Сара Тисдейл
Реки, текущие к морю
В оформлении использована работа Генри Джона Кинга (1855–1924)
Издательство приносит благодарность поэту Михаилу Рахунову, без чьей щедрой моральной и материальной помощи книга не могла бы выйти в свет.
Странная победа Сары Тисдейл
Она родилась 8 августа 1884 года в Сент-Луисе, в городе, где много раньше нее родилась Кейт Шопен, одна из первых американских писательниц-феминисток, а много позже – выдающийся писатель-фантаст Невилл Крис. В городе на Миссисипи, который «на пятую ночь» своего невероятного путешествия на плоту миновали герои бессмертного романа Марк Твена «Приключения Гекльберри Финна». К слову сказать, много раз бывавший в Сент-Луисе Марк Твен закончил работу над этой книгой за год до рождения Сары Тисдейл. Уже давно ушло в прошлое рабство на территории США, но оставалось больше столетия до первого черного президента страны: для этого должно было наступить новое тысячелетие.
Время ползло в городе на величайшей реке Северной Америки с черепашьей скоростью колесного парохода, а скорее – все того же плота Гекльберри Финна и беглого раба Джима. Книга Марка Твена два года прождала своего выхода в свет, к тому же вышла сперва в Англии (декабрь 1884 года), лишь потом в США. А в городе Сент-Луисе, напоминаем, родилась девочка-Сара Тревор Тисдейл; родители ее были патриархально набожны и до девяти лет воспитывали слабую здоровьем дочку в домашней обстановке: она была самой младшей, оттого и самой любимой. Все же в девять лет родители решились и отдали дочь в частную школу в Чикаго. Писать стихи девочка стала рано, однако прежде, чем закончилось обучение (1903), и речи не могло идти о том, чтобы попытаться печататься. Первое стихотворение Сара Тисдейл опубликовала в 1907 году в местной газетке Reedy’s Mirror, однако в том же году вышел и ее первый поэтический сборник – «Сонеты к Дузе». Именно «в честь» великой актрисы Элеоноры Дузе была написана эта книга, в честь Дузе, чье имя еще гремело именно на американской сцене, – еще не так давно президент Кливленд не пропускал ни одного спектакля с ее участием и приглашал на чай в Белый дом; сошла со сцены великая актриса лишь в 1909 году, а умерла пятнадцать лет спустя в Питтсбурге от воспаления легких, еще успев перед этим на короткое время стать звездой немого кинематографа. Кажется, никому и в голову не могло прийти, что за невинным названием первой книги стоит нечто большее. Но там крылось и нечто такое, о чем даже шепотом в те времена говорить не полагалось.
На дворе стояла эпоха другого президента, Теодора Рузвельта: время «чистых продуктов», автомобилей, первых, еще не дискредитированных Нобелевских премий, пароходов «Олимпик» и «Титаник», предвоенное время для Европы, да и для Америки. Время резко ускорило свое движение, никакой плот Гекльберри Финна за ним бы не угнался: «плавсредства», упомянутые выше, казались будущим человечества. Для США это было еще и время самого большого расцвета поэзии: в 1912 году в Чикаго открывается журнал «Поэтри», объединивший чуть ли не все лучшие силы англоязычного мира; в том же году издаст первую книгу будущий «величайший поэт XX века» Робинсон Джефферс, следом, хотя и с запозданием, в 1913 году выпустит первый сборник Роберт Фрост, двумя годами позже издаст свою великую «Антологию Спун Ривер» Эдгар Ли Мастерс, благодаря которой в 1917 году Конгресс Соединенных Штатов провозгласил поэзию первым национальным искусством. В те же годы появится в литературе и Вэйчел Линдзи, друг Мастерса, о котором нам еще придется вспомнить. Пожалуй, никогда Соединенные Штаты не порождали такой мощной поэтической волны – ни раньше, ни позже. И далеко не последней звездой на американском поэтическом небосклоне вспыхнула лирика Сары Тисдейл.
Довольно скоро, в 1911 году выходит ее сборник «Елена Троянская и другие стихотворения», уже совершенно зрелый; свой успех она развила книгой стихотворений «Реки, текущие к морю» (1915). Книга произвела большое впечатление, получила отличные отзывы и тут же была переиздана несколько раз. Личная жизнь поэтессы, непрерывно страшившейся своей дурной наследственности, не устраивалась между тем никак: брат ее перенес тяжелый удар (видимо, инсульт) и двадцать лет провел паралитиком в инвалидном кресле; она страшилась той же участи. Ее поэтические миниатюры зрелых сборников – пожалуй, кроме самых ранних – содержат некий нервный, тревожный, почти обреченный подтекст, который нельзя передать словами, однако он, как подземный гул, непрерывно слышен, когда вновь и вновь перечитываешь ее стихи. Поэтесса жила в мире, который, по значительно более позднему высказыванию Фридриха Дюрренматта, был «пороховым складом, где разрешалось курить». Рано или поздно искра должна была вспыхнуть и уничтожить этот мир, но еще почти два десятилетия оставалось до взрыва. К тому же характер у Сары от природы все же был легкий.
Не вдаваясь в отношения Тисдейл с ее ближайшими подругами (о которых мало что достоверного говорится и по сей день), надо вспомнить, что поэтесса была весьма хороша собой и не испытывала недостатка в поклонниках мужского пола, в том числе и таких, кто мог бы предложить ей руку и сердце. Правда, ее трехлетний «роман в письмах» с нью-йоркским поэтом Джоном
Майерсом О'Хара кончился ничем (первая же встреча вызвала у обоих глубокое разочарование), как и трехлетняя весьма близкая дружба с выдающимся поэтом Вэйчелом Линдзи, чуть ли не первым из американских поэтов, кто стал петь собственные стихи (а в 1931 году, во времена Великом Депрессии, покончил с собой), привели Сару Тисдейл к едва ли не единственной в ее жизни попытке устроить свою жизнь по традиционному образцу 19 декабря 1914 года она вышла замуж за бизнесмена Эрнста Флизингера, серьезного специалиста по экономическим связям с Латинской Америкой, любителя хороших стихов и ценителя поэзии самой Сары, однако все же лишь бизнесмена, все же человека, напрямую музам не причастного. Трудно сказать, много ли радости принес этот брак им обоим. Со стороны создается впечатление, что Сара попросту решила выйти замуж за кого-то менее других неприятного и более других обеспеченного, коль скоро ей самой летом того же года уже исполнилось тридцать лет.
В 1916 году супруги переехали в Нью-Йорк. Сара Тисдейл в 1917 году (в том самом, когда Конгресс провозгласил поэзию «Национальным искусством американцев») выпустила книгу «Песни любви» – несмотря на более чем простое название, книгу действительно изумительную. За нее она в 1918 году получила Премию Общества Поэзии Университета Колумбии, которая позже была преобразована в Пулитцеровскую премию, а также – за ту же книгу – ежегодную премию Поэтического общества. В истории она стала первым лауреатом Пулитцеровской премии: что ни говори, а первый – всегда первый, и даже Сюлли-Прюдом, первый из лауреатов Нобелевской премии по литературе, может быть, и не главный французский поэт своей эпохи – все равно забвению не подлежит, все равно его книги выходят и во Франции, и в России; их читают. То же и с Сарой Тисдейл – с этого времени ее творчеству не грозит забвение. И пусть Фрост получал эту премию четырежды, но он и прожил подольше, и широта дарования у него была другая. А Сара Тисдейл навсегда осталась для потомков только лириком. Перемена пришла лишь в середине XX века… но об этом потом.
Изучая биографию Сары Тисдейл, все время думаешь, сколь узкий круг занятий оставляла ей череда болезней, часто и надолго приковывавших ее к постели: поэтесса путешествовала в Европу, переписывалась с теми, кого любила, – да и не только переписывалась, – и писала стихи. Причем писала их почти всегда в уме, занося на бумагу лишь беловой текст. В XXI веке стали появляться в печати документы и фрагменты записей Тисдейл, в одном из них она говорит, что не пишет стихов на бумаге, что по нескольку дней твердит их про себя и лишь потом, мысленно отшлифовав, записывает окончательный текст. Наверное, бывало не только так (трудно поверить, что так можно писать стихи о произведениях искусства), но, вероятно, именно так чаще всего ее стихи и возникали. Из печати выходили одна за другой новые книги поэтессы – «Пламя и тень», 1920, «Лунное затмение», 1926, «Звезды ночью», 1930. Последняя подготовленная самой Тисдейл книга – «Странная победа» – увидела свет лишь в 1933 году, после смерти автора, в разгар Великой депрессии. Хотя собственная «великая депрессия» охватила Сару Тисдейл куда раньше, чем та, что охватила экономику страны в 1929 году. Сара была человеком творческим, нужно было ей немного – прежде всего вдохновение, здоровье, теплота семьи. Увы, ничего этого не мог ей дать ее муж, Эрнст Флизингер, бизнесмен. Он был по горло в событиях Великой депрессии, но у Сары просто была депрессия. Не великая, но собственная, что в чем-то даже страшней.
Флизингер был слишком занят своим латиноамериканским бизнесом, чтобы уделять должное время жене, – в итоге она, соблюдя американские законы, развелась с ним, доказав раздельное проживание в течение трех месяцев. Флизингер был потрясен… но ничего сделать не мог и канул в историю, оставшись лишь фактом из биографии Сары Тисдейл. Надо сказать, что Сара даже не хотела сообщать ему о разводе и сделала это лишь по настоянию своих адвокатов. Флизингер был потрясен: ему-то казалось, что в его жизни все как у всех, что такой порядок, когда не видишь жены много месяцев – ничего страшного, у всех так… Он не знал, что его жена, истинная, большая поэтесса, к тому же в своих сексуальных пристрастиях разделяющая интерес как к противоположному полу, так и к собственному, менее всего жаждет одиночества и отсутствия внимания. От Флизингера остались только брошюры по латиноамериканскому экспорту-импорту. Наверное, это тоже должно храниться в истории. Но не этого хотела Сара Тисдейл.
В 1926 году Сара Тисдейл познакомилась с молодой студенткой Маргарет Конклин, с которой у нее весьма скоро завязались очень близкие отношения. Настолько близкие и настолько тесные, что имя Тисдейл давно и безусловно значится в серьезном справочнике Энн Уодсворт «Энциклопедия геев, лесбиянок, бисексуалов, транссекусуалов» (Чикаго, 2002). Но любовью отношения с Конклин у Сары не ограничивались. Не ограничивались они и стихотворениями, посвященными ей и увидевшими свет лишь после смерти Тисдейл. Роль Маргарет Конклин в последние годы жизни Сары Тисдейл была более сложной: если первая достоверно известная ее близкая подруга, Марион Каммингс Стэнли, с которой поэтесса познакомилось в 1908 году, была для нее просто возлюбленной, которой многое посвящено уже в «Елене Троянской», то Конклин была для нее даже не сестрой – условно говоря, поэтесса видела в ней собственную воскресшую юность.
После развода Сара Тисдейл возобновила также и отношения с другом юных лет, Вэйчелом Линдзи, пусть и женатым к этому времени отцом двух детей. Сара не была одинока, и хотя творчество ее, источенное червем навязчивого психоза – боязнью паралича, – становилось все более мрачным, это были стихи все того же филигранного мастера, в чем-то схожего по российским меркам с творчеством замечательной российской поэтессы Софии Парнок, которую нередко именуют «третьей русской поэтессой XX века» – понятно, после Цветаевой и Ахматовой. Даже годы жизни поэтесс почти совпадают: Сара Тисдейл родилась в 1884 и ушла из жизни в 1933; София Парнок родилась в 1885, а не стало ее в том же году, что и Тисдейл. Обе поэтессы известны своими развернутыми биографиями в справочнике Энн Уодсворт, и творчество их во многом выросло из того, что теперь называют «нетрадиционной ориентацией». Это не вся истина и не вся тайна их творчества, но… большая часть. Разве что благодаря предательским родовым окончаниям глаголов, выдающим пол адресата стихотворения, русская поэтесса не могла и не хотела скрывать своей сущности. Американской ее современнице было проще, ничего такого в английском нет, зато имена подруг обеих поэтесс давно и хорошо известны. Нас это касается прежде всего как переводчиков: подруги лорда Байрона на поверку тоже далеко не всегда оказываются женщинами, и переводчик должен изворачиваться в поисках безличных форм. Правда, в случае с поэтами XX века можно о многом говорить уже отнюдь не по догадкам.
Лирика последних лет жизни обращена у Тисдейл преимущественно к Маргарет. Но надо вспомнить, сколь непростой была жизнь в те годы, в годы Великой депрессии, не только для США, но и для всего мира. Самоубийство воспринималось чуть ли не как рядовое явление: не случайно покончил с собой в 1931 году Вэйчел Линдзи, поэт-певец, автор знаменитого «Конго» и ближайший из друзей Тисдейл. Немезида неотвратимо приближалась и к самой поэтессе, а вернее – поэтесса сама звала ее, пребывая в полной уверенности, что скорый удар и паралич для нее неизбежны.
В конце января 1933 года, окончательно истощенная собственным страхом, Сара увидела, что у нее на руке лопнул сосуд – и решила, что это знак того конца, которого она отчаянно для себя не хотела. Барбитураты у нее были заготовлены заранее, она приняла все, что накопила, и легла в теплую ванну. Сиделка нездоровой Сары в то утро проспала дольше обычного (не исключено, что и в ее чай с вечера Сара бросила таблетку-другую люминала, которым в те годы лечили любое расстройство сна), а когда проснулась – спасать ушедшую по доброй воле из жизни Сару Тисдейл было поздно. Оставались только стихи в записной книжке, изданные в том же году в виде сборника «Странная победа», да еще полсотни стихотворений собрали почитатели и издали единой книгой через полвека. Правда, из-за сложностей авторского права ничего из опубликованного после 1940 года мы в нашей книге поместить уже не можем. Однако и те примерно сто двадцать стихотворений (не считая вариантов переводов), которые собраны здесь, дают довольно цельное представление о ее творчестве – таком болезненном, таком изумительном.
Однако человек, если он решается доверить свои стихи бумаге, а тем более печатному станку, перестает быть их хозяином: изъять из мира самого себя поэт может, а стихи – нет, они продолжают жить сами по себе. Казалось бы, все уже состоялось для Сары Тисдейл, все закончено, книги изданы, а прах ее покоится на кладбище в родном Сент-Луисе. Но судьба рассудила иначе, ничто оказалось не кончено.
6 мая 1950 года молодой, но уже очень зрелый писатель-фантаст Рей Бредбери опубликовал в журнале Collier’s рассказ, известный нынче русским читателям под названием «Будет ласковый дождь». Рассказ вошел в изданный в том же году сборник (точнее, единый цикл рассказов) Рея Бредбери. Действие в нем (первоначально отнесенное на двадцать восьмое апреля 1985 года, в конечном варианте – на четвертое августа 2026 года) происходит после атомной войны, истребившей если не все человечество, то городок Эллендейл в Калифорнии, где полностью механизированный, но уже лишенный обитателей дом продолжает свою механическую жизнь. В рассказ вставлено стихотворение Сары Тисдейл из сборника 1920 года «Пламя и тень» (что характерно – это год рождения самого Бредбери), которое читает электронная машина своей уже несуществующей хозяйке в то время, когда та привыкла слушать стихи. В СССР «Марсианские хроники» были впервые изданы в 1965 году в переводе Льва Львовича Жданова (1924–1995) – сына Льва Шифферса (1900–1961), переводчика У. Сарояна, брата режиссера Евгения Шифферса (1934–1997). И хотя имя Сары Тисдейл ясно было проставлено в тексте рассказа, это имя в СССР никому ничего не говорило. Большинство читателей решило, что это стихи самого Бредбери (кто-то так считает и теперь), ну а уж переводчик не важен и вовсе. Даже если он давно и хорошо известен – хотя бы потому, что некогда перевел «Путешествие на Кон-Тики» Тура Хейердала.
Однако в книге наличествовал и другой рассказ Бредбери, где заголовком служила строка стихотворения, а само стихотворение цитировалось целиком: «И по-прежнему лучами серебрит простор луна…». Здесь редактор книги, тоже переводчик и поэт, Яков Берлин (кто не помнит его «Космическую Одиссею» Артура Кларка?) легко опознал знаменитое стихотворение Байрона, несколько исправил текст вставного перевода Юрия Вронского, – так все и пошло в печать за двойной подписью. Впрочем, потом исправления были сняты и осталась только фамилия Вронского.
С годами читатель все-таки убедился в реальности существования Сары Тисдейл. Однако подписи под этим переводом не было никакой, и по закону аналогий многие решили, что «вот есть другой “Юрий Мжославский ”, так тот уж мой». Гоголевский Хлестаков оказал медвежью услугу сразу всем – и Саре Тисдейл, и уже покойному Ю. П. Вронскому, а более всех-вдове Вронского, Любови Григорьевне Горлиной, двоюродной сестре пропавшего без вести на фронте замечательного поэта и переводчика Эрика Горлина: она подтвердила, что стихи переводил Ю. П. Вронский. Правда, она помнила, что сперва они выходили под двумя подписями… Но я обратился к семье Льва Жданова. Догадка моя подтвердилась.
Под двумя подписями в тексте Бредбери стихотворение не публиковалось никогда. И под одной тоже. Единственная подпись, которая имела место, – это была подпись переводчика всего прозаического корпуса Л. Л. Жданова. Он почти всегда переводил вставные стихи сам – не артистично, но переводил. Это ему принадлежит рифма «земли-зари» в первом же двустишии: виртуоз поэтического слова Ю. П. Вронский такого бы себе никогда не позволил.
Однако важно не «кто переводил», а «что получилось». Рассказ Бредбери принес всемирную славу не только «Марсианским хроникам», но и Саре Тисдейл – ее стихотворение стало появляться в антологиях американской поэзии на десятках языков. Обрело оно вторую жизнь и на английском. В итоге жизнь вернулась к Саре Тисдейл: интернет пестрит любительскими переводами, а первая ее книга (с параллельными текстами) – «После грозы в серебряном свете» – вышла в Нью-Йорке в 2005 году. Переводчик, нью-йоркский врач Борис Ривкин, сделал в целом замечательное дело: подарил русским читателям 80 стихотворений на английском языке. Однако его переводы оказались… хуже оригиналов, и это самое корректное, что можно о них сказать.
К сожалению, на русском языке по сей день нет достаточно репрезентативной антологии поэзии США: первая «относительно большая» вышла в 1975 в уже забытую эпоху детанта. Жалкое это было зрелище, – говорю со знанием дела: сам в этой книге переводил Марианну Мур, Элизабет Бишоп, еще кого-то. В 1980-е вышли антологии «Американская поэзия в русских переводах» и большая «Американская поэзия» в рамках «Библиотеки литературы США», где даже для «ненавистного» Эзры Паунда нашлось место. Для большинства же поэтов места все-таки не нашлось. Не нашлось его и для Сары Тисдейл.
Но невозможно оказалось погасить интерес к Бредбери, а значит-и к Саре Тисдейл. Рано или поздно большую антологию делать придется. Там, думаю, появятся и ее стихи, да и не только ее – десятки больших поэтов США пока что обойдены вниманием в России. А пока выходит авторская книга Тисдейл; этого настоятельно потребовала ее растущая слава.
Такова странная победа Сары Тисдейл – победа, одержанная благодаря рассказу писателя с мировым именем, родившегося одновременно с прославившим поэтессу стихотворением. Победа, вернувшая ей не просто читательское внимание, но поставившая ее в пантеон «главных» американских поэтов: в 1994 году в Аллее Славы родного Сент-Луиса появилась и таблица с именем Сары Тисдейл. В городе на Миссисипи. В городе Марка Твена.
В городе Сары Тисдейл.
Евгений Витковский
Из книги «Сонеты к Дузе» (1907)
Японской курильнице
Перевод Ю. Лукача
Курильниц бронза далеко
С золой седой,
И ветер, что колоколов
Рождает бой.
Дремотных храмов, что к богам
Пути блюли,
Резьба искусная ворот —
Вдали, вдали.
На ирис села стрекоза;
Ручьи чисты…
И далека страна зари,
Страна мечты.
Отныне воздухом дышать
Тебе чужим;
Дрожит и вьется над тобой
Струею дым.
Но тщетно льется аромат,
Напрасен зов:
Тут не найдется и следа
Твоих богов.
Подарок
Перевод М. Рахунова
Что подарить Вам, мой бог, мой любимый?
Вы целый мир подарить мне смогли,
Дали познать свет любви негасимый,
Моря тревогу и пряность земли.
Все, что имею, подарено Вами,
Будет ли дар мой блистать новизной?
Станет он тенью души Вашей, в раме
Зеркала – тенью, лишь тенью одной.
Что подарить Вам, мой бог неуклюжий?
Только подарок себе на беду:
Просто уйти, дать Вам вдруг обнаружить,
Что вы свободны и я не приду.
Романс
Перевод Ю. Лукача
Как даме рыцарских времен,
Ей слух ласкает копий звон
И шпор.
В те годы менестрели в ряд
Сложили б тысячу баллад,
Прославив этот гордый взор —
O Dieu te garde, ma vie, mon coeur[1].
Волос янтарный ореол
Собою царский превзошел
Убор.
Улыбки благороден свет,
Краса, которой равных нет,
В лице и нежность, и задор —
O Dieu te garde, ma vie, mon coeur.
Увы, прошла эпоха дам,
Кто не давал своим страстям
Отпор.
Гиневры поцелуй порой
Суровый получал герой —
Ах, мне б любви подобной флер!
O Dieu te garde, ma vie, mon coeur.
