Джером Сэлинджер
И эти губы, и глаза зеленые…

   Когда зазвонил телефон, седовласый мужчина не без уважительности спросил молодую женщину, снять ли трубку – может быть, ей это будет неприятно? Она повернулась к нему и слушала словно издалека, крепко зажмурив один глаз от света; другой глаз оставался в тени – широко раскрытый, но отнюдь не наивный и уж до того темно-голубой, что казался фиолетовым. Седовласый просил поторопиться с ответом, и женщина приподнялась – неспешно, только-только что не равнодушно – и оперлась на правый локоть. Левой рукой отвела волосы со лба.
   – О господи, – сказала она. – Не знаю. А по-твоему, как быть?
   Седовласый ответил, что, по его мнению, снять ли трубку, нет ли, один черт, пальцы левой его руки протиснулись над локтем, на который опиралась женщина, между ее теплой рукой и боком, поползли выше. Правой рукой он потянулся к телефону. Чтобы снять трубку наверняка, а не искать на ощупь, надо было приподняться, и затылком он задел край абажура. В эту минуту его седые, почти совсем белые волосы были освещены особенно выгодно, хотя, может быть, и чересчур ярко. Они слегка растрепались, но видно было, что их недавно подстригли – вернее, подровняли. На висках и на шее они, как полагается, были короткие, вообще же гораздо длиннее, чем принято, пожалуй даже, на «аристократический» манер.
   – Да? – звучным голосом сказал он в трубку.
   Молодая женщина, по-прежнему опершись на локоть, следила за ним. В ее широко раскрытых глазах не отражалось ни тревоги, ни раздумья, только и видно было, какие они большие и темно-голубые.
   В трубке раздался мужской голос – безжизненный и в то же время странно напористый, почти до неприличия взбудораженный:
   – Ли? Я тебя разбудил?
   Седовласый бросил быстрый взгляд влево, на молодую женщину.
   – Кто это? – спросил он. – Ты, Артур?
   – Да, я. Я тебя разбудил?
   – Нет-нет. Я лежу и читаю. Что-нибудь случилось?
   – Правда, я тебя не разбудил? Честное слово?
   – Да нет же, – сказал седовласый. – Вообще говоря, я уже привык спать каких-нибудь четыре часа…
   – Я вот почему звоню, Ли: ты случайно не видал, когда уехала Джоанна? Ты случайно не видал, она не с Эленбогенами уехала?
   Седовласый опять поглядел влево, но на этот раз не на женщину, которая теперь следила за ним, точно молодой голубоглазый ирландец-полицейский, а выше, поверх ее головы.
   – Нет, Артур, не видал, – сказал он, глядя в дальний неосвещенный угол комнаты, туда, где стена сходилась с потолком. – А разве она не с тобой уехала?
   – Нет, черт возьми. Нет. Значит, ты не видал, как она уехала?
   – Да нет, по правде говоря, не заметил. Понимаешь, Артур, по правде говоря, я вообще сегодня за весь вечер ни черта не видел. Не успел я переступить порог, как в меня намертво вцепился этот болван – то ли француз, то ли австриец, черт его разберет. Все эти паршивые иностранцы только и ждут, как бы вытянуть из юриста даровой совет. А что? Что случилось? Джоанна потерялась?
   – О черт. Кто ее знает. Я не знаю. Ты же знаешь, какова она, когда налакается и ей не сидится на месте. Ничего я не знаю. Может быть, она просто…
   – А Эленбогенам ты звонил? – спросил седовласый.
   – Звонил. Они еще не вернулись. Ничего я не знаю. Черт, я даже не уверен, что она уехала с ними. Знаю только одно. Только одно, черт подери. Не стану я больше ломать себе голову. Хватит с меня. На этот раз я твердо решил. С меня хватит. Пять лет. Черт подери.
   – Послушай, Артур, не надо так волноваться, – сказал седовласый. – Во-первых, насколько я знаю Эленбогенов, они наверняка взяли такси, прихватили Джоанну и махнули на часок-другой в Гринич-Вилледж. Скорее всего они все трое сейчас ввалятся…
   – У меня такое чувство, что она развлекается там на кухне с каким-нибудь сукиным сыном. Такое у меня чувство. Она, когда налакается, всегда бежит в кухню и вешается на шею какому-нибудь сукину сыну. Хватит с меня. Клянусь богом, на этот раз я твердо решил. Пять лет, черт меня…
   – Ты откуда говоришь? – спросил седовласый. – Из дому?
   – Вот-вот. Из дому. Мой дом, мой милый дом. О черт.
   – Слушай, не надо так волноваться… Ты что… ты пьян, что ли?
   – Не знаю. Почем я знаю, будь оно все проклято.
   – Ну погоди, ты вот что. Ты успокойся. Ты только успокойся, – сказал седовласый. – Господи, ты же знаешь Эленбогенов. Скорей всего они просто опоздали на последний поезд. Скорей всего они с Джоанной в любую минуту ввалятся к тебе с пьяными шуточками и…
   – Они поехали домой.
   – Откуда ты знаешь?
   – От девицы, на которую они оставили детей. Мы с ней вели весьма приятную светскую беседу. Мы с ней закадычные друзья, черт подери. Нас водой не разольешь.
   – Ну ладно. Ладно. Что из этого? Может, ты все-таки возьмешь себя в руки и успокоишься? – сказал седовласый. – Наверно, они все прискачут с минуты на минуту. Можешь мне поверить. Ты же знаешь Леону. Уж не знаю, что это за чертовщина, но, когда они попадают в Нью-Йорк, всех их сразу одолевает это самое коннектикутское веселье, будь оно неладно. Ты же сам знаешь.
   – Да, да. Знаю. Знаю. А, ничего я не знаю.
   – Ну конечно, знаешь. Попробуй представить себе, как было дело. Эти двое, наверно, просто силком затащили Джоанну…
   – Слушай. Ее сроду никому никуда не приходилось тащить силком. И не втирай мне очки, что ее кто-то там затащил.
   – Никто тебе очки не втирает, – спокойно сказал седовласый.
   – Знаю, знаю! Извини. О черт, я с ума схожу. Нет, я правда тебя не разбудил? Честное слово?
   – Если б разбудил, я бы так и сказал, – ответил седовласый. Он рассеянно выпустил руку женщины. – Вот что, Артур. Может, послушаешься моего совета? – Свободной рукой он взялся за провод под самой трубкой. – Я тебе серьезно говорю. Хочешь выслушать дельный совет?
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента