Владимир Михановский
Крайнее средство
* * *
– Мне теперь уже все равно, – сказал немолодой усталый человек, – выбрасывайте.
– Компания не задумается выбросить вас, Джон Чалмерс, можете не сомневаться. Но вы забыли ещё одно обстоятельство. Два года назад на вашу тему была выделена довольно значительная сумма. Я спрашиваю: где она, эта сумма? Её нет. А результаты? Их тоже нет! – шеф перешёл на крик. – И вы ответите своим имуществом!
– Вы хотите конфисковать моё имущество? – медленно спросил профессор.
– Поразительная догадливость!
– Дайте мне ещё два месяца, – сказал Чалмерс, не поднимая глаз.
– Две недели, и ни минуты больше, – ответ шефа прозвучал категорически. – Можете идти.
Когда тяжёлая дверь захлопнулась за Чалмерсом, на столе перед шефом вспыхнул экран кофейного цвета.
– Почему ты так нервничаешь, милый? – томно спросила крашеная блондинка. – Тебе это вредно.
– А, опять шпионила? – нежно пропел шеф.
– Я совсем немножечко! За что ты так распекал бедного Чалмерса?
– Распекал? Да его спечь мало! – шеф коротко хохотнул, довольный собственной шуткой. – Четыре миллиона пустил в трубу. Ну, попляшет он у меня!..
Два года тому профессор кибернетики Джон Чалмерс предложил шефу Уэстерн-компани любопытную идею. Лауреат Нобелевской премии был принят благосклонно. Шеф компании не без приятного волнения выслушал заманчивое предложение авторитетного учёного: в течение полутора – двух лет создать робота, способного воспринимать и проявлять эмоции. Речь шла отнюдь не об имитации улыбок, волнения, слез и так далее, – подобные вещи представляли собой давно пройденный этап.
– Я хочу, – сказал шефу Джон Чалмерс, – создать робота, способного по-настоящему, как человек, страдать и восхищаться, тосковать и негодовать.
– Как же, в двух словах, вы мыслите достичь этого? спросил шеф, с интересом вглядываясь в энергичное лицо посетителя.
– О, моя идея до чрезвычайности проста, – ответил профессор Чалмерс. – По моим расчётам, – он похлопал по толстой виниловой папке, – начиная с некоторого порога, самоорганизующаяся система становится способной к эмоциям. Вся суть, собственно говоря, заключается в этом критическом пороге.
– Чем же он определяется, этот порог? – спросил шеф.
– В основном – количеством накопленной информации, ну, а кроме того… – Чалмерс замялся.
– Понимаю, понимаю, – лучезарно улыбнулся шеф, – секрет изобретателя!.. Наведайтесь денька через два. Надеюсь, мне удастся заинтересовать акционеров вашим предложением.
Нечего и говорить, какие большие выгоды сулил компании робот, проект которого был предложен профессором Чалмерсом.
Контракт с Чалмерсом был подписан, и машина завертелась…
Сотни тысяч долларов были брошены на рекламу. «Новый взлёт технической мысли!» – захлёбывались газеты. – «Уэстерн-компани предлагает вам друга. Он будет сочувствовать вам и никогда не изменит, в отличие от человека…». «Ваш муж, сын или брат слишком долго не возвращается из космоса? Нет, он возвратился. Вот стоит он перед вами, скромный и элегантный, в лучшем в мире чёрном смокинге фирмы „Ливинг и братья“. Он разделит вашу печаль, и ваши слезы, и ваши скромные радости». А одна газетка поместила на второй полосе фото очаровательно улыбающейся мисс с конвертом в руке, сопроводив его выразительной подписью: «О, какая радость! Спешу скорее поделиться ею с моим другом фирмы Уэстерн-компани», и далее следовал адрес компании, куда следовало обращаться читателю, возжелавшему приобрести электронного друга.
Акции Уэстерн-компани в результате всех этих мер сильно подскочили. В течение нескольких месяцев биржа переживала ажиотаж. От цифр, обозначавших прибыли членов акционерного совета, рябило бы в глазах, – если б эти цифры публиковались.
Короче, всё было олл райт.
И вдруг – заявление профессора Чалмерса. Оно прозвучало, как гром с ясного неба.
– Вероятно, в чём-то допущена ошибка, – сказал шефу Джон Чалмерс. – Количество информации, накопленной роботом, давно превысило теоретический порог, а проявления чувств никак не наблюдается…
Немудрёно, что эти слова вызвали у шефа столь бурную реакцию. Получался грандиозный конфуз…
Джон Чалмерс неподвижно сидел за лабораторным столом, спрятав лицо в ладони.
