Подгорный Сергей
Дом со статуями
Сергей Подгорный
Дом со статуями
МАК 2345А был первым астронавтом, не пожелавшим возвратиться в Солнечную систему. Он достиг в назначенное время окрестностей звезды Желтый Краб, передал всю доступную информацию о ней и ее четырех планетах, а потом обосновался на второй планете Желтого Краба, назвав ее Приютом Души.
Оператор Центра по исследованию космического пространства, поддерживавший с ним квантовую связь и узнавший обо всем этом первым, спросил, давно ли МАК 2345А консультировался о своем здоровье с корабельным электронным психиатром. МАК 2345А ответил, что и не ожидал другой реакции на свое решение и так как оно, к сожалению, подтвердилось, уговаривать его возвратиться на Землю - это зря переводить мегаватты энергии. После этих слов МАК 2345А выключил свой передатчик и не отвечал ни на один из периодических вызовов Центра.
Судьба его обеспокоила не только руководство полетом, но спасательный корабль к Желтому Крабу тогда послан не был: его рейс оказался бы слишком долгим и дорогостоящим. Лишь через пять лет, когда стал использоваться принцип Нуль-транспортировки, психиатр ТОМ 4567Б был командирован на Приют Души.
Корабль ТОМа 4567Б вышел из Нуль-пространства в ближайших окрестностях планеты. ТОМ (будем называть его в дальнейшем без индекса, как и МАКа 2345А) посмотрел на экран внешнего обзора. В лучах желтого солнца Приют Души выглядел розовым новогодним шаром в сияющем ореоле атмосферы. Были чуть видны причудливые морщины горных хребтов, равнины и полярные шапки ватные снежинки, упавшие на шар ненароком.
- Впечатление производит приятное, - пробормотал ТОМ, но тут же вспомнил, что в разреженной атмосфере почти нет кислорода, что ночью там температура падает ниже минус ста по Цельсию и кроме бесконечных вариаций розового базальта ничем больше поверхность Приюта Души порадовать не может.
Его лицо приняло терпеливо-скептичное выражение, и с этим выражением на лице он повел корабль к планете.
Главной трудностью было отыскать МАКа. ТОМ решил начать поиски в экваториальной области. Он накручивал спираль вокруг Приюта Души, а приборы обшаривали поверхность лучами и полями в поисках звездолета.
На экране локатора возникла яркая точка, и ТОМ пошел на посадку. ТОМ решил опуститься километрах в двух от звездолета МАКа. "Кто знает, что может взбрести этому бедняге в голову? - подумал он. - Вдруг ему захочется взорвать мой корабль? Практически это невозможно - силовое поле надежная защита - но лучше не провоцировать МАКа на эти попытки".
Он дал увеличение на обзорный экран и сначала так хорошо, словно стоял рядом, увидел сферическое тело звездолета. Металл излучал матовый блеск, даже крупная надпись "ВОЛЬТ" на едином языке Солнечной системы прекрасно сохранилась. ТОМу было это приятно, как и любому патриоту своей цивилизации. Но в следующую секунду в поле зрения обзорного экрана попало такое, что ТОМ подался вперед и сжал поручни кресла. Это возвышалось на идеально ровной площадке - нет, площади! - влево от корабля МАКа и, насколько он мог судить, представляло из себя грандиозное недостроенное здание невероятной формы, украшенное статуями, колоннами, барельефами и еще множеством чего-то, что ТОМ, как узкий специалист, не считающий архитектуру своим хобби, был не в состоянии назвать.
Он смотрел на это лишь несколько секунд: корабль опустился за гряду базальтовых скал. ТОМ растерянно откинулся в кресле и закрыл глаза. "Но почему МАК не сообщил ничего Центру? - подумал он. - Не сообщить об обнаруженном памятнике (или памятниках?) другой цивилизации... Неужели его психическое расстройство настолько серьезно?.."
ТОМу захотелось выяснить все как можно скорее. Он торопливо сообщил в Центр, что нашел МАКа и благополучно сел рядом, затем облачился в скафандр повышенной защиты и вышел через шлюзовую камеру наружу. Сила тяжести на Приюте Души была почти марсианской, но если бы не скалы и трещины...
