Парнов Еремей
Воспоминания о конце света (Атомный век и уроки прошлого)
Еремей Парнов
Воспоминания о конце света
АТОМНЫЙ ВЕК И УРОКИ ПРОШЛОГО
"Кто контролирует прошлое, контролирует будущее; кто контролирует настоящее, контролирует прошлое" - емкая формула оруэлловского "1984". Вместе с двумя другими всемирно известными антиутопиями оруэлловский роман возвратило нам само время. Вернее, текущий миг, потому что время - запущенная в будущее стрела. Ему не присуща та мистическая цикличность, что кое-кому все еще мерещится в череде минувших веков.
Ее-то и возьмем на заметку, памятуя о замкнутой формуле тотального контроля.
Выпрямим круговую орбиту во временную шкалу, дабы прояснить коренное причинно-следственные связи: "Мы" Евгения Замятина (1922) - "О дивный новый мир" Олдоса Хаксли (1932) - "1984" Джорджа Оруэлла (1949). Знаменательные вехи! Полигон истории, на котором добивались обломки рухнувших империй и возникали захватывающие воображение контуры нового, вожделенные и устрашающие. Каждый сумел разглядеть здесь свое. Разительные параллели рождали и мрачная очевидность, и субъективизм отбора, и, не в последнюю очередь, унаследованность традиций. Строительная площадка Замятина отличалась аморфностью форм. Она была порядком завалена обветшалым хламом. Многое из того, что мерещилось, пророчески проницалось, пребывало в зародыше. Революция и контрреволюция, наука и техника, литература и искусство, раскрепощение и террор, фашизм и социализм - все было причудливо переплетено в устрашающую конструкцию, чем-то подобную фантасмагорическому полотну Сальвадора Дали "Предчувствие гражданской войны".
Четко отшлифовались грани Единого Государства. Мир рациональной бездуховности был исчислен и взвешен с аналитической точностью: от незримых хранителей до иллюзорного счастья рабов, от газовых камер до людей-нумеров. Все сбылось. И как сбылось!
Язык математики универсален. Независимо от исходной модели геоцентрической Птолемея, гелиоцентрической Коперника - она бесстрастно определяла пути планет.
Восток или Запад - ей все едино. Она вне социологии, вне морали. Это глубоко прочувствовал Брюсов:
Мечтатели, сибиллы и пророки
Дорогами, запретными для мысли,
Проникли - вне сознания - далеко,
Туда, где светят царственные числа.
У антиутопии нет запретных для мысли дорог Отточенная мысль - ее оружие.
Роман Олдоса Хаксли увидел свет через несколько месяцев после отъезда Замятина из СССР. Не только былые жупелы - "казарменный коммунизм", но и бурное развитие науки, и конкретная политическая ситуация требовали иного уровня осмысления. Довершив разрушение старого мира, квантовая механика развеяла уютную иллюзию очевидных истин.
Гитлеризм уже вплотную приблизился к власти, и нацистская пресса с особым остервенением обрушивалась на просвещенный рационализм, на здравый смысл вообще,
"Идея причинности рушится, - вещала "Берлинская рабочая газета", издаваемая зоологическим антисемитом Юлиусом Штрайхером. - Миром снова начинает править вера в судьбу, в неповторяемое, мир рационализма трещит по всем швам... Люди заменяют логику чувством".
Статья называлась "Да здравствует невежество!".
Это своеобразно преломится в "Дивном новом мире", где роль хранителей выполняет алкоголь, добавляемый в колбы, в которых выращиваются человеческие зародыши. Превентивная промывка мозгов на эмбриональном уровне, и никаких хлопот Просто и дешево. Не нужно ни шпиков, ни карателей. Террор в молекулярном исполнении, трансформированный во всеобщую эйфорию. Впоследствии Станислав Лем разовьет идею хемократии в "футурологическом конгрессе".
Преемственность науки, преемственность сатирических приемов обусловили суровую однозначность предупреждения. Под угрозой оказалось главное человеческая сущность.
У Замятина: "Подчинив себе Голод... Единое Государство повело наступление против другого владыки мира - против Любви... Был провозглашен наш исторический "Lex sexualis"; всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер".
Упорядоченно, гигиенично, по розовым билетикам. Даже занавески разрешается опустить.
У Хаксли тоже каждый должен принадлежать каждому. Не возбраняются даже оргии. Секс, отделенный, словно ножом гильотины, от воспроизводства себе подобных, становится приятным развлечением, дополнительной компонентой химического счастья. Рожденных в колбе "альфа" и "бета" даже слово "мать" вгоняет в краску. Неприлично. Единая Государственная наука, уничтожив любые формы родственных связей, обрекла человека на полное одиночество, а тем самым - на полный коллективизм в структуре системы. "Гвозди", "винтики" должны отвечать стандарту.
Сексуальные игры отнюдь не возбраняются и в среде оруэлловских "пролей". Для этого в "Министерстве Правды", то есть тотальной лжи, существует особый департамент "порносекса". Управляющий класс, однако, обречен на суровый аскетизм. Молодежь стреножена ханжеской "чистотой" "антисексуальной лиги". Внебрачные связи, особенно любовь, приравнены к тягчайшим преступлениям. Ослушников подвергают отвратительной пытке. Этим, в частности, занимается "Министерство Любви". Человек, предавший любовь, перестает быть человеком. Он окончательно сломлен и не представляет опасности для системы. Многогранность не означает противоречивость. Регламентация вседозволенности юридически ничем не отличается от запрета. Недаром означенные варианты были многократно опробованы на практике. Растление порнографией, массовые кампании зачатия от солдат, "чистота" из-под палки - всему нашлось место. Манипулирование сознанием автоматически предполагает и подавление подсознания, манипулирование инстинктом - сведение его к управляемому примитиву. Интимная сфера никак не могла избежать указующего перста. Это органично входит в общую схему тотальной организации, дезинформации и контроля.
В романе "1984" она отличается особой жестокостью. "Министерство Изобилия" следит за распределением скупо отмеренных "благ" в соответствии со ступенькой иерархической лестницы, "Министерство Любви" бдит и пополняет досье, "Министерство Правды" выбивает последние остатки мозгов молотом пропагандистского абсурда. Все опрокинуто с ног на голову. "Министерство Мира" раздувает милитаристско-шовинистический психоз. Вместе с массовой истерией "двухминуток ненависти" он составляет важнейший элемент стабильности. Война ужесточает завинчивание гаек. Отсюда - беспрерывное противоборство то с одной, то с другой соседней державой.
