Пахомова Валентина
Год дракона
Валентина Пахомова
Год дракона
Гости разошлись. Помыла посуду, подмела пол, покурила и легла спать с привычной фразой: "Господи, спаси, сохрани и помилуй". Сон не приходил. Выпила таблетку, взяла восьмой том Чехова. Минут через пять подействовало снотворное. Под бульканье аквариума я засыпала.
Над ухом зажужжал комар. Отмахнулась и повернулась на другой бок. Опять комар. Ушла с головой под одеяло и подумала: "Можешь пищать хоть всю ночь". Вдруг почувствовала легкий укол в правую ногу. Вскочила, зажгла ночник, откинула одеяло и увидела на ноге комара. Рука уже поднялась для удара, да так и осталась висеть.
Ярко-зеленый комар сидел на ноге. "Но почему зеленый?" - пронеслось в голове. Подумала о том, что люди тоже разного цвета: черные, белые, желтые. Подумаешь, зеленый комар. Глаза слипались, и я опять подняла руку. Послышался писк и комар сидел уже на моей руке.
- Ты, насекомое, дашь мне спать? Или ты думаешь, я засушу тебя для гербария?
- А я знаю, отчего ты не спишь, - пропищал комар. - От тебя муж ушел.
Я ошалела, но не потеряла дара речи. Хорошо, что есть успокоительные.
- Комариных забот мало, в людские лезешь.
А про себя подумала: "Откуда у этой зеленки такие сведения?" Комар перелетел на родинку и уселся, как на табуретке.
- Да, извела мужа, а ведь его теперь в чужой постельке отогревают.
- Ничего, отогреется и прибежит, - с горечью бросаю я.
- Может и не прибежать. Вся беда в тебе. Ты не можешь изменить себя. Оставь его. Дай ему свободу. Он должен жить среди людей. А ты из комариного рода, которые дальше своего носа не видят.
- Оборотень! - вскрикнула я, прижимаясь к стене.
Комар перелетел на ковер и растворился в дремучих красках узора. Мне казалось, что его писклявый голос разрезал полумрак и тишину на квадратные зеленые куски. И в каждом квадрате пищали и жужжали зеленые точки. Взлетел восьмой том Чехова, рыбы повыпрыгивали из аквариума, комар пел: "Господи, спаси, сохрани и помилуй".
Сколько часов я была в забытьи - не знаю.
- Тебе плохо? - пропищал комар. - Выпей кофе и выслушай меня.
Я уже не удивлялась, откуда появился кофе, комар, который опять перелетел на мою родинку на руке. Родинка растянулась и стала большим табуретом, на котором мог уместиться весь комариный род.
- В вашем городе происходят жуткие вещи, и никто этого не замечает. Ты мучишь мужа, погрязла в мании вынюхиваний и выслеживания. И никто из вас не знает, что в город пришла большая беда. Скоро вы все погибнете. Взгляни в окно на дом напротив.
В меня словно воткнули механизм робота, и я послушно подошла к окну и отодвинула штору. Ночь. Аккуратный скверик с очень белыми скамейками. Что за чертовщина, почему такие белые скамейки?
Все похолодело внутри, нервная дрожь не давала произнести ни слова. Я приросла к полу и не могла оторваться от окна.
- Дом! Напротив стоял пятиэтажный дом! Где он? - я испугалась своего крика. Каждая моя клеточка превращалась в ледышку. "Нет, это не со мной происходит, от меня всего-навсего ушел муж, а это черное наваждение". Не было сил говорить, я шипела:
- Зачем ты мне это сказал? Ничего не хочу знать и видеть!
Комар сидел на занавеске и тихо стонал:
- Ты - единственный человек, который заметил исчезновение дома. Люди ослепли. Все закручены в своих делах и заботах. Наступит утро, и они пройдут мимо того места, где стоял дом. А дома в вашем городе пропадают каждую ночь.
Я совсем отупела и не знала, что сказать.
- Куда же все исчезает? Нужно немедленно заявить в органы! Что же делать?
- Что делать? Найти зрячих и уходить. Призывай Бога, если ты в него веришь. А органы по иронии судьбы пропали в первую очередь. Но этот момент не для слепых. В ваш город пришел дьявол. Питается он каменными строениями. Его аппетит возрос не сразу. Сначала камешки с хрустящим песком на зубах, затем кирпичи, плиты. Если бы не натолкнулся на ваш город, возможно, что он бы погиб.
Завороженная, я слушала писк комара, и мне хотелось выпрыгнуть прямо сейчас, ночью, со второго этажа и бежать куда глаза глядят.
Села на пол, обхватив голову руками. В висках мерно отстукивали молоточки. Начинало светать. Комар перелетел на мою щеку и своим крошечным хоботком стал гладить ее.
- Ты жалеешь меня, - глотая слезы говорила я. - А разве тебе не жаль тех, кто погиб и погибнет? Из нашего города он переберется в другой, третий, пятый...
- Ваш город очень далеко от других городов. Чтобы дойти до следующего каменного массива, ему нужно постоянно набивать свой желудок. Если даже завтра ты взойдешь на трибуну и расскажешь ВСЕ ЭТО людям - тебя посадят в сумасшедший дом. Поэтому мне их не жалко. Сегодня ты должна уйти из дома, уйти навсегда. Ночью я разыщу тебя.
Уснула я на полу. Случайно опрокинула чашку с недопитым кофе, и рыбы вновь выпрыгнули из аквариума допивать черную лужицу.
Пробуждение было тяжелым. И как магнитом потянуло к окну. Нет, это был не мираж и не галлюцинация. Дома напротив действительно не было. Небольшой скверик с ровно подстриженными кустами, розовыми клумбами и белыми скамейками приветливо сиял солнцу и прохожим. В песочнице играли дети, на качелях болтался переросток. На скамейке сидели бабу ли и о чем-то оживленно разговаривали. Я быстро накинула халат, нечесаная и неумытая побежала в сквер. Подошла к бабушкам, поздоровалась.
- Ты никак спросонок, дочка? - спросила ласково бабушка в белой панаме. - Кого ищешь или потеряла что?
Вторую бабулю несколько озадачил мой вид, и она долго смотрела на кружева ночной рубашки, торчавшие из-под халата.
- Скажите, этот сквер давно здесь? - Я дрожала и заикалась, в надежде услышать чудо.
Они посмотрели на меня с большим сочувствием, и одна из них просто спросила:
- У тебя, дочка, горе, что ли?
- Горе, горе, у всех нас горе общее. - Ноги подкосились, слезы с криком вырвались наружу.
- Ну что ты, милая, успокойся. Жизнь-то, она, знаешь, какая заковыристая. Сегодня гладко, а на завтра, глядишь, и в яму угодишь. Ты, дочка, так не убивайся, молода еще. Терпеть надо. Бог терпел и нам велел, - уговаривала бабуля в панаме. - А сквер-то, здесь давно, мне скоро семьдесят пять стукнет, а помню его, как на пенсию пошла, раньше-то здесь пустырь был...
Лучше бы меня сбила машина или кирпич упал на голову. Не хотелось верить в эту жестокую реальность. Выпив стакан чаю, пошла бродить по улицам.
Городская жизнь напоминает мне часы. Все куда-то движутся, спешат, стоят в очередях за продуктами и шмотками. Вон парочка прошла, не замечая вокруг никого и ничего. Молодая женщина проехала с коляской и с сумками наперевес. Внимательно вглядываюсь в лица прохожих, пытаюсь интуитивно найти хоть одного зрячего. Лица довольные, строгие, тупые, озабоченные. Никакой тревоги в толпе не чувствовалось. И солнечный день без единого облачка на небе, и легкий ветерок действовал на людей разнеживающе.
Знакомый забор заставил меня остановиться. За забором раскинулся сквер с белыми скамейками, подстриженными кустами и клумбами. Детские голоса мячиками отскакивали от земли и разлетались в разные стороны. Зашла в сквер. В воздухе висел запах эфира. Больница тоже пошла на закуску. Я уже не кричала и не рыдала, может быть, от безысходности или в надежде на будущее. Хотя очень смутно его представляла.
Мои мысли прервал детский плач на соседней скамейке. Плакала девочка лет пяти, с тоненькими косичками и крупными синими бантами. Маленькие кулачки не успевали вытирать катившиеся слезы.
- Что же ты так горько плачешь, малышка? - спросила я. Девочка еще громче зарыдала. Я обняла ее. - Смотри, какие у тебя красивые банты, ну прямо шары воздушные. Как тебя зовут?
- Ася, - всхлипывая, ответила она.
- А меня Валя. - Я посадила ее к себе на колени. - Расскажи про свою беду, может, смогу чем помочь.
Ася опять заплакала, обняла меня за шею.
- Ты ведь мне правда поможешь? Правда, правда?
В глазах этой беспомощной девочки я увидела недетское смятение и страх. Я догадывалась, о чем примерно будет разговор, но старалась отбросить эти блуждающие мысли.
- Вчера вечером бабушка из садика взяла меня к себе, - начала сбивчиво рассказывать Ася. - А сегодня утром мы пошли в садик, а садика-то нет. Там сквер с качелями. А бабушка говорит, что садика там не было. В скверике, где садик был, песочница стоит с нашими игрушками. Я грузовик из песочницы взяла, он наш, садиковый.
Ася плакала и гладила мои волосы, лицо, руки. Нет, теперь мне не хотелось под машину, я нашла зрячего ребенка, и ради этого только стоило выжить.
Наступил вечер. Мы с Асей пришли домой, поужинали, посмотрели "Спокойной ночи, малыши", собрали все необходимые вещи и в двадцать два ноль-ноль вышли из дома. У подъезда наткнулась на мужа с красными гвоздиками и большим черным портфелем.
- Здравствуй, - сказал он и растерялся, но тут же протянул мне букет. Худой, растерянный, с вымученной улыбкой. Мятая рубашка, рыжие усы - такое родное и далекое. Прошлое осталось позади. Начиналось настоящее. Роднее мужа и Аси в этот момент никого не было. Пока я рассматривала его, он знакомился с Асей.
- Валюш, чья эта девочка и чего мы здесь стоим, как бездомные?
- А мы и есть бездомные, бездомные, бездомные, - очумело повторяла я. Мне показалось, что этот звук летит в пространство. Эхо вытянулось в длинный, яркий хвост и паша планета опоясалась бездомным, безродным, бездонным хвостом.
- Что ты, Валюша, что с тобой стряслось?
Над ухом зажужжал комар, пропищал: "Уходите", - в примостился на моей щеке. Муж осторожно снял комара и раздавил.
- Ишь ты, зеленый, - как-то безразлично сказал он.
Прошло пять дней. Наш город опустел. Скверы, скамейки, качели. Мы не пытались увидеть того, кто пожирал дома. Мы шли в новую жизнь. Лишь однажды встретили огромный каменный столб, он качался из стороны в сторону и медленно распадался на куски.
Странное, непонятное чувство овладело мной. Мы трое в экране телевизора, умирающий столб, отрыгивающий камни. Небо, солнце, пустыри. Захочет ли режиссер снимать вторую серию? И какой она будет? Время покажет. А пока мы идем, крепко взявшись за руки. Ася напевает песенку: "Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет..."
Год дракона
Гости разошлись. Помыла посуду, подмела пол, покурила и легла спать с привычной фразой: "Господи, спаси, сохрани и помилуй". Сон не приходил. Выпила таблетку, взяла восьмой том Чехова. Минут через пять подействовало снотворное. Под бульканье аквариума я засыпала.
Над ухом зажужжал комар. Отмахнулась и повернулась на другой бок. Опять комар. Ушла с головой под одеяло и подумала: "Можешь пищать хоть всю ночь". Вдруг почувствовала легкий укол в правую ногу. Вскочила, зажгла ночник, откинула одеяло и увидела на ноге комара. Рука уже поднялась для удара, да так и осталась висеть.
Ярко-зеленый комар сидел на ноге. "Но почему зеленый?" - пронеслось в голове. Подумала о том, что люди тоже разного цвета: черные, белые, желтые. Подумаешь, зеленый комар. Глаза слипались, и я опять подняла руку. Послышался писк и комар сидел уже на моей руке.
- Ты, насекомое, дашь мне спать? Или ты думаешь, я засушу тебя для гербария?
- А я знаю, отчего ты не спишь, - пропищал комар. - От тебя муж ушел.
Я ошалела, но не потеряла дара речи. Хорошо, что есть успокоительные.
- Комариных забот мало, в людские лезешь.
А про себя подумала: "Откуда у этой зеленки такие сведения?" Комар перелетел на родинку и уселся, как на табуретке.
- Да, извела мужа, а ведь его теперь в чужой постельке отогревают.
- Ничего, отогреется и прибежит, - с горечью бросаю я.
- Может и не прибежать. Вся беда в тебе. Ты не можешь изменить себя. Оставь его. Дай ему свободу. Он должен жить среди людей. А ты из комариного рода, которые дальше своего носа не видят.
- Оборотень! - вскрикнула я, прижимаясь к стене.
Комар перелетел на ковер и растворился в дремучих красках узора. Мне казалось, что его писклявый голос разрезал полумрак и тишину на квадратные зеленые куски. И в каждом квадрате пищали и жужжали зеленые точки. Взлетел восьмой том Чехова, рыбы повыпрыгивали из аквариума, комар пел: "Господи, спаси, сохрани и помилуй".
Сколько часов я была в забытьи - не знаю.
- Тебе плохо? - пропищал комар. - Выпей кофе и выслушай меня.
Я уже не удивлялась, откуда появился кофе, комар, который опять перелетел на мою родинку на руке. Родинка растянулась и стала большим табуретом, на котором мог уместиться весь комариный род.
- В вашем городе происходят жуткие вещи, и никто этого не замечает. Ты мучишь мужа, погрязла в мании вынюхиваний и выслеживания. И никто из вас не знает, что в город пришла большая беда. Скоро вы все погибнете. Взгляни в окно на дом напротив.
В меня словно воткнули механизм робота, и я послушно подошла к окну и отодвинула штору. Ночь. Аккуратный скверик с очень белыми скамейками. Что за чертовщина, почему такие белые скамейки?
Все похолодело внутри, нервная дрожь не давала произнести ни слова. Я приросла к полу и не могла оторваться от окна.
- Дом! Напротив стоял пятиэтажный дом! Где он? - я испугалась своего крика. Каждая моя клеточка превращалась в ледышку. "Нет, это не со мной происходит, от меня всего-навсего ушел муж, а это черное наваждение". Не было сил говорить, я шипела:
- Зачем ты мне это сказал? Ничего не хочу знать и видеть!
Комар сидел на занавеске и тихо стонал:
- Ты - единственный человек, который заметил исчезновение дома. Люди ослепли. Все закручены в своих делах и заботах. Наступит утро, и они пройдут мимо того места, где стоял дом. А дома в вашем городе пропадают каждую ночь.
Я совсем отупела и не знала, что сказать.
- Куда же все исчезает? Нужно немедленно заявить в органы! Что же делать?
- Что делать? Найти зрячих и уходить. Призывай Бога, если ты в него веришь. А органы по иронии судьбы пропали в первую очередь. Но этот момент не для слепых. В ваш город пришел дьявол. Питается он каменными строениями. Его аппетит возрос не сразу. Сначала камешки с хрустящим песком на зубах, затем кирпичи, плиты. Если бы не натолкнулся на ваш город, возможно, что он бы погиб.
Завороженная, я слушала писк комара, и мне хотелось выпрыгнуть прямо сейчас, ночью, со второго этажа и бежать куда глаза глядят.
Села на пол, обхватив голову руками. В висках мерно отстукивали молоточки. Начинало светать. Комар перелетел на мою щеку и своим крошечным хоботком стал гладить ее.
- Ты жалеешь меня, - глотая слезы говорила я. - А разве тебе не жаль тех, кто погиб и погибнет? Из нашего города он переберется в другой, третий, пятый...
- Ваш город очень далеко от других городов. Чтобы дойти до следующего каменного массива, ему нужно постоянно набивать свой желудок. Если даже завтра ты взойдешь на трибуну и расскажешь ВСЕ ЭТО людям - тебя посадят в сумасшедший дом. Поэтому мне их не жалко. Сегодня ты должна уйти из дома, уйти навсегда. Ночью я разыщу тебя.
Уснула я на полу. Случайно опрокинула чашку с недопитым кофе, и рыбы вновь выпрыгнули из аквариума допивать черную лужицу.
Пробуждение было тяжелым. И как магнитом потянуло к окну. Нет, это был не мираж и не галлюцинация. Дома напротив действительно не было. Небольшой скверик с ровно подстриженными кустами, розовыми клумбами и белыми скамейками приветливо сиял солнцу и прохожим. В песочнице играли дети, на качелях болтался переросток. На скамейке сидели бабу ли и о чем-то оживленно разговаривали. Я быстро накинула халат, нечесаная и неумытая побежала в сквер. Подошла к бабушкам, поздоровалась.
- Ты никак спросонок, дочка? - спросила ласково бабушка в белой панаме. - Кого ищешь или потеряла что?
Вторую бабулю несколько озадачил мой вид, и она долго смотрела на кружева ночной рубашки, торчавшие из-под халата.
- Скажите, этот сквер давно здесь? - Я дрожала и заикалась, в надежде услышать чудо.
Они посмотрели на меня с большим сочувствием, и одна из них просто спросила:
- У тебя, дочка, горе, что ли?
- Горе, горе, у всех нас горе общее. - Ноги подкосились, слезы с криком вырвались наружу.
- Ну что ты, милая, успокойся. Жизнь-то, она, знаешь, какая заковыристая. Сегодня гладко, а на завтра, глядишь, и в яму угодишь. Ты, дочка, так не убивайся, молода еще. Терпеть надо. Бог терпел и нам велел, - уговаривала бабуля в панаме. - А сквер-то, здесь давно, мне скоро семьдесят пять стукнет, а помню его, как на пенсию пошла, раньше-то здесь пустырь был...
Лучше бы меня сбила машина или кирпич упал на голову. Не хотелось верить в эту жестокую реальность. Выпив стакан чаю, пошла бродить по улицам.
Городская жизнь напоминает мне часы. Все куда-то движутся, спешат, стоят в очередях за продуктами и шмотками. Вон парочка прошла, не замечая вокруг никого и ничего. Молодая женщина проехала с коляской и с сумками наперевес. Внимательно вглядываюсь в лица прохожих, пытаюсь интуитивно найти хоть одного зрячего. Лица довольные, строгие, тупые, озабоченные. Никакой тревоги в толпе не чувствовалось. И солнечный день без единого облачка на небе, и легкий ветерок действовал на людей разнеживающе.
Знакомый забор заставил меня остановиться. За забором раскинулся сквер с белыми скамейками, подстриженными кустами и клумбами. Детские голоса мячиками отскакивали от земли и разлетались в разные стороны. Зашла в сквер. В воздухе висел запах эфира. Больница тоже пошла на закуску. Я уже не кричала и не рыдала, может быть, от безысходности или в надежде на будущее. Хотя очень смутно его представляла.
Мои мысли прервал детский плач на соседней скамейке. Плакала девочка лет пяти, с тоненькими косичками и крупными синими бантами. Маленькие кулачки не успевали вытирать катившиеся слезы.
- Что же ты так горько плачешь, малышка? - спросила я. Девочка еще громче зарыдала. Я обняла ее. - Смотри, какие у тебя красивые банты, ну прямо шары воздушные. Как тебя зовут?
- Ася, - всхлипывая, ответила она.
- А меня Валя. - Я посадила ее к себе на колени. - Расскажи про свою беду, может, смогу чем помочь.
Ася опять заплакала, обняла меня за шею.
- Ты ведь мне правда поможешь? Правда, правда?
В глазах этой беспомощной девочки я увидела недетское смятение и страх. Я догадывалась, о чем примерно будет разговор, но старалась отбросить эти блуждающие мысли.
- Вчера вечером бабушка из садика взяла меня к себе, - начала сбивчиво рассказывать Ася. - А сегодня утром мы пошли в садик, а садика-то нет. Там сквер с качелями. А бабушка говорит, что садика там не было. В скверике, где садик был, песочница стоит с нашими игрушками. Я грузовик из песочницы взяла, он наш, садиковый.
Ася плакала и гладила мои волосы, лицо, руки. Нет, теперь мне не хотелось под машину, я нашла зрячего ребенка, и ради этого только стоило выжить.
Наступил вечер. Мы с Асей пришли домой, поужинали, посмотрели "Спокойной ночи, малыши", собрали все необходимые вещи и в двадцать два ноль-ноль вышли из дома. У подъезда наткнулась на мужа с красными гвоздиками и большим черным портфелем.
- Здравствуй, - сказал он и растерялся, но тут же протянул мне букет. Худой, растерянный, с вымученной улыбкой. Мятая рубашка, рыжие усы - такое родное и далекое. Прошлое осталось позади. Начиналось настоящее. Роднее мужа и Аси в этот момент никого не было. Пока я рассматривала его, он знакомился с Асей.
- Валюш, чья эта девочка и чего мы здесь стоим, как бездомные?
- А мы и есть бездомные, бездомные, бездомные, - очумело повторяла я. Мне показалось, что этот звук летит в пространство. Эхо вытянулось в длинный, яркий хвост и паша планета опоясалась бездомным, безродным, бездонным хвостом.
- Что ты, Валюша, что с тобой стряслось?
Над ухом зажужжал комар, пропищал: "Уходите", - в примостился на моей щеке. Муж осторожно снял комара и раздавил.
- Ишь ты, зеленый, - как-то безразлично сказал он.
Прошло пять дней. Наш город опустел. Скверы, скамейки, качели. Мы не пытались увидеть того, кто пожирал дома. Мы шли в новую жизнь. Лишь однажды встретили огромный каменный столб, он качался из стороны в сторону и медленно распадался на куски.
Странное, непонятное чувство овладело мной. Мы трое в экране телевизора, умирающий столб, отрыгивающий камни. Небо, солнце, пустыри. Захочет ли режиссер снимать вторую серию? И какой она будет? Время покажет. А пока мы идем, крепко взявшись за руки. Ася напевает песенку: "Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет..."