин.
   – Ну, наверняка дама сердца фон Берберга тоже не уродина, – вставил Бурцев.
   – Может быть, – голос рейнского рыцаря снизился до шепота. – Но знаешь, ведьмы и демоницы тоже порой обладают привлекательной внешностью. А мне сдается, краковская Агделайда и есть одна из них.
   – Уверяю тебя, это не так, – вздохнул Бурцев. Хотя… Что-то демоническое в его жене, пожалуй, присутствует – уж очень полячка притягательна. Необъяснимо притягательна. Почему, елки-палки, потеряв ее, хочется волком выть на луну? Уж не околдовала ли его княжна, в самом деле? Раньше-то из-за девчонок Бурцев особо не страдал.
   – Так или не так – это уже не важно, – язык Вольфганга начал заплетаться. Мысли, похоже, тоже. – Ты одолел фон Берберга, но завтра мне придется вызвать на поединок тебя.
   Бурцев опешил. Этого ему еще не хватало.
   – Но ты не бойся, друг Вацлав, – успокоил его рейнский рыцарь. – Я постараюсь тебя не убивать.
   – Очень великодушно с твоей стороны, – Бурцев глянул на перевязанное плечо собеседника. Опасный противничек, ничего не скажешь! – Но сдается мне, ты совсем пьян, братишка.
   – Нет еще. Я понимаю, что говорю. Посуди сам, благородный Вацлав. Я бился за честь дамы сердца и проиграл бой. Это великий позор, и искупить его возможно только новой победой. Фон Берберг, утверждавший, что какая-то там краковская Агделайда превосходит красотой и благочестием Ядвигу Кульмскую, повержен. А ведь ты наверняка победил вестфальца во славу своей дамы сердца. Я же никак не могу признать, что Ядвига уступает ей хоть в чем-то.
   – И не нужно. По-моему, для любого мужчины самой красивой из женщин всегда будет лишь его избранница, а махать мечами, доказывая это другим, – бессмысленно.
   – Погоди, я что-то запутался… – Молодой рыцарь удивленно хлопал глазами. – Так ты не провозглашал на ристалище, что твоя дама сердца – прекраснейшая из женщин?
   – Подобными вещами я не занимаюсь.
   – Хм… Странные у тебя понятия об отношениях благородного мужчины с благородной женщиной. Впрочем, я рад. Если то, что ты говоришь, правда, драться нам с тобой завтра ни к чему.
   – Я тоже так думаю, – пожал плечами Бурцев.
   – И все же, позволено ли мне будет узнать, кто является твоей дамой сердца?
   – Аделаида. Агделайда Краковская.
   – Как?! Та самая?!
   – Да, та самая.
   Вольфганг недоуменно мотнул головой:
   – Тогда я вообще ничего не понимаю, Вацлав! Выходит, ты сражался с рыцарем, который и без того считает Агделайду красивейшей из женщин?
   – Ну да.
   – А зачем?
   – Хм… Вообще-то, девушка, которую Фридрих фон Берберг выбрал в дамы сердца, – моя жена.
   – Вот как? Дама сердца и жена в одном лице! Любопытно… Раньше я не верил, что такое бывает. Ну, а все-таки что же стало причиной вашего с фон Бербергом поединка?
   – Я же тебе немецким языком объясняю: этот негодяй объявил дамой сердца мою законную супругу.
   – Ну и что?
   Изумление Вольфганга росло как на дрожжах. А Бурцеву все труднее было формулировать свои мысли. В голове уже вовсю гудел хмельной ветер. Коварное, блин, это рейнское. Вроде компот компотом, градуса не чувствуется, а не заметишь, как наклюкаешься. Ладно, перейдем на конкретику.
   – Вот если я, к примеру, уведу твою Ядвигу, Вольфганг… Ты что же, будешь просто смотреть нам вслед и радоваться?
   – Если ты покусишься на мою даму сердца вопреки ее воле, я без промедления встану на ее защиту, и горе тебе, тайный рыцарь Вацлав. Но коль уж она сама пойдет с тобой…
   – Что тогда? – заинтересованно спросил Бурцев.
