Николай Александрович Добролюбов. Журналы, газеты и публика. Сочинение А. Надеждина

Николай Александрович Добролюбов
Журналы, газеты и публика. Сочинение А. Надеждина

   СПб., 1859

   В настоящее время, когда^{1} все так довольны, когда Шамиль взят^{2}, Булгарин умер, г. Ефим Дымман каждый день снова публикует о своей науке жизни^{3}, – в настоящее время мы вдруг получили «реприманд неожиданный»: ^{4} г. Надеждин издал книжку, в которой сделал начальническую нотацию всей литературе и к которой прибавил следующий постскриптум:

   P. S. До сих пор публика не возвышала, кажется, против редакторов своего голоса, платила им деньги, верила и ждала, и это едва ли не первая гласная оппозиция против господ, вообразивших себя чем-то похожим на великих инквизиторов, не признававших ничьего суда над собой.
   Пусть теперь гг. Ж(ж)урналисты примут к сведению, что прошла пора их странной безответности и настала для них пора гласности (стр. 73).

   Как видите, дело очень серьезное: г. Надеждин желает путем гласности достигнуть того, чтобы публика не платила денег издателям журналов!.. Желание это принадлежит, конечно, к разряду тех, которыми нельзя особенно гордиться; но в г. Надеждине оно оправдывается его собственным намерением издавать периодически книжки «в высшей степени интересные и дешевые». Так по крайней мере сам он говорит в заключении «своей книги»:

   Конец этой книжки (приведенный нами выше) ясно говорит читателю, что она служит только передовою последующих. Благодаря Ж(ж)урналы и Г(г)азеты (за что он их так честит прописными буквами?), сотрудников у меня много в разных концах земли русской, – за материалами, конечно, дело не станет, и могу ручаться, что следующие книжки будут интересны, любопытны и разнообразны в высшей степени.
   Нет сомнения и в том, что они будут доведены до возможной (еще бы до невозможной!) дешевизны, что постараюсь доказать следующей второй книжкой, которая выйдет не позже октября^{5}.

   Так вот в чем дело: г. Надеждину не нравится, что публика верит и платит деньги журналистам, и он хочет, чтобы она верила и платила деньги ему. «Пожалуйте, говорит, ко мне: у меня выбор предметов в высшей степени интересных, любопытных и разнообразных!.. У меня книжки доведены до возможной дешевизны! А все прочие – это что такое!.. Только деньги с вас берут, а сами никуда не годятся!..» Опасный человек этот г. Надеждин: ни малейшей аттенции ^[1] к литераторам не имеет! Вообразил, что в литературе все дело заключается в усвоении тактики Щукина двора^{6}, и вызывает журналистов публично состязаться с ним… Ну, не афронт ли это?
   И ведь в какое положение ставит он всех литераторов и журналистов: вызывает всех опровергать его, – хочу, говорит, дельной и беспристрастной критики, – а опровергать-то у него нечего, для критики-то и предмета нет! Что тут прикажете делать? Он себя оградил: прочтет нашу рецензию и скажет, что мы только площадным образом поглумились, а мнений его не опровергли, потому что не могли опровергнуть… Вот и покажется, что вся правда на его стороне. Но что же нам делать-то, посудите: г. Надеждин исписал 75 страниц и не представил ни одного факта, не разобрал ни одного литературного явления и упомянул только два имени – Григоровича и Тургенева. О них он сказал очень горячо и витиевато, что недоволен «Переселенцами» и «Дворянским гнездом»: мнение о «Переселенцах» еще попытался оправдать несколькими общими фразами, а о «Дворянском гнезде» просто повторил несколько раз, что не нравится, нехорошо, неудовлетворительно, не так бы надобно, – да и все тут. Не хочется делать выписку, но если попадется вам брошюрка г. Надеждина, – раскройте 68-ю страницу, и вы увидите, что мы говорим правду…^{7}