------------------------------------------------------------------------------------------
Рассказ.
Впервые под названием "Возвращение из плавания" опубликован в сентябре
1924 года в журнале "Космополитен", включен в сборник "Космополиты"
Перевод с английского Шарова А., 1982 г
OCR & spellcheck by GreyAngel (greyangel_galaxy@mail.ru),
20.11.2004
------------------------------------------------------------------------------------------
Ферма была расположена в долине между холмами Сомерсетшира. Старомодный
каменный дом окружали сараи, загоны для скота и другие дворовые строения.
Над его входной дверью красивыми старинными цифрами была высечена дата
постройки: 1673; и серый, на века сложенный дом был такой же неотъемлемой
частью пейзажа, как и деревья, под сенью которых он укрывался. Из ухоженного
сада к большой дороге вела аллея великолепных вязов, которая украсила бы
любую помещичью усадьбу. Люди, жившие там, были такими же крепкими, стойкими
и скромными, как и самый дом. Гордились они только тем, что со времени его
постройки все мужчины, принадлежавшие к этой семье, из поколения в поколение
рождались и умирали в нем. Триста лет они обрабатывали здесь землю. Джорджу
Медоузу было теперь пятьдесят лет, а его жене -- на год или два меньше. Оба
они были прекрасные, честные люди в расцвете сил, и дети их -- два сына и
три дочери -- были красивые и здоровые. Им были чужды новомодные идеи -- они
не считали себя леди и джентльменами, знали свое место в жизни и
довольствовались им. Я никогда не видал более сплоченной семьи. Все были
веселы, трудолюбивы и доброжелательны. Их жизнь была патриархальна и
гармонична, что придавало ей законченную красоту симфонии Бетховена или
картины Тициана. Они были счастливы и достойны своего счастья. Но хозяином
на ферме был не Джордж Медоуз ("Куда там", -- говорили в деревне): хозяйкой
была его мать. "Прямо-таки мужчина в юбке", -- говорили про нее. Это была
женщина семидесяти лет, высокая, статная, с седыми волосами, и хотя лицо ее
было изборождено морщинами, глаза оставались живыми и острыми. Ее слово было
законом в доме и на ферме; но она обладала чувством юмора и властвовала хотя
и деспотично, но не жестоко. Шутки ее вызывали смех, и люди повторяли их. У
нее была крепкая деловая хватка, и провести ее было трудно. Это была
незаурядная личность. В ней уживались, что случается очень редко,
доброжелательность и умение высмеять человека.
Однажды, когда я возвращался домой, меня остановила миссис Джордж.
(Только к ее свекрови почтительно обращались как к "миссис Медоуз", жену
Джорджа называли просто "миссис Джордж".) Она была чем-то сильно
взволнована.
-- Как бы вы думали, кто к нам сегодня приезжает? -- спросила она меня.
-- Дядя Джордж Медоуз. Знаете, тот, который был в Китае.
-- Неужели? Я думал, что он умер.
-- Мы все так думали.
Историю дядюшки Джорджа я слышал десятки раз, и она всегда забавляла
меня, так как от нее веяло ароматом старинной легенды; теперь меня
взволновала возможность увидеть ее героя. Ведь дядюшка Джордж Медоуз и Том,
его младший брат, оба ухаживали за миссис Медоуз, когда она еще была Эмили
Грин, пятьдесят с лишним лет назад, и когда Эмили вышла замуж за Тома,
Джордж сел на корабль и уехал.
Было известно, что он поселился где-то на побережье Китая. В течение
двадцати лет он изредка присылал им подарки; затем больше не подавал о себе
вестей; когда Том Медоуз умер, его вдова написала об этом Джорджу, но ответа
не получила; и наконец все решили, что его тоже нет в живых. Но несколько
дней назад, к большому своему удивлению, они получили письмо из Портсмута от
экономки приюта для моряков. Она сообщала, что последние десять лет Джордж
Медоуз, искалеченный ревматизмом, провел там, а теперь, чувствуя, что жить
ему осталось недолго, пожелал снова увидеть дом, в котором родился. Альберт,
его внучатый племянник, отправился за ним в Портсмут на своем форде, к
вечеру они должны были приехать.
-- Только представьте себе, -- говорила миссис Джордж, -- он не был
здесь больше пятидесяти лет. Он даже никогда не видел моего Джорджа, а ему
уже пошел пятьдесят первый год.
-- А что думает об этом миссис Медоуз? -- спросил я.
-- Ну, ведь вы ее знаете. Она сидит и улыбается про себя. Сказала
только: "Он был красивым парнем, когда уезжал, но не таким положительным,
как его брат". Вот поэтому она и выбрала отца моего Джорджа. Она еще
говорит: "Теперь-то, вероятно, он угомонился".
Миссис Джордж пригласила меня зайти познакомиться с ним. С наивностью
деревенской жительницы, которая если и уезжала из дома, то не дальше, чем в
Лондон, она считала, что, раз мы оба побывали в Китае, у нас должны быть
общие интересы. Конечно, я принял приглашение. Когда я пришел, вся семья
была в сборе; все сидели в большой старой кухне с каменным полом, миссис
Медоуз -- на стуле у огня, держась очень прямо и в своем парадном шелковом
платье, что меня позабавило, сын с женой и детьми -- за столом. По другую
сторону камина сидел сгорбленный старик. Он был очень худ, и кожа висела на
его костях, как старый, слишком широкий пиджак. Лицо у него было морщинистое
и желтое; во рту не осталось почти ни одного зуба.
Мы поздоровались с ним за руку.
-- Очень рад, что вы благополучно добрались сюда, мистер Медоуз, --
сказал я.
-- Капитан, -- поправил он меня.
-- Он прошел всю аллею, -- сказал мне Альберт, его внучатый племянник.
-- Когда мы подъехали к воротам, он заставил меня остановить машину и
заявил, что хочет идти пешком.
-- А ведь я целых два года был прикован к кровати. Меня снесли на руках
и посадили в машину. Я думал, что никогда уже не смогу ходить, но когда я их
увидел, эти самые вязы, -- помню, отец их очень любил, -- то почувствовал,
что опять могу двигать ногами. Я прошел по этой аллее пятьдесят два года
тому назад, когда уезжал, а вот теперь снова сам вернулся по ней обратно.
-- Ну и глупо! -- заметила миссис Медоуз.
-- Мне это пошло на пользу. Так хорошо и бодро я не чувствовал себя уже
лет десять. Я еще тебя переживу, Эмили.
-- Не слишком рассчитывай на это, -- ответила она.
Вероятно, уже целую вечность никто не называл миссис Медоуз по имени.
Меня это даже немного покоробило, будто старик позволил себе какую-то
вольность по отношению к ней. Она смотрела на него, и в глазах у нее
мелькнула чуть насмешливая улыбка, а он, разговаривая с ней, ухмылялся,
обнажая беззубые десны. Странное чувство я испытывал, глядя на этих двух
стариков, не видевшихся полвека, и думая о том, что столько лет назад он
любил ее, а она любила другого. Мне захотелось узнать, помнят ли они, что
чувствовали тогда и о чем говорили друг с другом. Мне захотелось узнать, не
удивляет ли теперь его самого, что из-за этой старой женщины он покинул дом
своих предков, законное свое наследие, и всю жизнь скитался по чужим краям.
-- Вы когда-нибудь были женаты, капитан Медоуз? -- спросил я.
-- Нет, это не для меня,-- ответил он надтреснутым голосом и
ухмыльнулся, -- я слишком хорошо знаю женщин.
-- Ты только так говоришь, -- возразила миссис Медоуз, -- на самом деле
в молодости у тебя наверняка было с полдюжины черных жен.
-- Тебе не мешало бы знать, Эмили, что в Китае женщины не черные, а
желтые.
-- Может быть, поэтому ты и сам так пожелтел. Когда я тебя увидела, то
сразу подумала: да ведь у него желтуха.
-- Я сказал, Эмили, что, кроме тебя, ни на ком не женюсь, и не женился.
Он произнес это без всякого пафоса или чувства обиды, так же просто,
как говорят: "Я сказал, что пройду двадцать миль, -- и прошел". В его словах
звучало даже некоторое удовлетворение.
-- Может, тебе пришлось бы раскаиваться, если бы ты женился, -- сказала
она.
Я немного поговорил со стариком о Китае.
-- Я знаю все порты Китая лучше, чем вы -- содержимое ваших карманов. Я
побывал повсюду, куда только заходят корабли. Вы могли бы здесь просиживать
целые дни в течение полугода, и то я не успел бы рассказать вам половины
всего, что повидал в свое время.
-- Мне кажется, одного ты все же не сделал, -- сказала миссис Медоуз, и
в глазах ее по-прежнему светилась насмешливая, но добрая улыбка, -- ты не
разбогател.
-- Не такой я человек, чтобы копить деньги. Зарабатывай их и трать --
вот мой девиз. Одно могу сказать: если бы мне пришлось начинать жизнь
заново, я бы в ней ничего не изменил. А ведь немногие это скажут.
-- Конечно, -- заметил я.
Я смотрел на него с восторгом и восхищением. Это был беззубый старик,
скрюченный ревматизмом, без гроша в кармане, но он хорошо прожил жизнь, так
как умел ею наслаждаться. Когда мы с ним прощались, он попросил меня прийти
и на следующий день. Если я интересуюсь Китаем, он будет рассказывать о нем
сколько угодно.
На следующее утро я решил зайти справиться, хочет ли старик меня
видеть. Я медленно прошел великолепную вязовую аллею и, подойдя к саду,
увидел, что миссис Медоуз рвет цветы. Услышав, что я здороваюсь с ней, она
распрямилась. В руках она уже держала целую охапку белых цветов. Я взглянул
в сторону дома и увидел, что на окнах опущены шторы; меня это удивило:
миссис Медоуз любила солнечный свет. "Хватит времени належаться в темноте,
когда вас похоронят", -- часто говорила она.
-- Как себя чувствует капитан Медоуз? -- осведомился я.
-- Он всегда был легкомысленным парнем, -- ответила она. -- Когда Лиззи
понесла ему сегодня чашку чая, она нашла его мертвым.
--- Мертвым?
--- Да. Он умер во сне. Вот я и нарвала цветов, чтобы поставить в его
комнату. Я рада, что он умер в этом старом доме. Все эти Медоузы считают,
что умирать надо именно здесь.
Накануне очень трудно было убедить его лечь спать. Он все рассказывал о
событиях своей долгой жизни. Он так радовался, что вернулся в свой старый
дом. Гордился, что без всякой помощи прошел аллею, и хвастался, что проживет
еще двадцать лет. Но судьба оказалась милостивой к нему: смерть вовремя
поставила точку.
Миссис Медоуз понюхала белые цветы, которые держала в руках.
-- Я рада, что он вернулся, -- сказала она. -- После того как я вышла
за Тома Медоуза, а Джордж уехал, я никогда не была вполне уверена, что
сделала правильный выбор.
Рассказ.
Впервые под названием "Возвращение из плавания" опубликован в сентябре
1924 года в журнале "Космополитен", включен в сборник "Космополиты"
Перевод с английского Шарова А., 1982 г
OCR & spellcheck by GreyAngel (greyangel_galaxy@mail.ru),
20.11.2004
------------------------------------------------------------------------------------------
Ферма была расположена в долине между холмами Сомерсетшира. Старомодный
каменный дом окружали сараи, загоны для скота и другие дворовые строения.
Над его входной дверью красивыми старинными цифрами была высечена дата
постройки: 1673; и серый, на века сложенный дом был такой же неотъемлемой
частью пейзажа, как и деревья, под сенью которых он укрывался. Из ухоженного
сада к большой дороге вела аллея великолепных вязов, которая украсила бы
любую помещичью усадьбу. Люди, жившие там, были такими же крепкими, стойкими
и скромными, как и самый дом. Гордились они только тем, что со времени его
постройки все мужчины, принадлежавшие к этой семье, из поколения в поколение
рождались и умирали в нем. Триста лет они обрабатывали здесь землю. Джорджу
Медоузу было теперь пятьдесят лет, а его жене -- на год или два меньше. Оба
они были прекрасные, честные люди в расцвете сил, и дети их -- два сына и
три дочери -- были красивые и здоровые. Им были чужды новомодные идеи -- они
не считали себя леди и джентльменами, знали свое место в жизни и
довольствовались им. Я никогда не видал более сплоченной семьи. Все были
веселы, трудолюбивы и доброжелательны. Их жизнь была патриархальна и
гармонична, что придавало ей законченную красоту симфонии Бетховена или
картины Тициана. Они были счастливы и достойны своего счастья. Но хозяином
на ферме был не Джордж Медоуз ("Куда там", -- говорили в деревне): хозяйкой
была его мать. "Прямо-таки мужчина в юбке", -- говорили про нее. Это была
женщина семидесяти лет, высокая, статная, с седыми волосами, и хотя лицо ее
было изборождено морщинами, глаза оставались живыми и острыми. Ее слово было
законом в доме и на ферме; но она обладала чувством юмора и властвовала хотя
и деспотично, но не жестоко. Шутки ее вызывали смех, и люди повторяли их. У
нее была крепкая деловая хватка, и провести ее было трудно. Это была
незаурядная личность. В ней уживались, что случается очень редко,
доброжелательность и умение высмеять человека.
Однажды, когда я возвращался домой, меня остановила миссис Джордж.
(Только к ее свекрови почтительно обращались как к "миссис Медоуз", жену
Джорджа называли просто "миссис Джордж".) Она была чем-то сильно
взволнована.
-- Как бы вы думали, кто к нам сегодня приезжает? -- спросила она меня.
-- Дядя Джордж Медоуз. Знаете, тот, который был в Китае.
-- Неужели? Я думал, что он умер.
-- Мы все так думали.
Историю дядюшки Джорджа я слышал десятки раз, и она всегда забавляла
меня, так как от нее веяло ароматом старинной легенды; теперь меня
взволновала возможность увидеть ее героя. Ведь дядюшка Джордж Медоуз и Том,
его младший брат, оба ухаживали за миссис Медоуз, когда она еще была Эмили
Грин, пятьдесят с лишним лет назад, и когда Эмили вышла замуж за Тома,
Джордж сел на корабль и уехал.
Было известно, что он поселился где-то на побережье Китая. В течение
двадцати лет он изредка присылал им подарки; затем больше не подавал о себе
вестей; когда Том Медоуз умер, его вдова написала об этом Джорджу, но ответа
не получила; и наконец все решили, что его тоже нет в живых. Но несколько
дней назад, к большому своему удивлению, они получили письмо из Портсмута от
экономки приюта для моряков. Она сообщала, что последние десять лет Джордж
Медоуз, искалеченный ревматизмом, провел там, а теперь, чувствуя, что жить
ему осталось недолго, пожелал снова увидеть дом, в котором родился. Альберт,
его внучатый племянник, отправился за ним в Портсмут на своем форде, к
вечеру они должны были приехать.
-- Только представьте себе, -- говорила миссис Джордж, -- он не был
здесь больше пятидесяти лет. Он даже никогда не видел моего Джорджа, а ему
уже пошел пятьдесят первый год.
-- А что думает об этом миссис Медоуз? -- спросил я.
-- Ну, ведь вы ее знаете. Она сидит и улыбается про себя. Сказала
только: "Он был красивым парнем, когда уезжал, но не таким положительным,
как его брат". Вот поэтому она и выбрала отца моего Джорджа. Она еще
говорит: "Теперь-то, вероятно, он угомонился".
Миссис Джордж пригласила меня зайти познакомиться с ним. С наивностью
деревенской жительницы, которая если и уезжала из дома, то не дальше, чем в
Лондон, она считала, что, раз мы оба побывали в Китае, у нас должны быть
общие интересы. Конечно, я принял приглашение. Когда я пришел, вся семья
была в сборе; все сидели в большой старой кухне с каменным полом, миссис
Медоуз -- на стуле у огня, держась очень прямо и в своем парадном шелковом
платье, что меня позабавило, сын с женой и детьми -- за столом. По другую
сторону камина сидел сгорбленный старик. Он был очень худ, и кожа висела на
его костях, как старый, слишком широкий пиджак. Лицо у него было морщинистое
и желтое; во рту не осталось почти ни одного зуба.
Мы поздоровались с ним за руку.
-- Очень рад, что вы благополучно добрались сюда, мистер Медоуз, --
сказал я.
-- Капитан, -- поправил он меня.
-- Он прошел всю аллею, -- сказал мне Альберт, его внучатый племянник.
-- Когда мы подъехали к воротам, он заставил меня остановить машину и
заявил, что хочет идти пешком.
-- А ведь я целых два года был прикован к кровати. Меня снесли на руках
и посадили в машину. Я думал, что никогда уже не смогу ходить, но когда я их
увидел, эти самые вязы, -- помню, отец их очень любил, -- то почувствовал,
что опять могу двигать ногами. Я прошел по этой аллее пятьдесят два года
тому назад, когда уезжал, а вот теперь снова сам вернулся по ней обратно.
-- Ну и глупо! -- заметила миссис Медоуз.
-- Мне это пошло на пользу. Так хорошо и бодро я не чувствовал себя уже
лет десять. Я еще тебя переживу, Эмили.
-- Не слишком рассчитывай на это, -- ответила она.
Вероятно, уже целую вечность никто не называл миссис Медоуз по имени.
Меня это даже немного покоробило, будто старик позволил себе какую-то
вольность по отношению к ней. Она смотрела на него, и в глазах у нее
мелькнула чуть насмешливая улыбка, а он, разговаривая с ней, ухмылялся,
обнажая беззубые десны. Странное чувство я испытывал, глядя на этих двух
стариков, не видевшихся полвека, и думая о том, что столько лет назад он
любил ее, а она любила другого. Мне захотелось узнать, помнят ли они, что
чувствовали тогда и о чем говорили друг с другом. Мне захотелось узнать, не
удивляет ли теперь его самого, что из-за этой старой женщины он покинул дом
своих предков, законное свое наследие, и всю жизнь скитался по чужим краям.
-- Вы когда-нибудь были женаты, капитан Медоуз? -- спросил я.
-- Нет, это не для меня,-- ответил он надтреснутым голосом и
ухмыльнулся, -- я слишком хорошо знаю женщин.
-- Ты только так говоришь, -- возразила миссис Медоуз, -- на самом деле
в молодости у тебя наверняка было с полдюжины черных жен.
-- Тебе не мешало бы знать, Эмили, что в Китае женщины не черные, а
желтые.
-- Может быть, поэтому ты и сам так пожелтел. Когда я тебя увидела, то
сразу подумала: да ведь у него желтуха.
-- Я сказал, Эмили, что, кроме тебя, ни на ком не женюсь, и не женился.
Он произнес это без всякого пафоса или чувства обиды, так же просто,
как говорят: "Я сказал, что пройду двадцать миль, -- и прошел". В его словах
звучало даже некоторое удовлетворение.
-- Может, тебе пришлось бы раскаиваться, если бы ты женился, -- сказала
она.
Я немного поговорил со стариком о Китае.
-- Я знаю все порты Китая лучше, чем вы -- содержимое ваших карманов. Я
побывал повсюду, куда только заходят корабли. Вы могли бы здесь просиживать
целые дни в течение полугода, и то я не успел бы рассказать вам половины
всего, что повидал в свое время.
-- Мне кажется, одного ты все же не сделал, -- сказала миссис Медоуз, и
в глазах ее по-прежнему светилась насмешливая, но добрая улыбка, -- ты не
разбогател.
-- Не такой я человек, чтобы копить деньги. Зарабатывай их и трать --
вот мой девиз. Одно могу сказать: если бы мне пришлось начинать жизнь
заново, я бы в ней ничего не изменил. А ведь немногие это скажут.
-- Конечно, -- заметил я.
Я смотрел на него с восторгом и восхищением. Это был беззубый старик,
скрюченный ревматизмом, без гроша в кармане, но он хорошо прожил жизнь, так
как умел ею наслаждаться. Когда мы с ним прощались, он попросил меня прийти
и на следующий день. Если я интересуюсь Китаем, он будет рассказывать о нем
сколько угодно.
На следующее утро я решил зайти справиться, хочет ли старик меня
видеть. Я медленно прошел великолепную вязовую аллею и, подойдя к саду,
увидел, что миссис Медоуз рвет цветы. Услышав, что я здороваюсь с ней, она
распрямилась. В руках она уже держала целую охапку белых цветов. Я взглянул
в сторону дома и увидел, что на окнах опущены шторы; меня это удивило:
миссис Медоуз любила солнечный свет. "Хватит времени належаться в темноте,
когда вас похоронят", -- часто говорила она.
-- Как себя чувствует капитан Медоуз? -- осведомился я.
-- Он всегда был легкомысленным парнем, -- ответила она. -- Когда Лиззи
понесла ему сегодня чашку чая, она нашла его мертвым.
--- Мертвым?
--- Да. Он умер во сне. Вот я и нарвала цветов, чтобы поставить в его
комнату. Я рада, что он умер в этом старом доме. Все эти Медоузы считают,
что умирать надо именно здесь.
Накануне очень трудно было убедить его лечь спать. Он все рассказывал о
событиях своей долгой жизни. Он так радовался, что вернулся в свой старый
дом. Гордился, что без всякой помощи прошел аллею, и хвастался, что проживет
еще двадцать лет. Но судьба оказалась милостивой к нему: смерть вовремя
поставила точку.
Миссис Медоуз понюхала белые цветы, которые держала в руках.
-- Я рада, что он вернулся, -- сказала она. -- После того как я вышла
за Тома Медоуза, а Джордж уехал, я никогда не была вполне уверена, что
сделала правильный выбор.