Семен Соломонович Юшкевич
Осень
Осень! Осень!.. Как сейчас вижу эти однокрасочные мрачные дни, в которых как бы несётся тревога с хмурого утра до тёмной неприветливой ночи. Для меня – всё в ней скорбно! Вот стою у окна своей детской, оглядываю длинный, широкий двор и чувствую печаль и в ветре и в дожде, и кажется, что непроницаемые тучи не то стоят, не то движутся покорно терпеливо, словно труднобольные. Отовсюду мне слышатся вздыхания, ропот. Струи дождя, точно длинные змеи, падают во двор, расползаются по земле, бьют голубей на голубятне, а гора кажется такой некрасивой, неуютной, и мрачно глядят на меня мокрые головы её обнажённых бугров, словно жалуясь, словно умоляя… Или это жалуюсь я? Может быть, может быть!..
Нет, никогда уже не вернётся это прекрасное меланхолическое лето! Нет, не увижу я больше красоты умиравшего дня, когда уставшее жаркое солнце погружалось всеми лучами своими в море и пышным кровавым светом, – таким невинным, таким грозным, – заливало верхушку башни на горе, а мы, глядя на небо, думали о правде, о смерти и тихо вздыхали…
Вечер был печальный. Серёжа, засунув руки в карманы, ходит по комнате. Коля устроился за столом. Я весь – внимание.
– Если бы Алёша мне доказал ещё Бога, – с силой произнёс Коля, – я бы повесился! Может быть, повесился… – прибавил он задумчиво.
– Вот, вот, – дрожа подумал я. – Сколько страха из-за этого слова. Бог! Но ведь это – слово?. И оно рождает решения!
Как будто страшный стал за моей спиной и начал угрожать неопределённым и роковым.
– Надо верить… – пробормотал я растерянно.
– Я верю в то, что здесь нет жизни, – меланхолично говорил Коля, – да нет её! Что такое ты, Серёжа, я, учитель, книга? Вас нет, и я покорился, Серёжа. Я верю Алёше. Жизни нет, жизнь «там», а здесь сон. И на отца, и на мать смотрю и не верю. Снятся ли они мне или я им? И что такое отец? – вдруг с горем крикнул он. – Мне снится, что я сын, что он отец…
– Коля, – с мольбой выговорил я, – Коля!
– Да, Коля, – повторил он, побледнев, – но что такое Коля? И существует ли сам Алёша? Но если бы знать о Боге, если бы…
– Я существую, – упрямо произнёс Серёжа. – Если не существую, то как могу об этом думать? Вот Настенька уехала с мамой заграницу, и её нет здесь. Ведь уехала! Как могло уехать то, что не существует? Как мой сон может ездить?
– Я не понимаю, – ответил Коля растерянно, – я ничего не понимаю.
– О! – с восторгом крикнул я, – я люблю Алёшу, я страшно, страшно люблю его. И почему только папа не позволяет навестить его, больного?
– Коля, – донёсся из столовой голос матери, – пора идти чай пить.
Нет, никогда уже не вернётся это прекрасное меланхолическое лето! Нет, не увижу я больше красоты умиравшего дня, когда уставшее жаркое солнце погружалось всеми лучами своими в море и пышным кровавым светом, – таким невинным, таким грозным, – заливало верхушку башни на горе, а мы, глядя на небо, думали о правде, о смерти и тихо вздыхали…
Вечер был печальный. Серёжа, засунув руки в карманы, ходит по комнате. Коля устроился за столом. Я весь – внимание.
– Если бы Алёша мне доказал ещё Бога, – с силой произнёс Коля, – я бы повесился! Может быть, повесился… – прибавил он задумчиво.
– Вот, вот, – дрожа подумал я. – Сколько страха из-за этого слова. Бог! Но ведь это – слово?. И оно рождает решения!
Как будто страшный стал за моей спиной и начал угрожать неопределённым и роковым.
– Надо верить… – пробормотал я растерянно.
– Я верю в то, что здесь нет жизни, – меланхолично говорил Коля, – да нет её! Что такое ты, Серёжа, я, учитель, книга? Вас нет, и я покорился, Серёжа. Я верю Алёше. Жизни нет, жизнь «там», а здесь сон. И на отца, и на мать смотрю и не верю. Снятся ли они мне или я им? И что такое отец? – вдруг с горем крикнул он. – Мне снится, что я сын, что он отец…
– Коля, – с мольбой выговорил я, – Коля!
– Да, Коля, – повторил он, побледнев, – но что такое Коля? И существует ли сам Алёша? Но если бы знать о Боге, если бы…
– Я существую, – упрямо произнёс Серёжа. – Если не существую, то как могу об этом думать? Вот Настенька уехала с мамой заграницу, и её нет здесь. Ведь уехала! Как могло уехать то, что не существует? Как мой сон может ездить?
– Я не понимаю, – ответил Коля растерянно, – я ничего не понимаю.
– О! – с восторгом крикнул я, – я люблю Алёшу, я страшно, страшно люблю его. И почему только папа не позволяет навестить его, больного?
– Коля, – донёсся из столовой голос матери, – пора идти чай пить.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента