-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Утраченное звено". Киев, "Радянский письменник", 1985.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
Мы уже изрядно устали, а дворец все так же недостижимо манил
золотисто-синим блеском купола. Темные пропасти зияли внизу. В них
клубился туман. Из него угрожающе высовывались зазубренные пики скал.
Приходилось продвигаться по карнизам боком, прижимаясь спиной к шершавым
колючим камням. Иногда карнизы были настолько узкими, что на них едва ли
умещалась половина ступни. Носки ботинок повисали над обрывом. Невольно
подумалось: может быть, этот карниз последний?
Светило двигалось по небосклону, лучи скользили по граням камней,
вспыхивали, как в осколках зеркала, прыгали в седловину горы, будто
солнечные зайчики, скапливались, сливались. Казалось, что там вырастает
огненный шар, раздувается, затем лопается, и огненные брызги разлетаются в
разные стороны, зажигая скалы. Небо цвета размытой синей акварели
подсвечивалось изнутри, краски становились ярче и ярче - до нестерпимого
сверкания.
- Посмотри, как красиво! - воскликнул Сергей, указывая рукой на
гигантское мозаичное панно, вспыхнувшее на отвесной скале.
- Не упади, - ворчал я, в который раз дивясь неистребимой
восторженности стажера, могучего детины с круглым инфантильным лицом и
шапкой курчавых волос.
Он снова и снова указывал на комья лавы, застывшие то в виде петушиного
гребня, то замка с башенками, то рыцарских голов с остроконечными шлемами.
Часто встречались причудливо изогнутые округленные стволы деревьев. Я с
тревогой думал о вулканической активности на этой зеленой планете, где нам
предстояло построить станцию наблюдения.
В нескольких местах на горных плато мы обнаружили следы исчезнувшей
цивилизации: развалины крепостей, остатки дорог, вымощенных булыжниками.
Несомненно, цивилизация погибла от природного катаклизма - извержения
вулканов и мощного землетрясения, в результате которого море хлынуло на
сушу, смывая остатки разрушенных городов.
Однажды в пещере мы нашли металлические ящики, а в них - свитки из
плотного материала, заменявшего аборигенам бумагу. Свитки были испещрены
значками. Мы потратили немало времени на расшифровку записей. В них
содержались сведения из истории народов этой планеты. Истории достаточно
кровавой - с длительными войнами и короткими передышками. Несколько раз в
различных вариантах пересказывались легенды о пришельцах, и везде
упоминался построенный пришельцами дворец, куда аборигены отправлялись на
поклонение, как мусульмане в Мекку, а иудеи и христиане - в Иерусалим.
В одной из легенд указывалось, что дворец был построен пришельцами
высоко в северных горах у самого входа в пещеры. Заканчивалась легенда
плачем: "О, горе нам! Мы не послушались пришельцев, не выполнили их
завещания. И вот рушатся города наши, прорываются плотины, скот ломает
загородки и возвращается к дикости звериной. Погибают мужчины и женщины,
дети и старики, больные и здоровые, богатые и бедные, со всем, что
создали: с домами высокими, с машинами быстрыми. Вся наша мощь оказалась
ничтожней слабой былинки под дуновением урагана... А ведь спасение
находилось близко. Но гордыня застила глаза нам. Не это ли есть горе
истинное?"
Плачи подобного рода занимали много места в свитках, но содержали очень
мало информации. В них было больше эмоциональных оценок случившегося.
Впрочем, стажер утверждал, что его они "наводят на мысль". "Мой разум
создан по типу старинного патефона, как ты однажды верно заметил, -
улыбаясь, говорил он. - И пружина у него, действительно, эмоциональная".
Сергей умел с предельным добродушием обратить в свою пользу любую мою
шутку, да так, что я и не обижался. Коллеги утверждали, что у нас полная
совместимость, в том числе и такого рода, когда шея вертит головой. Вот и
сейчас я поддался на уговоры "Патефона" посетить дворец, хотя и ворчал,
что нет ничего хуже легковерного исследования.
Мы одолели еще один уступ и через узкое ущелье вышли на небольшое
плато. Теперь дворец был ясно виден - круглое здание без украшений, со
сверкающим куполом. Дверей мы не заметили, возможно, они находятся с
другой стороны здания.
Я подвигал плечами, чтобы отклеить от спины рубашку, и проворчал:
- Неудачно ты выбрал время для похода. Сейсмограф неспокоен. Если
случится землетрясение...
- Включится аварийная программа, - закончил фразу Сергей, сразу же
поняв, что я беспокоюсь о роботах, строящих станцию. - С корабля запустят
к нам "спасалку". Я периодически даю пеленг. Они держат нас "на привязи".
Ничего не скажешь, он предусмотрителен.
- Я не о Нас беспокоюсь, - резче, чем хотелось бы, заметил я.
- Но ты же сам говорил, что аварийная программа сделает асе, как мы, -
снова повторил он мои слова.
- Все-таки мне хотелось бы в опасную минуту находиться там, а не здесь.
Поспешим, чтобы успеть вернуться "до того".
- Идет! - с готовностью согласился он. - Но ты глянь только вон туда.
Разве не сказочная картина?
Из-под откинутого ветром полога тумана показалась изрезанная морщинами
плита. Ее пересекал серп ручья. Там еще придется побывать при спуске в
долину. Скалы повсюду нависали так круто, ущелье было таким узким, что мы
не могли воспользоваться ни одним летательным аппаратом.
Я невольно поежился, подумав об обратном пути, взглянул на наручный
сейсмограф...
- Да погляди же туда!
Вот еще неисправимый "Патефон"! Я постарался, чтобы голос мой звучал
по-наставнически непреклонно:
- Зря теряем время.
...И запнулся. Не стоило лишний раз произносить эту мою "коронную"
фразу, ставшую поводом для шуток.
Стажер не преминул воспользоваться моей неосторожностью:
- Потерянное время - упущенные возможности. Иногда из них состоит вся
жизнь...
Я поспешно отвернулся, достал аппарат связи с телезондом и щелкнул
тумблером. Тотчас сработал усилитель, и на экране возникла дальняя
перспектива. Я увидел, что роботы уже заканчивают фундамент и достраивают
подсобные башни. Двое из них начали устанавливать цоколь основного здания.
Я деловито спрятал аппарат в сумку и без лишних слов рванул с места в
гору.
Стажер с радостью принял мой темп. Он прыгал, как горный козел, через
расселины и трещины, несмотря на свой девяносто пять килограммов. Капли
пота выступали у него только в уголках рта, как у натренированного
скалолаза. Но уже минут через пятнадцать "Патефон" попросил:
- Помни о тех, кто рядом.
Спустя еще немного:
- Третья заповедь: заботься о тех, кто слабее...
Пришлось взбираться помедленней. Я думал: что же связывает нас незримой
нитью крепче, чем канат скалолазов? Что заставляет его уважать меня,
следовать моим указаниям? Понимает ли стажер мои недомолвки, умеет ли
оценивать волевые решения или просто верит моему опыту? Слепо верит?
Интуитивно верит? Впрочем, это одно и то же. Можно ли в таком случае
утверждать, что путеводной стрелкой его жизненного компаса является вера?
Но тогда бы мы, пожалуй, не поладили. Или же я ошибаюсь? Может быть,
больше всего нас сближают разноименные заряды? Разноименные заряды - или
путь к одной цели? А что заставляет меня снисходительно прислушиваться к
нему? И при чем тут снисходительность? Что же я - тешусь ею, как младенец?
Это снисхождение не к нему, а к себе. Вот оно что...
Путь наш пересекала извилистая трещина. Я мог бы, пожалуй, перепрыгнуть
ее. Но "Патефон"... Придется искать место, где трещина становится поуже...
Мы затратили еще не менее пятнадцати минут на обход и наконец-то вышли
на когда-то утоптанную широкую тропу, уже начавшую зарастать травой. Тропа
привела нас на площадку перед дворцом, выложенную блестящими разноцветными
плитами. Они образовывали сужающиеся, опоясывающие дворец прямоугольники.
Как только Сергей ступил на зеленые плиты ближайшего к дворцу
прямоугольника, часть, казалось бы, монолитной стены ушла вниз, образовав
широкие двери.
Мы с некоторой опаской вошли в первый зал-коридор. Он уходил вправо и
влево, насколько охватывал взгляд, и был совершенно пуст. Ни стенной
росписи, ни картин. Только темные квадраты на стенах - возможно, здесь
когда-то висели картины.
Мне стало не по себе, когда часть стены, служившая дверью, беззвучно
встала на место. Мы оказались в западне. Я быстро взглянул на стажера. Он
поежился.
Мы двинулись вправо, потом - влево, отыскивая дверь в следующий отдел,
разошлись в разные стороны и, встретившись, убедились, что зал-коридор
является кольцом, опоясывающим внутренние помещения. Прошло немного
времени. Внезапно ни с того ни с сего часть стены снова ушла вниз, и мы
проникли в другой кольцеобразный зал. Он был в точности похож на первый.
Так же, как и тот, освещался скрытыми в стенах светильниками. И снова
какое-то время в зале не было двери.
- Изучают нас под "микроскопом"? - высказал догадку "Патефон" И стал
внимательно осматривать стены, потолок, пол, отыскивая замаскированные
выходы приборов. Ничего не обнаружив, он повторил свой вопрос,
требовательно глядя на меня.
Я молча полез в карман, достал радиометр и убедился, что
регистрировалось ультрафиолетовое излучение, причем его интенсивность
резко возрастала. Затем появилась новая дверь. Теперь я мог ответить
стажеру:
- Нас дезинфицируют на пути к "святая святых".
- Выходит, там хранят нечто ценное, - с детской непосредственностью
обрадовался "Патефон". - Чем ларчик ценнее, тем дорожка труднее...
- Не обязательно, - возразил я и подумал: "Не всегда и не везде..."
Я подошел к стене и показал на темный след на ней и на полу.
- Да, я тоже заметил, - откликнулся "Патефон". - Тут что-то находилось.
Статуя или прибор...
- И его унесли, - добавил я. - Мы не найдем ничего ценного. Помнишь
исследования египетских пирамид?
- Думаешь, жадность аборигенчиков оказалась сильнее страха?
- Унесли все, что могло им пригодиться и что смогли унести.
Реакция "Патефона" была неожиданной - он почти обрадовался:
- Значит, что-то могло и остаться!
Но и в новых залах-коридорах было пусто, и здесь имелись следы когда-то
стоящих предметов.
Все новые двери открывались и закрывались... С тревогой я думал о
стенах, отделяющих теперь нас от гор. Сколько лет простоял уже этот
дворец? А что, если автоматика где-то "заест"?
Наверное, подобные мысли приходили в голову и стажеру. Во всяком
случае, былой восторженности становилось все меньше и меньше. Он старался
украдкой от меня поглядывать на свой радиометр, что-то подкручивал.
Уточнял интенсивность облучения?
Я подсчитал расстояние, отделяющее нас от центра дворца. Мы
приближались к "святая святых", если таковая существовала здесь. Что нас
ждет?
Если верить легендам, - завещание пришельцев. Есть ли в нем сведения о
важнейших открытиях инопланетной науки, о новых материалах, новых видах
энергии? Одно такое сообщение может с лихвой оправдать наше путешествие.
Насколько щедры, великодушны и насколько предусмотрительны были пришельцы?
Последний зал. Я понял это, как только образовалась дверь, и взгляд
уловил большее, чем ожидал, пространство, не натолкнувшись на
противоположную стену. А затем я увидел в центре зала на возвышении
толстую книгу под прозрачным колпаком. К ней вели пологие ступени.
Когда мы стали на последнюю из них, раздался тихий шелест, по потолку и
стенам побежали блики - это на возвышении начал откидываться прозрачный
колпак. Страницы книги были сделаны из плотного материала, похожего на
пластик. Сергей первым наклонился над страницей, замер на несколько
секунд, всматриваясь в знаки письма. Это были знакомые нам знаки, которые
мы видели на свитке в пещере. Значит ли это, что пришельцы предназначали
свое послание специально аборигенам, используя их азбуку? Или же аборигены
переняли знаки кода для своей азбуки у пришельцев? Интересно было бы это
установить. Но сейчас мне, так же, как и "Патефону", не терпелось прочесть
послание. Тем более, что стажер уже шевелил губами, затем прошептал:
- Красиво...
Нет, не зря я назвал его "Патефоном". То, что привело стажера в
восторг, оказалось всего-навсего... примитивными стихами с малопонятными
символами:
Там, где скалы растут вершинами вниз,
Там, где скалы растут вершинами вверх,
Где во мраке дневном закипает ручей,
Спасение вы найдете.
Когда скалы вокруг танцевать начнут,
Когда скалы с вами заговорят,
Когда голос их станет невыносим,
Когда море услышит призыв их,
Когда море к ним и к вам поспешит,
Чтобы улицы превратить в ручьи,
Чтобы хижины превратить в суда,
Вспоминайте наши заветы:
Там, где скалы растут вершинами вниз,
Там, где скалы растут вершинами вверх,
Где во мраке дневном закипает ручей,
Спасение вы найдете...
Губы "Патефона" все еще шевелились. Он повторял эти, с позволения
сказать, стихи, словно заучивал их наизусть.
Я перевернул страницу. На следующей тоже были стихи - и не менее
странные, не более совершенные:
Тонкий пар над бурлящим котлом - жизнь,
Тонкий пар, что борется с ветром долин,
Слабый пар, как дыханье того, кто рожден, -
Это главная ваша святыня.
Скажите ветру вы: никогда!
Скатите зловещим замыслам: нет!
И слабый пар, как мерцающий свет,
Надеждою вашей станет.
Если ж скалы вокруг танцевать начнут,
Если скалы с вами заговорят,
То скорее вспомните вы о дворце,
О книге, о наших заветах.
На третьей странице опять же в стихах говорилось о каком-то
многослойном пироге, который до поры до времени не дано никому отведать.
Перечислялись и описывались слои пирога, каждому давалось название,
рассказывалось о его свойствах. На четвертой странице говорилось о
магических числах, на пятой указывалось, что города следует строить на
горных плато, вблизи от мест, "где скалы растут вершинами вниз, где скалы
растут вершинами вверх"...
На предпоследней странице изображалась карта местности - опять же со
стихотворными разъяснениями. Сергей тщательно переснял ее фотокопиром.
Прочитав последнюю страницу с повторением уже знакомых стихов о скалах,
я сказал стажеру:
- Теперь я оценил наши усилия. Можем смело вступать в общество
книголюбов.
Неожиданно он вспылил:
- А что ты ожидал найти здесь? Они же строили дворец и писали книгу не
для нас.
- И к тому же цели их неведомы...
- Ведомы.
- Извини, я забыл, что стихотворцы - особый народ. Непонятный обычному
космонавту, например...
- Возможно, они такие же стихотворцы, как ты. Даже в школе "не
баловались" поэзией. Просто они говорили с аборигенами на непонятном им
языке образов. Может быть, предварительно прочли их эпос... Вспомни
летопись...
- Ну да, здесь они нашли целый народ стихотворцев. Простые люди всегда
говорили стихами...
Раздался тихий шелест. Прозрачный колпак опустился на книгу. Тотчас же
в стене напротив нас образовалась дверь.
- Вот это понятно, - засмеялся я. - Время истекло, и нас выпроваживают.
Обиженно сопя и не глядя на меня, "Патефон" нырнул в дверь.
Напрасно я беспокоился - автоматика работала исправно. Как только мы
проходили в очередной зал, в противоположной его стене тотчас
образовывалась дверь. "Что ж, теперь для нас дезинфекции не требуется", -
подумал я.
Вскоре мы оказались на площадке, окружающей дворец. "Патефон" достал
блокнот и углубился в изучение карты.
Пока мы были во дворце, в природе что-то изменилось. Над скалами
появилось дымное марево. В нем вспыхивали разноцветные блики. Не
понравились они мне. Облака сгустились и висели неподвижно.
- Не будем зря терять времени, - сказал я.
Стажер взглянул на свой радиометр, насупился. Тогда я не придал этому
должного значения.
- Еще немного, - умоляюще сказал он. - Это где-то совсем близко...
Он тыкал пальцем в карту, переснятую из книги.
- Что близко?
- То самое место...
Я прекрасно понимал, о чем он говорит, но не упустил случая подразнить
его:
- Какое место?
Он сердито взглянул на меня своими большими зелеными глазищами.
Вспорхнули длинные загнутые ресницы, которым позавидовали бы многие
девушки. Он был трогательно забавен - этот разъяренный акселерат,
впервые-за время нашей совместной работы "тайно" осуществляющий какой-то
свой замысел.
Я примирительно улыбнулся:
- Ладно, пойдем. Но не больше часа. Успеем?
