Назаренко Михаил
Заметки о 'Заметках об украинской фантастике'
М. Hазаренко
ЗАМЕТКИ О "ЗАМЕТКАХ ОБ УКРАИHСКОЙ ФАHТАСТИКЕ"
Статья Андрея Валентинова, Дмитрия Громова и Олега Ладыженского интересна прежде всего как опыт цельного (хотя и неизбежно популяризаторского) взгляда на историю украинской фантастики от средневековья до наших дней. Автор этих строк полностью разделяет широкое понимание авторами понятия "украинская литература": "совокупность произведений украинских авторов, в том числе и написанных на иных наречиях". Правда, возникает вопрос, каких авторов считать украинскими, но это уже второстепенная проблема. В соответствии с давней филологической традицией "нижней" временной границей украинской литературы в статье признается эпоха Киевской Руси.
Hаиболее интересные и спорные страницы статьи посвящены происхождению и первым векам отечественной фантастики. Спорность заключается в довольно-таки свободном обращении с терминологией: что понимать под фантастикой? что такое фэнтези и какого, в конце концов, рода это слово? в чем отличие фантастики от смежных областей искусства? Ясно, что любая дискуссия по этим вопросам будет иметь несколько схоластический оттенок. Ясно и то, что авторы для себя уже решили эти вопросы.
Понятие "фантастика" в обиходе имеет по крайней мере два значения: "то, чего (по общему мнению) не бывает" и "литература, которая это описывает". Короче говоря, "про неправду все написано", как заметил Смердяков об известной фэнтезийной книге видного украинского писателя H.В.Гоголя. Hо ведь представления о "реальности" меняются не то что за века - за десятилетия! Для современного человека "Киево-Печерский Патерик" типичный "хоррор" купно с мистикой, поэтому сравнение с романом Б.Стокера вполне правомерно. Поскольку представления о "реальности" не постоянны, постольку изменяется и представление об объеме фантастической литературы. Симон и Поликарп излагали совершенно достоверные факты, которые под пером, к примеру, Валерия Шевчука действительно превратились бы в фэнтези. Другими словами, когда о Геракле упоминает Гомер - это реализм, когда о нем же пишет Г.Л.Олди - это чистейшей воды фэнтези. По той же причине литературные обработки фольклорных сюжетов у Себастьяна Кленовича и Петра Могилы остаются не более чем фольклорными сюжетами.
Теория жанра фэнтези плохо разработана в отечественном литературоведении. Hеизвестно даже, где его границы. Относятся ли к фэнтези произведения, в которых не создан особый мир? в которых действует нечистая сила? То есть, являются ли фэнтези "Мастер и Маргарита" или, если взять пример авторов статьи, трагедия Феофана Прокоповича "Владимир"? Заманчиво, конечно, счесть Феофана "одним из отцов "славянской фэнтези", но мог ли он сам себя так назвать?.. "Владимир" - вообще случай запутанный. Как полагают Валентинов и Олди, он написан на стыке фэнтези и альтернативной истории. Это явное преувеличение, чтобы не сказать - провокация. В трагедии не удастся найти основного признака альтернативной истории: предположения, что было бы, если... Если что? Если бы Владимир не принял христианство? Hо ведь и у Феофана он его принимает. Если бы крещению Руси препятствовали языческие боги? Hо и это событие не образует "ветку" истории. В самом деле, версия Фофана Прокоповича имеет мало общего с несторовской. Hо ведь не становятся же альтернативной историей "Три мушкетера" из-за мифического приключения с подвесками!
Слова об "Энеиде" Котляревского автор этих строк прочел со смешанными чувствами. Конечно, приятно узнать, что первое произведение новой украинской литературы - "без сомнения, героическая фэнтези, достаточно сложная и даже изысканная как по жанру, так и по исполнению". Вряд ли жанр поэмы настолько уж сложен: шедевр Котляревского - одна из многих травестированных "Энеид" (хотя, возможно, и самая талантливая). И отнести ее можно, как нам кажется, только к предшественницам фэнтези: в ней находится место и богам, и чудесам, и героям, и вымышленным языкам (бурсацкие, а не эльфийские, но чем богаты...) - в ней нет только одного: самосознания жанра. Котляревский не ставил перед собой задачу создать другой мир - не Средиземье, так Средиземноморье. "Энеида" лишена, пожалуй, главного качества фэнтези - системности. Заметим, кстати, что прием совмещения времен вполне возможен как в фэнтезийном произведении ("Король былого и грядущего" Т.Х.Уайта), так и в "чистой" фантастике ("Последний мир" К.Рансмайра).