Нескончаемая погоня за призрачной целью. Чтобы оставаться на месте, приходится все время бежать. В антимире мифических приоритетов (даже "Большой брат" давно превратился в миф) все подчинено одному - самосохранению. Ради него иерархия не остановится ни перед чем. Высший руководитель или рядовой клерк уравнены в обоюдном рабстве. Поэтому никто не застрахован от террора. Оруэлл в отличие от предшественников располагал богатейшим материалом для исторического сравнения. То, что еще только нарождалось на обильно удобренных полях первой империалистической, а затем приобрело отчетливые черты в канун второй великой войны, либо достигло зенита, либо было низвергнуто на свалку истории.
Продемонстрировав блестящий дар аналитика, соединенный с незаурядным сатирическим талантом, Оруэлл ошибся в главном - прогнозе. И дело не только в том, что рядом с чудовищным механизмом истребления, с принципами организации и карательной технологией "третьего рейха" система подавления "дивного мира" не поражает новым качеством. В сравнении с гитлеровской практикой - одна планировка Освенцима с его потусторонне-правильной геометрией чего стоит! "забавы" "Министерства Любви" действительно представляются чуть ли не детскими шалостями. Прямая, пожалуй, даже лубочная сатира "Зверофермы" (1945) производила больший эффект. Примитивное отражение не нуждалось в проекции. За "мультипликационным" сталинизмом грозно темнела тень реального, раскручивавшего новый, послевоенный, круг ада.
Альфред Розенберг, автор пресловутого "Мифа XX века", предрекал на страницах "Фёлькишер беобахтер" в 1923 году: "Придет время, когда у нас будет французская национал-социалистическая рабочая партия, английская, русская и итальянская". В каких-то чертах пророчество нацистского мракобеса осуществилось, причем в более широких географических рамках. Неонацистский интернационал - реальность, которую никак нельзя сбрасывать со счетов.
"Еще плодоносить способно чрево" - как постоянно напоминал Бертольт Брехт.
Девизом "Дивного нового мира" стали слова создателя конвейерного производства Генри Форда: "История - это сплошная чушь".
Нет, история - поле битвы.
С дистанции десятилетий отчетливо видно, что человечество пережило опасную фазу антиутопических экспериментов, хоть и отдало ей непростительно тяжкую дань.
По-прежнему актуально предупреждение американского философа Сантаяны: "Тот, кто забывает об истории, обречен на ее повторение".
Существуют индикаторные сигналы, которыми опасно пренебрегать. Мистика, пожалуй, наиболее характерный признак. Если проследить пики оккультизма, то они неизбежно совпадают с активизацией крайне правых сил. Так было в России после поражения революции 1905 - 1907 годов, когда с необычайной быстротой распространилась, по определению В. И. Ленина, "мода на мистицизм"; так было и в Германии. Мистика сопутствовала фашизму на всем его преступном пути.
Стыдно за неизбывную человеческую доверчивость, глупость, когда вновь и вновь сталкиваешься с перепевами одних и тех же бредней. Оставив до поры утопистов - "мечтателей и пророков", обратим взор на "сибилл" с их "царственными числами"
В американских, английских, итальянских журналах, в респектабельных западногерманских еженедельниках вот уже который год ломают копья провозвестники конца света. По всем правилам "науки" называют "точные" даты (1992 или 1999), с пеной у рта спорят о "Седьмом Антихристе", "Страшном суде", "Конце эры адамитов". В ход идут ссылки то на легендарного Мерлина, к сожалению, не оставившего письменных источников, то на жившего в XII веке монаха Иоакино да Фиоре. Итальянец А. Волдбен даже разразился по этому поводу книгой "Великие предсказания будущего человечества". В ней "цитируются" неведомые миру свидетельства атлантов и толкуются "пророчества" сфинкса. Не остались без внимания и "магические" числа обмера пирамиды Хеопса - "библии в камне".
Создается впечатление, что с приближением нового века печатью овладевает буйная прогностическая лихорадка. Несмотря на всю условность календарных отметок, люди, сами того не сознавая, связывают со столь знаменательным рубежом не столько головокружительные надежды на перемены, сколько застарелые опасения. Спрос, как известно, рождает предложение. Всевозможные футурологические исследования, аналитические выкладки с замахом на самую широкую аппроксимацию, утопические и антиутопические романы - весь этот и без того полноводный поток переживает нечто вроде весеннего паводка. Что же касается мистической волны, то она буквально захлестывает обывателя. Общий уровень иррациональности год от года растет. Всюду гадалки и астрологи, прозелиты традиционных культов и экзотические восточные гуру, хироманты и нумерологи - словом, все, кто пророчит неприятности ближним, с завидным оптимизмом взирают на собственное будущее. Чем сильнее колебания индекса Доу-Джонса на бирже, тем вернее их личный доход. Закономерность прямая. Недаром же сверхрационально мыслящие финансисты с Уолл-стрита составляют постоянную клиентуру современных волхвов. Насчет очередных скачков курса гадают даже по иероглифам древнекитайской "Книги перемен" В общественном сознании все это причудливо перемешивается, усугубляя и без того достаточно тревожный фон.
Причин для беспокойства хоть отбавляй. От сугубо личных до вселенских. Несмотря на отрадные сдвиги в судьбоносной проблеме термоядерного взаимоуничтожения, основательно подорванная вера в бессмертие рода людского порождает моральную неразборчивость. Психологию минуты. Надежды на чудодейственную вакцину против СПИДа, распространяющегося с угрожающей быстротой, пока не оправдываются. Загадочная дыра в озоновом слое над Антарктидой достигла размеров, равных площади США. Повышается процент углекислоты в атмосфере, обещая повсеместное таяние ледников и, как следствие, катастрофические наводнения. Кислотные дожди уничтожают леса и памятники мировой культуры. То тут, то там отмечается утечка радиации и ядовитых веществ. Подобно шагреневой коже, сокращаются зеленые легкие планеты. Серьезным недугом поражен океан. Большие города задыхаются от смога. Все ощутимее дает себя знать животрепещущая проблема питьевой воды. Порой достаточно открыть кран на кухне, чтобы сразу вспомнить обо всем комплексе от загаженных водозаборников до гниющей на морском берегу рыбы и отравленных сбросами рек. О преступности, наркомании, терроризме и говорить не приходится.
Не нужно быть профессиональным футурологом, чтобы во всей неприглядной полноте вообразить картину ближайшего будущего. Если, конечно, не произойдет коренных изменений глобального характера. А именно это и является определяющим фактором в формировании облика будущего, ибо оно, подобно узору в калейдоскопе, складывается из принимаемых сегодня решений.
Однако отвлечемся на время от футурологических поползновений и обратимся к прошлому; когда не только не задумывались об экологии, но даже не знали такого слова. Блаженные в своем неведении предки и сообразить не могли, что существует какой-то озон, защищающий все живое от космической радиации. Даже в страшном сне не могло привидеться, что, кроме чумы и венерических болезней, вполне способных выкосить грешных потомков Адама, возможен еще и синдром иммунодефицита...
Итак, все то же, как и столетия до нас: человек и висящий над ним дамоклов меч, человек и его страх перед неизвестностью.
Поветрие, о котором ведется речь, называется хилиазмом (от греческого "тысяча"). Однако, оставаясь верным традиционной для медиков латыни, страх перед тысячелетием предпочтительнее назвать синдромом милленаризма. Это очень старая и хорошо изученная болезнь, хотя симптомы ее не отличаются постоянством. Вирулентная идея страшного суда проистекает непосредственно из "Откровения святого Иоанна Богослова" Подчас оно преподносит нам неожиданные сюрпризы. "Звезду Полынь", например, без которой не обошлась, наверное, ни одна публикация о чернобыльской трагедии.
Коль скоро все мы знаем теперь, что случилось после того, как протрубил Третий Ангел, проследим по первоисточнику за дальнейшим развитием событий:
"И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы.
И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих.
И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека.
В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них"
Каждый волен найти здесь желаемое сопоставление. Его так же легко доказать, как и опровергнуть. Исполненные мрачной экспрессии образы, созданные на острове Патмос около 96 года, по-прежнему остаются в арсенале представлений. Опосредованно и прямо, то есть традиционно-мифологически,
Учение о тысячелетнем царствовании Христа, после которого наступит кошмарный, в полном смысле слова апокалипсический конец мира, наложило властный отпечаток на всю европейскую цивилизацию. Одно слово - "апокалипсис", хотя в переводе с греческого это означает не более чем "откровение" С приближением роковых сроков общая напряженность часто приобретала опасные формы. И хотя в "Апокалипсисе" речь идет о "конце тысячелетнего царства", его ждали каждые сто лет. "Пир во время чумы" родился на щедро удобренной почве.
Первое тысячелетие закончилось благополучно, но постоянное ожидание светопреставления крепко въелось в родовую память. Безумцы, визионеры, пророки и разного толка сектанты не дали ему окончательно заглохнуть и вполне успешно донесли до нашего времени. Не случайно же мало кому известная географическая точка Армагеддон превратилась в расхожий политический термин. Термоядерный Армагеддон! Несбывшееся пророчество, как и во времена оны, продолжает тревожить умы. По счастью, без заметных общественных потрясений. Все-таки не по циклам развивается история. Но и ошарашивающего безумия у нее не отнять. Иначе как понять, почему и после наступления 1000 года не улеглись страсти. Когда, например, Иоанн Толедский возвестил, что в 1186 году небосвод все-таки разверзнется, прихожане бросились рыть подземные убежища. Прятаться, правда, так и не пришлось, но опыт определенно не пропал даром. Первый же воздушный налет подсказал, что нужно делать.
Пандемия хоть и не подчинялась календарю, но настолько тесно переплелась с милленаризмом, что их почти перестали различать. Что лучше, что хуже - трудно судить из дали веков. Те, кого пощадила зараза, вполне могли рехнуться от проповедей какого-нибудь Иоахима Флорентийского - Хроники свидетельствуют, что чуть ли не половина Германии повредилась в уме. В разгар эпидемии 1665 года, то есть на заре, можно сказать, просвещения, некто Игл выскочил в чем мать родила на улицу и понесся по лондонскому Стренду с воплем: "Конец света! Конец света!"
"У человека не было и следов болезни, - заметил по этому поводу Даниель Дефо. - Нигде, кроме как в голове" Диагноз не утратил силы и в отношении нынешних кликуш. Особенно дружно ухватились они за "Пропеции" Мишеля де Нотрдама, широко известного под латинизированным именем Нострадамус Астролог и лейб-медик Екатерины Медичи обычно избегал точных дат. Но в предсказании судного дня даже этот некоронованный властелин сивилл не смог сохранить благоразумия. Впрочем, прогноз был дальний: "В 1999 году придет великий король террора". Вот уже почти двадцать лет все кому не лень усердно муссируют и эту дату.
Связи мистического сектантства с утопическим жанром между тем вполне традиционны, Из окрашенного кровавым отблеском тумана высвечиваются такие фигуры, как Елена Блаватская или Алистер Кроули, "маг двадцатого века", провозгласивший себя "зверем Апокалипсиса" Они, в частности, внесли свою лепту в духовное воспитание послед ней русской царицы, избравшей для переписки с лидером "Союза Михаила Архангела" свой любимый знак свастики. Кроули, основавший "Орден восточного храма", стоял и у истоков мистики зарождавшегося нацизма.
Она культивировалась сперва в "Обществе Туле", получившем название от мифической колыбели "расы господ земли", затем получила возгонку в гиммлеровском "Аненербе", призванном развивать "немецкое родовое наследие". Не отличая научную гипотезу от фантастических спекуляций, интеллектуалы в эсэсовской униформе придавали исключительное значение поискам "врила" таинственной энергии, пронизывающей все мироздание. Едва ли английский писатель Булвер-Литтон, автор романа "Грядущая раса", надеялся, что кто-то отнесется к его выдумке столь серьезно. Погромщикам с эмблемой мертвой головы, возомнившим себя сверхчеловеками, белокурыми бестиями, не терпелось утвердить власть не только над человечеством, но над временем и пространством.
Для этого и требовался мифический "врил". С началом войны и вплоть до конца 1944 года "человеческий материал" для преступных опытов бесперебойно поступал из концлагерей.
Когда гитлеровцы еще только приступали к "очищению" района, отведенного для массового уничтожения народов, эсэсовский охранник объяснил одной польской женщине: "Вам тут нельзя оставаться. Здесь будет ад на земле".
Дети атомного, компьютерного, ракетно-космического века, мы редко задумываемся о прошлом. Каждое новое поколение на скорую руку подводит итог тяжкому наследию предков, проникаясь наивным ощущением собственной исключительности. Привычка - вторая натура.
На одной выставке карикатуры общее внимание привлек плакат, мелькнувший, кстати, и на телеэкране: серп и молот, скрепленные мотком колючей проволоки, с лаконичной надписью "сталинизм" на красном фоне. Точный, но больно ранящий символ. Хоть и говорят, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, наша улыбка изрядно приправлена горечью. До полного расставания еще далеко и освежающее дуновение исторической справедливости сопряжено со страхом. За судьбу перестройки, за судьбу мира. Мы только начинаем понимать, насколько он неделим, как тесно связаны между собой его большие и малые звенья.
Комплекс, составляющий основу культа, неотделим от системы, изжившей себя еще при жизни создателя. Осуждая такие ее проявления, как массовый террор или абсурдистская логика бюрократов, мы были неспособны дать историческую оценку механизму, могущему функционировать лишь при условии крайнего перенапряжения всех звеньев.
Цель не оправдывает средства. Продвижение по трупам ради продвижения ведет не к победе, а к катастрофе. Переосмыслить ошибки прошлого невозможно без ломки стереотипов мышления. И здесь нам пригодятся не только уроки Хаксли и Оруэлла, но и Франца Кафки. В разоблачении бюрократической иерархии, ее в конечном счете гибельного для общества саморазвития Кафка далеко опередил Оруэлла. Недаром созданные им образы вызывают активное неприятие поклонников "твердой руки" Бюрократия тоже претендует на тотальную организацию. Ее единственной целью является собственная стабильность. Как и при любом злокачественном росте, самовоспроизводство бюрократической системы достигается за счет перерождения здоровых клеток. Бюрократ - не винтик и даже не диод, односторонне передающий импульс. Ему не только не заказано мыслить, но, напротив, это его обязанность. Однако своеобразная: в одну сторону - сверху вниз, притом не искажая основополагающего сигнала. На такой случай и существуют разветвленная схема контроля и механизмы "накачки" И не беда, если перегорает отдельный транзистор, а то и целый блок "Незаменимых людей нет". Эту истину нам вколачивали еще в школе, готовя без рассуждений включиться в унифицированную схему.
Сталинизм паразитировал на социализме, извращая его экономическую, политическую и нравственную суть. Именно этим он и был уникален.
Тенгиз Абуладзе явил в "Покаянии" некий собирательный образ диктатора. Переосмысляя букву истории, он сумел уловить ее общечеловеческий дух, создав обобщенный символ тирании, органично сочетавший главные свои ипостаси: циничный прагматизм и сотканную из страха и обожания иррациональность.
Тоталитаризм изначально противостоит демократии. Страх и ненависть к сознательному волеизъявлению масс усугубляется при этом чувством неполноценности, что опять-таки проявляется вспышкой репрессий. Недостаточно, оказывается, уничтожить действительных и мнимых противников. Желательно вообще раз и навсегда парализовать общественную активность
Антидемократический образ "сверхчеловека" был порождением страха перед набирающим силу социализмом. Еще Освальд Шпенглер в "Закате Европы" размышлял о таком варианте, как "социализм бюрократии" Гитлер в ту пору мог похвастаться разве что билетом No 7 в "политическом кружке" безвестной "германской рабочей партии" Антона Дрекслера...
Пройдут годы и годы, прежде чем он напишет свою человеконенавистническую книгу, напичканную расовой мистикой. Геббельс подбросит затем зажигательную идейку насчет "тысячелетнего рейха". Это своеобразный милленаризм "нордической" вальхаллы, ад на земле перед очередным крушением мира. Но не по "Откровению Иоанна" а по доктрине "Мирового льда" - официальной космологии "третьего рейха" Антиутопия в действии. Она началась пожаром рейхстага.
"Мировое господство" и все прочие перлы нацизма проистекают из рафинированного презрения к объективной реальности. Вождь насилует ее, как женщину, олицетворяющую толпу. Это и есть террор. Во имя конечного торжества мифа.
Тирания над волей масс не терпит заповедных зон. Вопреки прямой угрозе собственной стабильности абсолютная власть стремится к тотальному контролю над всеми без исключения сферами бытия. Недосягаемая цель, абсолютно не сопряженная с общественным благом Проведение ее в жизнь, подчас вопреки объективным законам природы, чревато заведомым крахом. Но в системе опрокинутой логики любые катастрофические последствия воспринимаются как очередное доказательство противодействия законспирированного врага. Насилие над реальностью оборачивается насилием над народом Тотальная ложь окончательно выходит из-под контроля, захлестывая чуть ли не все мироздание. Полный разрыв между словом и делом неизбежно выливается либо в циничное двоемыслие, либо в не менее порочное самоослепление. Оно возникает как естественная реакция на ложь, с которой принуждают смириться, охватывая все ячейки управленческой пирамиды. Даже самые верхние.
Тирания личности над волей масс оставляет долгий болезненный след. Ложь, усыпившая однажды здравый смысл и совесть, подобна наркотику Ностальгию по "порядку" и "твердой руке" не излечить в один присест. Десятки лет были бездарно потеряны, и болезнь перешла в хроническую фазу.
Новое мышление потребно не только на международной арене, не только в смелых экономических преобразованиях, но и в повседневной жизни, зачастую опутанной обветшалыми догмами
Осознавая неделимость мира, мы все увереннее говорим об экологии во всепланетном масштабе. Привилось выражение "экология культуры" По-видимому, настало время задуматься и об экологии мысли. Еще древние зороастрийцы знали неразделимую триаду "Благая мысль, благое слово, благое дело"
В основе всего - и хорошего и плохого - всегда лежит мысль
Хрестоматийное "В начале было слово" проистекает из тонкостей перевода, не более. "Логос" по-гречески означает не только "слово", но прежде всего мировую закономерность, вечный мировой закон, мировой разум.
Воспоминания о конце света
АТОМНЫЙ ВЕК И УРОКИ ПРОШЛОГО
"Кто контролирует прошлое, контролирует будущее; кто контролирует настоящее, контролирует прошлое" - емкая формула оруэлловского "1984". Вместе с двумя другими всемирно известными антиутопиями оруэлловский роман возвратило нам само время. Вернее, текущий миг, потому что время - запущенная в будущее стрела. Ему не присуща та мистическая цикличность, что кое-кому все еще мерещится в череде минувших веков.
Ее-то и возьмем на заметку, памятуя о замкнутой формуле тотального контроля.
Выпрямим круговую орбиту во временную шкалу, дабы прояснить коренное причинно-следственные связи: "Мы" Евгения Замятина (1922) - "О дивный новый мир" Олдоса Хаксли (1932) - "1984" Джорджа Оруэлла (1949). Знаменательные вехи! Полигон истории, на котором добивались обломки рухнувших империй и возникали захватывающие воображение контуры нового, вожделенные и устрашающие. Каждый сумел разглядеть здесь свое. Разительные параллели рождали и мрачная очевидность, и субъективизм отбора, и, не в последнюю очередь, унаследованность традиций. Строительная площадка Замятина отличалась аморфностью форм. Она была порядком завалена обветшалым хламом. Многое из того, что мерещилось, пророчески проницалось, пребывало в зародыше. Революция и контрреволюция, наука и техника, литература и искусство, раскрепощение и террор, фашизм и социализм - все было причудливо переплетено в устрашающую конструкцию, чем-то подобную фантасмагорическому полотну Сальвадора Дали "Предчувствие гражданской войны".
Четко отшлифовались грани Единого Государства. Мир рациональной бездуховности был исчислен и взвешен с аналитической точностью: от незримых хранителей до иллюзорного счастья рабов, от газовых камер до людей-нумеров. Все сбылось. И как сбылось!
Язык математики универсален. Независимо от исходной модели геоцентрической Птолемея, гелиоцентрической Коперника - она бесстрастно определяла пути планет.
Восток или Запад - ей все едино. Она вне социологии, вне морали. Это глубоко прочувствовал Брюсов:
Мечтатели, сибиллы и пророки
Дорогами, запретными для мысли,
Проникли - вне сознания - далеко,
Туда, где светят царственные числа.
У антиутопии нет запретных для мысли дорог Отточенная мысль - ее оружие.
Роман Олдоса Хаксли увидел свет через несколько месяцев после отъезда Замятина из СССР. Не только былые жупелы - "казарменный коммунизм", но и бурное развитие науки, и конкретная политическая ситуация требовали иного уровня осмысления. Довершив разрушение старого мира, квантовая механика развеяла уютную иллюзию очевидных истин.
Гитлеризм уже вплотную приблизился к власти, и нацистская пресса с особым остервенением обрушивалась на просвещенный рационализм, на здравый смысл вообще,
"Идея причинности рушится, - вещала "Берлинская рабочая газета", издаваемая зоологическим антисемитом Юлиусом Штрайхером. - Миром снова начинает править вера в судьбу, в неповторяемое, мир рационализма трещит по всем швам... Люди заменяют логику чувством".
Статья называлась "Да здравствует невежество!".
Это своеобразно преломится в "Дивном новом мире", где роль хранителей выполняет алкоголь, добавляемый в колбы, в которых выращиваются человеческие зародыши. Превентивная промывка мозгов на эмбриональном уровне, и никаких хлопот Просто и дешево. Не нужно ни шпиков, ни карателей. Террор в молекулярном исполнении, трансформированный во всеобщую эйфорию. Впоследствии Станислав Лем разовьет идею хемократии в "футурологическом конгрессе".
Преемственность науки, преемственность сатирических приемов обусловили суровую однозначность предупреждения. Под угрозой оказалось главное человеческая сущность.
У Замятина: "Подчинив себе Голод... Единое Государство повело наступление против другого владыки мира - против Любви... Был провозглашен наш исторический "Lex sexualis"; всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер".
Упорядоченно, гигиенично, по розовым билетикам. Даже занавески разрешается опустить.
У Хаксли тоже каждый должен принадлежать каждому. Не возбраняются даже оргии. Секс, отделенный, словно ножом гильотины, от воспроизводства себе подобных, становится приятным развлечением, дополнительной компонентой химического счастья. Рожденных в колбе "альфа" и "бета" даже слово "мать" вгоняет в краску. Неприлично. Единая Государственная наука, уничтожив любые формы родственных связей, обрекла человека на полное одиночество, а тем самым - на полный коллективизм в структуре системы. "Гвозди", "винтики" должны отвечать стандарту.
Сексуальные игры отнюдь не возбраняются и в среде оруэлловских "пролей". Для этого в "Министерстве Правды", то есть тотальной лжи, существует особый департамент "порносекса". Управляющий класс, однако, обречен на суровый аскетизм. Молодежь стреножена ханжеской "чистотой" "антисексуальной лиги". Внебрачные связи, особенно любовь, приравнены к тягчайшим преступлениям. Ослушников подвергают отвратительной пытке. Этим, в частности, занимается "Министерство Любви". Человек, предавший любовь, перестает быть человеком. Он окончательно сломлен и не представляет опасности для системы. Многогранность не означает противоречивость. Регламентация вседозволенности юридически ничем не отличается от запрета. Недаром означенные варианты были многократно опробованы на практике. Растление порнографией, массовые кампании зачатия от солдат, "чистота" из-под палки - всему нашлось место. Манипулирование сознанием автоматически предполагает и подавление подсознания, манипулирование инстинктом - сведение его к управляемому примитиву. Интимная сфера никак не могла избежать указующего перста. Это органично входит в общую схему тотальной организации, дезинформации и контроля.
В романе "1984" она отличается особой жестокостью. "Министерство Изобилия" следит за распределением скупо отмеренных "благ" в соответствии со ступенькой иерархической лестницы, "Министерство Любви" бдит и пополняет досье, "Министерство Правды" выбивает последние остатки мозгов молотом пропагандистского абсурда. Все опрокинуто с ног на голову. "Министерство Мира" раздувает милитаристско-шовинистический психоз. Вместе с массовой истерией "двухминуток ненависти" он составляет важнейший элемент стабильности. Война ужесточает завинчивание гаек. Отсюда - беспрерывное противоборство то с одной, то с другой соседней державой.
Нескончаемая погоня за призрачной целью. Чтобы оставаться на месте, приходится все время бежать. В антимире мифических приоритетов (даже "Большой брат" давно превратился в миф) все подчинено одному - самосохранению. Ради него иерархия не остановится ни перед чем. Высший руководитель или рядовой клерк уравнены в обоюдном рабстве. Поэтому никто не застрахован от террора. Оруэлл в отличие от предшественников располагал богатейшим материалом для исторического сравнения. То, что еще только нарождалось на обильно удобренных полях первой империалистической, а затем приобрело отчетливые черты в канун второй великой войны, либо достигло зенита, либо было низвергнуто на свалку истории.
Продемонстрировав блестящий дар аналитика, соединенный с незаурядным сатирическим талантом, Оруэлл ошибся в главном - прогнозе. И дело не только в том, что рядом с чудовищным механизмом истребления, с принципами организации и карательной технологией "третьего рейха" система подавления "дивного мира" не поражает новым качеством. В сравнении с гитлеровской практикой - одна планировка Освенцима с его потусторонне-правильной геометрией чего стоит! "забавы" "Министерства Любви" действительно представляются чуть ли не детскими шалостями. Прямая, пожалуй, даже лубочная сатира "Зверофермы" (1945) производила больший эффект. Примитивное отражение не нуждалось в проекции. За "мультипликационным" сталинизмом грозно темнела тень реального, раскручивавшего новый, послевоенный, круг ада.
Альфред Розенберг, автор пресловутого "Мифа XX века", предрекал на страницах "Фёлькишер беобахтер" в 1923 году: "Придет время, когда у нас будет французская национал-социалистическая рабочая партия, английская, русская и итальянская". В каких-то чертах пророчество нацистского мракобеса осуществилось, причем в более широких географических рамках. Неонацистский интернационал - реальность, которую никак нельзя сбрасывать со счетов.
"Еще плодоносить способно чрево" - как постоянно напоминал Бертольт Брехт.
Девизом "Дивного нового мира" стали слова создателя конвейерного производства Генри Форда: "История - это сплошная чушь".
Нет, история - поле битвы.
С дистанции десятилетий отчетливо видно, что человечество пережило опасную фазу антиутопических экспериментов, хоть и отдало ей непростительно тяжкую дань.
По-прежнему актуально предупреждение американского философа Сантаяны: "Тот, кто забывает об истории, обречен на ее повторение".
Существуют индикаторные сигналы, которыми опасно пренебрегать. Мистика, пожалуй, наиболее характерный признак. Если проследить пики оккультизма, то они неизбежно совпадают с активизацией крайне правых сил. Так было в России после поражения революции 1905 - 1907 годов, когда с необычайной быстротой распространилась, по определению В. И. Ленина, "мода на мистицизм"; так было и в Германии. Мистика сопутствовала фашизму на всем его преступном пути.
Стыдно за неизбывную человеческую доверчивость, глупость, когда вновь и вновь сталкиваешься с перепевами одних и тех же бредней. Оставив до поры утопистов - "мечтателей и пророков", обратим взор на "сибилл" с их "царственными числами"
В американских, английских, итальянских журналах, в респектабельных западногерманских еженедельниках вот уже который год ломают копья провозвестники конца света. По всем правилам "науки" называют "точные" даты (1992 или 1999), с пеной у рта спорят о "Седьмом Антихристе", "Страшном суде", "Конце эры адамитов". В ход идут ссылки то на легендарного Мерлина, к сожалению, не оставившего письменных источников, то на жившего в XII веке монаха Иоакино да Фиоре. Итальянец А. Волдбен даже разразился по этому поводу книгой "Великие предсказания будущего человечества". В ней "цитируются" неведомые миру свидетельства атлантов и толкуются "пророчества" сфинкса. Не остались без внимания и "магические" числа обмера пирамиды Хеопса - "библии в камне".
Создается впечатление, что с приближением нового века печатью овладевает буйная прогностическая лихорадка. Несмотря на всю условность календарных отметок, люди, сами того не сознавая, связывают со столь знаменательным рубежом не столько головокружительные надежды на перемены, сколько застарелые опасения. Спрос, как известно, рождает предложение. Всевозможные футурологические исследования, аналитические выкладки с замахом на самую широкую аппроксимацию, утопические и антиутопические романы - весь этот и без того полноводный поток переживает нечто вроде весеннего паводка. Что же касается мистической волны, то она буквально захлестывает обывателя. Общий уровень иррациональности год от года растет. Всюду гадалки и астрологи, прозелиты традиционных культов и экзотические восточные гуру, хироманты и нумерологи - словом, все, кто пророчит неприятности ближним, с завидным оптимизмом взирают на собственное будущее. Чем сильнее колебания индекса Доу-Джонса на бирже, тем вернее их личный доход. Закономерность прямая. Недаром же сверхрационально мыслящие финансисты с Уолл-стрита составляют постоянную клиентуру современных волхвов. Насчет очередных скачков курса гадают даже по иероглифам древнекитайской "Книги перемен" В общественном сознании все это причудливо перемешивается, усугубляя и без того достаточно тревожный фон.
Причин для беспокойства хоть отбавляй. От сугубо личных до вселенских. Несмотря на отрадные сдвиги в судьбоносной проблеме термоядерного взаимоуничтожения, основательно подорванная вера в бессмертие рода людского порождает моральную неразборчивость. Психологию минуты. Надежды на чудодейственную вакцину против СПИДа, распространяющегося с угрожающей быстротой, пока не оправдываются. Загадочная дыра в озоновом слое над Антарктидой достигла размеров, равных площади США. Повышается процент углекислоты в атмосфере, обещая повсеместное таяние ледников и, как следствие, катастрофические наводнения. Кислотные дожди уничтожают леса и памятники мировой культуры. То тут, то там отмечается утечка радиации и ядовитых веществ. Подобно шагреневой коже, сокращаются зеленые легкие планеты. Серьезным недугом поражен океан. Большие города задыхаются от смога. Все ощутимее дает себя знать животрепещущая проблема питьевой воды. Порой достаточно открыть кран на кухне, чтобы сразу вспомнить обо всем комплексе от загаженных водозаборников до гниющей на морском берегу рыбы и отравленных сбросами рек. О преступности, наркомании, терроризме и говорить не приходится.
Не нужно быть профессиональным футурологом, чтобы во всей неприглядной полноте вообразить картину ближайшего будущего. Если, конечно, не произойдет коренных изменений глобального характера. А именно это и является определяющим фактором в формировании облика будущего, ибо оно, подобно узору в калейдоскопе, складывается из принимаемых сегодня решений.
Однако отвлечемся на время от футурологических поползновений и обратимся к прошлому; когда не только не задумывались об экологии, но даже не знали такого слова. Блаженные в своем неведении предки и сообразить не могли, что существует какой-то озон, защищающий все живое от космической радиации. Даже в страшном сне не могло привидеться, что, кроме чумы и венерических болезней, вполне способных выкосить грешных потомков Адама, возможен еще и синдром иммунодефицита...
Итак, все то же, как и столетия до нас: человек и висящий над ним дамоклов меч, человек и его страх перед неизвестностью.
Поветрие, о котором ведется речь, называется хилиазмом (от греческого "тысяча"). Однако, оставаясь верным традиционной для медиков латыни, страх перед тысячелетием предпочтительнее назвать синдромом милленаризма. Это очень старая и хорошо изученная болезнь, хотя симптомы ее не отличаются постоянством. Вирулентная идея страшного суда проистекает непосредственно из "Откровения святого Иоанна Богослова" Подчас оно преподносит нам неожиданные сюрпризы. "Звезду Полынь", например, без которой не обошлась, наверное, ни одна публикация о чернобыльской трагедии.
Коль скоро все мы знаем теперь, что случилось после того, как протрубил Третий Ангел, проследим по первоисточнику за дальнейшим развитием событий:
"И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы.
И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих.
И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека.
В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них"
Каждый волен найти здесь желаемое сопоставление. Его так же легко доказать, как и опровергнуть. Исполненные мрачной экспрессии образы, созданные на острове Патмос около 96 года, по-прежнему остаются в арсенале представлений. Опосредованно и прямо, то есть традиционно-мифологически,
Учение о тысячелетнем царствовании Христа, после которого наступит кошмарный, в полном смысле слова апокалипсический конец мира, наложило властный отпечаток на всю европейскую цивилизацию. Одно слово - "апокалипсис", хотя в переводе с греческого это означает не более чем "откровение" С приближением роковых сроков общая напряженность часто приобретала опасные формы. И хотя в "Апокалипсисе" речь идет о "конце тысячелетнего царства", его ждали каждые сто лет. "Пир во время чумы" родился на щедро удобренной почве.
Первое тысячелетие закончилось благополучно, но постоянное ожидание светопреставления крепко въелось в родовую память. Безумцы, визионеры, пророки и разного толка сектанты не дали ему окончательно заглохнуть и вполне успешно донесли до нашего времени. Не случайно же мало кому известная географическая точка Армагеддон превратилась в расхожий политический термин. Термоядерный Армагеддон! Несбывшееся пророчество, как и во времена оны, продолжает тревожить умы. По счастью, без заметных общественных потрясений. Все-таки не по циклам развивается история. Но и ошарашивающего безумия у нее не отнять. Иначе как понять, почему и после наступления 1000 года не улеглись страсти. Когда, например, Иоанн Толедский возвестил, что в 1186 году небосвод все-таки разверзнется, прихожане бросились рыть подземные убежища. Прятаться, правда, так и не пришлось, но опыт определенно не пропал даром. Первый же воздушный налет подсказал, что нужно делать.
Пандемия хоть и не подчинялась календарю, но настолько тесно переплелась с милленаризмом, что их почти перестали различать. Что лучше, что хуже - трудно судить из дали веков. Те, кого пощадила зараза, вполне могли рехнуться от проповедей какого-нибудь Иоахима Флорентийского - Хроники свидетельствуют, что чуть ли не половина Германии повредилась в уме. В разгар эпидемии 1665 года, то есть на заре, можно сказать, просвещения, некто Игл выскочил в чем мать родила на улицу и понесся по лондонскому Стренду с воплем: "Конец света! Конец света!"
"У человека не было и следов болезни, - заметил по этому поводу Даниель Дефо. - Нигде, кроме как в голове" Диагноз не утратил силы и в отношении нынешних кликуш. Особенно дружно ухватились они за "Пропеции" Мишеля де Нотрдама, широко известного под латинизированным именем Нострадамус Астролог и лейб-медик Екатерины Медичи обычно избегал точных дат. Но в предсказании судного дня даже этот некоронованный властелин сивилл не смог сохранить благоразумия. Впрочем, прогноз был дальний: "В 1999 году придет великий король террора". Вот уже почти двадцать лет все кому не лень усердно муссируют и эту дату.
Связи мистического сектантства с утопическим жанром между тем вполне традиционны, Из окрашенного кровавым отблеском тумана высвечиваются такие фигуры, как Елена Блаватская или Алистер Кроули, "маг двадцатого века", провозгласивший себя "зверем Апокалипсиса" Они, в частности, внесли свою лепту в духовное воспитание послед ней русской царицы, избравшей для переписки с лидером "Союза Михаила Архангела" свой любимый знак свастики. Кроули, основавший "Орден восточного храма", стоял и у истоков мистики зарождавшегося нацизма.
Она культивировалась сперва в "Обществе Туле", получившем название от мифической колыбели "расы господ земли", затем получила возгонку в гиммлеровском "Аненербе", призванном развивать "немецкое родовое наследие". Не отличая научную гипотезу от фантастических спекуляций, интеллектуалы в эсэсовской униформе придавали исключительное значение поискам "врила" таинственной энергии, пронизывающей все мироздание. Едва ли английский писатель Булвер-Литтон, автор романа "Грядущая раса", надеялся, что кто-то отнесется к его выдумке столь серьезно. Погромщикам с эмблемой мертвой головы, возомнившим себя сверхчеловеками, белокурыми бестиями, не терпелось утвердить власть не только над человечеством, но над временем и пространством.
Для этого и требовался мифический "врил". С началом войны и вплоть до конца 1944 года "человеческий материал" для преступных опытов бесперебойно поступал из концлагерей.
Когда гитлеровцы еще только приступали к "очищению" района, отведенного для массового уничтожения народов, эсэсовский охранник объяснил одной польской женщине: "Вам тут нельзя оставаться. Здесь будет ад на земле".
Дети атомного, компьютерного, ракетно-космического века, мы редко задумываемся о прошлом. Каждое новое поколение на скорую руку подводит итог тяжкому наследию предков, проникаясь наивным ощущением собственной исключительности. Привычка - вторая натура.
На одной выставке карикатуры общее внимание привлек плакат, мелькнувший, кстати, и на телеэкране: серп и молот, скрепленные мотком колючей проволоки, с лаконичной надписью "сталинизм" на красном фоне. Точный, но больно ранящий символ. Хоть и говорят, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, наша улыбка изрядно приправлена горечью. До полного расставания еще далеко и освежающее дуновение исторической справедливости сопряжено со страхом. За судьбу перестройки, за судьбу мира. Мы только начинаем понимать, насколько он неделим, как тесно связаны между собой его большие и малые звенья.
Комплекс, составляющий основу культа, неотделим от системы, изжившей себя еще при жизни создателя. Осуждая такие ее проявления, как массовый террор или абсурдистская логика бюрократов, мы были неспособны дать историческую оценку механизму, могущему функционировать лишь при условии крайнего перенапряжения всех звеньев.
Цель не оправдывает средства. Продвижение по трупам ради продвижения ведет не к победе, а к катастрофе. Переосмыслить ошибки прошлого невозможно без ломки стереотипов мышления. И здесь нам пригодятся не только уроки Хаксли и Оруэлла, но и Франца Кафки. В разоблачении бюрократической иерархии, ее в конечном счете гибельного для общества саморазвития Кафка далеко опередил Оруэлла. Недаром созданные им образы вызывают активное неприятие поклонников "твердой руки" Бюрократия тоже претендует на тотальную организацию. Ее единственной целью является собственная стабильность. Как и при любом злокачественном росте, самовоспроизводство бюрократической системы достигается за счет перерождения здоровых клеток. Бюрократ - не винтик и даже не диод, односторонне передающий импульс. Ему не только не заказано мыслить, но, напротив, это его обязанность. Однако своеобразная: в одну сторону - сверху вниз, притом не искажая основополагающего сигнала. На такой случай и существуют разветвленная схема контроля и механизмы "накачки" И не беда, если перегорает отдельный транзистор, а то и целый блок "Незаменимых людей нет". Эту истину нам вколачивали еще в школе, готовя без рассуждений включиться в унифицированную схему.
Сталинизм паразитировал на социализме, извращая его экономическую, политическую и нравственную суть. Именно этим он и был уникален.
Тенгиз Абуладзе явил в "Покаянии" некий собирательный образ диктатора. Переосмысляя букву истории, он сумел уловить ее общечеловеческий дух, создав обобщенный символ тирании, органично сочетавший главные свои ипостаси: циничный прагматизм и сотканную из страха и обожания иррациональность.
Тоталитаризм изначально противостоит демократии. Страх и ненависть к сознательному волеизъявлению масс усугубляется при этом чувством неполноценности, что опять-таки проявляется вспышкой репрессий. Недостаточно, оказывается, уничтожить действительных и мнимых противников. Желательно вообще раз и навсегда парализовать общественную активность
Антидемократический образ "сверхчеловека" был порождением страха перед набирающим силу социализмом. Еще Освальд Шпенглер в "Закате Европы" размышлял о таком варианте, как "социализм бюрократии" Гитлер в ту пору мог похвастаться разве что билетом No 7 в "политическом кружке" безвестной "германской рабочей партии" Антона Дрекслера...
Пройдут годы и годы, прежде чем он напишет свою человеконенавистническую книгу, напичканную расовой мистикой. Геббельс подбросит затем зажигательную идейку насчет "тысячелетнего рейха". Это своеобразный милленаризм "нордической" вальхаллы, ад на земле перед очередным крушением мира. Но не по "Откровению Иоанна" а по доктрине "Мирового льда" - официальной космологии "третьего рейха" Антиутопия в действии. Она началась пожаром рейхстага.
"Мировое господство" и все прочие перлы нацизма проистекают из рафинированного презрения к объективной реальности. Вождь насилует ее, как женщину, олицетворяющую толпу. Это и есть террор. Во имя конечного торжества мифа.
Тирания над волей масс не терпит заповедных зон. Вопреки прямой угрозе собственной стабильности абсолютная власть стремится к тотальному контролю над всеми без исключения сферами бытия. Недосягаемая цель, абсолютно не сопряженная с общественным благом Проведение ее в жизнь, подчас вопреки объективным законам природы, чревато заведомым крахом. Но в системе опрокинутой логики любые катастрофические последствия воспринимаются как очередное доказательство противодействия законспирированного врага. Насилие над реальностью оборачивается насилием над народом Тотальная ложь окончательно выходит из-под контроля, захлестывая чуть ли не все мироздание. Полный разрыв между словом и делом неизбежно выливается либо в циничное двоемыслие, либо в не менее порочное самоослепление. Оно возникает как естественная реакция на ложь, с которой принуждают смириться, охватывая все ячейки управленческой пирамиды. Даже самые верхние.
Тирания личности над волей масс оставляет долгий болезненный след. Ложь, усыпившая однажды здравый смысл и совесть, подобна наркотику Ностальгию по "порядку" и "твердой руке" не излечить в один присест. Десятки лет были бездарно потеряны, и болезнь перешла в хроническую фазу.
Новое мышление потребно не только на международной арене, не только в смелых экономических преобразованиях, но и в повседневной жизни, зачастую опутанной обветшалыми догмами
Осознавая неделимость мира, мы все увереннее говорим об экологии во всепланетном масштабе. Привилось выражение "экология культуры" По-видимому, настало время задуматься и об экологии мысли. Еще древние зороастрийцы знали неразделимую триаду "Благая мысль, благое слово, благое дело"
В основе всего - и хорошего и плохого - всегда лежит мысль
Хрестоматийное "В начале было слово" проистекает из тонкостей перевода, не более. "Логос" по-гречески означает не только "слово", но прежде всего мировую закономерность, вечный мировой закон, мировой разум.