Итак, дело его жизни рушилось. Честолюбивые мечты и надежды – гибло все! Перед мысленным взором Чалмерса проносились картины – одна печальнее другой.
Коттедж описывают за долги… Гараж и «ролс-ройс» идут туда же… Его кидают, чего доброго, за решётку, как нарушителя контракта… А жена с сынишкой куда же?…
В коридоре послышались уверенные шаги, и в лабораторию вошёл Чарли. Лучи закатного солнца, бившие в круглое окно, отчётливо обрисовывали его плечистую фигуру.
«Все он», – со злобой подумал Чалмерс, глядя на своё детище. – «Впрочем, смешно спрашивать с робота. Спрос – не с машины, а с конструктора».
После тяжёлого разговора с шефом на душе Чалмерса было горько и тоскливо.
– Добрый вечер, Отец, – сказал Чарли, подойдя к Чалмерсу.
– Здравствуй, Чарли.
– Сегодняшняя программа накопления информации перевыполнена, – рокотал уверенный бас. – Сверх заданной вами программы усвоен тридцать второй том Британской энциклопедии, а также монография об особенностях языка древних ацтеков.
– Это уже не имеет значения, – махнул рукой Чалмерс.
– Не понял, прошу повторить, – быстро сказал робот.
«Надо взять себя в руки, – сказал себе Чалмерс, – и выдержать это до конца».
– Ты молодец, Чарли, – ласково сказал профессор, глядя на робота. – Ступай-ка и займись тридцать третьим томом.
«И что ему стоит, – подумал Чалмерс, глядя в широкую спину удаляющегося робота, – выразить, скажем, радость по поводу того, что я похвалил его! Но этого нет и в помине».
Профессор тяжело поднялся и вышел из-за стола.
«А может, пойти по линии имитации? – размышлял он. – Кто там станет разбираться. А если кто-нибудь и обнаружит подделку, могущественная компания легко сумеет замять неприятность.
Тогда будет все: и слава, и деньги».
Но Чалмерс тут же отверг эту мысль. Шарлатаном он не был и не будет.
Угрюмый профессор бесцельно бродил по огромной лаборатории, привычно пустынной (Чалмерс работал без сотрудников), останавливался то у стеллажей, на которых покоились бесчисленные блоки памяти, то у волноводов, образующих пышный букет, то у термостата, где выращивались белковые клетки памяти.
«И ведь Чарли привязан ко мне, – размышлял Чалмерс. – Он, например, охотнее подходит ко мне, чем к кому бы то ни было другому. Так почему же он ни разу не проявит свои чувства, хотя бы в самой примитивной форме? Ведь он и читал об этом, и видел в бесчисленных фильмах».
У Джона в памяти всплыла его вчерашняя беседа с Чарли.
– Почему ты ни разу не выразишь радости или огорчения, Чарли? – спросил профессор.
– А к чему? – безмятежно ответил робот, поблёскивая фотоэлементами.
– То есть как – к чему? – растерялся Чалмерс.
– Выражение чувств отнимает слишком много энергии, – пояснил Чарли, – и поэтому оно излишне. Необходимо выдерживать принцип наименьшего действия».
«А может, он прав по-своему?» – продолжал размышлять профессор.
– Нет, никогда! – сказал Чалмерс громко и даже приостановился. – Но как докажешь это Чарли?
Можно, конечно, действовать в приказном порядке. Но тогда вся великолепная логическая система робота будет безнадёжно испорчена. Нет, голая команда здесь решительно не годится. Робот должен прийти к нужным выводам самостоятельно.
Остановившись у окна, Чалмерс рассеянно глядел, как по двору компании торопливо снуют люди, сильно смахивающие с такой высоты на муравьёв.
«Сюда и ласточка, пожалуй, не долетит», – с тоской подумал профессор.
И тут Чалмерсу пришла мысль, от которой похолодело в груди. Сначала мысль показалась страшной, но чем больше Чалмерс думал, тем сильней убеждался, что это, пожалуй, единственный выход из тупика, в котором он очутился.
Рассчитывать на длительную отсрочку, необходимую для завершения работы с Чарли, не приходилось.
«Компания не намерена больше терпеть убытки», – без обиняков заявил шеф сегодня утром. Итак… Да, решено. Мэри, по крайней мере, получит страховку", – невесело усмехнулся Чалмерс.
– Как в беспроигрышной лотерее, – негромко сказал он, отходя от окна.
– Застрелился? – переспросил шеф, дыша в трубку видеофона. – Улизнул-таки, прохвост! Не сообщайте пока никому об этом… Что, что? В медицинский центр? Вы с ума сошли. Никаких медцентров. У компании имеется все своё, и врачи в том числе. Исполняйте приказ. Имейте в виду: произошёл несчастный случай. Вам ясно? Вот так.
Лицо на экране видеофона несколько раз кивнуло в знак понимания и затем погасло…
– Пожалуйте сюда, миссис Чалмерс. Осторожно, не ударьтесь. Нет, здесь у нас не больница, а так… Нечто вроде лазарета. Знаете, ведь сотрудников у компании не одна тысяча. Вот и бывают иногда разные несчастные случаи, вроде как с вашим мужем. Как произошло? Но вам же объяснил наш врач. Небрежно чистил пистолет… Ну, откуда же мне знать, миссис!.. Ведь я только сестра. Нет, недалеко, ещё один пролёт. Значит, вы не забыли, что сказал врач? Полный покой. Вам даётся пять минут. Какое счастье, что пуля прошла так удачно! Извольте, вот в эту дверь.
С узкой железной койки на неброско одетую женщину глядел бледный, без кровинки Джон.
– Здравствуй, Мэри, – попытался он улыбнуться. – Видишь, как меня угораздило…
– Не разговаривай, – замахала Мэри руками. Затем, оглядевшись, придвинула белый стул и опустилась возле мужа. Тебе нужен покой.
– Ничего, – тихо сказал Джон, – теперь все позади. Вот если бы пуля прошла на два миллиметра левее… Тогда уж я имел бы абсолютный покой.
– Но как ты неосторожен, Джон, дорогой. И почему ты мне никогда не говорил, что имеешь дело с огнестрельным оружием?
– Да так, не приходилось… Зато теперь мы будем богаты, Мэри, очень богаты., Мой опыт удался.
– Правда? – Мэри расцвела от последних слов мужа. – И сможем яхту купить?
– Хоть десяток яхт.
Послышался осторожный стук, и в палату вошёл Чарли. Ловко балансируя подносом, он опустил его на тумбочку у изголовья Чалмерса. На подносе среди нескольких кистей недорогого винограда красовалась огромная связка бананов.
– Как утренняя температура, Отец? – спросил робот, и в голосе его слышалось неподдельное волнение…
– Компания не задумается выбросить вас, Джон Чалмерс, можете не сомневаться. Но вы забыли ещё одно обстоятельство. Два года назад на вашу тему была выделена довольно значительная сумма. Я спрашиваю: где она, эта сумма? Её нет. А результаты? Их тоже нет! – шеф перешёл на крик. – И вы ответите своим имуществом!
– Вы хотите конфисковать моё имущество? – медленно спросил профессор.
– Поразительная догадливость!
– Дайте мне ещё два месяца, – сказал Чалмерс, не поднимая глаз.
– Две недели, и ни минуты больше, – ответ шефа прозвучал категорически. – Можете идти.
Когда тяжёлая дверь захлопнулась за Чалмерсом, на столе перед шефом вспыхнул экран кофейного цвета.
– Почему ты так нервничаешь, милый? – томно спросила крашеная блондинка. – Тебе это вредно.
– А, опять шпионила? – нежно пропел шеф.
– Я совсем немножечко! За что ты так распекал бедного Чалмерса?
– Распекал? Да его спечь мало! – шеф коротко хохотнул, довольный собственной шуткой. – Четыре миллиона пустил в трубу. Ну, попляшет он у меня!..
Два года тому профессор кибернетики Джон Чалмерс предложил шефу Уэстерн-компани любопытную идею. Лауреат Нобелевской премии был принят благосклонно. Шеф компании не без приятного волнения выслушал заманчивое предложение авторитетного учёного: в течение полутора – двух лет создать робота, способного воспринимать и проявлять эмоции. Речь шла отнюдь не об имитации улыбок, волнения, слез и так далее, – подобные вещи представляли собой давно пройденный этап.
– Я хочу, – сказал шефу Джон Чалмерс, – создать робота, способного по-настоящему, как человек, страдать и восхищаться, тосковать и негодовать.
– Как же, в двух словах, вы мыслите достичь этого? спросил шеф, с интересом вглядываясь в энергичное лицо посетителя.
– О, моя идея до чрезвычайности проста, – ответил профессор Чалмерс. – По моим расчётам, – он похлопал по толстой виниловой папке, – начиная с некоторого порога, самоорганизующаяся система становится способной к эмоциям. Вся суть, собственно говоря, заключается в этом критическом пороге.