Он искоса, украдкой глянул на меня и кивнул. Не понравился мне этот его
взгляд. И настойчивость его не нравилась. Обычно он легко соглашался со
мной, в крайнем случае - просто подчинялся. Но сегодня его словно
подменили. И еще что-то тревожило меня. Что-то, чему я не находил
названия...
"Патефон" удивительно быстро отыскал русло пересохшего ручья,
отмеченное на карте, и по нему мы стали подыматься в гору. Продрались
сквозь заросли цепких кустов, и стажер вытянул руку, указывая на ущелье:
- Там.
Кольнуло в сердце. Я опустил руку в карман, достал радиометр, включил.
Стрелка заплясала по всей шкале.
- Возвращаемся! - скомандовал я.
- Не успеем.
Ресницы опустились, из-под них пробивался зеленый блеск: впервые он не
выполнил моей команды.
За несколько секунд я подсчитал, что в данном случае он прав.
Спуститься в долину до землетрясения мы не успеем, а быть им застигнутым
на голом карнизе не пожелаешь даже врагу. Словно в подтверждение моим
мыслям издали, все усиливаясь, донесся грозный гул. Почва под ногами
задрожала.
Стажер понял или скорее уловил мое состояние и пошел в сторону ущелья,
как будто я уже отменил свою команду. Он был уверен - и не ошибся, - что я
последую за ним.
Подземные толчки становились все сильнее, с грохотом срывались с гор
лавины, скакали по уступам камни, разрастались облака мелкой крошки...
Вскоре мы увидели входы в какие-то пещеры. Сергей сверился с картой и
быстро направился к одному из них, включил нашлемный прожектор. Мрак
расступился, вспыхивая серебряными искрами. По мере того, как мы
углублялись в пещеру, шум стихал, подземные толчки ощущались слабее.
Запахло сыростью, плесенью. Впереди журчала и плескалась вода.
Мы вышли к подземной реке, пошли по узкому берегу, то и дело
пригибаясь, чтобы не стукнуться о стену пещеры. Часто приходилось
перепрыгивать с камня на камень. Сергей изредка смотрел на карту.
Луч его прожектора выхватил из тьмы, осеребрил огромные сверкающие
столбы. Скульптуры? Диковинные формы еще более причудливые, чем те, что мы
видели в горах. Длинные каменные рыбы, вставшие на хвосты, острые пики,
двугорбые спины верблюдов, чудовища с разинутыми пастями... Сталактиты и
сталагмиты тянулись навстречу друг другу, почти нигде не смыкаясь. "Там,
где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами вверх..."
- продекламировал Сергей.
Пещеры становились все обширнее. Нас окружила тишина. Лишь шлепались
капли в лужицы. Подземные толчки здесь не ощущались вовсе. Я было подумал,
что землетрясение закончилось, но, взглянув на радиометр, убедился, что
это не так. " Сергей остановился, затем устало опустился на камень.
- Передохнем? - спросил я.
- Пересидим, - улыбнулся он.
- Пещеры Синдбада. Не хватает только сокровищ.
- Есть и сокровища...
- Красивые пещеры. Сюда бы туристов водить, - словно не расслышав его
последней фразы, произнес я.
Он понял недосказанное, спросил:
- Разве жизнь не самое большое сокровище?
"Там, где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами
вверх, спасение вы найдете", - вспомнил я. Как он мог догадаться, что
скрывается за этими символами? Интуиция? Этим словом часто прикрывают
незнание, неумение рассчитать, определить. Почему он понял то, чего не
поняли аборигены, которым стихи предназначались?
Я внимательно смотрел на высоченного, здоровенного детину с большими
ручищами и круглым добродушным лицом. Типичный акселерат. Ничего
особенного. Таких стажеров мне неоднократно подсовывали в управлении. Да,
он плохо умел ориентироваться в незнакомой ситуации, вычислять,
определять, быстро принимать решения. Он только учился всему этому у меня.
Как же он сумел разгадать головоломные стихи, составленные неведомыми
пришельцами?
Стажер слегка смутился под моим пристальным взглядом, вытащил радиометр
и защелкал тумблерами. Выражение его лица изменилось.
- Можем возвращаться? - спросил я.
- Кажется. Посмотри сам, - он протянул мне прибор.
Когда мы выбрались из пещер, я включил приемник связи с телезондом. На
экране возникли развалины подсобных башен. Около них валялись искореженные
роботы.
- Аварийная программа не помогла, - резко сказал я, не понимая, на кого
злюсь. Программа была составлена безукоризненно. Но землетрясение
оказалось слишком сильным. Я представил, как когда-то рушились от толчков
на этой планете дома и храмы, как взлетали, падая затем на селения,
каменные ядра, раскалывалась почва, открывая зияющие трещины и поглощая
все, что попадало туда. Огненными реками растекалась лава, застывая в виде
дворцов и храмов, людей и животных, - словно бы возводя памятники
погибшим. Выбегали из своих домов аборигены, пытались спасти - кто детей,
а кто - нажитое, накопленное, и среди вещей, возможно, были украденные из
дворца сокровища - статуи, покрывала, приборы, которых не умели применять.
Но ничего спасти не удалось - молясь и проклиная, погибали мужчины,
женщины, дети...
А дворец бесстрастно стоял на голом плато, и молча лежала в нем
оставленная - за ненадобностью - книга со странными стихами...
Я связался с кораблем, и Сергей спросил:
- Вызовешь "челнок" с новыми роботами?
Я оценил его усилие "быть скромным" и высказал то, чего не решился он:
- Теперь-то мы знаем место, где следует строить станцию наблюдения.
Сумрачная тень от облака легла на лицо стажера, сделав его на миг
угловатой и значительней. Но облако проплыло, тень слиняла - и снова
передо мной был "Патефон" с пухлыми щеками. Он раскрыл карту, а я начал
передавать запрос на корабль...
Авт.сб. "Утраченное звено". Киев, "Радянский письменник", 1985.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
Мы уже изрядно устали, а дворец все так же недостижимо манил
золотисто-синим блеском купола. Темные пропасти зияли внизу. В них
клубился туман. Из него угрожающе высовывались зазубренные пики скал.
Приходилось продвигаться по карнизам боком, прижимаясь спиной к шершавым
колючим камням. Иногда карнизы были настолько узкими, что на них едва ли
умещалась половина ступни. Носки ботинок повисали над обрывом. Невольно
подумалось: может быть, этот карниз последний?
Светило двигалось по небосклону, лучи скользили по граням камней,
вспыхивали, как в осколках зеркала, прыгали в седловину горы, будто
солнечные зайчики, скапливались, сливались. Казалось, что там вырастает
огненный шар, раздувается, затем лопается, и огненные брызги разлетаются в
разные стороны, зажигая скалы. Небо цвета размытой синей акварели
подсвечивалось изнутри, краски становились ярче и ярче - до нестерпимого
сверкания.
- Посмотри, как красиво! - воскликнул Сергей, указывая рукой на
гигантское мозаичное панно, вспыхнувшее на отвесной скале.
- Не упади, - ворчал я, в который раз дивясь неистребимой
восторженности стажера, могучего детины с круглым инфантильным лицом и
шапкой курчавых волос.
Он снова и снова указывал на комья лавы, застывшие то в виде петушиного
гребня, то замка с башенками, то рыцарских голов с остроконечными шлемами.
Часто встречались причудливо изогнутые округленные стволы деревьев. Я с
тревогой думал о вулканической активности на этой зеленой планете, где нам
предстояло построить станцию наблюдения.
В нескольких местах на горных плато мы обнаружили следы исчезнувшей
цивилизации: развалины крепостей, остатки дорог, вымощенных булыжниками.
Несомненно, цивилизация погибла от природного катаклизма - извержения
вулканов и мощного землетрясения, в результате которого море хлынуло на
сушу, смывая остатки разрушенных городов.
Однажды в пещере мы нашли металлические ящики, а в них - свитки из
плотного материала, заменявшего аборигенам бумагу. Свитки были испещрены
значками. Мы потратили немало времени на расшифровку записей. В них
содержались сведения из истории народов этой планеты. Истории достаточно
кровавой - с длительными войнами и короткими передышками. Несколько раз в
различных вариантах пересказывались легенды о пришельцах, и везде
упоминался построенный пришельцами дворец, куда аборигены отправлялись на
поклонение, как мусульмане в Мекку, а иудеи и христиане - в Иерусалим.
В одной из легенд указывалось, что дворец был построен пришельцами
высоко в северных горах у самого входа в пещеры. Заканчивалась легенда
плачем: "О, горе нам! Мы не послушались пришельцев, не выполнили их
завещания. И вот рушатся города наши, прорываются плотины, скот ломает
загородки и возвращается к дикости звериной. Погибают мужчины и женщины,
дети и старики, больные и здоровые, богатые и бедные, со всем, что
создали: с домами высокими, с машинами быстрыми. Вся наша мощь оказалась
ничтожней слабой былинки под дуновением урагана... А ведь спасение
находилось близко. Но гордыня застила глаза нам. Не это ли есть горе
истинное?"
Плачи подобного рода занимали много места в свитках, но содержали очень
мало информации. В них было больше эмоциональных оценок случившегося.
Впрочем, стажер утверждал, что его они "наводят на мысль". "Мой разум
создан по типу старинного патефона, как ты однажды верно заметил, -
улыбаясь, говорил он. - И пружина у него, действительно, эмоциональная".
Сергей умел с предельным добродушием обратить в свою пользу любую мою
шутку, да так, что я и не обижался. Коллеги утверждали, что у нас полная
совместимость, в том числе и такого рода, когда шея вертит головой. Вот и
сейчас я поддался на уговоры "Патефона" посетить дворец, хотя и ворчал,
что нет ничего хуже легковерного исследования.
Мы одолели еще один уступ и через узкое ущелье вышли на небольшое
плато. Теперь дворец был ясно виден - круглое здание без украшений, со
сверкающим куполом. Дверей мы не заметили, возможно, они находятся с
другой стороны здания.
Я подвигал плечами, чтобы отклеить от спины рубашку, и проворчал:
- Неудачно ты выбрал время для похода. Сейсмограф неспокоен. Если
случится землетрясение...
- Включится аварийная программа, - закончил фразу Сергей, сразу же
поняв, что я беспокоюсь о роботах, строящих станцию. - С корабля запустят
к нам "спасалку". Я периодически даю пеленг. Они держат нас "на привязи".
Ничего не скажешь, он предусмотрителен.
- Я не о Нас беспокоюсь, - резче, чем хотелось бы, заметил я.
- Но ты же сам говорил, что аварийная программа сделает асе, как мы, -
снова повторил он мои слова.
- Все-таки мне хотелось бы в опасную минуту находиться там, а не здесь.
Поспешим, чтобы успеть вернуться "до того".
- Идет! - с готовностью согласился он. - Но ты глянь только вон туда.
Разве не сказочная картина?
Из-под откинутого ветром полога тумана показалась изрезанная морщинами
плита. Ее пересекал серп ручья. Там еще придется побывать при спуске в
долину. Скалы повсюду нависали так круто, ущелье было таким узким, что мы
не могли воспользоваться ни одним летательным аппаратом.
Я невольно поежился, подумав об обратном пути, взглянул на наручный
сейсмограф...
- Да погляди же туда!
Вот еще неисправимый "Патефон"! Я постарался, чтобы голос мой звучал
по-наставнически непреклонно:
- Зря теряем время.
...И запнулся. Не стоило лишний раз произносить эту мою "коронную"
фразу, ставшую поводом для шуток.
Стажер не преминул воспользоваться моей неосторожностью:
- Потерянное время - упущенные возможности. Иногда из них состоит вся
жизнь...
Я поспешно отвернулся, достал аппарат связи с телезондом и щелкнул
тумблером. Тотчас сработал усилитель, и на экране возникла дальняя
перспектива. Я увидел, что роботы уже заканчивают фундамент и достраивают
подсобные башни. Двое из них начали устанавливать цоколь основного здания.
Я деловито спрятал аппарат в сумку и без лишних слов рванул с места в
гору.
Стажер с радостью принял мой темп. Он прыгал, как горный козел, через
расселины и трещины, несмотря на свой девяносто пять килограммов. Капли
пота выступали у него только в уголках рта, как у натренированного
скалолаза. Но уже минут через пятнадцать "Патефон" попросил:
- Помни о тех, кто рядом.
Спустя еще немного:
- Третья заповедь: заботься о тех, кто слабее...
Пришлось взбираться помедленней. Я думал: что же связывает нас незримой
нитью крепче, чем канат скалолазов? Что заставляет его уважать меня,
следовать моим указаниям? Понимает ли стажер мои недомолвки, умеет ли
оценивать волевые решения или просто верит моему опыту? Слепо верит?
Интуитивно верит? Впрочем, это одно и то же. Можно ли в таком случае
утверждать, что путеводной стрелкой его жизненного компаса является вера?
Но тогда бы мы, пожалуй, не поладили. Или же я ошибаюсь? Может быть,
больше всего нас сближают разноименные заряды? Разноименные заряды - или
путь к одной цели? А что заставляет меня снисходительно прислушиваться к
нему? И при чем тут снисходительность? Что же я - тешусь ею, как младенец?
Это снисхождение не к нему, а к себе. Вот оно что...
Путь наш пересекала извилистая трещина. Я мог бы, пожалуй, перепрыгнуть
ее. Но "Патефон"... Придется искать место, где трещина становится поуже...
Мы затратили еще не менее пятнадцати минут на обход и наконец-то вышли
на когда-то утоптанную широкую тропу, уже начавшую зарастать травой. Тропа
привела нас на площадку перед дворцом, выложенную блестящими разноцветными
плитами. Они образовывали сужающиеся, опоясывающие дворец прямоугольники.
Как только Сергей ступил на зеленые плиты ближайшего к дворцу
прямоугольника, часть, казалось бы, монолитной стены ушла вниз, образовав
широкие двери.
Мы с некоторой опаской вошли в первый зал-коридор. Он уходил вправо и
влево, насколько охватывал взгляд, и был совершенно пуст. Ни стенной
росписи, ни картин. Только темные квадраты на стенах - возможно, здесь
когда-то висели картины.
Мне стало не по себе, когда часть стены, служившая дверью, беззвучно
встала на место. Мы оказались в западне. Я быстро взглянул на стажера. Он
поежился.
Мы двинулись вправо, потом - влево, отыскивая дверь в следующий отдел,
разошлись в разные стороны и, встретившись, убедились, что зал-коридор
является кольцом, опоясывающим внутренние помещения. Прошло немного
времени. Внезапно ни с того ни с сего часть стены снова ушла вниз, и мы
проникли в другой кольцеобразный зал. Он был в точности похож на первый.
Так же, как и тот, освещался скрытыми в стенах светильниками. И снова
какое-то время в зале не было двери.
- Изучают нас под "микроскопом"? - высказал догадку "Патефон" И стал
внимательно осматривать стены, потолок, пол, отыскивая замаскированные
выходы приборов. Ничего не обнаружив, он повторил свой вопрос,
требовательно глядя на меня.
Я молча полез в карман, достал радиометр и убедился, что
регистрировалось ультрафиолетовое излучение, причем его интенсивность
резко возрастала. Затем появилась новая дверь. Теперь я мог ответить
стажеру:
- Нас дезинфицируют на пути к "святая святых".
- Выходит, там хранят нечто ценное, - с детской непосредственностью
обрадовался "Патефон". - Чем ларчик ценнее, тем дорожка труднее...
- Не обязательно, - возразил я и подумал: "Не всегда и не везде..."
Я подошел к стене и показал на темный след на ней и на полу.
- Да, я тоже заметил, - откликнулся "Патефон". - Тут что-то находилось.
Статуя или прибор...
- И его унесли, - добавил я. - Мы не найдем ничего ценного. Помнишь
исследования египетских пирамид?
- Думаешь, жадность аборигенчиков оказалась сильнее страха?
- Унесли все, что могло им пригодиться и что смогли унести.
Реакция "Патефона" была неожиданной - он почти обрадовался:
- Значит, что-то могло и остаться!
Но и в новых залах-коридорах было пусто, и здесь имелись следы когда-то
стоящих предметов.
Все новые двери открывались и закрывались... С тревогой я думал о
стенах, отделяющих теперь нас от гор. Сколько лет простоял уже этот
дворец? А что, если автоматика где-то "заест"?
Наверное, подобные мысли приходили в голову и стажеру. Во всяком
случае, былой восторженности становилось все меньше и меньше. Он старался
украдкой от меня поглядывать на свой радиометр, что-то подкручивал.
Уточнял интенсивность облучения?
Я подсчитал расстояние, отделяющее нас от центра дворца. Мы
приближались к "святая святых", если таковая существовала здесь. Что нас
ждет?
Если верить легендам, - завещание пришельцев. Есть ли в нем сведения о
важнейших открытиях инопланетной науки, о новых материалах, новых видах
энергии? Одно такое сообщение может с лихвой оправдать наше путешествие.