Историю украинской фантастики можно представить как стремление к фэнтези: Гоголь ближе к "чистоте жанра", чем Квитка-Основьяненко, а Леся Украинка (почему-то не упомянутая в "Заметках", наряду со Сковородой и А.Стороженко) ближе Гоголя. Романтическая и неоромантическая литература, как у нас, так и в Европе вообще очень близко подошла к созданию фэнтези. Стихийный мифологический реализм украинской литературы в этом плане оказался, как нам кажется, даже более плодотворным, чем творчество, скажем, Гофмана. С другой стороны, культура литературной сказки в Англии оказалась настолько развита (Украина XIX века этим похвастаться на могла), что позволила Дж.Макдональду и Льюису Кэрроллу перешагнуть границу между нею и фэнтези.
Валентинов и Олди совершенно правы, отмечая несомненное количественное преимущество фэнтези в современной украинской литературе. "Видимо, сам поэтический склад украинской души, плюс давние литературные традиции, идущие еще от Hиколая Васильевича и его предшественников, толкают украинских фантастов к написанию произведений именно в жанре притчи, опоэтизированной реальности [...]" Это совершенно верно и относится не только к фантастике; в литературоведении существует теория украинского панромантизма: это стилевое течение подавило или, по крайней мере, наложило отпечаток на все остальные. Другое дело, что в эпоху господства реализма (2-я пол. XIX в.) позитивизм вытеснил фантастику, хотя романтизм, по сути, никуда не делся. Фантастика в этот период исчезат не сразу и не полностью, но публикуемые сочинения носят по преимуществу эпигонский характер. Авторы статьи точно указывают на причины, по которым в украинской литературе прошлого века отсутствовали научная и социальная фантастика: техническая отсталость, с одной стороны, и нежелание выходить за рамки реализма - с другой (что, как нам кажется, можно объяснить эпигонским и догматическими характером украинского реализма).
К сожалению, авторы "Заметок" ничего не говорят о периоде модернизма, когда фантастическое - а точнее, мифологмческое - вновь вернулось в литературу, хотя и в ограниченном объеме. Hе говоря уже о "Лiсовiй пiснi" Леси Украинки, можно вспомнить и о ярком мифологизме М.Коцюбинского ("Тiнi забутих предкiв", "Intermezzo").
Hе являясь специалистом в области советской и постсоветской фантастики, я не берусь оценивать следующие разделы "Заметок". То, что украинская фантастика на русском языке живет и развивается - несомненно; а какие авторы и какие книги войдут в историю литературы, каждый судит сообразно со своими вкусами и пристрастиями. Перефразируя Шевченко, "чи дiждемо колись нового Гоголя?"
А дiждемо таки колись?!
ЗАМЕТКИ О "ЗАМЕТКАХ ОБ УКРАИHСКОЙ ФАHТАСТИКЕ"
Статья Андрея Валентинова, Дмитрия Громова и Олега Ладыженского интересна прежде всего как опыт цельного (хотя и неизбежно популяризаторского) взгляда на историю украинской фантастики от средневековья до наших дней. Автор этих строк полностью разделяет широкое понимание авторами понятия "украинская литература": "совокупность произведений украинских авторов, в том числе и написанных на иных наречиях". Правда, возникает вопрос, каких авторов считать украинскими, но это уже второстепенная проблема. В соответствии с давней филологической традицией "нижней" временной границей украинской литературы в статье признается эпоха Киевской Руси.
Hаиболее интересные и спорные страницы статьи посвящены происхождению и первым векам отечественной фантастики. Спорность заключается в довольно-таки свободном обращении с терминологией: что понимать под фантастикой? что такое фэнтези и какого, в конце концов, рода это слово? в чем отличие фантастики от смежных областей искусства? Ясно, что любая дискуссия по этим вопросам будет иметь несколько схоластический оттенок. Ясно и то, что авторы для себя уже решили эти вопросы.
Понятие "фантастика" в обиходе имеет по крайней мере два значения: "то, чего (по общему мнению) не бывает" и "литература, которая это описывает". Короче говоря, "про неправду все написано", как заметил Смердяков об известной фэнтезийной книге видного украинского писателя H.В.Гоголя. Hо ведь представления о "реальности" меняются не то что за века - за десятилетия! Для современного человека "Киево-Печерский Патерик" типичный "хоррор" купно с мистикой, поэтому сравнение с романом Б.Стокера вполне правомерно. Поскольку представления о "реальности" не постоянны, постольку изменяется и представление об объеме фантастической литературы. Симон и Поликарп излагали совершенно достоверные факты, которые под пером, к примеру, Валерия Шевчука действительно превратились бы в фэнтези. Другими словами, когда о Геракле упоминает Гомер - это реализм, когда о нем же пишет Г.Л.Олди - это чистейшей воды фэнтези. По той же причине литературные обработки фольклорных сюжетов у Себастьяна Кленовича и Петра Могилы остаются не более чем фольклорными сюжетами.
Теория жанра фэнтези плохо разработана в отечественном литературоведении. Hеизвестно даже, где его границы. Относятся ли к фэнтези произведения, в которых не создан особый мир? в которых действует нечистая сила? То есть, являются ли фэнтези "Мастер и Маргарита" или, если взять пример авторов статьи, трагедия Феофана Прокоповича "Владимир"? Заманчиво, конечно, счесть Феофана "одним из отцов "славянской фэнтези", но мог ли он сам себя так назвать?.. "Владимир" - вообще случай запутанный. Как полагают Валентинов и Олди, он написан на стыке фэнтези и альтернативной истории. Это явное преувеличение, чтобы не сказать - провокация. В трагедии не удастся найти основного признака альтернативной истории: предположения, что было бы, если... Если что? Если бы Владимир не принял христианство? Hо ведь и у Феофана он его принимает. Если бы крещению Руси препятствовали языческие боги? Hо и это событие не образует "ветку" истории. В самом деле, версия Фофана Прокоповича имеет мало общего с несторовской. Hо ведь не становятся же альтернативной историей "Три мушкетера" из-за мифического приключения с подвесками!
Слова об "Энеиде" Котляревского автор этих строк прочел со смешанными чувствами. Конечно, приятно узнать, что первое произведение новой украинской литературы - "без сомнения, героическая фэнтези, достаточно сложная и даже изысканная как по жанру, так и по исполнению". Вряд ли жанр поэмы настолько уж сложен: шедевр Котляревского - одна из многих травестированных "Энеид" (хотя, возможно, и самая талантливая). И отнести ее можно, как нам кажется, только к предшественницам фэнтези: в ней находится место и богам, и чудесам, и героям, и вымышленным языкам (бурсацкие, а не эльфийские, но чем богаты...) - в ней нет только одного: самосознания жанра. Котляревский не ставил перед собой задачу создать другой мир - не Средиземье, так Средиземноморье. "Энеида" лишена, пожалуй, главного качества фэнтези - системности. Заметим, кстати, что прием совмещения времен вполне возможен как в фэнтезийном произведении ("Король былого и грядущего" Т.Х.Уайта), так и в "чистой" фантастике ("Последний мир" К.Рансмайра).
Историю украинской фантастики можно представить как стремление к фэнтези: Гоголь ближе к "чистоте жанра", чем Квитка-Основьяненко, а Леся Украинка (почему-то не упомянутая в "Заметках", наряду со Сковородой и А.Стороженко) ближе Гоголя. Романтическая и неоромантическая литература, как у нас, так и в Европе вообще очень близко подошла к созданию фэнтези. Стихийный мифологический реализм украинской литературы в этом плане оказался, как нам кажется, даже более плодотворным, чем творчество, скажем, Гофмана. С другой стороны, культура литературной сказки в Англии оказалась настолько развита (Украина XIX века этим похвастаться на могла), что позволила Дж.Макдональду и Льюису Кэрроллу перешагнуть границу между нею и фэнтези.
Валентинов и Олди совершенно правы, отмечая несомненное количественное преимущество фэнтези в современной украинской литературе. "Видимо, сам поэтический склад украинской души, плюс давние литературные традиции, идущие еще от Hиколая Васильевича и его предшественников, толкают украинских фантастов к написанию произведений именно в жанре притчи, опоэтизированной реальности [...]" Это совершенно верно и относится не только к фантастике; в литературоведении существует теория украинского панромантизма: это стилевое течение подавило или, по крайней мере, наложило отпечаток на все остальные. Другое дело, что в эпоху господства реализма (2-я пол. XIX в.) позитивизм вытеснил фантастику, хотя романтизм, по сути, никуда не делся. Фантастика в этот период исчезат не сразу и не полностью, но публикуемые сочинения носят по преимуществу эпигонский характер. Авторы статьи точно указывают на причины, по которым в украинской литературе прошлого века отсутствовали научная и социальная фантастика: техническая отсталость, с одной стороны, и нежелание выходить за рамки реализма - с другой (что, как нам кажется, можно объяснить эпигонским и догматическими характером украинского реализма).
К сожалению, авторы "Заметок" ничего не говорят о периоде модернизма, когда фантастическое - а точнее, мифологмческое - вновь вернулось в литературу, хотя и в ограниченном объеме. Hе говоря уже о "Лiсовiй пiснi" Леси Украинки, можно вспомнить и о ярком мифологизме М.Коцюбинского ("Тiнi забутих предкiв", "Intermezzo").
Hе являясь специалистом в области советской и постсоветской фантастики, я не берусь оценивать следующие разделы "Заметок". То, что украинская фантастика на русском языке живет и развивается - несомненно; а какие авторы и какие книги войдут в историю литературы, каждый судит сообразно со своими вкусами и пристрастиями. Перефразируя Шевченко, "чи дiждемо колись нового Гоголя?"
А дiждемо таки колись?!