Пикуль Валентин
Аввакум в пещи огненной
Пикуль Валентин
Аввакум в пещи огненной
"Боишься пещи той? Дерзай, плюнь на нее - не бойся! До пещи той страх. А егда в нее вошел, тогда и забыл вся."
Из темной глуби XVII столетия, словно из пропасти, нам уже давно светят, притягательно и загадочно, пронзительные глаза протопопа Аввакума писателя, которого мы высоко чтим.
В самом деле, не будь Аввакума - и наша литература не имела бы, кажется, того прочного фундамента, на котором она уже три столетия незыблемо зиждется. Российская словесность началась именно с Аввакума, который первым на Руси заговорил горячим и образным языком - не церковным, а народным.
"Только раз в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, полнокровный голос. Это было гениальное "Житие" неистового протопопа Аввакума. Речь его - вся на жесте, а канон разрушен вдребезги!" - так говорил Алексей Толстой.
Реализм, точный и беспощадный, реализм, убивающий врага наповал, этот реализм нашей великой литературы был порожден "Житием протопопа Аввакума".
Первый публицист России, он был предтечею Герцена!
А кто он? Откуда пришел? И где пропал?..
"Житие" его включено в хрестоматию, и каждый грамотный человек должен хоть единожды в жизни прикоснуться к этому чудовищному вулкану - этому русскому Везувию, извергавшему в народ раскаленную лаву афоризмов и гипербол, брани и ласки, образов и метафор, ума и злости, таланта и самобытности.
Нельзя знать русскую литературу, не зная Аввакума!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Скоморохи спускались с горы. Текла внизу матушка-Волга, а под горой лежало село Лопатищи; солнце пекло нещадно, день был работный. Еще загодя скоморохи напялили "хари" козлиные, загудели в сопелки, дурачась, забили в бубны, дабы народ сбегался на игры. А впереди дудочников и раешников два медведя плясали (один в сарафане бабьем, другой - как есть, ничем не украшен). Навстречу игрищу порскали от околиц ребятишки, кузнец отложил молот в кузне, из-под руки глядели на скоморохов бабы с граблями, перестав сено ворошить на полях; всем стало весело.
Но тут вышел поп лопатищенский - прозванием Аввакум.
Молод еще, борода черная, в завитках, а глаза - угли.
- Не пущу в село! - объявил забавщикам. - Неистовство ваше бесовское еси, оставьте пляски антихристовы.
Скоморохи на него - в драку.
- Ах так? - осатанел поп, рукава рясы закатывая.
Много их было, а он - один. Зато люто и толково бился поп. Как даст по зубам - кувырк и пятки врозь. Побил всех скоморохов, а бубны и сопелки с "харями" разломал. Но забыл Аввакум про медведей; скоморохи науськали косолапых на попа, и тут попу стало худо. Без ружья и рогатины, голыми руками - как медведей осилить? А звери уже лезли в драку, и тот, ученый, что в сарафан был одет, он на двух лапах шел; видел Аввакум его пасть серо-розовую с клыками желтыми, а из пасти той попахивало - нехорошо и муторно.
- Владычица, помози! - взмолился Аввакум и хрястнул медведя кулаком в ухо: зашатался тот, обмяк в сарафане и лег.
Второго мишку (который еще неучен был) прижал поп к себе, и стали они ухаживаться по кругу - кто кого свалит? Аввакум силищи непомерной - так стиснул медведя, что у того в шее что-то хрустнуло, взревел зверь и, оставляя после себя на траве след болезненный, дунул к лесу, а скоморохи за ним.
Шатаясь, вернулся Аввакум в село, прошел в избу.
- Водицы мне, Марковна, - сказал жене и над порогом умылся от крови, полковшика испил "стомаху ради" и побрел на сеновал, где неделю отлеживался от медвежьих объятий.
Вот неспокойный поп! Ни с кем не ладил - ни с паствою, ни с боярством. Однако к службе церковной был весьма рачителен, за что его возвели в сан протопопа - стал Аввакум владыкою в соборе города Юрьевца. Здесь его из ризницы выволокли, "среди улицы били батожьем и топтали; и бабы били с рычагами. Грех ради моих, замертва убили и бросили под избной угол." Хотели горожане его в ров кинуть, чтобы там протопопа собаки бездомные съели, но тут воевода с пушкарями набежали - спасли владыку.
Аввакум в пещи огненной
"Боишься пещи той? Дерзай, плюнь на нее - не бойся! До пещи той страх. А егда в нее вошел, тогда и забыл вся."
Из темной глуби XVII столетия, словно из пропасти, нам уже давно светят, притягательно и загадочно, пронзительные глаза протопопа Аввакума писателя, которого мы высоко чтим.
В самом деле, не будь Аввакума - и наша литература не имела бы, кажется, того прочного фундамента, на котором она уже три столетия незыблемо зиждется. Российская словесность началась именно с Аввакума, который первым на Руси заговорил горячим и образным языком - не церковным, а народным.
"Только раз в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, полнокровный голос. Это было гениальное "Житие" неистового протопопа Аввакума. Речь его - вся на жесте, а канон разрушен вдребезги!" - так говорил Алексей Толстой.
Реализм, точный и беспощадный, реализм, убивающий врага наповал, этот реализм нашей великой литературы был порожден "Житием протопопа Аввакума".
Первый публицист России, он был предтечею Герцена!
А кто он? Откуда пришел? И где пропал?..
"Житие" его включено в хрестоматию, и каждый грамотный человек должен хоть единожды в жизни прикоснуться к этому чудовищному вулкану - этому русскому Везувию, извергавшему в народ раскаленную лаву афоризмов и гипербол, брани и ласки, образов и метафор, ума и злости, таланта и самобытности.
Нельзя знать русскую литературу, не зная Аввакума!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Скоморохи спускались с горы. Текла внизу матушка-Волга, а под горой лежало село Лопатищи; солнце пекло нещадно, день был работный. Еще загодя скоморохи напялили "хари" козлиные, загудели в сопелки, дурачась, забили в бубны, дабы народ сбегался на игры. А впереди дудочников и раешников два медведя плясали (один в сарафане бабьем, другой - как есть, ничем не украшен). Навстречу игрищу порскали от околиц ребятишки, кузнец отложил молот в кузне, из-под руки глядели на скоморохов бабы с граблями, перестав сено ворошить на полях; всем стало весело.
Но тут вышел поп лопатищенский - прозванием Аввакум.
Молод еще, борода черная, в завитках, а глаза - угли.
- Не пущу в село! - объявил забавщикам. - Неистовство ваше бесовское еси, оставьте пляски антихристовы.
Скоморохи на него - в драку.
- Ах так? - осатанел поп, рукава рясы закатывая.
Много их было, а он - один. Зато люто и толково бился поп. Как даст по зубам - кувырк и пятки врозь. Побил всех скоморохов, а бубны и сопелки с "харями" разломал. Но забыл Аввакум про медведей; скоморохи науськали косолапых на попа, и тут попу стало худо. Без ружья и рогатины, голыми руками - как медведей осилить? А звери уже лезли в драку, и тот, ученый, что в сарафан был одет, он на двух лапах шел; видел Аввакум его пасть серо-розовую с клыками желтыми, а из пасти той попахивало - нехорошо и муторно.
- Владычица, помози! - взмолился Аввакум и хрястнул медведя кулаком в ухо: зашатался тот, обмяк в сарафане и лег.
Второго мишку (который еще неучен был) прижал поп к себе, и стали они ухаживаться по кругу - кто кого свалит? Аввакум силищи непомерной - так стиснул медведя, что у того в шее что-то хрустнуло, взревел зверь и, оставляя после себя на траве след болезненный, дунул к лесу, а скоморохи за ним.
Шатаясь, вернулся Аввакум в село, прошел в избу.
- Водицы мне, Марковна, - сказал жене и над порогом умылся от крови, полковшика испил "стомаху ради" и побрел на сеновал, где неделю отлеживался от медвежьих объятий.
Вот неспокойный поп! Ни с кем не ладил - ни с паствою, ни с боярством. Однако к службе церковной был весьма рачителен, за что его возвели в сан протопопа - стал Аввакум владыкою в соборе города Юрьевца. Здесь его из ризницы выволокли, "среди улицы били батожьем и топтали; и бабы били с рычагами. Грех ради моих, замертва убили и бросили под избной угол." Хотели горожане его в ров кинуть, чтобы там протопопа собаки бездомные съели, но тут воевода с пушкарями набежали - спасли владыку.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента