---------------------------------------------------------------
Любая публикация или какое бы то ни было другое
коммерческое использование данного произведения возможно только
с письменного согласия авторов.
© Copyright (с) Дмитрий Громов, Олег Ладыженский.
E-Mail: f_oldie@guru.cit-ua.net
http://www.sf.amc.ru/oldie/
http://www.fantasy.ru/oldie/
---------------------------------------------------------------
Рассказы невежественных людей поражают слух. Мудрый
удивительного не рассказывает.
Из древних
Человек, не имеющий чувства юмора,
должен иметь хотя бы чувство, что
у него нет чувства юмора.
С. Е. Лец
Тангенциальный коллапсатор изобрел инженер Павел Лаврентьевич
Манюнчиков. Не хватайтесь за энциклопедию - в ней не найти
Павла Лаврентьевича. Гораздо проще найти его в курилке
маленького института "НИИЧТОТОТАМПРОЕКТ", коротающего
восемь рабчасов за обсуждением последнего заседания Верховного
Совета. А зря, зря не берутся биографы за жизнеописание
господина Манюнчикова, ибо был господин Манюнчиков человек
обиженный и втайне страдающий.
Надо сказать, что Павла Лаврентьевича обижали все. Его обижали
коммунисты ("Почему у нас так плохо?!"), а также
капиталисты ("Почему у них так хорошо?!"), правительство
("Умники!"), народ ("Дураки!"), начальство
("Хам и бездарь!"), сослуживцы ("Выскочки и
сопляки!"), жена ("Стерва безмозглая!"), работники
торговли ("Жулье!"), работники милиции
("Сатрапы!") - и многие-многие другие, полный
перечень которых вполне заслуживает упоминания если не в
энциклопедии, то уж хотя бы в телефонном справочнике.
И вот как-то раз сидел Манюнчиков в своем совмещенном санузле,
неисправный бачок которого лишь усугублял страдательные порывы,
и думал, придерживая брюки: "А как хорошо было бы, если бы
все они, которые меня обижают, вдруг взяли бы и исчезли к
соответствующей матери!.. И, может быть, тогда проявились
бы, наконец, мои выдающиеся способности, талант, или - чем
черт не шутит? - даже гениальность!.."
И тут неожиданно Манюнчиков ясно представил себе схему. Не сразу
он понял, что это такое, но почувствовал всем своим существом,
что это нечто очень важное и лично ему крайне необходимое -
и сразу же принялся лихорадочно срисовывать видение, портя
импортную женину помаду и разматывая рулон дефицитнейшей
туалетной бумаги.
Когда бумага смоталась окончательно, а вместе с ней смоталось и
озарение, Павел Лаврентьевич удовлетворенно откинулся на
неисправный бачок, оглядел свое творение, ничего не понял и
укрепился в мыслях о собственной гениальности.
Умыв руки и вернувшись в комнату, Манюнчиков вновь предпринял
попытку разобраться, что же он все-таки наваял. Получилось нечто
среднее между пылесосом, электрошашлычницей и противотанковым
ружьем.
Долго сидел Павел Лаврентьевич над детищем своим, и уже
потихоньку злиться начинал, не находя ему ни объяснения, ни
применения, но решил для отдохновения души в журнале
научно-популярном порыться, кроссворд поискать.
Полистал-полистал, кроссворда не нашел, зато статейку одну
обнаружил. Пульсары-коллапсары, дыры разные черные и белые,
тарелки летающие некондиционные - в общем, пришел гений
Манюнчиков в волнение страшное, потому как понял суть
изобретения своего.
А изобрел Павел Лаврентьевич оружие ужасное, название которому
- ТАНГЕНЦИАЛЬНЫЙ КОЛЛАПСАТОР!
На следующий же день принялся Павел Лаврентьевич за расчеты,
потому как без расчетов скрупулезнейших самая замечательная
модель у тебя же в руках шарахнуть может и родителя своего же
сколлапсировать.
И вот тут-то и выяснились в знаниях Манюнчикова пробелы немалые,
а точнее - один большой девственный пробел с редкими
оазисами обрывочных и весьма куцых знаний. И от открывшейся
истины в расстройстве душевном засел Павел Лаврентьевич в
библиотеке - книжки умные читал, выписки делал. А когда
заполнился пробел бездонный выписками до середины -
приступил товарищ Манюнчиков к сборке аппарата своего, с немалым
трудом рассчитанного.