Осение сумерки
Перевод Ю. Лукача
Луна вверху, как ятаган,
Блестящий белый ятаган,
Плывет в вечерний час,
А рядом с ней горит звезда,
Такая робкая звезда,
Как будто желтый глаз.
Гляжу из детской, между штор,
Как ведьмы снова свой костер
В ночи зажгли тайком
И чай готовят на огне, —
Ах, ведьмы, дайте чаю мне
Со сладким пирожком.
Слабости
Перевод П. Долголенко
Пришли поведать мне друзья
Весь список слабостей твоих;
Я рассмеюсь на речи их,
Чем их, наверно, удивлю —
Слепцы, они не видят: я
Тебя за слабости люблю.
Недостатки
Перевод П. Колганова
Они мне: «Он чуть что – в кусты.
Он глуп и скуп, ты не права!»
Смешны мне были их слова —
Слепцам тебя не уступлю:
Ведь чем несовершенней ты,
Тем больше я тебя люблю.
Из книги «Елена Троянская и другие стихотворения» (1911)
Елена Троянская
Перевод Ю. Брызгалова
На фоне угасающей зари
Плясало пламя, полыхая дико.
То погребальный был костёр для Трои,
Той, что я видела впервые в блеске,
А после – в увядании. Я – та,
Кто любит красоту, её губя.
За что я изливаю гнев богов
И с детства всюду сею вкруг себя
Печаль и кровь? О, даже и сейчас
Их тяжкая забота – надо мной.
По их веленью я на этом ложе,
Но пусть под диким ветром я слаба —
Не вырвать жизни из моей груди.
Смерть суждена другим, велит Олимп,
Тем, что, сегодняшним довольны днём,
О будущем не думают. А мне
Покоя нет. Да, боги не добры
Ко мне, что полусмертна, как они.
О, матерь Леда, Лебедь, мой отец,
От вас в наследство мне – жестокий дар.
И красота моя, и зло – от вас;
Ведь ни одна ещё из смертных жён
Столь бед земле не принесла, как я.
Моря огня тревожат неба свод,
До звёзд ночных стараются достать
И погасить их прежде, чем рассвет.
Ужель я малых бед виной, о, боги?
Пошлите смерть мне! Только жизнь – сильней!
Как мне оставить песню ветерка
И дуновенье свежести морской?
Как не увидеть никогда весну?
Не сдамся я могильной тишине,
Не будет свет златых моих волос
Мир мёртвых освещать! И разве те,
Что бродят там, в долинах элизийских,
Любви не знали, грустью исходя,
Не жаждали их губы поцелуя?
Я буду жить, чтоб греков одолеть,
Чтоб тот любил меня, кто был мне враг.
Довольно грёз. И слёз довольно мне.
Наперекор судьбе мои уста
Так нравятся мужчинам, что они
Не слышат песен, что в душе моей
Звучат, как эхо. Нет, я не сержусь.
Конец мечтаньям прошлым. Но пока
И греки, и троянцы ничего —
Лишь красоту мою – не видят вкруг,
Клянусь: на всех морях и островах,
И землях всех под солнцем и луной,
До вечной ночи, до конца времён —
Всю жизнь мужчинам обо мне страдать.
Я буду всех желаний их венцом,
Мечтою о невиданной красе.
Они ж, простёрши руки по утрам,
«Елена!» – будут восклицать, в душе
Мой образ видя. Будут все меня
Изображать, как света луч, который
Сверкнув на миг, уйдёт. И каждый станет
По-своему меня воображать:
То с волосами, что волной текут,
Под звёздами блестя, черны как ночь,
То златокудрой, с отблеском огня.
Да буду до скончания времён
Я в грёзах их и день и ночь летать
Я жду того, кто явится убить.
Он – царь. Я предала его, и вот
Меня повсюду ищет он теперь.
Но всё ж меня он не убьёт. Пред ним
Предстану гордо я и посмотрю
Ему в глаза, мечу подставив грудь.
И царь не сможет белизну её
Забрызгать кровью. Меч опустит он,
Вскричав, меня в объятья заключит
И на руках до Спарты понесёт.
Я буду жить, чтоб греков одолеть!
Беатриче
Хочу покоя – пусть уйдут певцы:
От них не легче, с ними не уснуть.
Закройте свет, пусть будет здесь темно,
Чтоб знала я, каков могилы мрак.
Заходит солнце. Как красна заря!
И ты на фоне яркого огня —
Как Урсула святая в алтаре.
Оставь свечу, поди и рядом сядь;
Довольно мне монахов и молитв.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента