Мануэль Ривас
Один где-то там
Ему казалось, что он не проснулся, а вышел из уютной, как дрема, теплой ванны. Ma стояла тут же, в ногах кровати, и терзала его сомнамбулическим собачьим взглядом.
– Господи! Ну куда он запропастился?
Они ждали его с четырех утра, кружа вокруг телефона, и нервная струна была натянута через весь коридор – до дверного запора.
– Надо было позвонить раньше! – причитала она. – Скорей всего, он у Рики. Или у Мини. Ну конечно, у Мини. Он ведь говорил, что родители Мини разрешают им репетировать хоть всю ночь до утра. У них сдвоенная квартира.
– Даже если квартира и на самом деле очень большая, не думаю, чтобы им позволяли шуметь ночью. Нашим дорогим ангелочкам! Ведь детки-то, надо полагать, не колыбельные песни поют!
Она скрестила руки на груди и поискала взглядом некую точку на матовой стене ночи.
– Об этом я и хотела с тобой поговорить, Па. Мне кажется… Мне кажется, мы должны что-то сделать, как-то иначе себя вести, чтобы ему больше нравилось бывать дома.
– Больше нравилось бывать дома? Ты это о чем? Весь дом в его распоряжении! На днях возвращаюсь и застаю здесь всю компанию: четыре охламона едят пиццу и смотрят видео – фильм про крутых парней, которые электропилой отпиливают друг другу ноги и руки. А почему бы, собственно, им не смотреть и порно? Я, черт возьми, был бы просто счастлив!…
– Они такие… Надо постараться их понять.
– Понять? А знаешь, что я ему сказал? Слушай, выкиньте вы эту кассету. Последний фильм Уолта Диснея – это то, что нужно, это класс! Вот что я ему сказал. Как, а?
– Да, остроумно, только он потом жаловался: дальше, дескать, ехать некуда, ты вечно издеваешься над ним в присутствии друзей.
– А что, скажи на милость, я должен был сделать? Ну говори, говори! Врезать ему по уху – вот что я должен был сделать. Врезать – и как следует!
– Успокойся, Па!
– Потому что мой отец однажды действительно врезал мне, когда я ругнулся при нем – всего-то навсего сказал: «Иди в задницу!» А я уже был подростком, а не маленьким мальчиком… Он дал мне такую затрещину, что я едва устоял на ногах. И должен тебе признаться, что я всю жизнь буду ему за это благодарен. Старик отлично прочистил мне мозги.
– Сын никогда не посылал тебя в задницу.
– Не посылал. Что правда, то правда. Он просто сказал: «Засохни!» А чтобы в задницу – нет, не посылал…
Было четыре часа утра, и в такую рань они не решались позвонить родителям Рики или Мини. Ведь это все равно что войти в чужой дом без спросу и в грязных ботинках. Он попытался уговорить ее прилечь и немного поспать. Так было бы лучше.
– Да все с ним в порядке, сама убедишься. Скоро вернется. Или спит у кого-нибудь из друзей. А тебе нужно отдохнуть, пойди приляг.
– Ты сам ложись. Тебе ведь завтра целый день сидеть за рулем. Хочешь травяной настойки?
Теперь было уже семь, а она даже не вздремнула, и под глазами у нее залегли темные круги, как у гардеробщицы в ночном клубе.
Всем видом своим она безмолвно молила мужа что-нибудь предпринять, прежде чем он оставит ее в доме одну и коридор превратится для нее в воронку.
– Слишком рано. Успокойся. Подождем еще полчаса и тогда позвоним.
Он оделся и побрился. Сильнее обычного намочил голову и зачесал волосы назад, потом пригладил руками. Выпил черный кофе и почувствовал, как в голове у него кофе вступил в поединок с травяной настойкой – встреча торопливого путника с бродягой, который плетется по обочине нога за ногу. Именно торопливый путник вдруг вскочил и кинулся к телефону, а следом за ним поспешила измученная ожиданием жена.
– Простите, ради бога, что я звоню вам в такой час. Это Армандо. Отец Миро. Я хотел только спросить… спросить, он случайно не у вас?
– …
– Нет? Извините, еще раз прошу прощения!
– …
– Нет-нет, ничего такого не случилось. Мы подумали, а вдруг…
– …
– Конечно, конечно. Скорей всего, он там. Спасибо, и еще раз простите…
– Его там нет, – сказал он. И набрал следующий номер, номер родителей Мини. К телефону никто не подходил, и он набрал те же цифры во второй раз.
– Не отвечают. Видно, для них еще слишком рано.
Он взял жену за плечи и поцеловал. Она показалась ему такой же невесомой, как ее ночная рубашка.
– Позвони сама через полчаса. А мне пора. Я и так здорово опаздываю. Ну, успокойся, успокойся… И улыбнись. Веселей!… Хватит, хватит. Так-то лучше! Я тебе буду звонить, договорились?
Прежде чем уйти, он заглянул в комнату сына. На подушке лежал тряпичный арлекин с фарфоровой головой. Раньше ему эта деталь – детская игрушка – казалась забавной, но теперь он скривил рот. А выражение кукольного лица пробудило в нем тревогу. Мучительная и печальная улыбка. На стене, на самом видном месте, висел большой постер с портретом Стивена Тейлора, лидера «Аэросмита». Глядя на Тейлора, он прошептал: «Так что же все-таки происходит, парень?» Рот у того был куда больше, чем у Мики Джаггера. Длинные взлохмаченные волосы. Голая грудь, на шее веревочка с двумя клыками. Узкие обтягивающие штаны – как будто из леопардовой шкуры, – такие узкие, что все оснащение нагло выставлено наружу. На самом деле, подумал он, этот тип – воплощение наглости. В первый раз он задумался: а не специально ли для него повешен здесь портрет музыканта? Они ведь почти ровесники. Или нет? Стивен Тейлор, пожалуй, даже постарше. Когда Миро сообщил ему об этом, он просто остолбенел.
Он заехал на склад и запасся товаром. Нагрузил пять чемоданов. Двинулся в путь. Проехав немного, увидел вывеску. Он всегда прислушивался к голосу своего инстинкта. Надо взять еще один чемодан с «Superbreasts». Оттуда он хотел было позвонить домой, но передумал. Если от Миро по-прежнему нет никаких вестей, он только сильнее разволнуется. День будет испорчен, а дел сегодня невпроворот. Он подумал о конкурентах. Знал бы этот балбес, его сынок, что такое жизнь…
Он ехал навстречу основному потоку машин. Они длинной вереницей тянулись по противоположной полосе в сторону города, тыкались носами, будто нетерпеливое стадо. Он притормозил у заправочной «Бенс», прежде чем повернуть на автостраду Карбальо. Пока ему наполняли бак, разглядывал стойку с кассетами, выставленную тут же, чтобы автомобилисты могли, не теряя времени, что-нибудь купить. Обычный набор – выцветшие коробки. Мексиканские корридос Хавьера Солиса. Антонио Молина. Карлос Гардель. «Зеленые шуточки». «Лос Чунгитос». «Фуксен ос вентос». Ана Белен и Виктор Мануэль. Хулио Иглесиас. Оркестр Компостелы. А в самом центре – проклятое совпадение, словно подстроенное ловким киносценаристом, – кассета, украшенная изображением коровы с татуировкой на задней ноге «Аэросмит» – и металлическое кольцо, продетое в вымя. «Get a trip».
– Я возьму вот это, – сказал он, указывая на кассету.
Сегодня ему предстояло проехать по всему побережью, до Риверы. Надо точно рассчитать время, и в каждом магазинчике пробыть ровно столько, сколько требуется, ни минутой больше. В Карбальо он затормозил у корсетной лавки «Люси». Хозяйка рылась в товаре и не сразу ответила на его «Добрый день». Спокойно, подумал он, старуха только что поднялась с постели, к тому же она и всегда была стервой.
– Вы прекрасно выглядите, сеньора.
– Не дурите мне голову… Оставьте ваши любезности… В такую рань…
– Кто рано встает, тому Бог подает.
– Бог? Да, подаст Он, держи карман шире! Дождешься от Него! Все летит в тартарары. Просто беда…
– Уже февраль закончился. Увидите, скоро все наладится!
– Нет, сегодня мне ничего не надо. Ничего-ничегошеньки, – сказала она, резко взмахнув руками, словно желая выставить его вон.
– Но вы ведь знаете, что я никогда вас не обманываю. Ну скажите, обманул я вас хоть раз? Если я говорю, что вещь будет продаваться, она обязательно продается. Разве нет?
– Да, и те колготки, по вашим заверениям, должны были продаваться, особенно зимой. Знаете, что я вам скажу? У меня этих колготок осталось столько, что можно обмотать ими половину жителей Испании.
– Люблю, когда вы сердитесь. Вы сразу становитесь похожи на… Как же зовут эту актрису? Лиз Тейлор!
– Да-да, именно на нее я и похожа! Мы с ней просто на одно лицо! Только мне все равно ничего не нужно.
– Я хочу, чтобы вы взглянули на одну вещь, только на одну. Что может быть лучше «Wonderbra», да еще за полцены? Не верите?
– Не верю! Ну-ка!
– Я не обманываю. Гляньте-ка. Лучший бюстгалтер на нынешнем рынке. Поднимает грудь и не похож на стальные доспехи. Потрогайте сами, вот, потрогайте. А ведь весна близко, Люси, близко!
Потом он поехал по дороге на Мальпику. Потом – Пуэнте-Секо, Лахе, Байо, Вимьянсо, Кама-риньяс, Мухиа, Сеэ, Коркубьон, Финистерре. Дело двигалось. Слава богу, что он взял хороший запас этих самых «Superbreasts»! Спасибо тебе, сердце, спасибо, шестое чувство, ты меня никогда не подводишь. Надо бы перекусить. Он глянул на часы. Тут его словно обухом по голове ударило – и удар был сильнее, чем та затрещина, которую когда-то он получил от отца. Небеса святые! Я грубая скотина, негодяй, каких свет не видывал! И он со всех ног кинулся к телефонной будке.
– Ma? Это ты, Ma?
– …
– Прости, прости, ради бога. У меня были всякие сложности, правда, Ma, поверь, случилась одна неприятность.
– …
– Нет, ничего. Поломка. А что мальчик? Я спрашиваю: Миро появился?
– …
– Еще не пришел?
– …
– Ну, знаешь ли, позвонил – уже хорошо. Так что там у него произошло? Что-нибудь серьезное?
– Да-да, я обязательно с ним поговорю. Непременно. Да, очень строго поговорю. А ты успокойся. Я сделаю все, чтобы такое больше не повторилось. Иди поспи немного. Отдохни. Я тебе позвоню. Мне еще много чего надо сделать. Отдыхай, ладно?
Выйдя из телефонной будки на пристани в Фистерре, он в первый раз за целый день посмотрел на море. Мартовское солнце придавало воде суровый, стальной блеск. Он вернулся в будку и снова набрал свой домашний номер.
– Ma? Прости меня, ладно? Прости, что не позвонил раньше. Сам не знаю, как так вышло.
– …
– Все будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо. Целую, крепко целую. И давай отдохни, хорошо?
Проезжая после обеда по берегу Коррубедо, он заметил группу юношей и девушек, которые занимались серфингом. Он смотрел на них с завистью. Не из-за себя – из-за сына. Ему хотелось, чтобы сын был таким же, чтобы он красовался в таком же ярком костюме, плотно облегающем тело. Веселые, здоровые, наверняка богатые, они бросают вызов грозному морю, мягко скользя по гребням волн. И все-таки, подумал он, сердце у сына совсем не злое. К тому же играет он вроде бы довольно хорошо, на свой манер, конечно, но хорошо. Он выбьется в люди. Ведь я-то выбился.
Рабочий день он закончил в Рибейре. И был доволен. В галантерейной лавке «Флор де пьель» у него купили последнюю партию «Superbreasts» и еще трусики «Основной инстинкт». Так что тот тип, который вечно старается перебежать ему дорогу, его конкурент, похожий на сутенера, у которого перстней больше, чем пальцев, а галстук напоминает букет гладиолусов, завтра, когда двинется по его стопам, останется с носом. Он и не догадывается, какую свинью я ему подложил. Что ж, кто не успел, тот опоздал. Он устал, но в целом результатами этого дня был доволен. Закрывая багажник, подумал, что его собственные веки тоже с удовольствием захлопнулись бы. Он решил выпить кофе и позвонил из бара домой.
– Привет, Ma. Что там у вас?
– …
– Пусть возьмет трубку.
– …
– Не кричать на него? Ну конечно, ты еще хуже, чем он. Пары оплеух, вот чего ему не хватает.
– …
– Он был там один?
Между ними протянулось молчание, словно по телефонному туннелю пронеслось эхо шагов бессонного и одинокого путника, а еще – стук падающих капель. Он скосил глаза. Все посетители бара уставились в телевизоры и были поглощены последними спортивными новостями.
– Как это один? Он что, спал в подворотне? Но ведь где-то он должен был спать?
– …
– Как это не спал?
– …
– Да нет, я вовсе не дергаюсь. А что он делает сейчас?
– …
– Пришел голодный, надо думать?
– …
– Это хорошо.
– …
– Ma, скажи ему, скажи… Нет, ничего не говори!
– …
– В Рибейре.
– …
– Нет, дождя нет.
– …
– Ну все, пока. Ужин не готовь. Я что-нибудь сам найду в холодильнике.
– …
– Пока, Ma.
– …
– Да-да, я поеду медленно.
Прежде чем завести машину, он глубоко вздохнул. Уже начали зажигаться первые неоновые вывески, и свет фонарей в эту пору казался еще каким-то болезненным. «Он был там один», – прошептал он. Из всего случившегося сильнее всего на него подействовало именно это. Он слышал шаги Миро в туннеле. Лицо сына было выбелено, как у арлекина. От привидевшейся картины ему стало больно. Он предпочел бы, чтобы сын провел ночь в шумной компании и утро встретил на пляже, покуривая гашиш.
Бог знает в какой раз за этот день он поставил кассету «Аэросмита». Подарок для Миро. Потом, повернувшись в Стивену Тейлору, который сопровождал его в пути, по-товарищески подмигнул ему.
– Лучше было бы, если бы за руль сел ты.
Веки у него сделались тяжелыми, как крышка вечного багажника.
– Господи! Ну куда он запропастился?
Они ждали его с четырех утра, кружа вокруг телефона, и нервная струна была натянута через весь коридор – до дверного запора.
– Надо было позвонить раньше! – причитала она. – Скорей всего, он у Рики. Или у Мини. Ну конечно, у Мини. Он ведь говорил, что родители Мини разрешают им репетировать хоть всю ночь до утра. У них сдвоенная квартира.
– Даже если квартира и на самом деле очень большая, не думаю, чтобы им позволяли шуметь ночью. Нашим дорогим ангелочкам! Ведь детки-то, надо полагать, не колыбельные песни поют!
Она скрестила руки на груди и поискала взглядом некую точку на матовой стене ночи.
– Об этом я и хотела с тобой поговорить, Па. Мне кажется… Мне кажется, мы должны что-то сделать, как-то иначе себя вести, чтобы ему больше нравилось бывать дома.
– Больше нравилось бывать дома? Ты это о чем? Весь дом в его распоряжении! На днях возвращаюсь и застаю здесь всю компанию: четыре охламона едят пиццу и смотрят видео – фильм про крутых парней, которые электропилой отпиливают друг другу ноги и руки. А почему бы, собственно, им не смотреть и порно? Я, черт возьми, был бы просто счастлив!…
– Они такие… Надо постараться их понять.
– Понять? А знаешь, что я ему сказал? Слушай, выкиньте вы эту кассету. Последний фильм Уолта Диснея – это то, что нужно, это класс! Вот что я ему сказал. Как, а?
– Да, остроумно, только он потом жаловался: дальше, дескать, ехать некуда, ты вечно издеваешься над ним в присутствии друзей.
– А что, скажи на милость, я должен был сделать? Ну говори, говори! Врезать ему по уху – вот что я должен был сделать. Врезать – и как следует!
– Успокойся, Па!
– Потому что мой отец однажды действительно врезал мне, когда я ругнулся при нем – всего-то навсего сказал: «Иди в задницу!» А я уже был подростком, а не маленьким мальчиком… Он дал мне такую затрещину, что я едва устоял на ногах. И должен тебе признаться, что я всю жизнь буду ему за это благодарен. Старик отлично прочистил мне мозги.
– Сын никогда не посылал тебя в задницу.
– Не посылал. Что правда, то правда. Он просто сказал: «Засохни!» А чтобы в задницу – нет, не посылал…
Было четыре часа утра, и в такую рань они не решались позвонить родителям Рики или Мини. Ведь это все равно что войти в чужой дом без спросу и в грязных ботинках. Он попытался уговорить ее прилечь и немного поспать. Так было бы лучше.
– Да все с ним в порядке, сама убедишься. Скоро вернется. Или спит у кого-нибудь из друзей. А тебе нужно отдохнуть, пойди приляг.
– Ты сам ложись. Тебе ведь завтра целый день сидеть за рулем. Хочешь травяной настойки?
Теперь было уже семь, а она даже не вздремнула, и под глазами у нее залегли темные круги, как у гардеробщицы в ночном клубе.
Всем видом своим она безмолвно молила мужа что-нибудь предпринять, прежде чем он оставит ее в доме одну и коридор превратится для нее в воронку.
– Слишком рано. Успокойся. Подождем еще полчаса и тогда позвоним.
Он оделся и побрился. Сильнее обычного намочил голову и зачесал волосы назад, потом пригладил руками. Выпил черный кофе и почувствовал, как в голове у него кофе вступил в поединок с травяной настойкой – встреча торопливого путника с бродягой, который плетется по обочине нога за ногу. Именно торопливый путник вдруг вскочил и кинулся к телефону, а следом за ним поспешила измученная ожиданием жена.
– Простите, ради бога, что я звоню вам в такой час. Это Армандо. Отец Миро. Я хотел только спросить… спросить, он случайно не у вас?
– …
– Нет? Извините, еще раз прошу прощения!
– …
– Нет-нет, ничего такого не случилось. Мы подумали, а вдруг…
– …
– Конечно, конечно. Скорей всего, он там. Спасибо, и еще раз простите…
– Его там нет, – сказал он. И набрал следующий номер, номер родителей Мини. К телефону никто не подходил, и он набрал те же цифры во второй раз.
– Не отвечают. Видно, для них еще слишком рано.
Он взял жену за плечи и поцеловал. Она показалась ему такой же невесомой, как ее ночная рубашка.
– Позвони сама через полчаса. А мне пора. Я и так здорово опаздываю. Ну, успокойся, успокойся… И улыбнись. Веселей!… Хватит, хватит. Так-то лучше! Я тебе буду звонить, договорились?
Прежде чем уйти, он заглянул в комнату сына. На подушке лежал тряпичный арлекин с фарфоровой головой. Раньше ему эта деталь – детская игрушка – казалась забавной, но теперь он скривил рот. А выражение кукольного лица пробудило в нем тревогу. Мучительная и печальная улыбка. На стене, на самом видном месте, висел большой постер с портретом Стивена Тейлора, лидера «Аэросмита». Глядя на Тейлора, он прошептал: «Так что же все-таки происходит, парень?» Рот у того был куда больше, чем у Мики Джаггера. Длинные взлохмаченные волосы. Голая грудь, на шее веревочка с двумя клыками. Узкие обтягивающие штаны – как будто из леопардовой шкуры, – такие узкие, что все оснащение нагло выставлено наружу. На самом деле, подумал он, этот тип – воплощение наглости. В первый раз он задумался: а не специально ли для него повешен здесь портрет музыканта? Они ведь почти ровесники. Или нет? Стивен Тейлор, пожалуй, даже постарше. Когда Миро сообщил ему об этом, он просто остолбенел.
Он заехал на склад и запасся товаром. Нагрузил пять чемоданов. Двинулся в путь. Проехав немного, увидел вывеску. Он всегда прислушивался к голосу своего инстинкта. Надо взять еще один чемодан с «Superbreasts». Оттуда он хотел было позвонить домой, но передумал. Если от Миро по-прежнему нет никаких вестей, он только сильнее разволнуется. День будет испорчен, а дел сегодня невпроворот. Он подумал о конкурентах. Знал бы этот балбес, его сынок, что такое жизнь…
Он ехал навстречу основному потоку машин. Они длинной вереницей тянулись по противоположной полосе в сторону города, тыкались носами, будто нетерпеливое стадо. Он притормозил у заправочной «Бенс», прежде чем повернуть на автостраду Карбальо. Пока ему наполняли бак, разглядывал стойку с кассетами, выставленную тут же, чтобы автомобилисты могли, не теряя времени, что-нибудь купить. Обычный набор – выцветшие коробки. Мексиканские корридос Хавьера Солиса. Антонио Молина. Карлос Гардель. «Зеленые шуточки». «Лос Чунгитос». «Фуксен ос вентос». Ана Белен и Виктор Мануэль. Хулио Иглесиас. Оркестр Компостелы. А в самом центре – проклятое совпадение, словно подстроенное ловким киносценаристом, – кассета, украшенная изображением коровы с татуировкой на задней ноге «Аэросмит» – и металлическое кольцо, продетое в вымя. «Get a trip».
– Я возьму вот это, – сказал он, указывая на кассету.
Сегодня ему предстояло проехать по всему побережью, до Риверы. Надо точно рассчитать время, и в каждом магазинчике пробыть ровно столько, сколько требуется, ни минутой больше. В Карбальо он затормозил у корсетной лавки «Люси». Хозяйка рылась в товаре и не сразу ответила на его «Добрый день». Спокойно, подумал он, старуха только что поднялась с постели, к тому же она и всегда была стервой.
– Вы прекрасно выглядите, сеньора.
– Не дурите мне голову… Оставьте ваши любезности… В такую рань…
– Кто рано встает, тому Бог подает.
– Бог? Да, подаст Он, держи карман шире! Дождешься от Него! Все летит в тартарары. Просто беда…
– Уже февраль закончился. Увидите, скоро все наладится!
– Нет, сегодня мне ничего не надо. Ничего-ничегошеньки, – сказала она, резко взмахнув руками, словно желая выставить его вон.
– Но вы ведь знаете, что я никогда вас не обманываю. Ну скажите, обманул я вас хоть раз? Если я говорю, что вещь будет продаваться, она обязательно продается. Разве нет?
– Да, и те колготки, по вашим заверениям, должны были продаваться, особенно зимой. Знаете, что я вам скажу? У меня этих колготок осталось столько, что можно обмотать ими половину жителей Испании.
– Люблю, когда вы сердитесь. Вы сразу становитесь похожи на… Как же зовут эту актрису? Лиз Тейлор!
– Да-да, именно на нее я и похожа! Мы с ней просто на одно лицо! Только мне все равно ничего не нужно.
– Я хочу, чтобы вы взглянули на одну вещь, только на одну. Что может быть лучше «Wonderbra», да еще за полцены? Не верите?
– Не верю! Ну-ка!
– Я не обманываю. Гляньте-ка. Лучший бюстгалтер на нынешнем рынке. Поднимает грудь и не похож на стальные доспехи. Потрогайте сами, вот, потрогайте. А ведь весна близко, Люси, близко!
Потом он поехал по дороге на Мальпику. Потом – Пуэнте-Секо, Лахе, Байо, Вимьянсо, Кама-риньяс, Мухиа, Сеэ, Коркубьон, Финистерре. Дело двигалось. Слава богу, что он взял хороший запас этих самых «Superbreasts»! Спасибо тебе, сердце, спасибо, шестое чувство, ты меня никогда не подводишь. Надо бы перекусить. Он глянул на часы. Тут его словно обухом по голове ударило – и удар был сильнее, чем та затрещина, которую когда-то он получил от отца. Небеса святые! Я грубая скотина, негодяй, каких свет не видывал! И он со всех ног кинулся к телефонной будке.
– Ma? Это ты, Ma?
– …
– Прости, прости, ради бога. У меня были всякие сложности, правда, Ma, поверь, случилась одна неприятность.
– …
– Нет, ничего. Поломка. А что мальчик? Я спрашиваю: Миро появился?
– …
– Еще не пришел?
– …
– Ну, знаешь ли, позвонил – уже хорошо. Так что там у него произошло? Что-нибудь серьезное?
– Да-да, я обязательно с ним поговорю. Непременно. Да, очень строго поговорю. А ты успокойся. Я сделаю все, чтобы такое больше не повторилось. Иди поспи немного. Отдохни. Я тебе позвоню. Мне еще много чего надо сделать. Отдыхай, ладно?
Выйдя из телефонной будки на пристани в Фистерре, он в первый раз за целый день посмотрел на море. Мартовское солнце придавало воде суровый, стальной блеск. Он вернулся в будку и снова набрал свой домашний номер.
– Ma? Прости меня, ладно? Прости, что не позвонил раньше. Сам не знаю, как так вышло.
– …
– Все будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо. Целую, крепко целую. И давай отдохни, хорошо?
Проезжая после обеда по берегу Коррубедо, он заметил группу юношей и девушек, которые занимались серфингом. Он смотрел на них с завистью. Не из-за себя – из-за сына. Ему хотелось, чтобы сын был таким же, чтобы он красовался в таком же ярком костюме, плотно облегающем тело. Веселые, здоровые, наверняка богатые, они бросают вызов грозному морю, мягко скользя по гребням волн. И все-таки, подумал он, сердце у сына совсем не злое. К тому же играет он вроде бы довольно хорошо, на свой манер, конечно, но хорошо. Он выбьется в люди. Ведь я-то выбился.
Рабочий день он закончил в Рибейре. И был доволен. В галантерейной лавке «Флор де пьель» у него купили последнюю партию «Superbreasts» и еще трусики «Основной инстинкт». Так что тот тип, который вечно старается перебежать ему дорогу, его конкурент, похожий на сутенера, у которого перстней больше, чем пальцев, а галстук напоминает букет гладиолусов, завтра, когда двинется по его стопам, останется с носом. Он и не догадывается, какую свинью я ему подложил. Что ж, кто не успел, тот опоздал. Он устал, но в целом результатами этого дня был доволен. Закрывая багажник, подумал, что его собственные веки тоже с удовольствием захлопнулись бы. Он решил выпить кофе и позвонил из бара домой.
– Привет, Ma. Что там у вас?
– …
– Пусть возьмет трубку.
– …
– Не кричать на него? Ну конечно, ты еще хуже, чем он. Пары оплеух, вот чего ему не хватает.
– …
– Он был там один?
Между ними протянулось молчание, словно по телефонному туннелю пронеслось эхо шагов бессонного и одинокого путника, а еще – стук падающих капель. Он скосил глаза. Все посетители бара уставились в телевизоры и были поглощены последними спортивными новостями.
– Как это один? Он что, спал в подворотне? Но ведь где-то он должен был спать?
– …
– Как это не спал?
– …
– Да нет, я вовсе не дергаюсь. А что он делает сейчас?
– …
– Пришел голодный, надо думать?
– …
– Это хорошо.
– …
– Ma, скажи ему, скажи… Нет, ничего не говори!
– …
– В Рибейре.
– …
– Нет, дождя нет.
– …
– Ну все, пока. Ужин не готовь. Я что-нибудь сам найду в холодильнике.
– …
– Пока, Ma.
– …
– Да-да, я поеду медленно.
Прежде чем завести машину, он глубоко вздохнул. Уже начали зажигаться первые неоновые вывески, и свет фонарей в эту пору казался еще каким-то болезненным. «Он был там один», – прошептал он. Из всего случившегося сильнее всего на него подействовало именно это. Он слышал шаги Миро в туннеле. Лицо сына было выбелено, как у арлекина. От привидевшейся картины ему стало больно. Он предпочел бы, чтобы сын провел ночь в шумной компании и утро встретил на пляже, покуривая гашиш.
Бог знает в какой раз за этот день он поставил кассету «Аэросмита». Подарок для Миро. Потом, повернувшись в Стивену Тейлору, который сопровождал его в пути, по-товарищески подмигнул ему.
– Лучше было бы, если бы за руль сел ты.
Веки у него сделались тяжелыми, как крышка вечного багажника.