Только вот сослуживцы Павла Лаврентьевича, выскочки и сопляки
вышеупомянутые, как-то косо поглядывать на него начали. Да и то
сказать - на перекуры не ходит, кроссворды не решает, о
заседании последнем и говорить не хочет - совсем, видать,
свихнулся человек. Пришлось Манюнчикову в целях конспирации
включаться обратно в жизнь коллектива, отчего работа пошла куда
медленнее, зато сигареты закончились куда быстрее. Ну да
бог с ними, с сигаретами, а только сделал Павел Лаврентьевич
модель действующую, сделал все-таки, несмотря на общественную
нагрузку, чтоб ей пусто было...
Коллапсатор вышел большой, черный, тангенциальный, работающий на
батарейках "Крона". Долго сидел Павел Лаврентьевич на
кровати, долго вертел в руках детище свое родимое - и,
наконец, решился. Выставил он мощность (самую малую), прицелился
в старый будильник "Чайка" (звонивший на редкость
противно), и нажал кнопку.
Загудел слегка коллапсатор, засветился, буркнул что-то
невнятное... И исчез будильник "Чайка", исчез со всеми
своими семнадцатью псевдорубиновыми камнями!
Павел Лаврентьевич даже рукой провел по пустому столу.
Чисто. Сколлапсировал будильник! Ай да Манюнчиков, ай да сукин
сын!.. Получилось!.. И тут Манюнчиков, действительно сукин сын,
не утерпел.
Сунул он коллапсатор свой за пазуху, квартиру запер тщательно и
во двор вышел. Идет по двору Павел Лаврентьевич Манюнчиков и
чувствует себя сильным и уверенным. "Теперь,-
думает,- кого хошь сколлапсирую. Нету на меня теперь никакой
управы, вплоть до милиции, потому как вещественных доказательств
аппарат мой не оставляет. Раз - и нет! А на нет и суда
нет".
Вот так, думая о разных приятных для себя вещах, дошел
Манюнчиков до голубятни в углу двора. А надо сказать, что
голубей Павел Лаврентьевич тоже не любил - и за
булькание их глупое, и за окраску несерьезную, и за гнусную
склонность гадить куда попало, не исключая и его, Манюнчикову,
личность. Так что подошел он к голубятне, по сторонам оглянулся,
коллапсатор свой вытащил... Хлоп - и нет голубятни, как и не
бывало, со всеми ее гадами пернатыми.
Хихикнул злорадно Павел Лаврентьевич и хотел было дальше
направиться, как вдруг услышал за спиной:
- Ах ты, ирод, антихрист окаянный! Что ж ты птичку невинную,
божье творение, изничтожаешь?! А ну подь сюды, сто чирьев тебе
на седалище! В милицию пойдем...
Обернулся испуганно Манюнчиков, и увидел деда-голубятника,
коего в сумерках ранее не приметил. Вредный был дед,
злопамятный, склерозоустойчивый.
Глянул еще раз по сторонам Павел Лаврентьевич - на этот раз
внимательно - улыбнулся ехидно ругателю-орнитологу - и
кнопочку надавил. Раз - и нет деда.
Плюнул тогда Манюнчиков на асфальт и в приятном расположении
духа домой пошел.
Утром Павел Лаврентьевич на работу опоздал по причине
сколлапсированного будильника. И не просто опоздал, а на целых
сорок три минуты. Так что вахтер на проходной аж подпрыгнул от
радости и служебного рвения и палец в телефонную дырку
сунул - начальству доносить. Посмотрел Манюнчиков -
одни они в холле с вахтером. Давно ему, кстати, этот вахтер не
нравился, и фуражка его противная, и морды выражение неприятное
для глаза, и вообще...
Рванулся подлец-вахтер в сторону, но не зря коллапсатор у
Павла Лаврентьевича звался тангенциальным, ой не зря! Хлоп -
и нет вахтера. А на нет - и суда нет. Пора идти на
работу.
В тот же день Манюнчиков подкараулил на лестнице своего
начальника - хама и бездаря - и отправил вслед за
вахтером. А назавтра пришла очередь и зама - тупицы и
чистоплюя - имевшего неосторожность разогнать в туалете
курильщиков, в том числе и Павла Лаврентьевича лично. Хотели еще
Манюнчикова в колхоз заслать, но ответственная за колхозы -
дура крашеная - запропастилась куда-то, искали ее, искали,
не нашли и бросили.
Думал Павел Лаврентьевич и жену свою, Люсю, сколлапсировать, да
передумал ввиду некоторой пользы ее существования, в горячих
обедах и стираных носках проявляемой. Так что с этим пришлось
повременить.
Ну, ясное дело, стал народ вокруг нервничать, слухи поползли
разные, дескать, люди куда-то пропадают. Кто международный
империализм винит, кто - сепаратистов и номенклатуру, а
некоторые, страшно сказать,- самого... Пришлось милицию
вызывать. Двух не в меру ретивых служителей порядка Павел
Лавретьевич быстренько сколлапсировал, а остальные сами смылись.
По причине отсутствия вещественных доказательств и скудной
оплаты героического труда работников органов.
И всем бы доволен был Манюнчиков, но стала к нему закрадываться
этакая подленькая мыслишка: "А куда ж все эти,
сколлапсированные, деваются? Хоть и подлецы они все, а
интересно..."
Снова засел Павел Лаврентьевич за книги да расчеты, еще треть
пробела своего с великим трудом засыпал и вывел-таки формулу
конечную, вывел, глянул - и ужаснулся, потому как по формуле
этой треклятой выходило, что все, кого он сколлапсировал,
живы-здоровы, только перешли они все в восемнадцатое
измерение, где испытывают неудобства немалые, и ровно через
девять дней и шесть часов после факта исчезновения вернутся
обратно крайне обозленные - и окажутся в радиусе трех с
половиной метров от тангенциального коллапсатора!..
Дернулся Павел Лаврентьевич, на часы взгляд бросил, с
воплем к двери кинулся - да поздно было. Грянул гром,
ударила молния, противно зазвонил будильник
"Чайка" на семнадцати псевдорубиновых камнях, и толстый
сизый голубь обгадил весь пиджак гражданина Манюнчикова под
радостный вопль ворвавшегося деда: "Хватайте его, ирода,
люди добрые!.."
Не ищите в энциклопедии имя Манюнчикова Павла Лаврентьевича. Ни
к чему это. И в курилке институтской тоже не ищите, не стоит.
Впрочем, если у вас много лишнего времени...
СЧАСТЬЕ В ПИСЬМЕННОМ ВИДЕ
В воскресенье вечером Павел Лаврентьевич Манюнчиков получил
письмо следующего содержания:
"Письмо - счастье.
Это письмо - подлинное счастье. Находится в Голландии. Оно
обошло вокруг света 1000 раз. Теперь оно попало и к вам. С
получением этого письма к вам прийдет удача и счастье. Но с
одним условием - отправьте его дальше. Это не шутка. Никаких
денег не надо, потому что ни за какие деньги не купить счастья.
Отправьте письмо тому, кому вы желаете счастья. Не
задерживайтесь с отправлением. Вам необходимо отправить 20 штук
в течение 96 часов после получения этого письма.
Жизнь этого послания началась в 1853-м году. Артур Саян
Даниель получил его и велел секретарше размножить. Через четыре
дня он выиграл миллион. Служащий Хорита из Нагасаки, получив это
письмо, порвал его и через четыре дня попал в
автокатастрофу.
Хрущев получил это письмо, отдыхая на даче в 1964-м году.
Он выругался и выбросил его в урну. Через четыре дня Хрущева
свергли. Ни в коем случае не рвите это письмо, отнеситесь к
нему серьезно! Итак, 20 писем в течение 96 часов. Результат
- на четвертые сутки после отправления. Желаем
счастья!"
Дочитав письмо, Павел Лаврентьевич собрался было последовать
пагубному примеру Никиты Сергеевича и служащего Хориты, но тут,
после рекламного сообщения, начался третий тур телеигры
"Поле чудес", где молодой майор и две агрономши никак не
могли получить стиральную машину, угадав последнюю букву в
иностранном слове "аборт",- и назойливое письмо
мирно упокоилось в глубинах потертых брюк несуеверного
Манюнчикова.
Обнаружилось письмо только завтра, на работе, когда Павел
Лаврентьевич, зайдя в курилку, полез в карман за сигаретами.
Естественно, Манюнчиков не преминул показать послание приятелям,
большинство которых отнеслось к нему скептически. Однако, Сашка
Лихтенштейн из соседнего отдела вдруг заявил, что его теща
получила такое же, в отличие от некоторых, размножила - и
спустя четыре дня умотала, наконец, в свой Израиль - после
чего лично он, Сашка Лихтенштейн, искренне верит в счастье.
Манюнчиков глянул в сияющие Сашкины глаза - и его осенило.