– Чем же он определяется, этот порог? – спросил шеф.
– В основном – количеством накопленной информации, ну, а кроме того… – Чалмерс замялся.
– Понимаю, понимаю, – лучезарно улыбнулся шеф, – секрет изобретателя!.. Наведайтесь денька через два. Надеюсь, мне удастся заинтересовать акционеров вашим предложением.
Нечего и говорить, какие большие выгоды сулил компании робот, проект которого был предложен профессором Чалмерсом.
Контракт с Чалмерсом был подписан, и машина завертелась…
Сотни тысяч долларов были брошены на рекламу. «Новый взлёт технической мысли!» – захлёбывались газеты. – «Уэстерн-компани предлагает вам друга. Он будет сочувствовать вам и никогда не изменит, в отличие от человека…». «Ваш муж, сын или брат слишком долго не возвращается из космоса? Нет, он возвратился. Вот стоит он перед вами, скромный и элегантный, в лучшем в мире чёрном смокинге фирмы „Ливинг и братья“. Он разделит вашу печаль, и ваши слезы, и ваши скромные радости». А одна газетка поместила на второй полосе фото очаровательно улыбающейся мисс с конвертом в руке, сопроводив его выразительной подписью: «О, какая радость! Спешу скорее поделиться ею с моим другом фирмы Уэстерн-компани», и далее следовал адрес компании, куда следовало обращаться читателю, возжелавшему приобрести электронного друга.
Акции Уэстерн-компани в результате всех этих мер сильно подскочили. В течение нескольких месяцев биржа переживала ажиотаж. От цифр, обозначавших прибыли членов акционерного совета, рябило бы в глазах, – если б эти цифры публиковались.
Короче, всё было олл райт.
И вдруг – заявление профессора Чалмерса. Оно прозвучало, как гром с ясного неба.
– Вероятно, в чём-то допущена ошибка, – сказал шефу Джон Чалмерс. – Количество информации, накопленной роботом, давно превысило теоретический порог, а проявления чувств никак не наблюдается…
Немудрёно, что эти слова вызвали у шефа столь бурную реакцию. Получался грандиозный конфуз…
Джон Чалмерс неподвижно сидел за лабораторным столом, спрятав лицо в ладони.
Итак, дело его жизни рушилось. Честолюбивые мечты и надежды – гибло все! Перед мысленным взором Чалмерса проносились картины – одна печальнее другой.
Коттедж описывают за долги… Гараж и «ролс-ройс» идут туда же… Его кидают, чего доброго, за решётку, как нарушителя контракта… А жена с сынишкой куда же?…
В коридоре послышались уверенные шаги, и в лабораторию вошёл Чарли. Лучи закатного солнца, бившие в круглое окно, отчётливо обрисовывали его плечистую фигуру.
«Все он», – со злобой подумал Чалмерс, глядя на своё детище. – «Впрочем, смешно спрашивать с робота. Спрос – не с машины, а с конструктора».
После тяжёлого разговора с шефом на душе Чалмерса было горько и тоскливо.
– Добрый вечер, Отец, – сказал Чарли, подойдя к Чалмерсу.
– Здравствуй, Чарли.
– Сегодняшняя программа накопления информации перевыполнена, – рокотал уверенный бас. – Сверх заданной вами программы усвоен тридцать второй том Британской энциклопедии, а также монография об особенностях языка древних ацтеков.
– Это уже не имеет значения, – махнул рукой Чалмерс.
– Не понял, прошу повторить, – быстро сказал робот.
«Надо взять себя в руки, – сказал себе Чалмерс, – и выдержать это до конца».
– Ты молодец, Чарли, – ласково сказал профессор, глядя на робота. – Ступай-ка и займись тридцать третьим томом.
«И что ему стоит, – подумал Чалмерс, глядя в широкую спину удаляющегося робота, – выразить, скажем, радость по поводу того, что я похвалил его! Но этого нет и в помине».
Профессор тяжело поднялся и вышел из-за стола.
«А может, пойти по линии имитации? – размышлял он. – Кто там станет разбираться. А если кто-нибудь и обнаружит подделку, могущественная компания легко сумеет замять неприятность.
Тогда будет все: и слава, и деньги».
Но Чалмерс тут же отверг эту мысль. Шарлатаном он не был и не будет.
Угрюмый профессор бесцельно бродил по огромной лаборатории, привычно пустынной (Чалмерс работал без сотрудников), останавливался то у стеллажей, на которых покоились бесчисленные блоки памяти, то у волноводов, образующих пышный букет, то у термостата, где выращивались белковые клетки памяти.
«И ведь Чарли привязан ко мне, – размышлял Чалмерс. – Он, например, охотнее подходит ко мне, чем к кому бы то ни было другому. Так почему же он ни разу не проявит свои чувства, хотя бы в самой примитивной форме? Ведь он и читал об этом, и видел в бесчисленных фильмах».
У Джона в памяти всплыла его вчерашняя беседа с Чарли.
– Почему ты ни разу не выразишь радости или огорчения, Чарли? – спросил профессор.
– А к чему? – безмятежно ответил робот, поблёскивая фотоэлементами.
– То есть как – к чему? – растерялся Чалмерс.
– Выражение чувств отнимает слишком много энергии, – пояснил Чарли, – и поэтому оно излишне. Необходимо выдерживать принцип наименьшего действия».
«А может, он прав по-своему?» – продолжал размышлять профессор.
– Нет, никогда! – сказал Чалмерс громко и даже приостановился. – Но как докажешь это Чарли?
Можно, конечно, действовать в приказном порядке. Но тогда вся великолепная логическая система робота будет безнадёжно испорчена. Нет, голая команда здесь решительно не годится. Робот должен прийти к нужным выводам самостоятельно.
Остановившись у окна, Чалмерс рассеянно глядел, как по двору компании торопливо снуют люди, сильно смахивающие с такой высоты на муравьёв.
«Сюда и ласточка, пожалуй, не долетит», – с тоской подумал профессор.
И тут Чалмерсу пришла мысль, от которой похолодело в груди. Сначала мысль показалась страшной, но чем больше Чалмерс думал, тем сильней убеждался, что это, пожалуй, единственный выход из тупика, в котором он очутился.
Рассчитывать на длительную отсрочку, необходимую для завершения работы с Чарли, не приходилось.
«Компания не намерена больше терпеть убытки», – без обиняков заявил шеф сегодня утром. Итак… Да, решено. Мэри, по крайней мере, получит страховку", – невесело усмехнулся Чалмерс.
– Как в беспроигрышной лотерее, – негромко сказал он, отходя от окна.
– Застрелился? – переспросил шеф, дыша в трубку видеофона. – Улизнул-таки, прохвост! Не сообщайте пока никому об этом… Что, что? В медицинский центр? Вы с ума сошли. Никаких медцентров. У компании имеется все своё, и врачи в том числе. Исполняйте приказ. Имейте в виду: произошёл несчастный случай. Вам ясно? Вот так.
Лицо на экране видеофона несколько раз кивнуло в знак понимания и затем погасло…
– Пожалуйте сюда, миссис Чалмерс. Осторожно, не ударьтесь. Нет, здесь у нас не больница, а так… Нечто вроде лазарета. Знаете, ведь сотрудников у компании не одна тысяча. Вот и бывают иногда разные несчастные случаи, вроде как с вашим мужем. Как произошло? Но вам же объяснил наш врач. Небрежно чистил пистолет… Ну, откуда же мне знать, миссис!.. Ведь я только сестра. Нет, недалеко, ещё один пролёт. Значит, вы не забыли, что сказал врач? Полный покой. Вам даётся пять минут. Какое счастье, что пуля прошла так удачно! Извольте, вот в эту дверь.
С узкой железной койки на неброско одетую женщину глядел бледный, без кровинки Джон.
– Здравствуй, Мэри, – попытался он улыбнуться. – Видишь, как меня угораздило…
– Не разговаривай, – замахала Мэри руками. Затем, оглядевшись, придвинула белый стул и опустилась возле мужа. Тебе нужен покой.
– Ничего, – тихо сказал Джон, – теперь все позади. Вот если бы пуля прошла на два миллиметра левее… Тогда уж я имел бы абсолютный покой.
– Но как ты неосторожен, Джон, дорогой. И почему ты мне никогда не говорил, что имеешь дело с огнестрельным оружием?
– Да так, не приходилось… Зато теперь мы будем богаты, Мэри, очень богаты., Мой опыт удался.
– Правда? – Мэри расцвела от последних слов мужа. – И сможем яхту купить?
– Хоть десяток яхт.
Послышался осторожный стук, и в палату вошёл Чарли. Ловко балансируя подносом, он опустил его на тумбочку у изголовья Чалмерса. На подносе среди нескольких кистей недорогого винограда красовалась огромная связка бананов.
– Как утренняя температура, Отец? – спросил робот, и в голосе его слышалось неподдельное волнение…