Наконец он выбрался на относительно ровное пространство и снова увидел Дом; он возвышался квинтэссенцией гармонии над беспорядочным, диким ландшафтом. ТОМ шел, не отрывая от него глаз, он падал, но, прежде чем подняться, уже снова смотрел на Дом, казавшийся ему странно прекрасным. По фасаду Дома несколькими поясами шли скульптуры в человеческий рост - это были мужчины и женщины в легких одеждах, дети, олени, рыбы-луны, дельфины, львы... Все они казались живыми, несмотря на стилизацию, только впавшими в полузабытье, и это было удивительно на мертвой, суровой планете...
"Но почему скульптуры так похожи на людей и земных животных?" - подумал ТОМ, однако сосредоточиться на этом ему не удалось.
- Так, значит, вы уже здесь? - прозвучал в телефонах неприятный голос МАКа. - Не ожидал, что нагрянете так скоро.
Том обернулся.
- Я в корабле. Входной люк открыт, можете пожаловать в гости.
- Здравствуй, МАК! - поспешно сказал ТОМ. - Центр предупреждал тебя о моем визите, но похоже, что ты... - он на секунду замялся, - не пользуешься не только передатчиком, но и приемником.
- Это не имеет значения! - сказал МАК. - Значение имеет лишь то, что вы все же до меня добрались. Я повторяю - люк открыт, но третьего приглашения не будет.
ТОМ торопливо направился к входному люку "ВОЛЬТА", хотя ему совсем не хотелось спешить, он совсем не рассчитывал вот так, сразу в звездолет. Но ТОМ вспомнил, что у МАКа не должно быть оружия мощнее лазера-пистолета, и обрел уверенность.
Зажигающиеся впереди и гаснущие за спиной светильники указывали ему путь в длинных, запутанных переходах. Он остановился перед дверью с табличкой "кают-компания", и она медленно заскользила в сторону. ТОМ напрягся, ожидая выстрела, но выстрела не последовало. Он увидел просторное помещение, посредине которого стоял длинный стол, заваленный кассетами с микропленкой, кресло перед этим столом, а в нем бледного человека; его голый череп тускло поблескивал в свете светильников.
- Сними скафандр! - требовательно сказал человек. - Не бойся, - добавил он, видя, что ТОМ мешкает. - Твоей жизни ничего не угрожает. - И раздраженно добавил: - Я знаю, что вы считаете меня психом!
ТОМ, не сводя с МАКа внимательного взгляда, освободился от скафандра. По признакам, доступным только психиатру его квалификации, он почувствовал, что МАК и в самом деле вряд ли сумасшедший. Но от этого только загадочнее становился Дом со статуями, молчание о нем МАКа и причины, побудившие его остаться на второй планете Желтого Краба. ТОМ решил, что пора взять инициативу в свои руки, он поправил волосы и дружелюбно спросил:
- Видно, МАК, тебе здесь живется неплохо?
МАК не ответил, лишь губы его тронула чуть заметная усмешка.
- Я решил так, потому что звездолет вполне исправен. Это ведь правда?
МАК продолжал смотреть на ТОМа с выражением раздраженности и непонятного сожаления.
- МАК, - проникновенно сказал ТОМ, - я не считаю тебя сумасшедшим - это искренне, МАК, но если это так, то у тебя должны быть веские причины, объясняющие твой... не совсем обычный поступок. Ведь они есть?
МАК насмешливо усмехнулся.
- Мне бы очень хотелось узнать, что это за причины, - мягко, но настойчиво сказал ТОМ. Он потянулся к карману за тонизирующей таблеткой: обилие впечатлений сделало его подавленным.
- Не двигайся! - крикнул МАК, неуловимо быстро положив руку на кобуру с лазером-пистолетом.
Шприц-пистолет, заряженный ампулами с быстродействующим снотворным, был у ТОМа в совсем другом кармане, но все равно ТОМ почувствовал себя, как пойманный с поличным.
Не сводя глаз с ТОМа и тяжело дыша, МАК выпил стакан воды, и это его немного успокоило, но когда он заговорил, голос его дрожал и срывался:
- Зря вы рассчитываете вернуть меня назад! Я не настолько поглупел здесь за шесть лет, чтобы поверить, будто вы там, в Центре, только и думаете, как сделать меня счастливым! Вам нужно совсем другое: чтобы я не был букашкой в глазу, букашкой, причиняющей беспокойство. Вы желаете вновь сделать меня МАКом 2345А, отличным пилотом, всем, кроме собственной воли, обеспеченным механизмом этой машины - Цивилизации. Я слишком хорошо это понимаю, чтобы меня можно было провести.
ТОМ сделал протестующий жест, но МАК не дал сказать ему ни слова.
- Послушай, пока у меня есть желание говорить! Не уверен, что тебе еще представится такая возможность. Я расскажу, почему не вернулся и не хочу возвращаться.
Уже в Школе первой ступени я был, оказывается, не таким, как сверстники, и в конце концов это понял. Мне нравились книги про чудеса и привидения - все это были старые книги из тех времен, когда люди еще имели фамилии, а не индексы и для того, чтобы цивилизация могла существовать, не требовались глобальные системы электронных мозгов. Меня завораживали эти книги, картины и скульптуры древних художников, старинные причудливые здания, потому что в них было то, что я позднее назвал "свободной фантазией", и не было предельного рационализма, математической выверенности и скуки, свойственной моим современникам. Я часто задумывался: "Отчего так изменилось искусство?" Выходило - все дело в том, что люди с самого зарождения цивилизации стремились, затратив как можно меньше усилий, получить как можно больше благ. Они изобрели рычаг, стали использовать для своего передвижения животных, поднимали к.п.д. двигателей, а потом появились кинематограф и телевидение. Зачем каждый раз заново играть одну и ту же пьесу, если можно сыграть только раз, записать на ролик и демонстрировать сколько угодно? Пойдем дальше. Зачем выдумывать Буратино, Карлсонов и делать вид, что веришь этой чепухе? Зачем изощряться в форме и отделке зданий, тратить время на барельефы и колонны, стоит ли изводить на них время и материал? Не лучше ли вместо этого сделать жилище просторнее и построить аттракционы-тренажеры?..
Машины заботятся о психологической совместимости и делают это отлично. Медицина может избавить человека от всяких комплексов и сделать его личность оптимальной для существующих условий, так зачем нужны психологические романы? Зачем любовные истории, где он любит и страдает из-за того, что она не может его понять, или наоборот? Зачем вообще художественная литература, если каждый похож на каждого? Не разумнее, не рациональнее ли писать статьи и рефераты, которые несут больше информации?
Нет, воображение - вещь полезная и нужная, если оно направлено на создание принципиально нового двигателя для звездолета, но если вы обратите его на то, чтобы высечь из скалы фигуру конного индейца, вас потянут на обследование и обязательно найдут какой-нибудь психический дефект.
А самое главное - кто разрешит вам использовать скалу таким образом?
Раньше, во времена тех древних книг, это было возможно, но время необратимо. Я все это понимал. Я любил придумывать рассказы с привидениями, рисовать сказки и лепить из пригодных для этого пластмасс когда-то обитавших на Земле животных. Я никому не говорил об этом, потому что знал о последствиях. Я рисовал и сжигал листы с рисунками, лепил и уничтожал скульптуры, придумывал рассказы и рассказывал их лишь одному себе. Но мне было больно, что созданное моим воображением гибнет, едва успев родиться. И я знал, какое будущее меня ждет.
Вот тогда я решил стать астронавтом, чтобы найти подходящую планету и быть на ней самим собой. И вот я здесь. Я обладаю свободой и волей, ограниченными только моими возможностями, и строю Дом с колоннами из розового базальта. Я делаю его таким, каким представляю. Он останется и будет существовать еще много веков после моей смерти, и тот, кто когда-нибудь окажется здесь, прочтет мое имя на фасаде. А что останется после тебя, ТОМ? (Я знаю, ты - психиатр, а всех психиатров зовут ТОМами, как всех астронавтов - МАКами, только у каждого свой индекс.) Ты придешь в негодность, и тебя заменят столь же стандартным; никто и не заметит замены.
Неужели у тебя ни разу не возникало желания делать то, к чему тебя влечет? Делать то, что можешь сделать лишь ты один? ТОМ?
Глаза МАКа сухо блестели, он сбивался, потому что ему было что сказать, но он отвык быть многословным.
ТОМ не сводил глаз с его лица и был ошеломлен этой ересью. Он готовился услышать что угодно, но только не то, что услышал в действительности. Он был потрясен сегодня дважды, а это было много даже для психиатра. ТОМ чувствовал, что слова МАКа спутали всю ясную систему его взглядов. Ему надо было снова придать стройность системе, иначе и речи не могло быть о воздействии на МАКа средствами психотерапии.
Он сказал, что подумает над услышанным, облачился в скафандр, простился и ушел.
На другой день вечером, когда МАК вырезал лучом лазера базальтовые плиты и отвозил их на антигравитационной площадке к Дому со статуями, в его телефонах прозвучал голос ТОМа.
- МАК... - словно ему было трудно говорить то, что собирался, сказал ТОМ. - Я думал над всем этим и еще над многим другим... В общем, МАК, я прошу взять меня в помощники. Да, это искренне, не сомневайся. - Он заторопился: - А с Центром я все улажу, я передам им, что погрузил тебя на корабль и мы стартовали, а чуть позже - что в реакторах двигателя начинается неуправляемая ЗЭТ-реакция - и все. Они будут считать, что мы оба погибли...
- Ладно, - не сразу ответил МАК, - я подумаю. Я подумаю... - после паузы повторил он.
Он посмотрел на солнце, незаметно сползшее с зенита к горизонту и окрасившее там небо зеленым закатом, и решил, что пора прекращать работу. Он улыбнулся от мысли, что вместе с ТОМом они смогут построить здесь целый город, город, в котором после их смерти останется жить ФАНТАЗИЯ.
Дом со статуями
МАК 2345А был первым астронавтом, не пожелавшим возвратиться в Солнечную систему. Он достиг в назначенное время окрестностей звезды Желтый Краб, передал всю доступную информацию о ней и ее четырех планетах, а потом обосновался на второй планете Желтого Краба, назвав ее Приютом Души.
Оператор Центра по исследованию космического пространства, поддерживавший с ним квантовую связь и узнавший обо всем этом первым, спросил, давно ли МАК 2345А консультировался о своем здоровье с корабельным электронным психиатром. МАК 2345А ответил, что и не ожидал другой реакции на свое решение и так как оно, к сожалению, подтвердилось, уговаривать его возвратиться на Землю - это зря переводить мегаватты энергии. После этих слов МАК 2345А выключил свой передатчик и не отвечал ни на один из периодических вызовов Центра.
Судьба его обеспокоила не только руководство полетом, но спасательный корабль к Желтому Крабу тогда послан не был: его рейс оказался бы слишком долгим и дорогостоящим. Лишь через пять лет, когда стал использоваться принцип Нуль-транспортировки, психиатр ТОМ 4567Б был командирован на Приют Души.
Корабль ТОМа 4567Б вышел из Нуль-пространства в ближайших окрестностях планеты. ТОМ (будем называть его в дальнейшем без индекса, как и МАКа 2345А) посмотрел на экран внешнего обзора. В лучах желтого солнца Приют Души выглядел розовым новогодним шаром в сияющем ореоле атмосферы. Были чуть видны причудливые морщины горных хребтов, равнины и полярные шапки ватные снежинки, упавшие на шар ненароком.
- Впечатление производит приятное, - пробормотал ТОМ, но тут же вспомнил, что в разреженной атмосфере почти нет кислорода, что ночью там температура падает ниже минус ста по Цельсию и кроме бесконечных вариаций розового базальта ничем больше поверхность Приюта Души порадовать не может.
Его лицо приняло терпеливо-скептичное выражение, и с этим выражением на лице он повел корабль к планете.
Главной трудностью было отыскать МАКа. ТОМ решил начать поиски в экваториальной области. Он накручивал спираль вокруг Приюта Души, а приборы обшаривали поверхность лучами и полями в поисках звездолета.
На экране локатора возникла яркая точка, и ТОМ пошел на посадку. ТОМ решил опуститься километрах в двух от звездолета МАКа. "Кто знает, что может взбрести этому бедняге в голову? - подумал он. - Вдруг ему захочется взорвать мой корабль? Практически это невозможно - силовое поле надежная защита - но лучше не провоцировать МАКа на эти попытки".
Он дал увеличение на обзорный экран и сначала так хорошо, словно стоял рядом, увидел сферическое тело звездолета. Металл излучал матовый блеск, даже крупная надпись "ВОЛЬТ" на едином языке Солнечной системы прекрасно сохранилась. ТОМу было это приятно, как и любому патриоту своей цивилизации. Но в следующую секунду в поле зрения обзорного экрана попало такое, что ТОМ подался вперед и сжал поручни кресла. Это возвышалось на идеально ровной площадке - нет, площади! - влево от корабля МАКа и, насколько он мог судить, представляло из себя грандиозное недостроенное здание невероятной формы, украшенное статуями, колоннами, барельефами и еще множеством чего-то, что ТОМ, как узкий специалист, не считающий архитектуру своим хобби, был не в состоянии назвать.
Он смотрел на это лишь несколько секунд: корабль опустился за гряду базальтовых скал. ТОМ растерянно откинулся в кресле и закрыл глаза. "Но почему МАК не сообщил ничего Центру? - подумал он. - Не сообщить об обнаруженном памятнике (или памятниках?) другой цивилизации... Неужели его психическое расстройство настолько серьезно?.."
ТОМу захотелось выяснить все как можно скорее. Он торопливо сообщил в Центр, что нашел МАКа и благополучно сел рядом, затем облачился в скафандр повышенной защиты и вышел через шлюзовую камеру наружу. Сила тяжести на Приюте Души была почти марсианской, но если бы не скалы и трещины...
Наконец он выбрался на относительно ровное пространство и снова увидел Дом; он возвышался квинтэссенцией гармонии над беспорядочным, диким ландшафтом. ТОМ шел, не отрывая от него глаз, он падал, но, прежде чем подняться, уже снова смотрел на Дом, казавшийся ему странно прекрасным. По фасаду Дома несколькими поясами шли скульптуры в человеческий рост - это были мужчины и женщины в легких одеждах, дети, олени, рыбы-луны, дельфины, львы... Все они казались живыми, несмотря на стилизацию, только впавшими в полузабытье, и это было удивительно на мертвой, суровой планете...
"Но почему скульптуры так похожи на людей и земных животных?" - подумал ТОМ, однако сосредоточиться на этом ему не удалось.
- Так, значит, вы уже здесь? - прозвучал в телефонах неприятный голос МАКа. - Не ожидал, что нагрянете так скоро.
Том обернулся.
- Я в корабле. Входной люк открыт, можете пожаловать в гости.
- Здравствуй, МАК! - поспешно сказал ТОМ. - Центр предупреждал тебя о моем визите, но похоже, что ты... - он на секунду замялся, - не пользуешься не только передатчиком, но и приемником.
- Это не имеет значения! - сказал МАК. - Значение имеет лишь то, что вы все же до меня добрались. Я повторяю - люк открыт, но третьего приглашения не будет.
ТОМ торопливо направился к входному люку "ВОЛЬТА", хотя ему совсем не хотелось спешить, он совсем не рассчитывал вот так, сразу в звездолет. Но ТОМ вспомнил, что у МАКа не должно быть оружия мощнее лазера-пистолета, и обрел уверенность.
Зажигающиеся впереди и гаснущие за спиной светильники указывали ему путь в длинных, запутанных переходах. Он остановился перед дверью с табличкой "кают-компания", и она медленно заскользила в сторону. ТОМ напрягся, ожидая выстрела, но выстрела не последовало. Он увидел просторное помещение, посредине которого стоял длинный стол, заваленный кассетами с микропленкой, кресло перед этим столом, а в нем бледного человека; его голый череп тускло поблескивал в свете светильников.
- Сними скафандр! - требовательно сказал человек. - Не бойся, - добавил он, видя, что ТОМ мешкает. - Твоей жизни ничего не угрожает. - И раздраженно добавил: - Я знаю, что вы считаете меня психом!
ТОМ, не сводя с МАКа внимательного взгляда, освободился от скафандра. По признакам, доступным только психиатру его квалификации, он почувствовал, что МАК и в самом деле вряд ли сумасшедший. Но от этого только загадочнее становился Дом со статуями, молчание о нем МАКа и причины, побудившие его остаться на второй планете Желтого Краба. ТОМ решил, что пора взять инициативу в свои руки, он поправил волосы и дружелюбно спросил:
- Видно, МАК, тебе здесь живется неплохо?
МАК не ответил, лишь губы его тронула чуть заметная усмешка.
- Я решил так, потому что звездолет вполне исправен. Это ведь правда?
МАК продолжал смотреть на ТОМа с выражением раздраженности и непонятного сожаления.
- МАК, - проникновенно сказал ТОМ, - я не считаю тебя сумасшедшим - это искренне, МАК, но если это так, то у тебя должны быть веские причины, объясняющие твой... не совсем обычный поступок. Ведь они есть?
МАК насмешливо усмехнулся.
- Мне бы очень хотелось узнать, что это за причины, - мягко, но настойчиво сказал ТОМ. Он потянулся к карману за тонизирующей таблеткой: обилие впечатлений сделало его подавленным.
- Не двигайся! - крикнул МАК, неуловимо быстро положив руку на кобуру с лазером-пистолетом.
Шприц-пистолет, заряженный ампулами с быстродействующим снотворным, был у ТОМа в совсем другом кармане, но все равно ТОМ почувствовал себя, как пойманный с поличным.
Не сводя глаз с ТОМа и тяжело дыша, МАК выпил стакан воды, и это его немного успокоило, но когда он заговорил, голос его дрожал и срывался:
- Зря вы рассчитываете вернуть меня назад! Я не настолько поглупел здесь за шесть лет, чтобы поверить, будто вы там, в Центре, только и думаете, как сделать меня счастливым! Вам нужно совсем другое: чтобы я не был букашкой в глазу, букашкой, причиняющей беспокойство. Вы желаете вновь сделать меня МАКом 2345А, отличным пилотом, всем, кроме собственной воли, обеспеченным механизмом этой машины - Цивилизации. Я слишком хорошо это понимаю, чтобы меня можно было провести.
ТОМ сделал протестующий жест, но МАК не дал сказать ему ни слова.
- Послушай, пока у меня есть желание говорить! Не уверен, что тебе еще представится такая возможность. Я расскажу, почему не вернулся и не хочу возвращаться.
Уже в Школе первой ступени я был, оказывается, не таким, как сверстники, и в конце концов это понял. Мне нравились книги про чудеса и привидения - все это были старые книги из тех времен, когда люди еще имели фамилии, а не индексы и для того, чтобы цивилизация могла существовать, не требовались глобальные системы электронных мозгов. Меня завораживали эти книги, картины и скульптуры древних художников, старинные причудливые здания, потому что в них было то, что я позднее назвал "свободной фантазией", и не было предельного рационализма, математической выверенности и скуки, свойственной моим современникам. Я часто задумывался: "Отчего так изменилось искусство?" Выходило - все дело в том, что люди с самого зарождения цивилизации стремились, затратив как можно меньше усилий, получить как можно больше благ. Они изобрели рычаг, стали использовать для своего передвижения животных, поднимали к.п.д. двигателей, а потом появились кинематограф и телевидение. Зачем каждый раз заново играть одну и ту же пьесу, если можно сыграть только раз, записать на ролик и демонстрировать сколько угодно? Пойдем дальше. Зачем выдумывать Буратино, Карлсонов и делать вид, что веришь этой чепухе? Зачем изощряться в форме и отделке зданий, тратить время на барельефы и колонны, стоит ли изводить на них время и материал? Не лучше ли вместо этого сделать жилище просторнее и построить аттракционы-тренажеры?..
Машины заботятся о психологической совместимости и делают это отлично. Медицина может избавить человека от всяких комплексов и сделать его личность оптимальной для существующих условий, так зачем нужны психологические романы? Зачем любовные истории, где он любит и страдает из-за того, что она не может его понять, или наоборот? Зачем вообще художественная литература, если каждый похож на каждого? Не разумнее, не рациональнее ли писать статьи и рефераты, которые несут больше информации?
Нет, воображение - вещь полезная и нужная, если оно направлено на создание принципиально нового двигателя для звездолета, но если вы обратите его на то, чтобы высечь из скалы фигуру конного индейца, вас потянут на обследование и обязательно найдут какой-нибудь психический дефект.
А самое главное - кто разрешит вам использовать скалу таким образом?
Раньше, во времена тех древних книг, это было возможно, но время необратимо. Я все это понимал. Я любил придумывать рассказы с привидениями, рисовать сказки и лепить из пригодных для этого пластмасс когда-то обитавших на Земле животных. Я никому не говорил об этом, потому что знал о последствиях. Я рисовал и сжигал листы с рисунками, лепил и уничтожал скульптуры, придумывал рассказы и рассказывал их лишь одному себе. Но мне было больно, что созданное моим воображением гибнет, едва успев родиться. И я знал, какое будущее меня ждет.
Вот тогда я решил стать астронавтом, чтобы найти подходящую планету и быть на ней самим собой. И вот я здесь. Я обладаю свободой и волей, ограниченными только моими возможностями, и строю Дом с колоннами из розового базальта. Я делаю его таким, каким представляю. Он останется и будет существовать еще много веков после моей смерти, и тот, кто когда-нибудь окажется здесь, прочтет мое имя на фасаде. А что останется после тебя, ТОМ? (Я знаю, ты - психиатр, а всех психиатров зовут ТОМами, как всех астронавтов - МАКами, только у каждого свой индекс.) Ты придешь в негодность, и тебя заменят столь же стандартным; никто и не заметит замены.
Неужели у тебя ни разу не возникало желания делать то, к чему тебя влечет? Делать то, что можешь сделать лишь ты один? ТОМ?
Глаза МАКа сухо блестели, он сбивался, потому что ему было что сказать, но он отвык быть многословным.
ТОМ не сводил глаз с его лица и был ошеломлен этой ересью. Он готовился услышать что угодно, но только не то, что услышал в действительности. Он был потрясен сегодня дважды, а это было много даже для психиатра. ТОМ чувствовал, что слова МАКа спутали всю ясную систему его взглядов. Ему надо было снова придать стройность системе, иначе и речи не могло быть о воздействии на МАКа средствами психотерапии.
Он сказал, что подумает над услышанным, облачился в скафандр, простился и ушел.
На другой день вечером, когда МАК вырезал лучом лазера базальтовые плиты и отвозил их на антигравитационной площадке к Дому со статуями, в его телефонах прозвучал голос ТОМа.
- МАК... - словно ему было трудно говорить то, что собирался, сказал ТОМ. - Я думал над всем этим и еще над многим другим... В общем, МАК, я прошу взять меня в помощники. Да, это искренне, не сомневайся. - Он заторопился: - А с Центром я все улажу, я передам им, что погрузил тебя на корабль и мы стартовали, а чуть позже - что в реакторах двигателя начинается неуправляемая ЗЭТ-реакция - и все. Они будут считать, что мы оба погибли...
- Ладно, - не сразу ответил МАК, - я подумаю. Я подумаю... - после паузы повторил он.
Он посмотрел на солнце, незаметно сползшее с зенита к горизонту и окрасившее там небо зеленым закатом, и решил, что пора прекращать работу. Он улыбнулся от мысли, что вместе с ТОМом они смогут построить здесь целый город, город, в котором после их смерти останется жить ФАНТАЗИЯ.