Вернувшись в отдел, Павел Лавретьевич быстро набрал на
клавиатуре своей персоналки (кстати, соотечественницы упрямого
служащего Хориты из Нагасаки!) текст письма, проверил, нет
ли ошибок - и сбросил текст на принтер. Через восемь
минут два десятка экземпляров лежали перед довольным
Манюнчиковым.
По дороге домой Павел Лавретьевич раскидал письма по первым
попавшимся почтовым ящикам и с приятным чувством выполненного
долга стал ждать заслуженного счастья.
Прошло четыре дня.
Манюнчиков выиграл рубль в лотерею и не поехал в колхоз, так как
заболел гриппом. Все вышеуказанные события он приписал действию
письма, но, получив еще одно, аналогичное, также отпечатанное на
принтере - не раздумывая, выбросил его в мусорное ведро. И
ничего страшного с Манюнчиковым не произошло. Разве что машина
грязью окатила, так не через четыре дня, а через неделю!
А персоналочке японской, на которой Павел Лаврентьевич работал,
наладчик поставил на место все украденные ранее микросхемы,
старый плоттер заменил, а потом кто-то, видимо, по ошибке,
загрузил импортную суперпрограмму "бой в памяти". И
играет она теперь в эту игру с утра до вечера, и ни на какие
запросы не отвечает.
Счастлива, наверное...
Стихийное бедствие из шести букв, по горизонтали...
- Ремонт! - подсказали сзади, и измазанные спецовки
выставили-таки упирающегося Манюнчикова из четвертого по счету
кабинета, выставили вместе со стареньким электрочайником и
подозрительным ржавым порошком чаеразвесочной фабрики г.
Очамчира. Плюнул Павел Лаврентьевич в сердцах, посмотрел грустно
на ботинок оплеванный и пошел искать по институту, где
оскорбленному есть чувству уголок.
Уголок отыскался на третьем этаже - мирный благодатный
оазис среди барханов песка, цемента и известки, с чахлой
вечнозеленой пальмой и белым неоновым солнцем пустыни, весело
подмигивавшим очарованному Манюнчикову. И вот уже радует
глаз связующая нить от греющегося чайника к розетке у самого
плинтуса, уже мягкое полудиректорское кресло приняло в объятия
свои лучшую из составных частей Павла Лаврентьевича, уже
неприступная твердыня кроссворда готова выбросить белый флаг и
отдаться победителю по вертикали и по горизонтали...
- Здорово, Манюнчиков! Чаи гоняешь? - в дверях
оазиса возник верблюжий профиль Сашки Лихтенштейна из соседнего
отдела, скалящийся всеми своими золотыми россыпями. Собственно,
хам Сашка исказил, как всегда, родовую фамилию Павла
Лаврентьевича, меняя в ней первые буквы по своему усмотрению, но
результат получая одинаково неприличный и чувствительно
задевавший гордого Манюнчикова.
Подождав реакции на любимую шутку, Сашка шагнул в кабинет и явил
себя миру целиком, обнаружив неожиданное сходство с
небезызвестным Лаокооном, борющимся с древнегреческими змеями.
От небритой шеи до предполагаемой талии на нем был намотан
грязный лапшеобразный провод, конец которого исчезал в глубинах
Сашкиного организма.
- Директор послал,- трепался Лихтенштейн, приседая на
корточки и выдергивая из розетки штепсель многострадального
чайника,- сделай, говорит, проводку скрытую, а то скрытности
у нас маловато, и про водку слышать тошно, это каламбур такой
тонкий, Манюнчиков, про водку-то, только темный ты у нас, и с
чувством юмора у тебя, как у директора, даже хуже...
И уснул бы, наверное, Павел Лаврентьевич, уснул в тепле и уюте
под болтовню нудную, волнообразную - когда б не пауза
длительная, трепачу Сашке не присущая, и не вопль дикий
несуразный, взорвавший Манюнчикову нирвану.
Всклокоченный Лихтенштейн стоял на коленях у стенки и совал
отверткой в раскуроченную розетку.- Ты глянь, нет, ты глянь,
Манюнчиков, нет, ты глянь...- бормотал он, тупо моргая
рыжими ресницами. Павел Лаврентьевич склонился над розеткой,
последил с минуту за бессмысленными Сашкиными манипуляциями и
осведомился об оказании первой помощи человеку, Богом обиженному
и током ударенному.
Дальнейшая информация, скрытая в монологе неудачливого электрика
под шелухой оскорбительных выпадов в адрес Манюнчикова, в
очищенном виде сообщала, что к данной розетке никаких проводов
Любая публикация или какое бы то ни было другое
коммерческое использование данного произведения возможно только
с письменного согласия авторов.
© Copyright (с) Дмитрий Громов, Олег Ладыженский.
E-Mail: f_oldie@guru.cit-ua.net
http://www.sf.amc.ru/oldie/
http://www.fantasy.ru/oldie/
---------------------------------------------------------------
Рассказы невежественных людей поражают слух. Мудрый
удивительного не рассказывает.
Из древних
Человек, не имеющий чувства юмора,
должен иметь хотя бы чувство, что
у него нет чувства юмора.
С. Е. Лец
Тангенциальный коллапсатор изобрел инженер Павел Лаврентьевич
Манюнчиков. Не хватайтесь за энциклопедию - в ней не найти
Павла Лаврентьевича. Гораздо проще найти его в курилке
маленького института "НИИЧТОТОТАМПРОЕКТ", коротающего
восемь рабчасов за обсуждением последнего заседания Верховного
Совета. А зря, зря не берутся биографы за жизнеописание
господина Манюнчикова, ибо был господин Манюнчиков человек
обиженный и втайне страдающий.
Надо сказать, что Павла Лаврентьевича обижали все. Его обижали
коммунисты ("Почему у нас так плохо?!"), а также
капиталисты ("Почему у них так хорошо?!"), правительство
("Умники!"), народ ("Дураки!"), начальство
("Хам и бездарь!"), сослуживцы ("Выскочки и
сопляки!"), жена ("Стерва безмозглая!"), работники
торговли ("Жулье!"), работники милиции
("Сатрапы!") - и многие-многие другие, полный
перечень которых вполне заслуживает упоминания если не в
энциклопедии, то уж хотя бы в телефонном справочнике.
И вот как-то раз сидел Манюнчиков в своем совмещенном санузле,
неисправный бачок которого лишь усугублял страдательные порывы,
и думал, придерживая брюки: "А как хорошо было бы, если бы
все они, которые меня обижают, вдруг взяли бы и исчезли к
соответствующей матери!.. И, может быть, тогда проявились
бы, наконец, мои выдающиеся способности, талант, или - чем
черт не шутит? - даже гениальность!.."
И тут неожиданно Манюнчиков ясно представил себе схему. Не сразу
он понял, что это такое, но почувствовал всем своим существом,
что это нечто очень важное и лично ему крайне необходимое -
и сразу же принялся лихорадочно срисовывать видение, портя
импортную женину помаду и разматывая рулон дефицитнейшей
туалетной бумаги.
Когда бумага смоталась окончательно, а вместе с ней смоталось и
озарение, Павел Лаврентьевич удовлетворенно откинулся на
неисправный бачок, оглядел свое творение, ничего не понял и
укрепился в мыслях о собственной гениальности.
Умыв руки и вернувшись в комнату, Манюнчиков вновь предпринял
попытку разобраться, что же он все-таки наваял. Получилось нечто
среднее между пылесосом, электрошашлычницей и противотанковым
ружьем.
Долго сидел Павел Лаврентьевич над детищем своим, и уже
потихоньку злиться начинал, не находя ему ни объяснения, ни
применения, но решил для отдохновения души в журнале
научно-популярном порыться, кроссворд поискать.
Полистал-полистал, кроссворда не нашел, зато статейку одну
обнаружил. Пульсары-коллапсары, дыры разные черные и белые,
тарелки летающие некондиционные - в общем, пришел гений
Манюнчиков в волнение страшное, потому как понял суть
изобретения своего.
А изобрел Павел Лаврентьевич оружие ужасное, название которому
- ТАНГЕНЦИАЛЬНЫЙ КОЛЛАПСАТОР!
На следующий же день принялся Павел Лаврентьевич за расчеты,
потому как без расчетов скрупулезнейших самая замечательная
модель у тебя же в руках шарахнуть может и родителя своего же
сколлапсировать.
И вот тут-то и выяснились в знаниях Манюнчикова пробелы немалые,
а точнее - один большой девственный пробел с редкими
оазисами обрывочных и весьма куцых знаний. И от открывшейся
истины в расстройстве душевном засел Павел Лаврентьевич в
библиотеке - книжки умные читал, выписки делал. А когда
заполнился пробел бездонный выписками до середины -
приступил товарищ Манюнчиков к сборке аппарата своего, с немалым
трудом рассчитанного.