   – Ничего. Разве имею я право препятствовать желаниям своей возлюбленной? Нет у меня такого права! Я распахну свое сердце для благородной печали и возвышающих истинного рыцаря страданий, но ни словом, ни взглядом не попрекну Ядвигу.
   Нет, это уже даже не донкихотство! Мазохизм какой-то! Любовное самоедство, блин…
 

Глава 45

   Бурцев был озадачен не на шутку. Долго думал, как бы этак поделикатнее сформулировать следующий вопрос. Так и не придумал. А хотелось бы определенности в подобных вещах… В конце концов он махнул рукой на приличия, спросил прямо в лоб:
   – Но ведь если ты, Вольфганг, нам никак и ничем не воспрепятствуешь, то в итоге не ты, а я затащу красавицу Ядвигу в свою постель.
   – Не смей так грубо выражаться о моей даме сердца, Вацлав!
   Левая рука немца уже лихорадочно шарила в поисках меча.
   – Молчу-молчу. Прости, дружище, и успокойся. Я просто имел в виду…
   – Я понял, что ты имел в виду. Но воистину странно звучат твои слова. Каждый рыцарь знает: суть служения даме сердца заключается не в тайной надежде обладать ею, а в чистой и непорочной любви, чуждой плотским утехам. Прекрасная дама может быть женой другого. Она может иметь десяток любовников или два десятка детей, но ее образ по-прежнему будет вдохновлять истинного рыцаря на величайшие подвиги.
   Бр-р-р! Не одна Аделаида, выходит, рехнулась тут на почве рыцарских романов.
   – Да, кстати о подвигах!
   Благородный Вольфганг фон Барнхельм встрепенулся. Еще раз звучно икнул. Срыгнул. Затем без стеснения пустил газы. Ох, не впрок пошло бедолаге хваленое рейнское. Нельзя же вливать в себя столько, да на голодный желудок! А потом еще и вести возвышенные речи о большой и чистой любви.
   – А что подвиги?
   – Ты ведь, Вацлав, до сих пор не рассказал, каким образом одержал славную победу над фон Бербергом. Ясь говорит, будто вы отказались от турнирного оружия мира. Выходит, ты бился с вестфальцем насмерть? И одолел его, несмотря на помощь демонов ада?! А как он принял смерть? От копья или меча? Конным или пешим? Достойно рыцаря или моля о пощаде?
   – Вообще-то, насколько мне известно, фон Берберг выжил…
   – О, как благородно с твоей стороны! Ну, рассказывай, рассказывай же!
   Глаза Вольфганга горели. Рейнец устроился поудобнее на покрытой тряпками соломе, закутался в одеяло, прислонился спиной к высокому борту саней. Кажется, рыцарь приготовился слушать, как минимум, эпическую балладу о величайшем сражении всех времен и народов. Увы, Бурцеву порадовать собеседника было нечем. Он ответил просто и коротко:
   – Я дал ему в морду.
   Лицо фон Барнхельма вытянулось
   – Копьем? Мечом? Секирой? – с надеждой спросил он.
   – Нет. Вот этим, – Бурцев сжал кулак в латной рукавице.
   Вольфганг поморщился:
   – Ну и вульгарность! Вы что же, дрались, подобно трактирной швали, без оружия?
   – Почему же, сначала бились на мечах. Ну, а потом… Так уж вышло, Вольфганг. Клинок у меня сломался.
   Бурцев виновато развел руками.
   – Жаль, – печально и разочарованно произнес германец. – Сразить противника ударом кулака – это совсем не романтично. Такую победу никогда не воспоют миннезингеры. Но с другой стороны… Возможно, Фридрих фон Берберг и не заслуживает чести пасть от рыцарского меча или копья.
   Бурцев промолчал. Лично он предпочел бы, чтобы вестфалец в сегодняшней драке напоролся на остро заточенную сталь.
   – И знаешь, что я сейчас подумал? – Рейнец продолжал старательно морщить лоб и ворочать заплетающимся языком. – Наверняка ведь переломить твой клинок фон Бербергу тоже помогли силы ада. Поверь, уж мне-то известно: боевые мечи так просто не ломаются. Да, между прочим… Негоже благородному рыцарю ходить без оружия. Возьми-ка вот меч Яся – дарю от чистого сердца. В знак признательности за твою победу над моим… над нашим общим врагом.
   Щедрый подарок! И главное – своевременный! Отказываться Бурцев не стал – не дурак. Без меча сейчас ему разгуливать – действительно последнее дело.
   Клинок оруженосца Вольфганга лежал в неказистых деревянных ножнах. Меч оказался груб, прост, короток – гораздо короче тяжелых рыцарских тесаков – и совершенно не обременен украшениями. Но при этом совсем неплох: добротная сталь, хорошая заточка, великолепная балансировка…
   – Ну, спасибо, Вольфганг! А Ясь-то твой не обидится?
   – С чего ему обижаться? Меч этот я добыл в честном поединке с прусскими язычниками. А Яське отдал, чтоб на поясе носил для красоты и важности. Но сколько ни бился – научить его владеть клинком так и не смог. Ясь ведь сызмальства приучен к секире. Вон она – под салями лежит.
   Рыцарь небрежным кивком указал меж салазок. Оттуда – из вороха грязного тряпья – в самом деле торчала толстая рукоять здоровенного боевого топора.
   – В общем, без надобности нам нынче этот меч. И на торжище не выручишь за него много. Так что спокойно забирай клинок себе и владей им.
   – Господин! Господин! Она идет!
   Смешной нескладный Ясь с улыбкой до ушей вприпрыжку бежал к ним. Легок на помине!
   – Кто идет? – нетрезвый рыцарь уставился на слугу мутным взором.
   – Ваша дама сердца! Вы же сами посылали за ней. Я встретил прекрасную Ядвигу Кульмскую возле ристалища.
   Вкрадчивым шепотом Ясь тут же быстренько добавил:
   – Могу ли я теперь выпить кружечку из вашего бочонка?
   – О! Ах! – Вольфганг поспешно сунул свою огромную кружку оруженосцу.
   Тот подхватил жбанчик трясущимися руками и мгновенно припал к недопитому вину господина.
   Фон Барнхельм пытался было подняться, но хмель коварного рейнского шибанул беднягу не хуже вестфальского копья. Не поддержи Бурцев влюбленного рыцаря, Вольфганг непременно рухнул бы в кучку конского навоза. К счастью, конфуза удалось избежать. Но лишь на время. На весьма непродолжительное время…
   Знакомое хихиканье заставило его отпустить фон Барнхельма. Бурцев, напрочь забыв о рыцаре, удивленно поднял голову.
   Хихиканье стихло. Молодая рыжеволосая девушка, стоявшая перед ним, растерянно ойкнула. Небедное платье с длинным – до носков туфель – подолом и узкими шнурованными по самые кисти рукавами выдавало знатную горожанку. С пояса девицы свисал туго набитый кошель. В руках барышня держала небольшую корзинку. И – хлоп-хлоп – все хлопала своими пышными ресницами.
   – О несравненная! – только и смог вымолвить Вольфганг, сидя на конских «яблоках».
   У Бурцева недостало сил и на это. В изумлении он глядел на Ядвигу Кульмскую. Та пялилась на него. Несколько секунд молчания. Узнавание, удивление, радость…
   – Вацлав?! Ты?!
   Пухленькие губки раздвинулись в улыбке. На щеках проступили очаровательные ямочки.
   – А? О? – Вольфганг окончательно лишился дара речи. Он тупо смотрел то на свою даму сердца, то на Бурцева. Ясь, пользуясь всеобщим замешательством, тихонько отступал с кружкой господина к бочонку рейнского.
   – Ядвига?!
