Потиевский Виктор Александрович
Вепрь и боярышник
В. Потиевский
ВЕПРЬ И БОЯРЫШНИК
Он знал здесь каждую тропу, лощину, речку, рощу, бродил по падям и урочищам, рылся в земле, вслушивался и внюхивался в тайгу.
Летом было хорошо, сытно, тепло. Зимы он переживал с трудом, но все-таки переживал. Особенно трудной оказалась последняя зима. Она была седьмой в его жизни.
От бескормицы он заметно отощал и ослаб, но едва сошел снег, как открылись прошлогодние желуди, земля прогрелась, и стало легко и удобно раскапывать коренья, да и трава, молодая, ярко-зеленая, сразу проклюнулась. Клыкастый целыми днями рылся в почве, и силы быстро возвращались к нему.
С самого раннего возраста он жил один. Иногда - бывало это в разное время года - примыкал к табуну соплеменников, кормился вместе с ними, порой даже развлекался, толкаясь и бегая, но привычка снова возвращала его к одиночеству. И хотя дикие кабаны, все, которых он знал в округе, жили группами, объединившись в табуны - по пять, восемь, пятнадцать и даже более особей, Клыкастый жил один.
В те короткие периоды - неделю или две, - когда Клыкастый подсоединялся к сородичам, они с заметным почтением относились к нему. Даже секачи, что были постарше, уступали ему дорогу, - и самки, и самцы признавали его своим властелином. Да и он, будучи с ними, всегда оказывал покровительство и защищал табун. Потому что был очень крупным и сильным. И это видели и понимали все. Даже враги. Не раз Клыкастый отгонял волков от табуна, а самого его, когда он бродяжничал, серые вообще сторонились.
Однажды нос к носу встретился он с медведем. Но и этот могучий хозяин сибирской тайги не решился напасть на Клыкастого, понимая, что схватка с таким огромным секачом опасна даже ему.
Но был у Клыкастого серьезный враг, о котором кабан не забывал никогда, - охотник, все лето проводивший в лесной избушке вместе со своим злым и крикливым псом.
На зиму человек покидал таежное жилье, и Клыкастый оставался один на один со стужей и голодом. Но ему и этих двух противников хватало с лихвой, чтобы измотать до предела. Весенние дни для него были избавлением и благодатью.
В тайгу пришел август, теплый, богатый созревающими ягодами и лесными плодами. Дикие яблоки, желуди, орехи, всевозможные травяные коренья - в лесу было много пищи.
В жаркие дни Клыкастый отлеживался возле мокрых болот на мягких, пушистых и сырых мхах. Иногда купался в болотных лужах, - он умел находить такие скопления воды с твердым грунтом и безошибочно определял и обходил опасную трясину.
Этот памятный день начался не очень жарко, с утра заморосил дождь, тучи затянули все небо, и легкий ветер принес в тайгу прохладу и избавление от назойливого гнуса, злых кровососущих мух и комаров.
Клыкастый неторопливо двигался по узкой звериной тропе, обходя широкую топь. Влажный грунт, истоптанный кабанами и оленями, там, где тропа опускалась в низины, превратился в коричневую кашицу, и копыта секача звучно чавкали. Когда же тропа взбегала на бугорок, где земля, усыпанная хвоей, была сухой, ноги Клыкастого ступали мягко, и тогда он шел совершенно беззвучно.
Но вот он остановился, настороженно приподняв и повернув крупную голову. Его чувствительный пятачок чуть подрагивал, обросшие густой шерстью уши замерли, и короткий хвост, вытянувшись назад и немного вверх, застыл неподвижно.
Невдалеке лаяла собака. Клыкастый сразу узнал голос пса. Уже не раз ему приходилось удирать от этой привязчивой лайки, которая вела за собой по следу Клыкастого его давнего врага - охотника.
Клыкастый бежал, ломая кусты, торопливо ударяя копытами в землю. Она то гудела от этих ударов, то, шурша, выбрасывалась из-под ног кабана серыми или черными комьями или обрывками зеленого мха.
Он не просто убегал куда глаза глядят. Нет. У него было свое достаточно надежное убежище, пожалуй, недоступное его преследователю человеку.
Кабан чувствовал, что собака и охотник ищут его, и он спешил, торопился туда, в густые, непроходимые заросли дикого боярышника.
Увлеченное повизгивание пса, идущего по горячему следу зверя, звучало уже почти рядом, когда Клыкастый достиг своего убежища. Он все-таки успел.
Ползком пролез под широко разросшимися, густо переплетенными колючими ветвями и, пробравшись через широкую полосу жесткой, ощетинившейся длинными шипами преграды, оказался на открытой поляне, плотно окруженной зарослями боярышника. Уже не первый раз Клыкастый скрывался здесь, и всегда охотник посылал к нему только собаку, пытаясь и надеясь выгнать зверя из-под защиты колючек на открытое, доступное охотнику место, на выстрел.
Человек тоже помнил этого кабана. Его раздражало, что зверь уже трижды еще в прошлом году уходил от него, прячась в колючих зарослях. Пролезть туда самому было нельзя. То есть продраться ползком вообще-то можно было, но секач вполне мот встретить его своими страшными клыками при выходе из-под зарослей и, пожалуй, не дал бы и выстрелить. А рисковать собственной жизнью, пусть даже из-за самой желанной добычи, охотнику не хотелось. И он снова послал собаку. Его опытный и смелый охотничий пес, как ни странно, боялся кабана. И дело было вовсе не в размерах зверя, хотя, конечно, кабан был огромен - не менее трех центнеров весом... Обычно упорный, вязкий, отчаянный кобель, он умел остановить лося, даже медведя не боялся и хватал зубами за зад, успевая вовремя отскочить. Охотник слышал, как в прошлый раз в его злобном лае отчетливо звучали нотки страха. Человек не мог видеть того, что происходило за стеной зарослей, но по звуку и интонациям лая догадывался, что секач не стоит на месте и тем более не пятится от собаки. Судя по всему, он все время нападал, нещадно гоняя пса, угрожая ему своими острыми и кривыми клыками.
Вот и сейчас снова был слышен злой лай с четким оттенком визгливости. Да и шел пес на этого секача неохотно, без обычного неудержимого злобного азарта, человек еще прежде заметил это.
Он окликнул собаку, и через минуту пес уже явился к нему, тяжело дыша, разбрызгивая изо рта тягучую пенистую слюну усталости. Кобель не рвался обратно к зверю, как это всегда бывало на охоте, казалось, что он втайне даже рад был прервать эту охоту и явиться по вызову хозяина. Кабана слышно не было, но он, конечно, оставался там.
Человек ласково потрепал собаку по голове, чтобы успокоить ее. "Да хрен с ним, с этим секачом! Не первый он у меня и не последний. Пусть живет, раз уж такой умник, черт бы его побрал... А то еще пса моего задерет..." - подумал охотник и пошел в сторону своей лесной избушки, решив больше вообще не трогать этого одинокого самца.
После ухода охотника Клыкастый почти полдня отдыхал. Забрался на мшистую мягкую кочку на краю болота и спал на ней, удобно улегшись на животе. Усталость сморила его. И не физическая, нет. Он был готов бегать целый день. Просто сегодня сильно перенервничал. Остервенело гоняясь за собакой, он все время помнил, что за колючей стеной боярышника его ждет смерть - охотник с оружием.
Кабан встал с лежки под вечер, побродил немного, разминая мышцы и конечности. Потом долго собирал желуди в дубняке, рылся в почве, извлекая травяные коренья, - так и прошел весь день. В сумерках опять забрался в свой любимый и надежный боярышник и завалился спать - теперь уже до утра...
Прошел почти месяц. Охотник за делами и не вспоминал об этом кабане, но обстоятельства сложились так, что человек снова встретился с ним, только на этот раз вовсе не в боярышнике.
Тихий и ясный осенний день подходил к концу. Охотник сидел в домике, топил печь и готовил ужин после долгого дня ходьбы по тайге. Он не столько охотился в лесу, сколько собирал, заготавливал целебные травы. Только вот кабанов стрелял на мясо, да и - уже осенью - птицу.
Внезапно у крыльца заливисто и злобно залаял пес. Лай был громким, остервенелым, будто кто-то страшный пришел сюда по его собачью душу...
Человек вмиг схватил ружье и выскочил за дверь. То, что он увидел, было сверх всяких ожиданий. У самого крыльца, метрах в трех от ступенек, стоял старый его знакомый секач. Он был действительно огромен. Прежде охотник видел его издалека, а теперь он стоял рядом, и его вид производил внушительное впечатление. Густой и длинный волос на холке был очень темным, хотя уже светлые пятна седины тронули щетину. Белые длинные клыки угрожающе торчали вверх-вперед. Зверь молча стоял и смотрел на человека, никакого внимания не обращая на собаку, которая буквально бесновалась, захлебываясь от лая, но соблюдая безопасную для себя дистанцию.
Охотник очень удивился и озадачился. В любом другом случае он бы, не раздумывая, застрелил зверя. Но кабан пришел сюда сам. Зачем?.. Для чего пришел? Непонятно. А убить зверя, который сам пришел к человеку, это уже не охота. Это злодейство!.. Зачем же он пришел?..
Охотник резко прикрикнул на пса и загнал его в дом. И в этот момент вепрь, молчаливо и неподвижно стоявший, вдруг так же молча повалился на левый бок... Человек быстро, однако осторожно подошел к нему.
Кабан был жив, но дышал тяжело, часто, болезненно. Едва взглянув на него, охотник заметил неестественное вздутие, похожее на нарыв, на боку, чуть сзади правой передней ноги, почти под мышкой. Он осмотрел и ощупал больное место. Глубоко в тело зверя вошла длинная - не меньше трех сантиметров - колючка от его любимого боярышника. Видимо, когда он пытался ее вытащить и терся о стволы деревьев боком, то загнал этот шип так глубоко, что и теперь его сразу не выдернешь...
Человек взрезал гнойник, извлек колючку, вычистил рану, промыл раствором марганцовки. Все это время кабан глухо стонал, тяжело дыша раскрытым ртом. Охотник кинул зверю под бок охапку сена, и тот здесь же и пролежал два дня и две ночи и только пил воду, которую ему подавали в миске. Сначала пил, приподнимая голову, потом, на вторые сутки, уже вставал и, выпив воду, снова здесь же ложился.
На третий день утром Клыкастый уже лежал на животе, а не на боку и дышал ровно, без натуги. Ему стало легче. Он внимательно наблюдал за человеком, но спокойно позволил ему снова осмотреть и промыть рану. Видимо, на роду у него было написано, чтобы его спас человек, который хотел убить его, а надежный спаситель и защитник кабана - боярышник чуть его не погубил.
Охотник положил на землю возле зверя несколько картошин и кусок хлеба, и секач почти сразу же все съел. Ушел он в тот же день к вечеру. Рана уже затягивалась и подсыхала.
Человек долго смотрел вслед кабану, и даже пес, уже не гавкая, провожал Клыкастого взглядом...
Спустя неделю, как-то вечером возвратившись из тайги, охотник был снова удивлен. Его знакомый, клыкастый и гривастый огромный вепрь, снова стоял у крыльца. Он с приветливым любопытством смотрел на своего исцелителя, дружелюбно переступал ногами и, видимо, ожидал гостинца что-нибудь вроде картошки или хлеба. Он уже считал человека своим другом.
ВЕПРЬ И БОЯРЫШНИК
Он знал здесь каждую тропу, лощину, речку, рощу, бродил по падям и урочищам, рылся в земле, вслушивался и внюхивался в тайгу.
Летом было хорошо, сытно, тепло. Зимы он переживал с трудом, но все-таки переживал. Особенно трудной оказалась последняя зима. Она была седьмой в его жизни.
От бескормицы он заметно отощал и ослаб, но едва сошел снег, как открылись прошлогодние желуди, земля прогрелась, и стало легко и удобно раскапывать коренья, да и трава, молодая, ярко-зеленая, сразу проклюнулась. Клыкастый целыми днями рылся в почве, и силы быстро возвращались к нему.
С самого раннего возраста он жил один. Иногда - бывало это в разное время года - примыкал к табуну соплеменников, кормился вместе с ними, порой даже развлекался, толкаясь и бегая, но привычка снова возвращала его к одиночеству. И хотя дикие кабаны, все, которых он знал в округе, жили группами, объединившись в табуны - по пять, восемь, пятнадцать и даже более особей, Клыкастый жил один.
В те короткие периоды - неделю или две, - когда Клыкастый подсоединялся к сородичам, они с заметным почтением относились к нему. Даже секачи, что были постарше, уступали ему дорогу, - и самки, и самцы признавали его своим властелином. Да и он, будучи с ними, всегда оказывал покровительство и защищал табун. Потому что был очень крупным и сильным. И это видели и понимали все. Даже враги. Не раз Клыкастый отгонял волков от табуна, а самого его, когда он бродяжничал, серые вообще сторонились.
Однажды нос к носу встретился он с медведем. Но и этот могучий хозяин сибирской тайги не решился напасть на Клыкастого, понимая, что схватка с таким огромным секачом опасна даже ему.
Но был у Клыкастого серьезный враг, о котором кабан не забывал никогда, - охотник, все лето проводивший в лесной избушке вместе со своим злым и крикливым псом.
На зиму человек покидал таежное жилье, и Клыкастый оставался один на один со стужей и голодом. Но ему и этих двух противников хватало с лихвой, чтобы измотать до предела. Весенние дни для него были избавлением и благодатью.
В тайгу пришел август, теплый, богатый созревающими ягодами и лесными плодами. Дикие яблоки, желуди, орехи, всевозможные травяные коренья - в лесу было много пищи.
В жаркие дни Клыкастый отлеживался возле мокрых болот на мягких, пушистых и сырых мхах. Иногда купался в болотных лужах, - он умел находить такие скопления воды с твердым грунтом и безошибочно определял и обходил опасную трясину.
Этот памятный день начался не очень жарко, с утра заморосил дождь, тучи затянули все небо, и легкий ветер принес в тайгу прохладу и избавление от назойливого гнуса, злых кровососущих мух и комаров.
Клыкастый неторопливо двигался по узкой звериной тропе, обходя широкую топь. Влажный грунт, истоптанный кабанами и оленями, там, где тропа опускалась в низины, превратился в коричневую кашицу, и копыта секача звучно чавкали. Когда же тропа взбегала на бугорок, где земля, усыпанная хвоей, была сухой, ноги Клыкастого ступали мягко, и тогда он шел совершенно беззвучно.
Но вот он остановился, настороженно приподняв и повернув крупную голову. Его чувствительный пятачок чуть подрагивал, обросшие густой шерстью уши замерли, и короткий хвост, вытянувшись назад и немного вверх, застыл неподвижно.
Невдалеке лаяла собака. Клыкастый сразу узнал голос пса. Уже не раз ему приходилось удирать от этой привязчивой лайки, которая вела за собой по следу Клыкастого его давнего врага - охотника.
Клыкастый бежал, ломая кусты, торопливо ударяя копытами в землю. Она то гудела от этих ударов, то, шурша, выбрасывалась из-под ног кабана серыми или черными комьями или обрывками зеленого мха.
Он не просто убегал куда глаза глядят. Нет. У него было свое достаточно надежное убежище, пожалуй, недоступное его преследователю человеку.
Кабан чувствовал, что собака и охотник ищут его, и он спешил, торопился туда, в густые, непроходимые заросли дикого боярышника.
Увлеченное повизгивание пса, идущего по горячему следу зверя, звучало уже почти рядом, когда Клыкастый достиг своего убежища. Он все-таки успел.
Ползком пролез под широко разросшимися, густо переплетенными колючими ветвями и, пробравшись через широкую полосу жесткой, ощетинившейся длинными шипами преграды, оказался на открытой поляне, плотно окруженной зарослями боярышника. Уже не первый раз Клыкастый скрывался здесь, и всегда охотник посылал к нему только собаку, пытаясь и надеясь выгнать зверя из-под защиты колючек на открытое, доступное охотнику место, на выстрел.
Человек тоже помнил этого кабана. Его раздражало, что зверь уже трижды еще в прошлом году уходил от него, прячась в колючих зарослях. Пролезть туда самому было нельзя. То есть продраться ползком вообще-то можно было, но секач вполне мот встретить его своими страшными клыками при выходе из-под зарослей и, пожалуй, не дал бы и выстрелить. А рисковать собственной жизнью, пусть даже из-за самой желанной добычи, охотнику не хотелось. И он снова послал собаку. Его опытный и смелый охотничий пес, как ни странно, боялся кабана. И дело было вовсе не в размерах зверя, хотя, конечно, кабан был огромен - не менее трех центнеров весом... Обычно упорный, вязкий, отчаянный кобель, он умел остановить лося, даже медведя не боялся и хватал зубами за зад, успевая вовремя отскочить. Охотник слышал, как в прошлый раз в его злобном лае отчетливо звучали нотки страха. Человек не мог видеть того, что происходило за стеной зарослей, но по звуку и интонациям лая догадывался, что секач не стоит на месте и тем более не пятится от собаки. Судя по всему, он все время нападал, нещадно гоняя пса, угрожая ему своими острыми и кривыми клыками.
Вот и сейчас снова был слышен злой лай с четким оттенком визгливости. Да и шел пес на этого секача неохотно, без обычного неудержимого злобного азарта, человек еще прежде заметил это.
Он окликнул собаку, и через минуту пес уже явился к нему, тяжело дыша, разбрызгивая изо рта тягучую пенистую слюну усталости. Кобель не рвался обратно к зверю, как это всегда бывало на охоте, казалось, что он втайне даже рад был прервать эту охоту и явиться по вызову хозяина. Кабана слышно не было, но он, конечно, оставался там.
Человек ласково потрепал собаку по голове, чтобы успокоить ее. "Да хрен с ним, с этим секачом! Не первый он у меня и не последний. Пусть живет, раз уж такой умник, черт бы его побрал... А то еще пса моего задерет..." - подумал охотник и пошел в сторону своей лесной избушки, решив больше вообще не трогать этого одинокого самца.
После ухода охотника Клыкастый почти полдня отдыхал. Забрался на мшистую мягкую кочку на краю болота и спал на ней, удобно улегшись на животе. Усталость сморила его. И не физическая, нет. Он был готов бегать целый день. Просто сегодня сильно перенервничал. Остервенело гоняясь за собакой, он все время помнил, что за колючей стеной боярышника его ждет смерть - охотник с оружием.
Кабан встал с лежки под вечер, побродил немного, разминая мышцы и конечности. Потом долго собирал желуди в дубняке, рылся в почве, извлекая травяные коренья, - так и прошел весь день. В сумерках опять забрался в свой любимый и надежный боярышник и завалился спать - теперь уже до утра...
Прошел почти месяц. Охотник за делами и не вспоминал об этом кабане, но обстоятельства сложились так, что человек снова встретился с ним, только на этот раз вовсе не в боярышнике.
Тихий и ясный осенний день подходил к концу. Охотник сидел в домике, топил печь и готовил ужин после долгого дня ходьбы по тайге. Он не столько охотился в лесу, сколько собирал, заготавливал целебные травы. Только вот кабанов стрелял на мясо, да и - уже осенью - птицу.
Внезапно у крыльца заливисто и злобно залаял пес. Лай был громким, остервенелым, будто кто-то страшный пришел сюда по его собачью душу...
Человек вмиг схватил ружье и выскочил за дверь. То, что он увидел, было сверх всяких ожиданий. У самого крыльца, метрах в трех от ступенек, стоял старый его знакомый секач. Он был действительно огромен. Прежде охотник видел его издалека, а теперь он стоял рядом, и его вид производил внушительное впечатление. Густой и длинный волос на холке был очень темным, хотя уже светлые пятна седины тронули щетину. Белые длинные клыки угрожающе торчали вверх-вперед. Зверь молча стоял и смотрел на человека, никакого внимания не обращая на собаку, которая буквально бесновалась, захлебываясь от лая, но соблюдая безопасную для себя дистанцию.
Охотник очень удивился и озадачился. В любом другом случае он бы, не раздумывая, застрелил зверя. Но кабан пришел сюда сам. Зачем?.. Для чего пришел? Непонятно. А убить зверя, который сам пришел к человеку, это уже не охота. Это злодейство!.. Зачем же он пришел?..
Охотник резко прикрикнул на пса и загнал его в дом. И в этот момент вепрь, молчаливо и неподвижно стоявший, вдруг так же молча повалился на левый бок... Человек быстро, однако осторожно подошел к нему.
Кабан был жив, но дышал тяжело, часто, болезненно. Едва взглянув на него, охотник заметил неестественное вздутие, похожее на нарыв, на боку, чуть сзади правой передней ноги, почти под мышкой. Он осмотрел и ощупал больное место. Глубоко в тело зверя вошла длинная - не меньше трех сантиметров - колючка от его любимого боярышника. Видимо, когда он пытался ее вытащить и терся о стволы деревьев боком, то загнал этот шип так глубоко, что и теперь его сразу не выдернешь...
Человек взрезал гнойник, извлек колючку, вычистил рану, промыл раствором марганцовки. Все это время кабан глухо стонал, тяжело дыша раскрытым ртом. Охотник кинул зверю под бок охапку сена, и тот здесь же и пролежал два дня и две ночи и только пил воду, которую ему подавали в миске. Сначала пил, приподнимая голову, потом, на вторые сутки, уже вставал и, выпив воду, снова здесь же ложился.
На третий день утром Клыкастый уже лежал на животе, а не на боку и дышал ровно, без натуги. Ему стало легче. Он внимательно наблюдал за человеком, но спокойно позволил ему снова осмотреть и промыть рану. Видимо, на роду у него было написано, чтобы его спас человек, который хотел убить его, а надежный спаситель и защитник кабана - боярышник чуть его не погубил.
Охотник положил на землю возле зверя несколько картошин и кусок хлеба, и секач почти сразу же все съел. Ушел он в тот же день к вечеру. Рана уже затягивалась и подсыхала.
Человек долго смотрел вслед кабану, и даже пес, уже не гавкая, провожал Клыкастого взглядом...
Спустя неделю, как-то вечером возвратившись из тайги, охотник был снова удивлен. Его знакомый, клыкастый и гривастый огромный вепрь, снова стоял у крыльца. Он с приветливым любопытством смотрел на своего исцелителя, дружелюбно переступал ногами и, видимо, ожидал гостинца что-нибудь вроде картошки или хлеба. Он уже считал человека своим другом.