Только вот сослуживцы Павла Лаврентьевича, выскочки и сопляки
вышеупомянутые, как-то косо поглядывать на него начали. Да и то
сказать - на перекуры не ходит, кроссворды не решает, о
заседании последнем и говорить не хочет - совсем, видать,
свихнулся человек. Пришлось Манюнчикову в целях конспирации
включаться обратно в жизнь коллектива, отчего работа пошла куда
медленнее, зато сигареты закончились куда быстрее. Ну да
бог с ними, с сигаретами, а только сделал Павел Лаврентьевич
модель действующую, сделал все-таки, несмотря на общественную
нагрузку, чтоб ей пусто было...
Коллапсатор вышел большой, черный, тангенциальный, работающий на
батарейках "Крона". Долго сидел Павел Лаврентьевич на
кровати, долго вертел в руках детище свое родимое - и,
наконец, решился. Выставил он мощность (самую малую), прицелился
в старый будильник "Чайка" (звонивший на редкость
противно), и нажал кнопку.
Загудел слегка коллапсатор, засветился, буркнул что-то
невнятное... И исчез будильник "Чайка", исчез со всеми
своими семнадцатью псевдорубиновыми камнями!
Павел Лаврентьевич даже рукой провел по пустому столу.
Чисто. Сколлапсировал будильник! Ай да Манюнчиков, ай да сукин
сын!.. Получилось!.. И тут Манюнчиков, действительно сукин сын,
не утерпел.
Сунул он коллапсатор свой за пазуху, квартиру запер тщательно и
во двор вышел. Идет по двору Павел Лаврентьевич Манюнчиков и
чувствует себя сильным и уверенным. "Теперь,-
думает,- кого хошь сколлапсирую. Нету на меня теперь никакой
управы, вплоть до милиции, потому как вещественных доказательств
аппарат мой не оставляет. Раз - и нет! А на нет и суда
нет".
Вот так, думая о разных приятных для себя вещах, дошел
Манюнчиков до голубятни в углу двора. А надо сказать, что
голубей Павел Лаврентьевич тоже не любил - и за
булькание их глупое, и за окраску несерьезную, и за гнусную
склонность гадить куда попало, не исключая и его, Манюнчикову,
личность. Так что подошел он к голубятне, по сторонам оглянулся,
коллапсатор свой вытащил... Хлоп - и нет голубятни, как и не
бывало, со всеми ее гадами пернатыми.
Хихикнул злорадно Павел Лаврентьевич и хотел было дальше
направиться, как вдруг услышал за спиной:
- Ах ты, ирод, антихрист окаянный! Что ж ты птичку невинную,
божье творение, изничтожаешь?! А ну подь сюды, сто чирьев тебе
на седалище! В милицию пойдем...
Обернулся испуганно Манюнчиков, и увидел деда-голубятника,
коего в сумерках ранее не приметил. Вредный был дед,
злопамятный, склерозоустойчивый.
Глянул еще раз по сторонам Павел Лаврентьевич - на этот раз
внимательно - улыбнулся ехидно ругателю-орнитологу - и
кнопочку надавил. Раз - и нет деда.
Плюнул тогда Манюнчиков на асфальт и в приятном расположении
духа домой пошел.
Утром Павел Лаврентьевич на работу опоздал по причине
сколлапсированного будильника. И не просто опоздал, а на целых
сорок три минуты. Так что вахтер на проходной аж подпрыгнул от
радости и служебного рвения и палец в телефонную дырку
сунул - начальству доносить. Посмотрел Манюнчиков -
одни они в холле с вахтером. Давно ему, кстати, этот вахтер не
нравился, и фуражка его противная, и морды выражение неприятное
для глаза, и вообще...
Рванулся подлец-вахтер в сторону, но не зря коллапсатор у
Павла Лаврентьевича звался тангенциальным, ой не зря! Хлоп -
и нет вахтера. А на нет - и суда нет. Пора идти на
работу.
В тот же день Манюнчиков подкараулил на лестнице своего
начальника - хама и бездаря - и отправил вслед за
вахтером. А назавтра пришла очередь и зама - тупицы и
чистоплюя - имевшего неосторожность разогнать в туалете
курильщиков, в том числе и Павла Лаврентьевича лично. Хотели еще
Манюнчикова в колхоз заслать, но ответственная за колхозы -
дура крашеная - запропастилась куда-то, искали ее, искали,
не нашли и бросили.
Думал Павел Лаврентьевич и жену свою, Люсю, сколлапсировать, да
передумал ввиду некоторой пользы ее существования, в горячих
обедах и стираных носках проявляемой. Так что с этим пришлось
повременить.
Ну, ясное дело, стал народ вокруг нервничать, слухи поползли
разные, дескать, люди куда-то пропадают. Кто международный
империализм винит, кто - сепаратистов и номенклатуру, а
некоторые, страшно сказать,- самого... Пришлось милицию
вызывать. Двух не в меру ретивых служителей порядка Павел
Лавретьевич быстренько сколлапсировал, а остальные сами смылись.
По причине отсутствия вещественных доказательств и скудной
оплаты героического труда работников органов.
И всем бы доволен был Манюнчиков, но стала к нему закрадываться
этакая подленькая мыслишка: "А куда ж все эти,
сколлапсированные, деваются? Хоть и подлецы они все, а
интересно..."
Снова засел Павел Лаврентьевич за книги да расчеты, еще треть
пробела своего с великим трудом засыпал и вывел-таки формулу
конечную, вывел, глянул - и ужаснулся, потому как по формуле
этой треклятой выходило, что все, кого он сколлапсировал,
живы-здоровы, только перешли они все в восемнадцатое
измерение, где испытывают неудобства немалые, и ровно через
девять дней и шесть часов после факта исчезновения вернутся
обратно крайне обозленные - и окажутся в радиусе трех с
половиной метров от тангенциального коллапсатора!..
Дернулся Павел Лаврентьевич, на часы взгляд бросил, с
воплем к двери кинулся - да поздно было. Грянул гром,
ударила молния, противно зазвонил будильник
"Чайка" на семнадцати псевдорубиновых камнях, и толстый
сизый голубь обгадил весь пиджак гражданина Манюнчикова под
радостный вопль ворвавшегося деда: "Хватайте его, ирода,
люди добрые!.."
Не ищите в энциклопедии имя Манюнчикова Павла Лаврентьевича. Ни
к чему это. И в курилке институтской тоже не ищите, не стоит.
Впрочем, если у вас много лишнего времени...
СЧАСТЬЕ В ПИСЬМЕННОМ ВИДЕ
В воскресенье вечером Павел Лаврентьевич Манюнчиков получил
письмо следующего содержания:
"Письмо - счастье.
Это письмо - подлинное счастье. Находится в Голландии. Оно
обошло вокруг света 1000 раз. Теперь оно попало и к вам. С
получением этого письма к вам прийдет удача и счастье. Но с
одним условием - отправьте его дальше. Это не шутка. Никаких
денег не надо, потому что ни за какие деньги не купить счастья.
Отправьте письмо тому, кому вы желаете счастья. Не
задерживайтесь с отправлением. Вам необходимо отправить 20 штук
в течение 96 часов после получения этого письма.
Жизнь этого послания началась в 1853-м году. Артур Саян
Даниель получил его и велел секретарше размножить. Через четыре
дня он выиграл миллион. Служащий Хорита из Нагасаки, получив это
письмо, порвал его и через четыре дня попал в
автокатастрофу.
Хрущев получил это письмо, отдыхая на даче в 1964-м году.
Он выругался и выбросил его в урну. Через четыре дня Хрущева
свергли. Ни в коем случае не рвите это письмо, отнеситесь к
нему серьезно! Итак, 20 писем в течение 96 часов. Результат
- на четвертые сутки после отправления. Желаем
счастья!"
Дочитав письмо, Павел Лаврентьевич собрался было последовать
пагубному примеру Никиты Сергеевича и служащего Хориты, но тут,
после рекламного сообщения, начался третий тур телеигры
"Поле чудес", где молодой майор и две агрономши никак не
могли получить стиральную машину, угадав последнюю букву в
иностранном слове "аборт",- и назойливое письмо
мирно упокоилось в глубинах потертых брюк несуеверного
Манюнчикова.
Обнаружилось письмо только завтра, на работе, когда Павел
Лаврентьевич, зайдя в курилку, полез в карман за сигаретами.
Естественно, Манюнчиков не преминул показать послание приятелям,
большинство которых отнеслось к нему скептически. Однако, Сашка
Лихтенштейн из соседнего отдела вдруг заявил, что его теща
получила такое же, в отличие от некоторых, размножила - и
спустя четыре дня умотала, наконец, в свой Израиль - после
чего лично он, Сашка Лихтенштейн, искренне верит в счастье.
Манюнчиков глянул в сияющие Сашкины глаза - и его осенило.