Насколько щедры, великодушны и насколько предусмотрительны были пришельцы?
Последний зал. Я понял это, как только образовалась дверь, и взгляд
уловил большее, чем ожидал, пространство, не натолкнувшись на
противоположную стену. А затем я увидел в центре зала на возвышении
толстую книгу под прозрачным колпаком. К ней вели пологие ступени.
Когда мы стали на последнюю из них, раздался тихий шелест, по потолку и
стенам побежали блики - это на возвышении начал откидываться прозрачный
колпак. Страницы книги были сделаны из плотного материала, похожего на
пластик. Сергей первым наклонился над страницей, замер на несколько
секунд, всматриваясь в знаки письма. Это были знакомые нам знаки, которые
мы видели на свитке в пещере. Значит ли это, что пришельцы предназначали
свое послание специально аборигенам, используя их азбуку? Или же аборигены
переняли знаки кода для своей азбуки у пришельцев? Интересно было бы это
установить. Но сейчас мне, так же, как и "Патефону", не терпелось прочесть
послание. Тем более, что стажер уже шевелил губами, затем прошептал:
- Красиво...
Нет, не зря я назвал его "Патефоном". То, что привело стажера в
восторг, оказалось всего-навсего... примитивными стихами с малопонятными
символами:
Там, где скалы растут вершинами вниз,
Там, где скалы растут вершинами вверх,
Где во мраке дневном закипает ручей,
Спасение вы найдете.
Когда скалы вокруг танцевать начнут,
Когда скалы с вами заговорят,
Когда голос их станет невыносим,
Когда море услышит призыв их,
Когда море к ним и к вам поспешит,
Чтобы улицы превратить в ручьи,
Чтобы хижины превратить в суда,
Вспоминайте наши заветы:
Там, где скалы растут вершинами вниз,
Там, где скалы растут вершинами вверх,
Где во мраке дневном закипает ручей,
Спасение вы найдете...
Губы "Патефона" все еще шевелились. Он повторял эти, с позволения
сказать, стихи, словно заучивал их наизусть.
Я перевернул страницу. На следующей тоже были стихи - и не менее
странные, не более совершенные:
Тонкий пар над бурлящим котлом - жизнь,
Тонкий пар, что борется с ветром долин,
Слабый пар, как дыханье того, кто рожден, -
Это главная ваша святыня.
Скажите ветру вы: никогда!
Скатите зловещим замыслам: нет!
И слабый пар, как мерцающий свет,
Надеждою вашей станет.
Если ж скалы вокруг танцевать начнут,
Если скалы с вами заговорят,
То скорее вспомните вы о дворце,
О книге, о наших заветах.
На третьей странице опять же в стихах говорилось о каком-то
многослойном пироге, который до поры до времени не дано никому отведать.
Перечислялись и описывались слои пирога, каждому давалось название,
рассказывалось о его свойствах. На четвертой странице говорилось о
магических числах, на пятой указывалось, что города следует строить на
горных плато, вблизи от мест, "где скалы растут вершинами вниз, где скалы
растут вершинами вверх"...
На предпоследней странице изображалась карта местности - опять же со
стихотворными разъяснениями. Сергей тщательно переснял ее фотокопиром.
Прочитав последнюю страницу с повторением уже знакомых стихов о скалах,
я сказал стажеру:
- Теперь я оценил наши усилия. Можем смело вступать в общество
книголюбов.
Неожиданно он вспылил:
- А что ты ожидал найти здесь? Они же строили дворец и писали книгу не
для нас.
- И к тому же цели их неведомы...
- Ведомы.
- Извини, я забыл, что стихотворцы - особый народ. Непонятный обычному
космонавту, например...
- Возможно, они такие же стихотворцы, как ты. Даже в школе "не
баловались" поэзией. Просто они говорили с аборигенами на непонятном им
языке образов. Может быть, предварительно прочли их эпос... Вспомни
летопись...
- Ну да, здесь они нашли целый народ стихотворцев. Простые люди всегда
говорили стихами...
Раздался тихий шелест. Прозрачный колпак опустился на книгу. Тотчас же
в стене напротив нас образовалась дверь.
- Вот это понятно, - засмеялся я. - Время истекло, и нас выпроваживают.
Обиженно сопя и не глядя на меня, "Патефон" нырнул в дверь.
Напрасно я беспокоился - автоматика работала исправно. Как только мы
проходили в очередной зал, в противоположной его стене тотчас
образовывалась дверь. "Что ж, теперь для нас дезинфекции не требуется", -
подумал я.
Вскоре мы оказались на площадке, окружающей дворец. "Патефон" достал
блокнот и углубился в изучение карты.
Пока мы были во дворце, в природе что-то изменилось. Над скалами
появилось дымное марево. В нем вспыхивали разноцветные блики. Не
понравились они мне. Облака сгустились и висели неподвижно.
- Не будем зря терять времени, - сказал я.
Стажер взглянул на свой радиометр, насупился. Тогда я не придал этому
должного значения.
- Еще немного, - умоляюще сказал он. - Это где-то совсем близко...
Он тыкал пальцем в карту, переснятую из книги.
- Что близко?
- То самое место...
Я прекрасно понимал, о чем он говорит, но не упустил случая подразнить
его:
- Какое место?
Он сердито взглянул на меня своими большими зелеными глазищами.
Вспорхнули длинные загнутые ресницы, которым позавидовали бы многие
девушки. Он был трогательно забавен - этот разъяренный акселерат,
впервые-за время нашей совместной работы "тайно" осуществляющий какой-то
свой замысел.
Я примирительно улыбнулся:
- Ладно, пойдем. Но не больше часа. Успеем?
Он искоса, украдкой глянул на меня и кивнул. Не понравился мне этот его
взгляд. И настойчивость его не нравилась. Обычно он легко соглашался со
мной, в крайнем случае - просто подчинялся. Но сегодня его словно
подменили. И еще что-то тревожило меня. Что-то, чему я не находил
названия...
"Патефон" удивительно быстро отыскал русло пересохшего ручья,
отмеченное на карте, и по нему мы стали подыматься в гору. Продрались
сквозь заросли цепких кустов, и стажер вытянул руку, указывая на ущелье:
- Там.
Кольнуло в сердце. Я опустил руку в карман, достал радиометр, включил.
Стрелка заплясала по всей шкале.
- Возвращаемся! - скомандовал я.
- Не успеем.
Ресницы опустились, из-под них пробивался зеленый блеск: впервые он не
выполнил моей команды.
За несколько секунд я подсчитал, что в данном случае он прав.
Спуститься в долину до землетрясения мы не успеем, а быть им застигнутым
на голом карнизе не пожелаешь даже врагу. Словно в подтверждение моим
мыслям издали, все усиливаясь, донесся грозный гул. Почва под ногами
задрожала.
Стажер понял или скорее уловил мое состояние и пошел в сторону ущелья,
как будто я уже отменил свою команду. Он был уверен - и не ошибся, - что я
последую за ним.
Подземные толчки становились все сильнее, с грохотом срывались с гор
лавины, скакали по уступам камни, разрастались облака мелкой крошки...
Вскоре мы увидели входы в какие-то пещеры. Сергей сверился с картой и
быстро направился к одному из них, включил нашлемный прожектор. Мрак
расступился, вспыхивая серебряными искрами. По мере того, как мы
углублялись в пещеру, шум стихал, подземные толчки ощущались слабее.
Запахло сыростью, плесенью. Впереди журчала и плескалась вода.
Мы вышли к подземной реке, пошли по узкому берегу, то и дело
пригибаясь, чтобы не стукнуться о стену пещеры. Часто приходилось
перепрыгивать с камня на камень. Сергей изредка смотрел на карту.
Луч его прожектора выхватил из тьмы, осеребрил огромные сверкающие
столбы. Скульптуры? Диковинные формы еще более причудливые, чем те, что мы
видели в горах. Длинные каменные рыбы, вставшие на хвосты, острые пики,
двугорбые спины верблюдов, чудовища с разинутыми пастями... Сталактиты и
сталагмиты тянулись навстречу друг другу, почти нигде не смыкаясь. "Там,
где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами вверх..."
- продекламировал Сергей.
Пещеры становились все обширнее. Нас окружила тишина. Лишь шлепались
капли в лужицы. Подземные толчки здесь не ощущались вовсе. Я было подумал,
что землетрясение закончилось, но, взглянув на радиометр, убедился, что
это не так. " Сергей остановился, затем устало опустился на камень.
- Передохнем? - спросил я.
- Пересидим, - улыбнулся он.
- Пещеры Синдбада. Не хватает только сокровищ.
- Есть и сокровища...
- Красивые пещеры. Сюда бы туристов водить, - словно не расслышав его
последней фразы, произнес я.
Он понял недосказанное, спросил:
- Разве жизнь не самое большое сокровище?
"Там, где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами
вверх, спасение вы найдете", - вспомнил я. Как он мог догадаться, что
скрывается за этими символами? Интуиция? Этим словом часто прикрывают
незнание, неумение рассчитать, определить. Почему он понял то, чего не
поняли аборигены, которым стихи предназначались?
Я внимательно смотрел на высоченного, здоровенного детину с большими
ручищами и круглым добродушным лицом. Типичный акселерат. Ничего
особенного. Таких стажеров мне неоднократно подсовывали в управлении. Да,
он плохо умел ориентироваться в незнакомой ситуации, вычислять,
определять, быстро принимать решения. Он только учился всему этому у меня.
Как же он сумел разгадать головоломные стихи, составленные неведомыми
пришельцами?
Стажер слегка смутился под моим пристальным взглядом, вытащил радиометр
и защелкал тумблерами. Выражение его лица изменилось.
- Можем возвращаться? - спросил я.
- Кажется. Посмотри сам, - он протянул мне прибор.
Когда мы выбрались из пещер, я включил приемник связи с телезондом. На
экране возникли развалины подсобных башен. Около них валялись искореженные
роботы.
- Аварийная программа не помогла, - резко сказал я, не понимая, на кого
злюсь. Программа была составлена безукоризненно. Но землетрясение
оказалось слишком сильным. Я представил, как когда-то рушились от толчков
на этой планете дома и храмы, как взлетали, падая затем на селения,
каменные ядра, раскалывалась почва, открывая зияющие трещины и поглощая
все, что попадало туда. Огненными реками растекалась лава, застывая в виде
дворцов и храмов, людей и животных, - словно бы возводя памятники
погибшим. Выбегали из своих домов аборигены, пытались спасти - кто детей,
а кто - нажитое, накопленное, и среди вещей, возможно, были украденные из
дворца сокровища - статуи, покрывала, приборы, которых не умели применять.
Но ничего спасти не удалось - молясь и проклиная, погибали мужчины,
женщины, дети...
А дворец бесстрастно стоял на голом плато, и молча лежала в нем
оставленная - за ненадобностью - книга со странными стихами...
Я связался с кораблем, и Сергей спросил:
- Вызовешь "челнок" с новыми роботами?
Я оценил его усилие "быть скромным" и высказал то, чего не решился он:
- Теперь-то мы знаем место, где следует строить станцию наблюдения.
Сумрачная тень от облака легла на лицо стажера, сделав его на миг
угловатой и значительней. Но облако проплыло, тень слиняла - и снова
передо мной был "Патефон" с пухлыми щеками. Он раскрыл карту, а я начал
передавать запрос на корабль...