(русскоязычная литература на Украине)
/фрагменты статьи в "Независимой газете"/
Последние лет двести Украина, находясь в составе сначала
Российской империи, а затем и СССР, страдала комплексом
младшего брата -- отсюда присущее национальному самосознанию
ощущение собственной провинциальной ущербности и
второсортности, окраинности -- это вполне осязаемо отразилось
на украинской культуре и литературе.
...Удивительное дело, но, как оказывается, человеку,
родившемуся и культурно сформировавшемуся на Украине, особенно
если сам он украинского происхождения и если вовремя не уехал в
Россию, нереально стать великим русским писателем. Можно сколь
угодно долго эксплуатировать, мучить русский язык, издеваться
над великим и могучим, но породить на нем что-нибудь достойное
вечности или хотя бы скромного внимания современников как-то не
очень получается.
...Украинские русскоязычные беллетристы -- фантасты и
"фэнтезийщики" (о детективистах вообще говорить почему-то не
хочется) -- вроде Сергея и Марины Дьяченко (волшебный роман
"Шрам", просто роман "Скрут", трилогия "Бастард", "Ритуал",
"Вирлена") или Генри Лайона Олди ("Герой должен быть один",
"Путь меча", "Бездна голодных глаз"; на самом деле никакой он
не Генри, а харьковские Олег + Дима) и десятки других авторов
ничуть не хуже московских коллег или питерского Ника Перумова
-- все они в какой-то мере эпигоны, в какой-то -- духовные дети
Стругацких, Ефремова, Лема, Толкина и друг друга. Проблем с
русским языком у них не возникает -- в литературе такого
свойства он удивительно однообразен и бесцветен, это,
фигурально выражаясь, язык для бедных. Употреблять такие
категории как, скажем, "внутренняя форма слова" (каковую теорию
еще в прошлом веке развивал Александр Потебня, земляк, кстати,
Олдей по Харькову), без чего немыслима подлинная
художественность, по отношению к подобной литературе было бы
даже как-то странно. Отношение "массолита" к языку везде и
всегда прагматически-функциональное, поэтому беллетристическое
слово коммуникативно, подчинено содержанию, но не
самодостаточно; оно является носителем смысла, но не самим
смыслом, не реальностью мистического порядка -- в таком слове
отсутствует какая бы то ни было метафизика "избыточности
бытия". Однако на Украине подобное отношение к языку характерно
не только для русскоязычной беллетристики, но и для
русскоязычной литературы с художественными претензиями -- это
ее самое слабое место, в этом главная причина ее
несостоятельности. Если в скором времени научат сочинять
"фэнтези" компьютер, то, не исключено, у него получится не
хуже, а может быть даже лучше, чем у Олдей. Такого рода чтиво
по отношению к литературе более или менее художественной
напоминает технический дизайн в сравнении с живописью --
индивидуальное начало, индивидуальный стиль не играют в нем
принципиального значения. Автор этой литературы давно уже умер
(а быть может, он никогда и не рождался) -- он выступает не как
Творец-Демиург, а как инженер-комбинатор сюжетных мотивов,
схем, штампов, как ретранслятор современной урбанистической
мифологии. Чем меньше в той или иной книге авторского начала,
тем большими буквами пишется на обложке имя автора. Впрочем,
"Олди", "Ник. Перумов", "Александра Маринина", "Фридрих
Незнанский" -- это вовсе не имена писателей, а торговые марки,
потому и место им в одном ряду не с Пелевиным, Сорокиным или
Андруховичем, а с "Довгань", "Smirnoff", "Adidas", "Pepsi",
"Tampax". Главное, что связывает украинских русскоязычных
литературных пролетариев подобной направленности с Украиной
(кроме места рождения, проживания и национальности) -- это
провинциализм мышления. В отличие от того же Ника Перумова и
его российских эпигонов, украинских русскоязычных фантастов и
"фэнтезийщиков", к примеру, мало занимает своя национальная
тематика. Не последний (а пожалуй что и первый) на сегодняшний
день фактор развития литературного процесса -- деньги. Написав
свою "фэнтезийщину" или детектив по-русски, живущий на Украине
прозаик старается по возможности издать их в России -- уйти от
украинских налогов и распространить свою
интеллектуально-художественную экспансию на весь книжный рынок
СНГ...
...Пристрастное осмысление современной русскоязычной
литературы на Украине еще раз доказывает, что язык -- нечто
большее, чем просто средство коммуникации, язык -- явление
мистическое и определяется не только от рождения, но и на
уровне генетической памяти. Язык не укладывается в рамки
формальной логики, обыденного мышления и вузовской грамматики.
Масштабы языка -- никак не меньше космических. Чтобы полноценно
писать по-русски, надо, видимо, родиться с чувством энергетики
русского языка, надо генетически нести в себе строй русской
речи. Надо, в конце концов, хоть какую-то часть своей жизни
прожить в России, на родине русского языка. Поэтому украинские
русскоязычные авторы достойны всяческого сочувствия -- они
находятся на географической, лингвистической и художественной
периферии как русской, так и украинской культуры: для первой
они бедные родственники из провинции, для второй -- отступники
и вырожденцы. Где-нибудь в Харькове или Днепропетровске
полнокровное писательство (в художественном, а не денежном
отношении) затруднено вовсе: по-украински не издадут, да и
непросто писать в русскоязычном городе на умирающем языке.
По-русски -- получается что-то не то -- вторичное, пригодное
лишь для внутреннего потребления. Как не крути, а не удается
украинским авторам реализовать свои литературные таланты на
русском языке, и все тут!
...Современная культурная ситуация на Украине заставляет
вспомнить о таком явлении в лингвистике, характерном прежде
всего для средневекового сознания, как диглоссия: в пределах
одного и того же сообщества свободно функционируют два языка,
однако их структурные особенности таковы, что в своем
употреблении они не равноправны (как при простом двуязычии), а
выполняют различные функции и люди пользуются ими в различных
ситуациях. На одном, к примеру, вещает государственное радио и
телевидение, создается элитарная культура, его изучают в школе,
но говорят на нем обычно лишь после изрядной дозы горячительных
напитков (почти как в шаманских ритуалах). Другой используют в
быту и оттого он утрачивает все признаки сакральности и
мистического ореола. Не потому ли возникает ощущение, что
художественно ценные тексты в современной Украине могут
возникнуть только по-украински, а коммерчески перспективная
литература Ч лишь на русском языке? Такая вот "диглоссия",
такой вот дым сигарет с ментолом.
Михаил
НАЗАРЕНКО
Вопрос о существовании русскоязычной культуры Украины
давно уже стал сакраментальным.
На Украине русскоязычная литература есть, утверждает
Андрей Окара (Запах мертвого слова. // Книжное обозрение "Ex
libris НГ", 26.02.98). Есть, но какая? Литература элитарная,
которая, впрочем, по природе своей слабее элитарной же
украинской литературы; и литература массовая, коммерческая, на
которую и внимания обращать не стоит. В России украинец может
писать на русском языке и стать великим писателем, на Украине
же - ни в коем случае. "Пристрастное осмысление современной
русскоязычной литературы на Украине еще раз доказывает, что
язык - нечто большее, чем просто средство коммуникации, язык -
явление мистическое и определяется не только от рождения, но и
на уровне генетической памяти". Что же, в России украинец
просто теряет свою генетическую память?.. Не раз и не два я
слышал подобные беспредметные разговоры. "Мистические"
националисты никак не хотят смириться с тем очевидным фактом,
что язык - имущество благоприобретенное и без всякой
полумифической "генетической памяти" можно им овладеть в
совершенстве. Не надо смешивать язык с менталитетом и
коллективным бессознательным. Мысли о "глобальном, почти
метафизическом несовпадении между строем русского литературного
языка и строем украинской души" (!) автор никак не доказывает,
а потому и спорить с ним трудно. На практике же утверждения
подобного рода приводят только к разжиганию межнациональной
(или даже внутринациональной) вражды. Кроме того,
"пристрастный" анализ статьи г-на Окары показывает, что ее
автор плохо разбирается в современной культурной и языковой
ситуации на Украине. Прошу прощения у читателя за то, что буду
говорить об очевидных - по крайней мере, для филолога - вещах,
но это необходимо.
Прежде всего - языковая ситуация на Украине, вопреки г-ну
Окаре, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не является диглоссией. Напомню, что
диглоссией называется сосуществование в одной системе двух
языков, которые воспринимаются носителями как два стиля -
книжный и разговорный - одного языка. Поэтому перевод с одного
языка на другой внутри данной системы принципиально невозможен.
Примером может служить употребление церковнославянского и
древнерусского языков в Киевской Руси (см. работы
Б.А.Успенского). Взаимоотношения же русского и украинского
языков совершенно иные, и мы имеем классическую ситуацию
ДВУЯЗЫЧИЯ (несмотря на то, что украинский и русский языки
действительно выполняют разные функции). Далее: украинский
язык, увы, "элитарным" не являлся и не является. Что такое
вообще "элитарный язык"? Язык элиты? Какой - культурной или
политической (последняя говорит, как правило, на суржике)?
Престижный язык? Престижный для кого? К сожалению, сегодня
украинский - язык подвижников и снобов. Основная масса
населения пользуется все тем же суржиком. Г-н Окара не прав,
когда объявляет суржик искаженным русским языком (на этом
основании делается вывод о нежизнеспособности русского языка на
Украине). Суржик - не что иное, как искаженный украинский язык,
наиболее распространенная его форма, засоренная русизмами,
первоначально - результат русификации, а впоследствии -
украинизации (даже его фонетическая система, по сути, близка к
украинской).
Реальность такова, что для определенного и довольно
большого процента граждан Украины украинский язык является
вторым родным - после русского. Именно родным - и в то же время
вторым. Очевидно, что их культура находится и всегда будет
находиться на границе между русской и украинской. И вопрос
стоит не о ее существовании - оно очевидно, - но в первую
очередь о самоопределении, самоосознании. До недавнего времени
она была частью российской/советской культуры и необходимости в
самоопределении просто не возникало. Поэтому русскоязычная
литература Украины не стала - и не могла стать - аналогом
русской эмигрантской литературы (опять же, вопреки г-ну Окаре).
Имела ли эта литература эпигонский характер? Да, во многом,
особенно в XIX веке; но вспомним, что и собственно украинские
писатели в то время были по преимуществу эпигонами
Котляревского и Шевченко. Свою украинскую специфику
русскоязычная литература сохраняла, но я не могу согласиться с
тем, что она не являлась частью русского литературного
процесса: русская проза Костомарова тому опровержение - недаром
Лев Толстой написал продолжение его повести "Сорок лет".
Кстати, о Костомарове. Г-н Окара утверждает, что украинское
творчество украинцев было более эстетически значимым, чем
творчество русскоязычное. "Сорок лет" существуют в двух
вариантах, украинском и русском; и если во втором случае
Костомарову удалось выйти за рамки гоголевской сюжетики и
образности, создав яркую притчу, то первый, "национальный"
вариант наполнен исключительно фольклорными и языковыми
штампами. Г-н Окара приводит в пример имена многих писателей,
которые начинали писать на русском языке, а затем переходили на
украинский и создавали более значимые произведения. Но их
мастерство связано не с языком - точнее, не столько с языком,
сколько с опытом и возрастом.
Украинец, пишущий по-русски, получает возможность
остраненно посмотреть на обе языковые системы - и,
следовательно, на русскую и украинскую жизнь. Новый
эстетический эффект возникает при столкновении систем: этим
прекрасно воспользовался М.Кулиш в лучшей украинской пьесе
"Мина Мазайло"; этот же эффект использует, хотя и со
значительно меньшим успехом, Ю.Андрухович в "Рекреациях".
Итак, если до 1991 года (дата, разумеется, условная)
русскоязычный писатель Украины мыслил себя частью определенной
системы, то теперь он вынужден, чтобы сохранить своеобразие,
осознать свое особое положение по отношению к литературному
процессу и в России, и на Украине; вынужден понять, какие
элементы - лучшие элементы - этих систем он может использовать
в своем творчестве. Все новое в искусстве создается, как
правило, в маргинальных областях, "на полях" окостеневшей
официальной культуры. Другого пути нет. В противном случае -
или ассимиляция, или "внутренняя эмиграция". Украинская школа
русской литературы (или русская - украинской?) еще не сложилась
и, вероятно, сложится не скоро, но, тем не менее, возникнет.
Основа, на которой можно строить новую литературу (шире -
культуру), является более мощной для русских, чем для
украинцев. Печально, но факт. "Куда как перспективно связывать
себя (особенно в глазах иностранцев) с Россией и русской
культурой", - язвит г-н Окара. Не в "перспективности" дело и не
в иностранцах, а в том первоначальном уровне, в высоте
фундамента, с которой можно начинать СВОЕ строительство.
"Шевченко, Франко, Коцюбинский, Леся Украинка, Стефанык,
Довженко, Тычина, Стус - без сомнения, гении. Но кто в мире
слышал эти имена, кроме университетских славистов?" - пишет г-н
Окара. Довольно банальный малый типовой набор украинца. Но если
сравнить его с таким же банальным русским типовым набором -
легко "почувствовать разницу"... Все дело в том, что украинская
культура - и это прекрасно известно г-ну Окаре - формировалась
не как "культура элитарная, рассчитанная на "сознательную"
часть простонародья и национальную интеллигенцию", а как
культура "для домашнього вжитку" (домашнего употребления),
культура изначально среднего уровня, и все усилия лучших
украинских писателей уходили на то, чтобы подняться над этим
уровнем вопреки общественному мнению. Результаты налицо - и
хорошие, и плохие.
Три основные черты украинского менталитета -
сентиментальность, патетичность и самоирония. В умеренных дозах
(лиризм, а не слащавость; патриотизм, а не ура-национализм,
ненавязчивая ирония, а не стеб) все это необходимо и сегодня.
На этом, вероятно, и будет строиться искомая русскоязычная
культура Украины. Использование русского языка означает прежде
всего естественность для его носителя. А что касается того,
обогащает ли украинского писателя его "раздвоенность" или,
напротив, "всячески приземляет", - судить об этом будет
читатель. Предварительные, бездоказательные и огульные выводы
ничего не дадут.
Новая культура формируется в наши дни, причем на базе так
называемой массовой культуры, столь ненавистной г-ну Окаре. О
ней и поговорим.
Массовая беллетристика Украины, которая пишется на русском
языке, для г-на Окары - не более чем тривиальное чтиво. Никакие
художественные задачи она не решает, исключительно
коммерческие: "Написав свою "фэнтезийщину" или детектив
по-русски, живущий на Украине прозаик старается по возможности
издать их в России - уйти от украинских налогов и
распространить свою интеллектуально-художественную экспансию на
весь книжный рынок СНГ". Такой вот разговор с фининспектором о
фантастике. На самом же деле украинская фантастика - едва ли не
единственный реальный элемент украинского литературного
процесса: она, в отличие от большинства других жанров и форм,
имеет дело с читателем. "Высоколобая" литература практически
лишена читателя вне пределов "тусовки". А литературный процесс
без читателя - это фантом. Писать так, чтобы его читали -
естественное состояние автора. Более того, постмодернизм,
согласно У.Эко, тем и отличается от модернизма, что обращен к
не самой подготовленной публике. Примером могут служить книги
Пелевина, которого г-н Окара противопоставляет ничтожным
"Олдям". XX век создал на удивление примитивную массовую
культуру - это факт, но он же и снял противопоставление высокой
и массовой культуры: появилось множество явлений, которые
находятся где-то в промежутке (и это отнюдь не "смешение до
неузнаваемости" двух потоков). Впрочем, то, что мы называем
классикой, тоже было когда-то масскультом (Диккенс, Л.Толстой).
Легко отмахнуться от Олди и Дяченко (а не "Дьяченко"). Легко
объявить их эпигонами Толкина и Стругацких (а как долго за
произведениями последних не признавали права называться
литературой!). Легко "не заметить", что и современная
украинская литература в лучших своих проявлениях зависима от
вполне конкретных образцов (Андрухович - от Джойса, Шевчук - от
Эко и т.п.). Труднее объективно оценить реальную литературную
ситуацию - особенно если НЕ ЧИТАТЬ ругаемые книги. А г-н Окара
явно не читал ни "Дьяченко", ни "Олдей". Только не прочитав -
не взяв в руки - сборник "Ритуал", можно назвать его
"трилогией". Только не зная о существовании романа "Ведьмин
век", можно утверждать, что наших "фэнтезийщиков" "мало
занимает своя национальная тематика" ("В отличие от того же
Ника Перумова", - добавляет г-н Окара. Но, право же, лучше бы
Перумова не занимала национальная тематика!). Упреки в
"провинциализме мышления" и "прагматически-функциональном
отношении к языку" не только бездоказательны, - они еще и
неверны. "Употреблять такие категории, как, скажем, "внутренняя
форма слова" (каковую теорию еще в прошлом веке развивал
Александр Потебня, земляк, кстати, "Олдей" по Харькову), без
чего немыслима подлинная художественность, по отношению к
подобной литературе было бы даже как-то странно". Если бы г-н
Окара не делился с читателями "странностями", а взял в руки
такие романы Олди, как "Герой должен быть один" и "Черный
Баламут", он бы увидел, что основным стилистическим приемом
этих книг является остранение языковых штампов и поговорок
через раскрытие их ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ. Так неосведомленность еще
раз оказала критику дурную услугу. Разговор о художественных
достоинствах книг упомянутых авторов потребовал бы специальной
статьи, но в любом случае разговор должен быть серьезным, а не
вскользь и свысока. Г-н Окара вполне в советской манере
навешивает ярлыки ("украинские русскоязычные литературные
пролетарии", "русскоязычный книжный мусор", "фэнтезийщина",
"язык для бедных", "технический дизайн"), не прилагая ни
малейших усилий, чтобы разобраться в сути явления. Настолько же
бездоказательны и его упреки по поводу отсутствия у украинских
фантастов индивидуального стиля.
Что бы ни говорил г-н Окара о масскульте, именно
произведения "массовой культуры" (в том числе - фантастики) и
близкие им явления стали наиболее новаторскими и интересными
явлениями в мировой литературе последних десятилетий. Потому
что главное - это талант автора, а не то, летают ли в книге
звездолеты, бегают запорожцы или спивается богема. А снобизм по
отношению к массовым жанрам давно уже отжил свое, только
некоторые критики об этом не подозревают.
/фрагменты статьи в "Независимой газете"/
Последние лет двести Украина, находясь в составе сначала
Российской империи, а затем и СССР, страдала комплексом
младшего брата -- отсюда присущее национальному самосознанию
ощущение собственной провинциальной ущербности и
второсортности, окраинности -- это вполне осязаемо отразилось
на украинской культуре и литературе.
...Удивительное дело, но, как оказывается, человеку,
родившемуся и культурно сформировавшемуся на Украине, особенно
если сам он украинского происхождения и если вовремя не уехал в
Россию, нереально стать великим русским писателем. Можно сколь
угодно долго эксплуатировать, мучить русский язык, издеваться
над великим и могучим, но породить на нем что-нибудь достойное
вечности или хотя бы скромного внимания современников как-то не
очень получается.
...Украинские русскоязычные беллетристы -- фантасты и
"фэнтезийщики" (о детективистах вообще говорить почему-то не
хочется) -- вроде Сергея и Марины Дьяченко (волшебный роман
"Шрам", просто роман "Скрут", трилогия "Бастард", "Ритуал",
"Вирлена") или Генри Лайона Олди ("Герой должен быть один",
"Путь меча", "Бездна голодных глаз"; на самом деле никакой он
не Генри, а харьковские Олег + Дима) и десятки других авторов
ничуть не хуже московских коллег или питерского Ника Перумова
-- все они в какой-то мере эпигоны, в какой-то -- духовные дети
Стругацких, Ефремова, Лема, Толкина и друг друга. Проблем с
русским языком у них не возникает -- в литературе такого
свойства он удивительно однообразен и бесцветен, это,
фигурально выражаясь, язык для бедных. Употреблять такие
категории как, скажем, "внутренняя форма слова" (каковую теорию
еще в прошлом веке развивал Александр Потебня, земляк, кстати,
Олдей по Харькову), без чего немыслима подлинная
художественность, по отношению к подобной литературе было бы
даже как-то странно. Отношение "массолита" к языку везде и
всегда прагматически-функциональное, поэтому беллетристическое
слово коммуникативно, подчинено содержанию, но не
самодостаточно; оно является носителем смысла, но не самим
смыслом, не реальностью мистического порядка -- в таком слове
отсутствует какая бы то ни было метафизика "избыточности
бытия". Однако на Украине подобное отношение к языку характерно
не только для русскоязычной беллетристики, но и для
русскоязычной литературы с художественными претензиями -- это
ее самое слабое место, в этом главная причина ее
несостоятельности. Если в скором времени научат сочинять
"фэнтези" компьютер, то, не исключено, у него получится не
хуже, а может быть даже лучше, чем у Олдей. Такого рода чтиво
по отношению к литературе более или менее художественной
напоминает технический дизайн в сравнении с живописью --
индивидуальное начало, индивидуальный стиль не играют в нем
принципиального значения. Автор этой литературы давно уже умер
(а быть может, он никогда и не рождался) -- он выступает не как
Творец-Демиург, а как инженер-комбинатор сюжетных мотивов,
схем, штампов, как ретранслятор современной урбанистической
мифологии. Чем меньше в той или иной книге авторского начала,
тем большими буквами пишется на обложке имя автора. Впрочем,
"Олди", "Ник. Перумов", "Александра Маринина", "Фридрих
Незнанский" -- это вовсе не имена писателей, а торговые марки,
потому и место им в одном ряду не с Пелевиным, Сорокиным или
Андруховичем, а с "Довгань", "Smirnoff", "Adidas", "Pepsi",
"Tampax". Главное, что связывает украинских русскоязычных
литературных пролетариев подобной направленности с Украиной
(кроме места рождения, проживания и национальности) -- это
провинциализм мышления. В отличие от того же Ника Перумова и
его российских эпигонов, украинских русскоязычных фантастов и
"фэнтезийщиков", к примеру, мало занимает своя национальная
тематика. Не последний (а пожалуй что и первый) на сегодняшний
день фактор развития литературного процесса -- деньги. Написав
свою "фэнтезийщину" или детектив по-русски, живущий на Украине
прозаик старается по возможности издать их в России -- уйти от
украинских налогов и распространить свою
интеллектуально-художественную экспансию на весь книжный рынок
СНГ...
...Пристрастное осмысление современной русскоязычной
литературы на Украине еще раз доказывает, что язык -- нечто
большее, чем просто средство коммуникации, язык -- явление
мистическое и определяется не только от рождения, но и на
уровне генетической памяти. Язык не укладывается в рамки
формальной логики, обыденного мышления и вузовской грамматики.
Масштабы языка -- никак не меньше космических. Чтобы полноценно
писать по-русски, надо, видимо, родиться с чувством энергетики
русского языка, надо генетически нести в себе строй русской
речи. Надо, в конце концов, хоть какую-то часть своей жизни
прожить в России, на родине русского языка. Поэтому украинские
русскоязычные авторы достойны всяческого сочувствия -- они
находятся на географической, лингвистической и художественной
периферии как русской, так и украинской культуры: для первой
они бедные родственники из провинции, для второй -- отступники
и вырожденцы. Где-нибудь в Харькове или Днепропетровске
полнокровное писательство (в художественном, а не денежном
отношении) затруднено вовсе: по-украински не издадут, да и
непросто писать в русскоязычном городе на умирающем языке.
По-русски -- получается что-то не то -- вторичное, пригодное
лишь для внутреннего потребления. Как не крути, а не удается
украинским авторам реализовать свои литературные таланты на
русском языке, и все тут!
...Современная культурная ситуация на Украине заставляет
вспомнить о таком явлении в лингвистике, характерном прежде
всего для средневекового сознания, как диглоссия: в пределах
одного и того же сообщества свободно функционируют два языка,
однако их структурные особенности таковы, что в своем
употреблении они не равноправны (как при простом двуязычии), а
выполняют различные функции и люди пользуются ими в различных
ситуациях. На одном, к примеру, вещает государственное радио и
телевидение, создается элитарная культура, его изучают в школе,
но говорят на нем обычно лишь после изрядной дозы горячительных
напитков (почти как в шаманских ритуалах). Другой используют в
быту и оттого он утрачивает все признаки сакральности и
мистического ореола. Не потому ли возникает ощущение, что
художественно ценные тексты в современной Украине могут
возникнуть только по-украински, а коммерчески перспективная
литература Ч лишь на русском языке? Такая вот "диглоссия",
такой вот дым сигарет с ментолом.
Михаил
НАЗАРЕНКО
Вопрос о существовании русскоязычной культуры Украины
давно уже стал сакраментальным.
На Украине русскоязычная литература есть, утверждает
Андрей Окара (Запах мертвого слова. // Книжное обозрение "Ex
libris НГ", 26.02.98). Есть, но какая? Литература элитарная,
которая, впрочем, по природе своей слабее элитарной же
украинской литературы; и литература массовая, коммерческая, на
которую и внимания обращать не стоит. В России украинец может
писать на русском языке и стать великим писателем, на Украине
же - ни в коем случае. "Пристрастное осмысление современной
русскоязычной литературы на Украине еще раз доказывает, что
язык - нечто большее, чем просто средство коммуникации, язык -
явление мистическое и определяется не только от рождения, но и
на уровне генетической памяти". Что же, в России украинец
просто теряет свою генетическую память?.. Не раз и не два я
слышал подобные беспредметные разговоры. "Мистические"
националисты никак не хотят смириться с тем очевидным фактом,
что язык - имущество благоприобретенное и без всякой
полумифической "генетической памяти" можно им овладеть в
совершенстве. Не надо смешивать язык с менталитетом и
коллективным бессознательным. Мысли о "глобальном, почти
метафизическом несовпадении между строем русского литературного
языка и строем украинской души" (!) автор никак не доказывает,
а потому и спорить с ним трудно. На практике же утверждения
подобного рода приводят только к разжиганию межнациональной
(или даже внутринациональной) вражды. Кроме того,
"пристрастный" анализ статьи г-на Окары показывает, что ее
автор плохо разбирается в современной культурной и языковой
ситуации на Украине. Прошу прощения у читателя за то, что буду
говорить об очевидных - по крайней мере, для филолога - вещах,
но это необходимо.
Прежде всего - языковая ситуация на Украине, вопреки г-ну
Окаре, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не является диглоссией. Напомню, что
диглоссией называется сосуществование в одной системе двух
языков, которые воспринимаются носителями как два стиля -
книжный и разговорный - одного языка. Поэтому перевод с одного
языка на другой внутри данной системы принципиально невозможен.
Примером может служить употребление церковнославянского и
древнерусского языков в Киевской Руси (см. работы
Б.А.Успенского). Взаимоотношения же русского и украинского
языков совершенно иные, и мы имеем классическую ситуацию
ДВУЯЗЫЧИЯ (несмотря на то, что украинский и русский языки
действительно выполняют разные функции). Далее: украинский
язык, увы, "элитарным" не являлся и не является. Что такое
вообще "элитарный язык"? Язык элиты? Какой - культурной или
политической (последняя говорит, как правило, на суржике)?
Престижный язык? Престижный для кого? К сожалению, сегодня
украинский - язык подвижников и снобов. Основная масса
населения пользуется все тем же суржиком. Г-н Окара не прав,
когда объявляет суржик искаженным русским языком (на этом
основании делается вывод о нежизнеспособности русского языка на
Украине). Суржик - не что иное, как искаженный украинский язык,
наиболее распространенная его форма, засоренная русизмами,
первоначально - результат русификации, а впоследствии -
украинизации (даже его фонетическая система, по сути, близка к
украинской).
Реальность такова, что для определенного и довольно
большого процента граждан Украины украинский язык является
вторым родным - после русского. Именно родным - и в то же время
вторым. Очевидно, что их культура находится и всегда будет
находиться на границе между русской и украинской. И вопрос
стоит не о ее существовании - оно очевидно, - но в первую
очередь о самоопределении, самоосознании. До недавнего времени
она была частью российской/советской культуры и необходимости в
самоопределении просто не возникало. Поэтому русскоязычная
литература Украины не стала - и не могла стать - аналогом
русской эмигрантской литературы (опять же, вопреки г-ну Окаре).
Имела ли эта литература эпигонский характер? Да, во многом,
особенно в XIX веке; но вспомним, что и собственно украинские
писатели в то время были по преимуществу эпигонами
Котляревского и Шевченко. Свою украинскую специфику
русскоязычная литература сохраняла, но я не могу согласиться с
тем, что она не являлась частью русского литературного
процесса: русская проза Костомарова тому опровержение - недаром
Лев Толстой написал продолжение его повести "Сорок лет".
Кстати, о Костомарове. Г-н Окара утверждает, что украинское
творчество украинцев было более эстетически значимым, чем
творчество русскоязычное. "Сорок лет" существуют в двух
вариантах, украинском и русском; и если во втором случае
Костомарову удалось выйти за рамки гоголевской сюжетики и
образности, создав яркую притчу, то первый, "национальный"
вариант наполнен исключительно фольклорными и языковыми
штампами. Г-н Окара приводит в пример имена многих писателей,
которые начинали писать на русском языке, а затем переходили на
украинский и создавали более значимые произведения. Но их
мастерство связано не с языком - точнее, не столько с языком,
сколько с опытом и возрастом.
Украинец, пишущий по-русски, получает возможность
остраненно посмотреть на обе языковые системы - и,
следовательно, на русскую и украинскую жизнь. Новый
эстетический эффект возникает при столкновении систем: этим
прекрасно воспользовался М.Кулиш в лучшей украинской пьесе
"Мина Мазайло"; этот же эффект использует, хотя и со
значительно меньшим успехом, Ю.Андрухович в "Рекреациях".
Итак, если до 1991 года (дата, разумеется, условная)
русскоязычный писатель Украины мыслил себя частью определенной
системы, то теперь он вынужден, чтобы сохранить своеобразие,
осознать свое особое положение по отношению к литературному
процессу и в России, и на Украине; вынужден понять, какие
элементы - лучшие элементы - этих систем он может использовать
в своем творчестве. Все новое в искусстве создается, как
правило, в маргинальных областях, "на полях" окостеневшей
официальной культуры. Другого пути нет. В противном случае -
или ассимиляция, или "внутренняя эмиграция". Украинская школа
русской литературы (или русская - украинской?) еще не сложилась
и, вероятно, сложится не скоро, но, тем не менее, возникнет.
Основа, на которой можно строить новую литературу (шире -
культуру), является более мощной для русских, чем для
украинцев. Печально, но факт. "Куда как перспективно связывать
себя (особенно в глазах иностранцев) с Россией и русской
культурой", - язвит г-н Окара. Не в "перспективности" дело и не
в иностранцах, а в том первоначальном уровне, в высоте
фундамента, с которой можно начинать СВОЕ строительство.
"Шевченко, Франко, Коцюбинский, Леся Украинка, Стефанык,
Довженко, Тычина, Стус - без сомнения, гении. Но кто в мире
слышал эти имена, кроме университетских славистов?" - пишет г-н
Окара. Довольно банальный малый типовой набор украинца. Но если
сравнить его с таким же банальным русским типовым набором -
легко "почувствовать разницу"... Все дело в том, что украинская
культура - и это прекрасно известно г-ну Окаре - формировалась
не как "культура элитарная, рассчитанная на "сознательную"
часть простонародья и национальную интеллигенцию", а как
культура "для домашнього вжитку" (домашнего употребления),
культура изначально среднего уровня, и все усилия лучших
украинских писателей уходили на то, чтобы подняться над этим
уровнем вопреки общественному мнению. Результаты налицо - и
хорошие, и плохие.
Три основные черты украинского менталитета -
сентиментальность, патетичность и самоирония. В умеренных дозах
(лиризм, а не слащавость; патриотизм, а не ура-национализм,
ненавязчивая ирония, а не стеб) все это необходимо и сегодня.
На этом, вероятно, и будет строиться искомая русскоязычная
культура Украины. Использование русского языка означает прежде
всего естественность для его носителя. А что касается того,
обогащает ли украинского писателя его "раздвоенность" или,
напротив, "всячески приземляет", - судить об этом будет
читатель. Предварительные, бездоказательные и огульные выводы
ничего не дадут.
Новая культура формируется в наши дни, причем на базе так
называемой массовой культуры, столь ненавистной г-ну Окаре. О
ней и поговорим.
Массовая беллетристика Украины, которая пишется на русском
языке, для г-на Окары - не более чем тривиальное чтиво. Никакие
художественные задачи она не решает, исключительно
коммерческие: "Написав свою "фэнтезийщину" или детектив
по-русски, живущий на Украине прозаик старается по возможности
издать их в России - уйти от украинских налогов и
распространить свою интеллектуально-художественную экспансию на
весь книжный рынок СНГ". Такой вот разговор с фининспектором о
фантастике. На самом же деле украинская фантастика - едва ли не
единственный реальный элемент украинского литературного
процесса: она, в отличие от большинства других жанров и форм,
имеет дело с читателем. "Высоколобая" литература практически
лишена читателя вне пределов "тусовки". А литературный процесс
без читателя - это фантом. Писать так, чтобы его читали -
естественное состояние автора. Более того, постмодернизм,
согласно У.Эко, тем и отличается от модернизма, что обращен к
не самой подготовленной публике. Примером могут служить книги
Пелевина, которого г-н Окара противопоставляет ничтожным
"Олдям". XX век создал на удивление примитивную массовую
культуру - это факт, но он же и снял противопоставление высокой
и массовой культуры: появилось множество явлений, которые
находятся где-то в промежутке (и это отнюдь не "смешение до
неузнаваемости" двух потоков). Впрочем, то, что мы называем
классикой, тоже было когда-то масскультом (Диккенс, Л.Толстой).
Легко отмахнуться от Олди и Дяченко (а не "Дьяченко"). Легко
объявить их эпигонами Толкина и Стругацких (а как долго за
произведениями последних не признавали права называться
литературой!). Легко "не заметить", что и современная
украинская литература в лучших своих проявлениях зависима от
вполне конкретных образцов (Андрухович - от Джойса, Шевчук - от
Эко и т.п.). Труднее объективно оценить реальную литературную
ситуацию - особенно если НЕ ЧИТАТЬ ругаемые книги. А г-н Окара
явно не читал ни "Дьяченко", ни "Олдей". Только не прочитав -
не взяв в руки - сборник "Ритуал", можно назвать его
"трилогией". Только не зная о существовании романа "Ведьмин
век", можно утверждать, что наших "фэнтезийщиков" "мало
занимает своя национальная тематика" ("В отличие от того же
Ника Перумова", - добавляет г-н Окара. Но, право же, лучше бы
Перумова не занимала национальная тематика!). Упреки в
"провинциализме мышления" и "прагматически-функциональном
отношении к языку" не только бездоказательны, - они еще и
неверны. "Употреблять такие категории, как, скажем, "внутренняя
форма слова" (каковую теорию еще в прошлом веке развивал
Александр Потебня, земляк, кстати, "Олдей" по Харькову), без
чего немыслима подлинная художественность, по отношению к
подобной литературе было бы даже как-то странно". Если бы г-н
Окара не делился с читателями "странностями", а взял в руки
такие романы Олди, как "Герой должен быть один" и "Черный
Баламут", он бы увидел, что основным стилистическим приемом
этих книг является остранение языковых штампов и поговорок
через раскрытие их ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЫ. Так неосведомленность еще
раз оказала критику дурную услугу. Разговор о художественных
достоинствах книг упомянутых авторов потребовал бы специальной
статьи, но в любом случае разговор должен быть серьезным, а не
вскользь и свысока. Г-н Окара вполне в советской манере
навешивает ярлыки ("украинские русскоязычные литературные
пролетарии", "русскоязычный книжный мусор", "фэнтезийщина",
"язык для бедных", "технический дизайн"), не прилагая ни
малейших усилий, чтобы разобраться в сути явления. Настолько же
бездоказательны и его упреки по поводу отсутствия у украинских
фантастов индивидуального стиля.
Что бы ни говорил г-н Окара о масскульте, именно
произведения "массовой культуры" (в том числе - фантастики) и
близкие им явления стали наиболее новаторскими и интересными
явлениями в мировой литературе последних десятилетий. Потому
что главное - это талант автора, а не то, летают ли в книге
звездолеты, бегают запорожцы или спивается богема. А снобизм по
отношению к массовым жанрам давно уже отжил свое, только
некоторые критики об этом не подозревают.