Вернувшись в отдел, Павел Лавретьевич быстро набрал на
клавиатуре своей персоналки (кстати, соотечественницы упрямого
служащего Хориты из Нагасаки!) текст письма, проверил, нет
ли ошибок - и сбросил текст на принтер. Через восемь
минут два десятка экземпляров лежали перед довольным
Манюнчиковым.
По дороге домой Павел Лавретьевич раскидал письма по первым
попавшимся почтовым ящикам и с приятным чувством выполненного
долга стал ждать заслуженного счастья.
Прошло четыре дня.
Манюнчиков выиграл рубль в лотерею и не поехал в колхоз, так как
заболел гриппом. Все вышеуказанные события он приписал действию
письма, но, получив еще одно, аналогичное, также отпечатанное на
принтере - не раздумывая, выбросил его в мусорное ведро. И
ничего страшного с Манюнчиковым не произошло. Разве что машина
грязью окатила, так не через четыре дня, а через неделю!
А персоналочке японской, на которой Павел Лаврентьевич работал,
наладчик поставил на место все украденные ранее микросхемы,
старый плоттер заменил, а потом кто-то, видимо, по ошибке,
загрузил импортную суперпрограмму "бой в памяти". И
играет она теперь в эту игру с утра до вечера, и ни на какие
запросы не отвечает.
Счастлива, наверное...
Стихийное бедствие из шести букв, по горизонтали...
- Ремонт! - подсказали сзади, и измазанные спецовки
выставили-таки упирающегося Манюнчикова из четвертого по счету
кабинета, выставили вместе со стареньким электрочайником и
подозрительным ржавым порошком чаеразвесочной фабрики г.
Очамчира. Плюнул Павел Лаврентьевич в сердцах, посмотрел грустно
на ботинок оплеванный и пошел искать по институту, где
оскорбленному есть чувству уголок.
Уголок отыскался на третьем этаже - мирный благодатный
оазис среди барханов песка, цемента и известки, с чахлой
вечнозеленой пальмой и белым неоновым солнцем пустыни, весело
подмигивавшим очарованному Манюнчикову. И вот уже радует
глаз связующая нить от греющегося чайника к розетке у самого
плинтуса, уже мягкое полудиректорское кресло приняло в объятия
свои лучшую из составных частей Павла Лаврентьевича, уже
неприступная твердыня кроссворда готова выбросить белый флаг и
отдаться победителю по вертикали и по горизонтали...
- Здорово, Манюнчиков! Чаи гоняешь? - в дверях
оазиса возник верблюжий профиль Сашки Лихтенштейна из соседнего
отдела, скалящийся всеми своими золотыми россыпями. Собственно,
хам Сашка исказил, как всегда, родовую фамилию Павла
Лаврентьевича, меняя в ней первые буквы по своему усмотрению, но
результат получая одинаково неприличный и чувствительно
задевавший гордого Манюнчикова.
Подождав реакции на любимую шутку, Сашка шагнул в кабинет и явил
себя миру целиком, обнаружив неожиданное сходство с
небезызвестным Лаокооном, борющимся с древнегреческими змеями.
От небритой шеи до предполагаемой талии на нем был намотан
грязный лапшеобразный провод, конец которого исчезал в глубинах
Сашкиного организма.
- Директор послал,- трепался Лихтенштейн, приседая на
корточки и выдергивая из розетки штепсель многострадального
чайника,- сделай, говорит, проводку скрытую, а то скрытности
у нас маловато, и про водку слышать тошно, это каламбур такой
тонкий, Манюнчиков, про водку-то, только темный ты у нас, и с
чувством юмора у тебя, как у директора, даже хуже...
И уснул бы, наверное, Павел Лаврентьевич, уснул в тепле и уюте
под болтовню нудную, волнообразную - когда б не пауза
длительная, трепачу Сашке не присущая, и не вопль дикий
несуразный, взорвавший Манюнчикову нирвану.
Всклокоченный Лихтенштейн стоял на коленях у стенки и совал
отверткой в раскуроченную розетку.- Ты глянь, нет, ты глянь,
Манюнчиков, нет, ты глянь...- бормотал он, тупо моргая
рыжими ресницами. Павел Лаврентьевич склонился над розеткой,
последил с минуту за бессмысленными Сашкиными манипуляциями и
осведомился об оказании первой помощи человеку, Богом обиженному
и током ударенному.
Дальнейшая информация, скрытая в монологе неудачливого электрика
под шелухой оскорбительных выпадов в адрес Манюнчикова, в
очищенном виде сообщала, что к данной розетке никаких проводов
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента