«Betrayal starts from within» – Предательство начинается изнутри.
Я не могу позволить себе расслабиться.
Жизнь в своих ужасах и заботах, на самом деле, на такая уж и чудесная вещь. О свинье ли речь, или о забойщике.
Вы не трогаете верхний слой почвы, мы не трогаем гробы.
Не задавай тупых вопросов! Это не ебаный образовательный момент!
Или ему и правда не насрать, или он самый амбициозный засранец из тех, кого я видел.
«Коррупция в Чикаго – это не „Новость– это уроки истории».
Я верю в то, что обыкновенные люди могут делать необыкновенные дела.
Мой отец родился здесь и работал на сталелитейном. И единственное, чего он хотел от меня, чтобы я не поступал также.
Я был слишком квалифицирован для работы, а мне за нее слишком не доплачивали.
– Чего вы от меня хотите?
– Ты узнаешь, когда я захочу. И спрашивать не придется.
– До праймериз осталось всего 3 недели.
– Это не «всего». Это целая вечность. «Всего» – это 3 дня.
И не говори мне, что «надо подумать», потому что уже не надо.
– Улыбайся.
– Зачем?
– Иногда надо дать понять другому парню, что ты идешь.
У вяза не просят груш.
22 ебучих года. Думаешь, это просто?
Ничего, если мы пропустим обмен комплиментами?
Мы пытаемся, но иногда натыкаемся на странные формы неуступчивости.
Мне все равно как вы делаете то, что вы делаете. Мне важно как это выглядит.
Этот парень учился в Йеле на юридическом на два года меня старше. А теперь он пропускает в речи местоимения и одевается в мешок. И это работает.
Когда человек становится более респектабельным, в его одежде появляется строгость.
Ценность – это держать рот на замке и всегда сверяться с табелью о рангах.
– На моем айпаде, который я только что выкинул, разве не до хрена всякого личного дерьма?
– Да, сэр.
– Тогда иди и подними.
Приравнивать археологические раскопки к мусору? Это переходит все границы!
– Хотите взглянуть на одну из ваших речей?
– Кто ее писал?
– Китти.
– Нет.
Он заслужил репутацию – всегда за собой сжигать мосты. Хотя у него и мостов-то нет.
– Как много ты знаешь?
– Только то, что говорю.
Тому, кто хочет рыбки, придется сначала намочить задницу.
Весь блок реформастов.
Мне нужно, чтобы эти пиявки из Городского Совета от меня отцепились.
– Мне нужно что-то, против чего они голосовать не смогут.
– Как насчет мусора?
Мэр – прежде всего человек, привыкший побеждать. Если он не торопиться, значит, у него нет нужного расклада.
Каждого члена этой почтенной Палаты пора бы вытащить из дома в наручниках. Где же наш гнев?
– Сколько у нас есть время для смены настроений народа?
– Сложно сказать. Люди живут своей жизнью, им некогда вникать.
Он же твой подопечный. Нагни его!
– Как насчет Алверсона?
– Пропасть в два прыжка. Про себя он думает, что независим, но всегда голосует как Росс.
Я хочу знать о нем всю хуету, которая есть на свете. Бывшие жены, любовницы, кому он должен и под какой процент, пользуется ли он Маком или РС?
Завтра, еще до того, как он откроет пасть, я хочу, чтобы он ее захлопнул.
– Мы соскользнем слишком близко к Хэтчу.
– Что?
– Акт Хэтча 39-го года запрещает госучреждениям заниматься агитацией в чью-то пользу.
– Блять, да знаю я, что это за Хэтч ебучий. Работай нахуй, и перестать вставлять словечки, типа «соскользнем». Пиздец! «Соскользнем»!
Если вы не отдаетесь чему-то всей душой, вы не можете постичь – что же вы получаете взамен.
В этой книге есть тайна и завершенность. И охватить ее нужно сразу или ничего вообще.
В каждом вашем поступке вам не дано выбирать. Где же здесь справедливость? Где вера?
Это дерьмо в коробочке с бантиком.
Вообще-то бездоказательное дерьмо – то что мне нужно, чтобы его похоронить.
Мы здесь, потому что нас собрала вместе сама история.
Некоторые олдермены скорее продемонстрируют несогласие, чем позволят городу заниматься своими делами.
Почему связка двух хороших вещей делает их обоих плохими?
Неоправданность затрат на больницу? А как насчет здоровья?
Людей пугает твоя суровость. Я мог бы отпустить по этому поводу пару шуточек, но не сейчас.
Если он меняет лошадей, я хочу знать почему и зачем?
Ты должна знать все его ходы заранее, до того как он о них подумает.
– Сколько ему было?
– 92.
…
– 92! Ебануться! Да и пошел бы он на хуй.
Не выносите приговор сами, не давайте оценок. Пусть пленка поработает сама, пусть приговор выносит пресса.
Смотришь на это и видишь – развод. Чтобы одни дураки подхватили и скормили другим дуракам, как крокодилам тушу.
– И откуда она появилась, эта пленка?
– Из блога. Из анонимного блога.
– Да ну на хуй.
Корми чудовище. Делай какую-нибудь херню, и будь проклята правда.
Вот мы здесь сидим, проверяем факты, перепроверям, проверяем перепроверяльщиков. А потом мистер Блог пуляет хуй знает чем, и эта новость уже повсюду. Какая на хуй журналистика?
– Ну и почему ты здесь?
– Сольбутамол.
Раз уж копаешь, что-нибудь да найдешь.
Пусть нападают. Пусть бьют чем угодно. Не торопись, жди. Даже когда решишь, что ждал достаточно – подожди еще. Пусть сначала пар выпустят. И только тогда вступай.
Многие из нас попадали в ситуации, о которых потом жалели. Но не у всех была возможность выразить сожаление.
Я добиваюсь высокого поста. Я готов, чтобы меня рассматривали под микроскопом. Я это выбрал, вы – нет.
– Высшее должностное лицо. Это мы ему придумали?
– Может и мы, а может и Китти. А может, и он сам.
С этими кассетными пленками как будто снова в 80-х.
– Ну что, дети, что думаете про речь папы?
– Да ниче так!
Проклятье возраста. Моложе не становлюсь.
– Мы давно не виделись, дочь.
– 5 лет, пап.
– Зачем ты с ней разговаривал?
– Хотел знать, жива ли она вообще.
Последнее время я много думал. Точнее, мне пришлось.
Давай я начну сначала. Ты не хорошо выглядишь. Херня это. Ты выглядишь великолепно.
Мы можем обходить этот вопрос ради сохранения ложных приличий. Но я бы уберег нас от лишних проблем.
Иногда неплохо заявить о своей независимости. Или тогда получается, что вы просто избегаете решений.
Я вырос на ферме. Там я понял одно. Я ни разу не видел, чтобы курицы ходили за индюком.
– Так вы голосуете за нас или нет?
– Вот видишь: сама постановка вопроса неправильна. Опять блядские игрища.
– Я это видел и делал это много раз. Когда верхом на мусоре едет еще какая-то параша.
– Вы сами меня учили. Победы наслаиваются на победы и формируют тенденцию.
Неважно, за что голосуем. Тенденция приносит ресурсы. Когда вы побеждаете, вы можете провернуть все что угодно. А ресурсы тратить на то, что действительно важно.
– Я не пытаюсь играть с тобой в игры.
– Тогда позволь мне делать выводы самому.
Даже если люди не меняются, обстоятельства – очень даже.
Не надо сидеть и колебаться, что бы там ни творилось у тебя в голове.
– Кто такая доктор Харрис?
– С каких это пор тебя интересует, куда я член засовываю?
Эй, парни! Или один парень? Вы мне в глаза светите.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Съешь еще оливку и уходи.
Принципы гибкие, как мягкий пластик.
Единственная разница между сейчас и тогда – картошка стоила четверть доллара.
Я очень рад, что с вами пообедал гамбургерами. Надеюсь, вы отдадите свой голос за меня. Мне нужны голоса молодых.
На этой стадии смотреть рейтинги – это то же самое, что перекапывать в спешке свой сад и смотреть, что где растет.
– Спасибо, что пришли.
– Не думаю, что у меня был выбор.
Люди были дерзки до невозможного: изменить направление реки.
Он знает, что если будет следовать в политической кампании прокисшим формулам типа «свой против чужого» и «прошлое против будущего», то можно завязывать прямо сейчас.
– И как вы избежите того, что будете выглядеть как пустобрех?
– Буду говорить правду.
Плохо обучающие школы – вот настоящая угроза будущему и свободе наших детей.
Проблема не в мировоззрениях, а в том, что работает, а что – нет.
Я знаю, кто вы такой. Вы знаете, кто я такой. Мы знаем, кто он такой. Может, нам остановиться и поговорить?
Каждый день – свое сражение.
– Я еще дам бой!
– Давай без эмоций? Я тут говорю об инвестициях.
Возвращайся, когда у тебя будет что-то стоящее, тогда и поговорим. Quid Pro Quo. Дашь на дашь.
– Скажи своим критикам, чтобы написали хорошо про Чикагский симфонический.
– Сказать скажу, но ничего не обещаю. Критики отвечают только перед Богом и Моцартом.
Пока это не «что-то», это – ничто. И незачем нам привлекать внимание к «ничему».
– Надо привлекать в кампании социальные сети. Мы поместим ваше фото на страничке в Фейсбук.
– Это что, блять, крестовый поход на детей-ебанатов?
Ты в меня тычишь Фейсбуком? Да для избирателей это гребаный фотоальбом! Убери это от меня.
Вот так: честный, щедрый, никого не осуждающий. Он только что похоронил меня заживо.
– Может быть, вам съездить к нему и попросить о помощи?
– Ты и правда хочешь посмотреть, как я член сосу?
– Давай начистоту, что у мальчишки есть?
– В общем все: молодость, харизма, жена и дети.
Развращенность – вот о чем я хотел поговорить. Хоть я и плохой человек и делал очень хуевые вещи, но я всегда знал – зачем. А когда я смотрю в глаза другому плохому человеку, я вижу дела его и знаю его гнилую, блять, душонку.
Коррупция в Чикаго? Это не новость, это историческая хроника.
– И к чему это приведет?
– Я бросаю за раз только одну хлебную крошку, чтобы поддержать интригу. Как Хичкок – показывает только то, что ты хочешь знать и тогда, когда ты хочешь знать. Чтобы ты завис на краешке стула.
Знаете, в чем разница между старым седым мерином и старым седым мэрином? Мускульные сокращения пищеварительного тракта, которые проталкивают пищу в брюшную полость. У мерина глотка в 2 раза шире, чем у мэрина. Он может легко глотать таблетки величиной с хоккейную шайбу. А мэр – глотает, давиться, и все это приводит к обратной перельстатике. А это просто десятидолларовое название рвоты.
Стойте, где стоите и не убегайте и не кричите. Это не в ваших интересах.
Тебя никогда не занимало то, что из 3 мэров, убитых в этой стране, 2 были из Чикаго?
Как будто то, что в него попала пуля, предназначенная Рузвельту, делает его не ебаться каким героем!
Никого не волнует, как он жил. Все запомнили то, как он умер.
Думаешь, я буду сидеть с тобой у больничной койки? Я не тот человек, ты не тот человек.
Люди сами следят за своим поведением, когда знают, что за ними наблюдают.
Нельзя носить один галстук 2 дня подряд. Это приносит неудачу.
Сбой прав доступа программы «Ява». Тех, кто это делает – пиздить надо.
Война компроматов в политике. Никто не выиграл – проиграли все.
– Вы сами на доктора похожи больше, чем на журналиста.
– Моей маме это бы понравилось.
Может, ты тот самый, кто нарушит здешнюю традицию надрачивать мэру прямо из его заднего кармана?
– Это тебя поймали на нарушении территорий.
– Это моя работа.
– Сколько у тебя осталось времени?
– Сколько-то. Надеюсь, много.
Если ты хочешь, чтобы что-то получилось, надо попытаться.
У меня есть «Блекберри» и ноутбук. Кому-то же придется нас защищать, если с Китаем начнется кибервойна?
Само то, что я должен был лично сюда приехать, чтобы напомнить вам, как работает свободный рынок, уже смешно само по себе. Мы победили. Точка.
Продовольственные талоны в житнице страны. Не очень-то правильно.
Как вы хотите с ним разобраться? Он незаменим?
Ты вырос в мире, где самостоятельность и зарабатывание на жизнь были двумя сторонами одной монеты. И 40 лет назад ты был уже из редкой породы. Сейчас – из умирающей.
Я обещаю говорить тебе правду, чтобы ты мог оценивать реально шансы своей жизни самостоятельно.
– Как Том?
– Он способен выдержать бурю.
– Но сейчас сам климат изменился.
Мальчишка – просто чертова комета. То, что нужно штату!
Перемены снаружи и преемственность внутри?
Мы будем встречаться в полевом музее. И уж там, не сомневаюсь, вы составите египетским царицам серьезную конкуренцию.
– Нам пора.
– Мы же работаем.
– Нет, мы одеваемся.
– Не кури в машине.
– Чувак, да что хуйня с тобой творится! Кем ты пытаешься казаться?
– Он покупает полторашку пива и минет на День святого Валентина. Называет это свиданием, а потом говорит мне как подкатывать.
Нельзя быть сразу двумя людьми с ней. А то возненавидишь ее больше, чем любил.
– Предупреждаю: я тот, кто я есть. И делаю то, что делаю.
– Ты о чем вообще?
– Не знаю.
Что, тебе ключи от машины отдать как чаевые?
Трусливые редакторы, пьющие журналисты. Похоже никто из нас сейчас не избежал чикагских стереотипов.
– Почему бы тебе не поехать и освещать события в деревню?
– А почему бы мне не написать статью о тебе и твоих хитровыебанных делишках?
Ты не победишь систему, если истратишь всю энергию на свою к ней ненависть.
Журналист Ройко! Думаешь, он столько лет был шипом в заднице мэра Дэйли потому что плюнул и ушел из газеты? Нет! Он сидел тихо, пока лучшие возможности не возникали. И тогда он кусал посильнее и побольнее. А ты давай, продолжай пить!
– Расслабься, мы ничего плохого не делаем.
– А что мы делаем?
Что будет, если ты продуешь женщине, у которой я выигрывал трижды?