   Да, не узнать эту жизнерадостную милую веселушку было невозможно. Именно она прислуживала Аделаиде, плененной Казимиром Куявским, в доме легницкого купца Ирвина. Именно с ней Бурцев едва не разделил ложе. Именно ее руки выпихнули его в окно, помогая сбежать от разъяренных Казимировых слуг. Но как простая служанка из Легницы стала знатной дамой Ядвигой Кульмской?! Пьяный Вольфганг настойчиво завозился внизу. Бурцев опомнился, рывком поставил рыцаря на ноги.
   – Вы зна-а-акомы? – непослушным языком проговорил фон Барнхельм.
   – Да… немного, – замявшись, ответил Бурцев. – Я в свое время тоже был пленен красотой твоей дамы сердца.
   – О, да!
   Стоять Вольфгангу было нелегко, и рыцарь бухнулся на одно колено. Заикаясь от смущения и рейнского, он попытался оправдаться:
   – Ваш вид, прекрасная госпожа, свалит с ног любого. К тому же мои раны…
   Ядвига даже не взглянула в его сторону. Пьяного бормотания влюбленного рыцаря она, похоже, вообще не слышала. В лукавых глазках девушки уже играли знакомые бесенята. И предназначались они другому.
 

Глава 46

   Это был тот еще пикничок! Ядвига, растроганная рассказом Яся, явилась к пострадавшему воздыхателю не с пустыми руками. Пронырливый оруженосец намекнул девушке, что несчастный рыцарь загибается не только от ран и любви, но еще и от голода, а вместе с благородным господином мучительная смерть грозит и верному слуге. В общем, корзинка нехитрой снеди, которую принесла легницко-кульмская красавица, пришлась весьма кстати.
   – Я не захватила никаких напитков, – улыбнулась девушка. – Но, вижу, от жажды здесь никто не страдает. Смею даже надеяться, благородный рыцарь угостит прославленным рейнским и свою даму сердца.
   – О, разумеется, почту за честь! – не преминул отозваться фон Барнхельм. – Мое вино – ваше вино, милостивейшая и достойнейшая госпожа.
   – Тогда приступим?
   Обалдевший от счастья и алкоголя рыцарь со своей возлюбленной расположились на санях и укутались одеялами. Ясь занял самую выгодную позицию возле винного бочонка. Бурцев устроился рядом на потертом седле рейнца. Обе кружки достались гостям. Вольфганг цедил вино из походной фляги. Ясь жадно пил из своей каски, здорово смахивающей на ковш.
   Болтали ни о чем. Фон Барнхельм длинно и тягомотно расписывал недавнее ристалищное сражение с тысячей адских демонов и не уставал при этом восхвалять достоинства прекраснейшей Ядвиги. Ясь глубокомысленно поддакивал господину. Бурцев молчал, выжидая подходящий момент для беседы со старой знакомой. Девушка хихикала, слушая лестные замечания одного рыцаря и не отводя глаз от другого.
   Сказать по правде, Бурцев тоже частенько поглядывал на Ядвигу. И с каждой новой порцией рейнского взгляд его становился все откровеннее. Вспомнилась Легница, дом купца Ирвина, давние сомнения и соблазнительное ожидание. И явление полуголой Аделаиды, свисавшей из дыры в потолке.
   Ох, Аделаида… Интересно, а если бы княжна не помешала им в тот раз, если бы он все же остался наедине с красоткой Ядвижкой?.. Конечно, эта любвеобильная нимфоманка тоже не идеальный вариант для долгой и счастливой совместной жизни. Но зато такие девушки идеально подходят для окрашивания сурового мужского одиночества. Такие умеют хотя бы на время развеять печаль после расставания с любимой.
   … Вольфганг отключился первым. Рыцарь вдруг умолк на полуслове, с полминуты восхищенно взирал на Ядвигу, потом уронил голову на руки. Так и уснул с блаженной улыбкой на лице, в груде побитых доспехов, небогатого снаряжения и нехитрого походного скарба странствующего рыцаря. Раны, усталость и рекордная доза алкоголя все же сделали свое дело.
   – Эх ты, милый мой дурачок!
   Пока дама сердца заботливо – по-матерински – укрывала отсыревшими одеялами навоевавшегося за день мальчишку, от бочонка пресытившейся пиявкой отвалился и Ясь. С еще более тупой, чем обычно, но весьма довольной физиономией оруженосец фон Барнхельма заполз под сани и раскатисто захрапел на вонючих конских попонах и куче грязного тряпья. Обе лошади были сейчас привязаны к саням, и, засыпая, рыцарский слуга, как бы невзначай, положил руку на короткие поводья. Даже во сне Ясь крепко сжимал их.
   Бурцев вообще отметил про себя отменную походную выучку рыцаря и оруженосца. Оба спали чутко и каждый на своем барахле. Обокрасть эту парочку гипотетическим злоумышленникам было бы весьма затруднительно. Впрочем, и красть здесь нечего. Главная ценность – бочонок с вином – почти опустел, а остатки рейнского находились на не менее надежной привязи, чем лошади. Разве что фляга, оброненная с саней Вольфгангом, да кружки гостей оставались сейчас без надлежащего присмотра.
   Вечерело…
   – Ну что, поговорим теперь, кмет Вацлав, надевший рыцарские шпоры? – Ядвига подсела рядом, привычно ткнулась высокой грудью в плечо. – Вино, чтобы скрасить беседу, еще осталось, а добрый Вольфганг, как ты слышал, предоставил его в мое полное распоряжение.
   Ядвига пила умеренно и умело. А потому слабоградусное рейнское не свалило и не обезобразило девушку. Наоборот – приукрасило. Зарделись щечки, заблестели глазки… В сгущающихся сумерках она выглядела особенно соблазнительно. Как… ну, почти как Аделаида.
   – Поговорим, – согласился Бурцев. – Как это тебя угораздило стать Ядвигой Кульмской?
   Девушка пожала плечами:
   – Ядвига Кульмская?! Это меня так Вольфганг называет? Очень мило. Кажется, мальчик вообразил, будто я – местная знатная дама.
   – А на самом деле? Что ты здесь делаешь?
   Девушка изобразила постную мину:
   – Служу ордену Святой Марии…
   И тут же прыснула, не сдержавшись. Долго оставаться серьезной у нее не получалось.
   – Чего? – зато Бурцев был сейчас сама серьезность.
   – А чему ты удивляешься, Вацлав? Надо же когда-нибудь и о душе подумать – послужить Божьему братству, а через него и самому Господу и Деве Марии. К тому же крестоносцы мне платят больше, чем этот скупердяй Ирвин. И даже больше, чем платил Казимир Куявский, когда я состояла при Агделайде. Я достаточно хорошо знаю немецкий. Пройдоха Ирвин, у которого частенько гостили торговые люди из Германии и тевтонских земель, специально заставил меня выучить язык, чтобы, прислуживая иноземным купцам, я подслушивала разговоры, не предназначенные для хозяйских ушей. Ну, а работа, которую я выполняю в ордене…
   Она немного замялась.
   – Работа не обременительная, в общем, и даже по-своему приятная.
   Невероятно! Что приятного находит жизнелюбивая Ядвига в служении мрачному духовно-рыцарскому ордену?
   – Чем ты там занимаешься? Лечишь больных и раненых? Ухаживаешь за скотом? Хозяйничаешь? Кухаришь?
   – Этим с дозволения комтуров в братстве Святой Марии занимаются другие женщины, а я…
   Глаза Ядвиги блеснули. Гордо, кокетливо, призывно, таинственно. Кажется, для дамы сердца Вольфганга фон Барнхельма сегодня дело чести заинтриговать Бурцева. Что ж, это ей удалось.
   – А ты?
   – Давай поговорим об этом не здесь, – она покосилась на спящих Вольфганга и Яся. – Я не вижу необходимости что-то скрывать от тебя. Ты вроде не татарский лазутчик, так ведь?
   Лукавая улыбка: Ядвига вспоминала прошлое.
   – Но лучше прогуляемся, Вацлав. Есть тут неподалеку одно укромное местечко. Там и пообщаемся. Чтоб никто не помешал…