Пикуль Валентин
'Цыц и перецыц'
Пикуль Валентин
"ЦЫЦ И ПЕРЕЦЫЦ"
Дело давнее. Сергей Кириллович Станиславский, мелкотравчатый дворянин, обходя лужи, старательно поспешал на службу при канцелярии строений, где он кажинный денечек бумаги разные переписывал, трудами праведными достигнув коллежского регистратора, а на большее и не рассчитывал.
На Басманной близ Разгуляя стоял громадный домина, сплошь обитый железом, и чиновник невольно придержал шаги, заметив на его воротах бумагу, обращенную ко вниманию проходящих. Смысл афиши был таков: ежели какой-либо дворянин желает иметь невесту со знатным приданым, то пусть объявится в этом доме, никаких страхов не испытывая, ибо нужда в супружестве возникла неотложная и решительная.
- Чей дом-то этот? - спросил чинуша прохожего.
- Стыдно не знать, сударь, - последовал ответ с укоризною. - Соизволят проживать здесь великий богач Прокофий Акинфиевич Демидов, и вы в этот дом лучше не суйтесь.
Сергей Кириллович стал на афишу показывать:
- А вот, гляньте, тут в женихе надобность приспела.
Прохожий глянул на бумагу с большой опаскою.
- Это для смеху! - пояснил он. - Господин Демидов хлеба не поест, прежде не повредив кому-либо. Ему забавы нужны всякие, чтобы над образованным человеком изгиляться. Явитесь вы к нему, так он вам так всыпет, что своих не узнаете.
Побрел бедный чиновник далее, размышляя: "Оно, может, и так, что всыпят. Но за оскорбление чести дворянской через полицию можно сатисфакции требовать, чтобы деньгами поругание мое оплатил. Маменька-то вчера уж как убивалась, что давно пирогов с изюмом не кушала. Меня же и попрекала, сказывая: эвон как другие живут, собирая с просителей акциденции, сиречь взятки. А ты, дурак такой, только ушами хлопаешь, нет от тебя никаких удовольствий. Вернусь". С таким-то решением Станиславский вернулся к дому, что внешне напоминал фортецию неприступную, и постучал в ворота. Добрый молодец отворил их и высморкался, спрашивая:
- Зван или не зван? Бить аль погодить?
- Я. жених, - сознался чиновник. - Из дворян. по объявлению. Мне бы невесту поглядеть, да чтобы мне приданое показали.
- А-а-а. Тады милости просим, входите.
Вошел Станиславский в хоромы и тут даже штаны прохудил от вящего изумления. Вот как миллионщики-то живут, не чета нам! Тихо играли органы, встроенные в стены палат, посреди столов струились винные фонтаны, прыгали ручные обезьяны, порхали под резным потолком невиданные птицы, где-то кричал павлин, а мимо чиновника, до смерти перепугав его, вдруг пробежал не то зверь, не то человек и, зубы огромные скаля, стебанул его - прямо по загривку.
- Это кто ж такой будет? - спросил чиновник служителя.
- Это, мил человек, будет не человек, а подобие его, научно прозываемое ранкутанком. За большие деньги из Африки вывезли! С утра кормлен, так что не бойся: жрать не станет. Ступай дале. Хозяину доложили чичас явится.
Станиславский ни жив ни мертв, увидев миллионера Прокофия Акинфиевича Демидова: был он в халате, снизу исподнее, на голове колпак, а босые ноги в шлепанцах домашних (кои тогда, читатель, назывались "шептунами"). Вышел Демидов и спросил:
- Дворянин? По Департаменту герольдии записан ли?
- Писан, - пискнул чиновник. - Имею счастие состоять в чине регистратора, состоя при бумагах разных, а значение запятых мне известно, за что от начальства похвалы удостоился.
- Ну и дурак. Не все ли равно, где запятая ляжет? Вот точка - это другое дело, от нее многое, брат, зависит. Ты точки-то когда-нибудь ставил ли в бумагах своих?
- Точки у нас директор канцелярия саморучно ставит.
- Ладно. Значит, решил зятем моим стать?
- По афише. Как было объявлено.
- Небось и приданое желаешь иметь?
- Так а кто ж не желает? Не дурак же я!
