Бранислав Нушич
Опять кризис
С каких уже пор помятые цилиндры валяются под кроватями, с каких уже пор у нас не было правительственного кризиса! А это так непривычно! Нет кризиса – и нам как-то не по себе, все кажется мертвым и однообразным.
Вообразите, например, что какой-то кабинет министров существует у нас десять лет. Целых десять лет непрерывно существует и не уходит в отставку.
Боже, как бы это выглядело? Думаю, это выглядело бы очень необычно.
Наши дети вступили бы уже в министерский возраст, а министрами стать не могли бы, поскольку заняты все места. И дети наши, словно бедные сиротки, бродили бы по улицам, не зная, чем заняться. А мы, родители, были бы вынуждены устраивать целые демонстрации, скандируя: «Освободите министерские места, вас просят дети!»
Далее, это могло бы иметь и более глубокие, более важные последствия и повлиять на все отношения в обществе. В последнее время наши дети не женятся, пока не станут министрами. И если так долго будут заняты все министерские портфели, начнут волноваться и девушки, во всяком случае те, у которых приданое более двадцати тысяч динаров и которые претендуют на звание министерши.
Но, слава богу, такое у нас не может случиться. Десять лет наше правительство никак не продержится, месяцев десять протянет – и то ладно.
Вот и на этот раз уже давненько не было министерского кризиса, и неотутюженные цилиндры претендентов залежались под кроватями. Но вчера цилиндры были извлечены из укромных мест, а сегодня уже сверкают, словно жиром намазанные, и висят в коридоре на вешалке, чтобы в любую минуту оказаться под рукой.
А еще позавчера господин Тома, возвратившись домой позже обычного, заговорил, не успев войти в комнату:
– А что, Савка, где бы это мог быть мой цилиндр?
– Где ему быть, – ответила она равнодушно, – с тех пор как ты его надевал во время последнего министерского кризиса, так все и лежит в картонке. А почему ты спрашиваешь?
– Так, просто в голову пришло.
– Уж не хочешь ли ты подарить его Народному театру?
– Нет, я хочу, чтобы ты отдала его завтра отутюжить.
– Что?!
– Чтобы ты отдала его отутюжить.
– Ой, а нет ли случайно министерского кризиса?
– Ну да, кабинет подал в отставку.
– Боже, и ты так спокойно… Вместо того, чтобы уже в дверях крикнуть мне: «Радуйся!» – ты…
– Я же сказал…
– Так вот, я завтра же утром отдам переделать мое черное шелковое платье. Нужно убрать бархатные отвороты и перекроить рукава. Такие теперь не носят…
– Ой, жена, погоди, ради бога.
– И знай, завтра же, рано утром, ты мне закажешь визитные карточки. У меня нет ни одной визитной карточки.
– Погоди ты, ради бога.
– И еще хочу, чтобы ты мне…
– Да погоди же, прошу тебя!
– Ну конечно, ты всегда так – погоди, погоди, а сам никогда и не станешь министром.
И в доме господина Томы наступает кризис, более опасный и тяжелый, чем кризис правительственный. Ибо если госпожа Савка начнет, она уже не может остановиться. Думаю, кризис этот не окончился до сих пор, тем более что господина Тому, как мне известно, никто и не собирался выдвигать кандидатом на министерский пост.
Вообразите, например, что какой-то кабинет министров существует у нас десять лет. Целых десять лет непрерывно существует и не уходит в отставку.
Боже, как бы это выглядело? Думаю, это выглядело бы очень необычно.
Наши дети вступили бы уже в министерский возраст, а министрами стать не могли бы, поскольку заняты все места. И дети наши, словно бедные сиротки, бродили бы по улицам, не зная, чем заняться. А мы, родители, были бы вынуждены устраивать целые демонстрации, скандируя: «Освободите министерские места, вас просят дети!»
Далее, это могло бы иметь и более глубокие, более важные последствия и повлиять на все отношения в обществе. В последнее время наши дети не женятся, пока не станут министрами. И если так долго будут заняты все министерские портфели, начнут волноваться и девушки, во всяком случае те, у которых приданое более двадцати тысяч динаров и которые претендуют на звание министерши.
Но, слава богу, такое у нас не может случиться. Десять лет наше правительство никак не продержится, месяцев десять протянет – и то ладно.
Вот и на этот раз уже давненько не было министерского кризиса, и неотутюженные цилиндры претендентов залежались под кроватями. Но вчера цилиндры были извлечены из укромных мест, а сегодня уже сверкают, словно жиром намазанные, и висят в коридоре на вешалке, чтобы в любую минуту оказаться под рукой.
А еще позавчера господин Тома, возвратившись домой позже обычного, заговорил, не успев войти в комнату:
– А что, Савка, где бы это мог быть мой цилиндр?
– Где ему быть, – ответила она равнодушно, – с тех пор как ты его надевал во время последнего министерского кризиса, так все и лежит в картонке. А почему ты спрашиваешь?
– Так, просто в голову пришло.
– Уж не хочешь ли ты подарить его Народному театру?
– Нет, я хочу, чтобы ты отдала его завтра отутюжить.
– Что?!
– Чтобы ты отдала его отутюжить.
– Ой, а нет ли случайно министерского кризиса?
– Ну да, кабинет подал в отставку.
– Боже, и ты так спокойно… Вместо того, чтобы уже в дверях крикнуть мне: «Радуйся!» – ты…
– Я же сказал…
– Так вот, я завтра же утром отдам переделать мое черное шелковое платье. Нужно убрать бархатные отвороты и перекроить рукава. Такие теперь не носят…
– Ой, жена, погоди, ради бога.
– И знай, завтра же, рано утром, ты мне закажешь визитные карточки. У меня нет ни одной визитной карточки.
– Погоди ты, ради бога.
– И еще хочу, чтобы ты мне…
– Да погоди же, прошу тебя!
– Ну конечно, ты всегда так – погоди, погоди, а сам никогда и не станешь министром.
И в доме господина Томы наступает кризис, более опасный и тяжелый, чем кризис правительственный. Ибо если госпожа Савка начнет, она уже не может остановиться. Думаю, кризис этот не окончился до сих пор, тем более что господина Тому, как мне известно, никто и не собирался выдвигать кандидатом на министерский пост.