Наталья Резанова

Спящая

Все выглядело именно так, как рассказывали легенды. Хотя обычно легенды лгут похлеще очевидцев. Принц даже хмыкнул бы, не будь это столь вульгарно. Как подобает благородному человеку, он нередко предавался радостям охоты, и зрелище темной лесной чащи вряд ли могло его удивить, А тем более – напугать. Но такого высокого и густого терновника он не видывал никогда.

– Эк, как оно заросло все! – воскликнул оруженосец. Ему по статусу дозволялось проявлять непосредственность. – Верхами ни за что не проехать.

Принц неохотно спешился и приблизился к кромке леса. Достал охотничий нож, ударил по сплетению колючих ветвей и с проклятиями отдернул руку.

– Нет, без топора никак не управиться. Хорошо, что догадались его прихватить. Так что, Жан, доставай топор и приступай к делу.

Жан, подавив тяжкий вздох, последовал приказу. Собственно, идея прихватить в рыцарский поиск такое неблагородное оружие, как топор лесоруба, как раз ему и принадлежала. Принц Дезире изрядно посмеялся над этим советом, а потом согласился. Никто другой из свиты принца до этого бы не додумался, но Жан был сыном лесничего, и хотя покинул отчий дом еще в малолетстве, кое-что из прошлой жизни еще помнил. И теперь, не прекословя – он вообще был не из тех, кто прекословит господам, взялся за длинную рукоять топора, примерился, и начал рубить кусты.

Принц Дезире следил с удовольствием, как преграда, каковую считали непроходимой, трещит и рушится с каждым ударом топора. Он понимал, конечно, что на приближение к заветной цели уйдут не часы – дни. Будем надеяться – оно того стоит. Что до прочего, так Жан по приказу господина основательно опустошил дворцовую кухню, так что в ближайшие дни голодная смерть им не грозит. А если припасы кончатся – не может быть, чтоб в Мрачнолесье не водилось какой-нибудь дичи.

К ночи, когда Жан выбился из сил, да и орудовать топором стало несподручно, принц разрешил сделать привал. Ему было не впервой ночевать в лесу, а Жану тем более.. Оруженосец развел костер, а просека, вырубленная им, оказалась достаточно широка, чтобы провести коней и привязать поблизости от места ночлега.

– Мы хорошо углубились внутрь, – сказал принц, покончив с фазаном в имбирном соусе, в то время, как Жан еще расправлялся с холодным пирогом. – А говорили – нельзя пройти. Просто не ходил никто. Не пытался. Пивохлебы, они и есть пивохлебы, вместо крови пиво булькает.

Тут принц Дезире был не совсем точен – и не только в том, что касалось анатомии жителей сопредельной державы. Мрачнолесье и впрямь некогда этой державе принадлежало, потом оставалось спорной территорией, но еще прадед принца присоединил его к своим владениям.

Жан благоразумно промолчал. Он и вообще был благоразумен, и понимал, что есть вещи, о которых не говорят даже самым добрым господам. Особенно если ты родился по ту сторону границы, где подданных принца Дезире презрительно именуют «жабоедами».

К тому же его что-то тревожило. Нечто, относящееся не к словам принца, а к самому лесу. Но он не мог понять, что, поскольку обычно все знания, связанные с лесом, а значит, напоминающие о прошлой жизни, стремился отогнать подальше.

На другой день, когда Жан снова принялся за топор, предварительно наточив его, земля под ногами путников резко пошла под уклон. Принц выругался, помянув священный синий цвет королевского стяга во всех склонениях, а заодно тех рассказчиков, что позабыли вставить овраг в список препятствий.

– Больше похоже на ров, – сказал Жан. – Только широкий очень.

– Думай, что говоришь! Откуда здесь может взяться ров? Хотя… наверное, и впрямь ров. Если в глубине леса есть замок… так раньше вокруг замков делали рвы! Теперь это вчерашний день фортификации, но то было раньше! А за сто лет вода высохла…

– Сдается мне, прошло гораздо более ста лет… – Жан оглядывался по сторонам. – И вроде бы слышал я, такой терновник вырастает на месте пожарищ. Да. Я еще вчера про то хотел сказать.

– А нам что до этого? Если здесь когда-то и полыхало, так с тех пор все колючкой поросло.. – Принц порадовался собственной остроте. – А если это замковый ров, то мы продвигаемся в верном направлении.

Жан поплевал на ладони (Дезире поморщился) и снова взялся за топор.

На исходе третьего дня у них закончилась еда, хотя вино в плетеной бутыли, притороченной к седлу жанова коня, еще оставалось. А утром четвертого дня внезапно кончился лес. Принц и его оруженосец стояли у подножия пологого холма.

Но зрелище, представшее их глазам заставило принца не только заново просклонять священный синий цвет, но и впасть в совершеннейшее богохульство. Ибо здание, украшавшее вершину холма, нисколько собою не напоминало дворец. Или хотя бы замок. Когда-то это был сруб из добротных дубовых бревен, крытый дранкой. Но сейчас он покосился от ветхости, грозя рассыпаться по бревнышку, а крыша просела.

– … пивохлебы! – рычал принц Дезире. – Дворец, значит, мраморный. Роскошные палаты! Сотни слуг, уснувших в переходах, и стражники, спящие на стенах, и на троне спящие король с королевой! А в спальне… Да кто может спать в такой халупе? Какая-нибудь коровница?

И он снова принялся поминать всех святых. Жан смиренно молчал. Богохульство, как и охота, было привилегией знати.

Наконец принц устал браниться и потому несколько успокоился.

– Надо же так все переврать! Но не зря же я сюда пробивался. Пойдем, посмотрим, что там внутри. Или кто.

Жан послушно последовал за господином. Хотя насчет того, кто сюда пробивался у него имелось собственное мнение, он как всегда, оставил его при себе. Не таков был Жан, чтоб спорить с господином. Особенно с устатка.

Оставив коней у подножия холма, они поднялись к покосившейся избе. Вблизи обнаружилось, что окон в доме нет, зато есть дверь с проржавевшими намертво скобами, запертая на столь же проржавевший замок. Дезире повелительно кивнул, и Жан снова занес топор. Хватило одного удара, чтобы замок упал на землю. А вот для того, чтобы распахнуть дверь, Жану при всей его силе пришлось садануть несколько раз. Затем Дезире решительно отстранил Жана от входа. Какие бы ужасы не таились в древней избушке, принцу подобало встретить их первым. Обнажив шпагу, он шагнул внутрь. Для этого ему пришлось нагнуться. Жану – тоже, при том, что он был пониже ростом.

Жан был уверен, что независимо от ужасов, их ожидают завесы паутины и вековой слой пыли. Но странно – ничего этого не было. А также запаха сырости и тлена, какой всегда стоит в нежилом доме. Хотя – почему же нежилом? Солнце, ворвавшееся сквозь открытый дверной проем, высветило фугуру человека, лежавшего на лавке.

Это был воин в вооружении, давно позабытом по обе стороны границы. Вместо покрывала он был укрыт прямоугольным деревянным щитом, из-под которого виднелись ноги в чем-то наподобие кожаных лаптей. Руки, сложенные поверх щита, были в кольчужных рукавицах. На голове красовался круглый шлем без забрала, увенчанный турьими рогами.

– Ну вот, – саркастически произнес принц, – что с пивохлебов взять? Назвать избу дворцом – это я еще могу понять. Но спутать этого с принцессой?

Он подошел поближе к распростертому на лавке телу. Нагнулся, всмотрелся. Что-то изменилось в его лице.

– Ну-ка, выйди, – отрывисто приказал он.

Жан послушно поплелся к выходу.

– И дверь закрой! – донеслось до него. – И не входи, пока я не велю.

Жан выполнил и этот приказ.

Притворив за собой дверь, он уселся на землю, привалился к прогретым солнцем бревнам. Ему хотелось спать. Но вместо того, чтобы уснуть, он старался вспомнить то, что ускользало от него в предшествующие дни и ночи… историю, которую он некогда слышал от своего отца, а тот – от своего отца, а тот – от своего.

Историю, которую он старался забыть, как и все, что было в те времена, когда его звали Йоханом, а отец его служил королевским лесничим… до того дня, когда его призвала к себе королева и приказала отвести в лес ее падчерицу и там убить. Потом отца повесили. Люди говорили – пожалел, отпустил. А Йохан бежал из разоренного дома, но успел накрепко усвоить – вот что бывает, когда не выполняешь приказов.

Однако история была совсем, совсем про другое…

Раздался страшный грохот. Казалось, будто изба ходит ходуном, а крыша готова окончательно провалиться внутрь. Жан вскочил на ноги, подняв с земли топор – и замер в нерешительности. Господин Дезире запретил ему входить без приказа. Некоторое время он топтался на месте, прислушиваясь к треску, звону и хрипению, которые слышались изнутри. Затем дверь снова распахнулась.

На пороге стояла коренастая женщина в ржавой кольчуге. Ее желтые сальные волосы падали до пояса. В руке она сжимала принцеву шпагу.

Устремив на Жана злые голубые глаза, она разразилась длинной фразой. Некоторые слова в ней напоминали родной язык Жана, но большинство были совсем непонятны. Вроде бы тот язык – и все же совсем другой. Или все-таки тот? Одно было ясно – женщина гневается. При каждом движении с ее кольчуги сыпались кольца, а ветхая рубаха разъезжалась, и это заставляло ее яриться все больше. Перехватив шпагу, она сломала ее об колено, и направилась к Жану. Прежде, чем он успел сообразить, что она хочет сделать, женщина вырвала у него из рук топор и взмахнула им. Жан отшатнулся, однако, видимо, у женщины не было враждебных намерений. Взвесив топор в руке, она довольно ухмыльнулась и поспешила обратно в избу.

Вернулась она оттуда с охапкой одежды, в которой Жан с ужасом узнал батистовую рубашку, бархатные кюлоты и камзол, а также сапоги из тонкой юфти, принадлежавшие принцу. Швырнув все это на траву, она без стеснения стащила с себя собственные обноски и принялась переодеваться, безжалостно разрывая то, что не подходило по размеру. Закончив с этой процедурой, она нахлобучила на голову свой дурацкий рогатый шлем и хозяйской походкой, положив на плечо топор, направилась к лошадям. Кровный конь принца шарахнулся от нее – он не признавал никого, кроме хозяина. Женщина расхохоталась и ухватила повод. Жеребец рванулся, пытаясь встать на дыбы, но не сумел.

Пользуясь тем, что внимание желтоволосой отвлечено, Жан подкрался к двери и заглянул внутрь. Ненадолго. Но и одного взгляда на принца, свисающего с балки на собственной портупее, было достаточно, чтобы все вспомнить. И все понять.

Желтоволосая взгромоздилась в седло, саданув бедного коня кулаком между ушами. Пристально глянула в небо, как будто ожидала там нечто увидеть. Но не увидела. Вытерла нос рукавом, тряхнула сальными космами, свисающими из-под рогатого шлема, и гаркнула:

– Comm, thrael!

– Да, фрекен Брюнхильд, – послушно отозвался Йохан.