Демидов подумал и велел встать чиновнику на четвереньки. Потом забрался на него и велел возить по комнате. Очень трудно было Станиславскому, но возил, пока не ослабел, и тогда Демидов сам сел и ему велел сесть. Стал тут миллионер думу думать. В ту пору Демидов пребывал в "дистракции и дизеспере" (как выражались тогда на смеси французского с нижегородским). Дело в том, что хотел он выдать дочек своих за купцов или заводчиков, но лишь одна Анька послушалась, за фабриканта Земского выйдя, остальные же дщерицы заартачились: не хотим быть купчихами, а хотим быть дворянками! Сколько уж прутьев измочалил Прокофий Акинфиевич, сколько дурех этих по полу ни таскал за косы - нет, уперлись, подавай им дворянина.
Оттого-то и появилось на воротах дома его объявление.
- Анастасию Первую, - указал он, а жениху объяснил: - У меня их две Настьки: коли Первая не приглянется, так я тебе Вторую явлю. ты не пугайся: не девки, а змеи подколодные!
Величавой павою выплыла из комнат Анастасия Первая.
- Вот, - сказал ей отец, - жених дворянский, как и хотела!
Тут эта девка чуть не плюнула в Станиславского:
- А на што мне такой завалящий? Ах, папенька, не могли разве пригоженького залучить? Да и чин-то у него каков? Мне бы, папенька, гусара какого или советника статского, чтобы у дел важных был или чтобы с саблей ходил.
- Цыц и перецыц! - гаркнул Демидов. - Не ты ли от звания купеческого отвертывалась? Не ты ли кричала, что лучше за первого попавшегося дворянина желаешь. Так вот тебе - первый попавшийся. А коли будешь рыпаться, так я не погляжу, что жених тут: разложу на лавке да взгрею волей родителя.
Это не анекдот! Вот так и стал нищий коллежский регистратор владельцем колоссального состояния, заимел богатейшую усадьбу, а маменька его пироги с изюмом уже отвергала:
- От них рыгается! Ныне-то, люди умные сказывали, есть пироги такие, в кои целый нанас запихивают, и прозываются они парижски "тиликатесом". Вот такого хочу - с нанасом!
.Было начало царствования Екатерины Великой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Москва тех времен, еще "допожарная", была обстроена дворцами знати, в которых едва помещались оранжереи, библиотеки, картинные галереи, бронза и мрамор.
"ЦЫЦ И ПЕРЕЦЫЦ"
Дело давнее. Сергей Кириллович Станиславский, мелкотравчатый дворянин, обходя лужи, старательно поспешал на службу при канцелярии строений, где он кажинный денечек бумаги разные переписывал, трудами праведными достигнув коллежского регистратора, а на большее и не рассчитывал.
На Басманной близ Разгуляя стоял громадный домина, сплошь обитый железом, и чиновник невольно придержал шаги, заметив на его воротах бумагу, обращенную ко вниманию проходящих. Смысл афиши был таков: ежели какой-либо дворянин желает иметь невесту со знатным приданым, то пусть объявится в этом доме, никаких страхов не испытывая, ибо нужда в супружестве возникла неотложная и решительная.
- Чей дом-то этот? - спросил чинуша прохожего.
- Стыдно не знать, сударь, - последовал ответ с укоризною. - Соизволят проживать здесь великий богач Прокофий Акинфиевич Демидов, и вы в этот дом лучше не суйтесь.
Сергей Кириллович стал на афишу показывать:
- А вот, гляньте, тут в женихе надобность приспела.
Прохожий глянул на бумагу с большой опаскою.
- Это для смеху! - пояснил он. - Господин Демидов хлеба не поест, прежде не повредив кому-либо. Ему забавы нужны всякие, чтобы над образованным человеком изгиляться. Явитесь вы к нему, так он вам так всыпет, что своих не узнаете.
Побрел бедный чиновник далее, размышляя: "Оно, может, и так, что всыпят. Но за оскорбление чести дворянской через полицию можно сатисфакции требовать, чтобы деньгами поругание мое оплатил. Маменька-то вчера уж как убивалась, что давно пирогов с изюмом не кушала. Меня же и попрекала, сказывая: эвон как другие живут, собирая с просителей акциденции, сиречь взятки. А ты, дурак такой, только ушами хлопаешь, нет от тебя никаких удовольствий. Вернусь". С таким-то решением Станиславский вернулся к дому, что внешне напоминал фортецию неприступную, и постучал в ворота. Добрый молодец отворил их и высморкался, спрашивая:
- Зван или не зван? Бить аль погодить?
- Я. жених, - сознался чиновник. - Из дворян. по объявлению. Мне бы невесту поглядеть, да чтобы мне приданое показали.
- А-а-а. Тады милости просим, входите.
Вошел Станиславский в хоромы и тут даже штаны прохудил от вящего изумления. Вот как миллионщики-то живут, не чета нам! Тихо играли органы, встроенные в стены палат, посреди столов струились винные фонтаны, прыгали ручные обезьяны, порхали под резным потолком невиданные птицы, где-то кричал павлин, а мимо чиновника, до смерти перепугав его, вдруг пробежал не то зверь, не то человек и, зубы огромные скаля, стебанул его - прямо по загривку.
- Это кто ж такой будет? - спросил чиновник служителя.
- Это, мил человек, будет не человек, а подобие его, научно прозываемое ранкутанком. За большие деньги из Африки вывезли! С утра кормлен, так что не бойся: жрать не станет. Ступай дале. Хозяину доложили чичас явится.
Станиславский ни жив ни мертв, увидев миллионера Прокофия Акинфиевича Демидова: был он в халате, снизу исподнее, на голове колпак, а босые ноги в шлепанцах домашних (кои тогда, читатель, назывались "шептунами"). Вышел Демидов и спросил:
- Дворянин? По Департаменту герольдии записан ли?
- Писан, - пискнул чиновник. - Имею счастие состоять в чине регистратора, состоя при бумагах разных, а значение запятых мне известно, за что от начальства похвалы удостоился.
- Ну и дурак. Не все ли равно, где запятая ляжет? Вот точка - это другое дело, от нее многое, брат, зависит. Ты точки-то когда-нибудь ставил ли в бумагах своих?
- Точки у нас директор канцелярия саморучно ставит.
- Ладно. Значит, решил зятем моим стать?
- По афише. Как было объявлено.
- Небось и приданое желаешь иметь?
- Так а кто ж не желает? Не дурак же я!
Демидов подумал и велел встать чиновнику на четвереньки. Потом забрался на него и велел возить по комнате. Очень трудно было Станиславскому, но возил, пока не ослабел, и тогда Демидов сам сел и ему велел сесть. Стал тут миллионер думу думать. В ту пору Демидов пребывал в "дистракции и дизеспере" (как выражались тогда на смеси французского с нижегородским). Дело в том, что хотел он выдать дочек своих за купцов или заводчиков, но лишь одна Анька послушалась, за фабриканта Земского выйдя, остальные же дщерицы заартачились: не хотим быть купчихами, а хотим быть дворянками! Сколько уж прутьев измочалил Прокофий Акинфиевич, сколько дурех этих по полу ни таскал за косы - нет, уперлись, подавай им дворянина.
Оттого-то и появилось на воротах дома его объявление.
- Анастасию Первую, - указал он, а жениху объяснил: - У меня их две Настьки: коли Первая не приглянется, так я тебе Вторую явлю. ты не пугайся: не девки, а змеи подколодные!
Величавой павою выплыла из комнат Анастасия Первая.
- Вот, - сказал ей отец, - жених дворянский, как и хотела!
Тут эта девка чуть не плюнула в Станиславского:
- А на што мне такой завалящий? Ах, папенька, не могли разве пригоженького залучить? Да и чин-то у него каков? Мне бы, папенька, гусара какого или советника статского, чтобы у дел важных был или чтобы с саблей ходил.
- Цыц и перецыц! - гаркнул Демидов. - Не ты ли от звания купеческого отвертывалась? Не ты ли кричала, что лучше за первого попавшегося дворянина желаешь. Так вот тебе - первый попавшийся. А коли будешь рыпаться, так я не погляжу, что жених тут: разложу на лавке да взгрею волей родителя.
Это не анекдот! Вот так и стал нищий коллежский регистратор владельцем колоссального состояния, заимел богатейшую усадьбу, а маменька его пироги с изюмом уже отвергала:
- От них рыгается! Ныне-то, люди умные сказывали, есть пироги такие, в кои целый нанас запихивают, и прозываются они парижски "тиликатесом". Вот такого хочу - с нанасом!
.Было начало царствования Екатерины Великой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Москва тех времен, еще "допожарная", была обстроена дворцами знати, в которых едва помещались оранжереи, библиотеки, картинные галереи, бронза и мрамор.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента