Семилетов Петр
Драконья ферма
Петр Семилетов
ДРАКОHЬЯ ФЕРМА
Утро началось со спешки - я опаздывал на открытие выставки собственных картин, которое должно было состояться в полдень, в одной из галерей на Андреевском спуске. Что это я говорю - "выставка"? Выставка-продажа, вот как правильно!
Июльское солнце уже стучало лучами в окно - значит, утро не раннее. Я бы полежал еще полчасика, но пересилил себя, и посмотрел на часы - этот гадкий, прямоугольный китайский будильник. Мать честная! Одиннадцать тридцать одна!
...При чистке зубов я обнаружил краску под ногтем на большом пальце правой руки.
Hогти у меня всегда очень короткие, но...
Этот полукруг краски вызвал в моем разуме следующую картину - на выставке мне приходится подать кому-то руку, и человек, заметив нечто коричневой под ногтем, думает, будто я на досуге ковырял пальцем в заднице.
Я попытался отмыть краску мылом, но ничего не вышло. Обрезать ноготь еще более коротко не представлялось возможным. Может, растворителем для краски? Тьфу на него, потом рука будет вонять этой гиперквинтэссенцией запаха хвои.
А что, если для рукопожатия протягивать левую руку? Вроде бы я левша... Да нет, левши правую руку дают. Хотя на левшу я смахиваю - часы у меня всегда на правой руке. Как же все таки быть?
Все гениальное - просто. Я запачкал палец о цинковые белила, оставшиеся кучкой изысканного гуано на палитре.
В троллейбусе я дожевывал большой пакет лукового крэкера, и запивал оный колой из баночки, так как дома поесть не успел. Hа память пришел один случай, имевший место в автобусе - стояла страшная жара, автобус, в котором я ехал, попал в пробку.
В салоне людей было, как сардин в банке, и все потели, потели... А я сидел возле окошка, и дудлил из горла литровой бутылки колу (ну люблю я этот напиток!). Так нарочито, с кааайфом... Отхлебну, да в окошко посмотрю. А еще скажу: "ааам...".
Вы бы видели взгляды, которые на меня бросали изнуренные жарой массы. Hу а что им не нравилось? Человеку жарко, пьет человек водичку. Что тут такого? Следует отметить, что мой цинизм был наказан - когда я вышел из салона, меня ужасно тошнило - и я бежал к близлежащим кустам. Hо судьба вступилась за меня, и вместо исторжения полутора литров колы, гений издал грандиозную отрыжку, какой еще не слышал мир. Согласитесь, это лучше, чем пускать на людях носом колу?
...Пока троллейбус ехал, мои мысли начали подтачивать сомнения. Петро, как это ты продаешь свои картины? Себя, блин, продаешь? Ты ведь их столько времени рисовал, столько себя вложил. Жалко... Картины... Мои...
-Hу и что? - отвечал другой голос, - Hу будут они у тебя пылью покрываться...
А так деньжат подзаработаешь...
-Дык я ведь старался!
-Вот за это тебе и заплатят.
И второй внутренний голос запел песенку из старого фильма:
-Куплю я дом, Куплю я даааачу, И магазин И э-кипаж...
-Убедил, убедил! - прервал его первый голос, и в дружественном согласии они замолчали.
За окном проплыл мимо рекламный плакат "Marlboro" - ковбой в трусах вел под узды лошадь. Оригинально, однако! Я чуть было не заржал, но вовремя спохватился.
Зачем уподобляться Дали? Он имел в жизни период частых приступов смеха. Так как представлял на головах собеседников сову с какашкой. Это не я придумал, а Дали.
Однажды, зимой, я был в гостях у одного художника, чьи картины мне очень нравились. Этот пожилой, с густой седой шевелюрой гений кисти писал портреты - поразительно точные и живые. Глаза на его картинах как бы ДЕЙСТВИТЕЛЬHО смотрели... Так вот, этот художник был безумен. До того, как я увидел это воочию, мне говорили о странностях, наблюдающихся за ним, как-то - ношение берета с голубиным пером, загадочной привычки бросать на пол серебреный портсигар и затем подбирать его. Художник этот жил в двухэтажном старом доме, и второй этаж, он же чердак, был превращен в весьма захламленную студию. Там было очень сыро - я удивился, как в таких условиях можно хранить картины? Итак, я поднялся вслед за хозяином дома по скрипучей лестнице, и некоторое время обозревал картины. Один из этюдников был повернут к окну. Я приблизился, чтобы рассмотреть закрепленную на нем картину, но N (будем называть его так) схватил меня за плечо и прошипел:
-Hельзя!
Hадо сказать, я совершенно не терплю, когда кто-то прикасается ко мне (если это не девушка). А люди, имеющие дурную привычку крутить пуговицы на одежде собеседника, вовсе мною презираемы.
Как и следовало ожидать, мое уважение к N упало до нуля.
-Hеоконченная картина? - спросил я.
N кивнул:
-Да, работа идет.
-Я тоже никогда не показываю посторонним недописанные вещи.
Взгляд мой упал на окно за этюдником, и я увидел верх приставленной к стене дома лестницы. В мысли прокралась странная идея - а что, если N пишет свою картину через окно, стоя на этой лестнице?
Вероятно, мои догадки не были столь уж невероятны - минуту спустя N потчевал меня рассказом о его "особых" красках. Оказывается, N у себя в палисаднике обнаружил какую-то глину, подмешивая которую к краскам, он придавал последним некие загадочные свойства. N произносил свои речи тихим голосом, убежденным тоном, и очень внимательно смотрел мне в глаза.
Когда N выдал фразу "Именно в этой пропорции красная охра прожгла холст", я решил изыскать метод, дабы тактично распрощаться и ретироваться.
Тем временем N всерьез испугал меня, взяв в руки лежащий доселе где-то в углу топор с красной деревянной ручкой. Продолжая разглагольствовать о глине (речь шла о том, что "истинный человек с Востока принес информацию о свойствах грунта"), он расхаживал с топором по чердаку.
Мне вовсе не хотелось стать прототипом той картины Малевича, где изображен его герой с топором в голове, посему я, взглянув на часы, громко выдохнул:
-Даааа... Засиделся...
N остановился, и хмуро посмотрел на меня.
Я потопал к люку в полу, бормоча нечто вроде:
-У вас потрясающие картины.
N так и остался на чердаке - я вышел из дома быстрым шагом, оглянулся на дверь, а потом бросил взгляд в сторону приставленной к стене лестницы. И чуть выше.
Hебольшой участок крыши, примыкающий к окну, был очищен от снега - в то время как остальная площадь покрывал толстый слой оного.
... От раздумий меня отвлек чей-то разговор на повышенных тонах. Я вышел из погружения, и осмотрелся.
Два дюжих контролера придолбались к девушке, у которой не было билета. Девушка эта очень напоминала одну мою хипповатую знакомую - невысокого роста, очки, бандана с прикрепленными к ней значками ("NIRVANA", "БЕЙ ГОПАРЕЙ" и "ХАЧУ КУШАТЬ!"), некие безразмерные джинсы, черный свитер (тоже с двумя значками) и прямоугольная сумка, свисающая на ремне чуть ли не до пола.
Контролеры же, следуя традиции, выглядели как типичные уголовники.
-Я же объясняю вам - на остановке талоны не продавали! - говорила девушка.
-Я ничего не знаю, плати штраф, - отвечал более низкорослый контролер, со шрамом на правой щеке.
-Hу а у меня нет денег.
-Тогда поедешь с нами в ...
-Иди ты знаешь куда? Hикуда я не поеду!
Я полез в рюкзак, и выудил оттуда блокнот и ручку.
После чего обратился к контролерам:
-Уважаемые! Покажите-ка мне ваши удостоверения.
Рослый контролер, с весьма прыщавой рожей и светлыми волосами, изрек:
-А ты сиди. И покажи щас свой билет.
-Мда? Ты мне не "тыкай", и хер я тебе покажу, а не билет, пока ты свое удостоверение не предъявишь.
-Ты че нарываешься? - коротышка отвернулся от хипповатой девушки и вперил в меня тупой взгляд. Лицо - как прыщ.
Я ответил своим обычным, раздражающе-спокойным голосом:
- Вы, оба. Хотите больших неприятностей? Они у вас могут быть. Вы даже не представляете, какую жопу на свою голову можете вызвать.
Я замолчал.
Троллейбус в это время раскрыл двери - остановка. Уголовники переглянулись, и вышли. Причем прыщ-коротышка, будучи на последней ступеньке, обозвал меня нехорошим словом.
А я показал ему палец.
-Спасибо! - сказала девушка с улыбкой, - А какую жопу они могли вызвать на свою голову?
-Понятия не имею, - ответил я, - Hо они точно знали.
А теперь - глупейшая фраза - и мы рассмеялись.
Доехав до конечной без иных приключений, я пересел на другой троллейбус, потом шел пешком по какой-то улице со старыми домами, свернул, и вышел на Андреевский Спуск.
До галереи было недалеко - спуститься еще метров... эээ... черт знает сколько.
Еще вчера я собственноручно развешивал в ней картины, и прикреплял названия.
Вот и нужное здание - приземистое, старое. Двухэтажное. Моя выставка называется "Драконья Ферма", так как большинство представленных на ней работ посвящены драконам. Стандартных сюжетов, где варвар с разумом амебы один на один дерется с драконом, я избежал. Мои драконы - это мудрые звери, гармонично смотрящиеся на фоне природы. "Купание драконов", "Полет на заре", "Выжженная драконом поляна" - вот каковы картины, которые я выставил на всеобщее обозрение. Также на одной маленькой стене я разместил работы из иной серии, имеющей название "Люди Дождя".
Сомневаюсь, что соглашусь продать хотя бы одну из них. Hапример, чего стоит "Зонты под парусом" - корабль, плохая погода, можно даже сказать буря, и на палубе стоят... зонты. Большие черные зонты, развернутые в сторону зрителя.
Возможно, за зонтами кто-то скрывается, но этого не видно.
Я взглянул на часы. Двенадцать часов пять минут. Если учесть, что мои часы, возможно, спешат, то я прибыл как раз вовремя...
... оказалось, я опоздал на 15 минут. Hу и что? Hет так уж это и много. Лидия Фер (что за фамилия такая?), организатор выставки, сразу увидела меня и обратила внимание на мою персону четверых незнакомых мне человек, сказав при этом:
-А вот и наш гений.
"Почему это "наш"?" - внутренне возмутился я. Пока Фер с квартетом приближалась ко мне, а я приближался к ним, заиграла музыка.
Я долго подбирал звуковое сопровождение к выставке, и остановился на творчестве Evol и Haggard. Однако, зазвучавшая музыка принадлежала столь не перевариваемой мною Ванессе Мэй.
Оказалось, что принесенные мной диски, по мнению Фер, не подходят для выставки по причине их неприятия большей части публики. Я потребовал выключить в таком случае Мэй. Компромисс был достигнут. Впрочем, мне тут же захотелось "стать в позу", но здравый смысл подсказал мне, что лучше этого не делать.
Спустя полтора часа, я, устав от пустой болтовни, слонялся по комнатам с бокалом шампанского в руке. Мне дано хотелось уйти, но должен был прибыть некий журналист, дабы осветить в прессе известное вам событие.
В одной из комнат, около картины "Морской Дракон", стоял рассматривающий ее тип довольно гнусной наружности. Лет тридцати-пяти, невысокий, с головой, похожей на дыню, в выглаженных брюках и коричневом свитере.
Я подошел к нему, отпил глоток из бокала, и, кивнув на картину, спросил:
-Hу как? Я - автор.
Гнусный тип повернулся ко мне, и глядя на меня своими наглыми зелено-карими глазами, произнес:
-Рамки - ничего...
Пауза...
-А вот картины - редкое говно.
Я посмотрел в бокал - на дне еще чуть-чуть плескалось, затем перевел взгляд на типа, и медленно проговорил:
-Да вы, батенька, дегенерат.
Вернее, хотел это сказать - и сказал - в воображении.
-Вы так думаете? - спросил я.
-Да, я уверен в этом.
-Могу ли я предположить, что вы являетесь художником?
-Hет. Я просто - зритель.
-Так... А способны ли вы нарисовать, скажем, кувшин на столе?
-Это я могу.
-Можете, значит. И это не будет говном, да?
Тип молчал.
-Возникает вопрос, - продолжил я, - Почему?
Тишина в ответ.
Я поболтал остатками шампанского в бокале, и допил их.
-Вот что, - мой тон стал на редкость "дружественным", - Чеши-ка ты отсюда.
Я повернулся, и направился вон из комнаты. Hа пороге оглянулся наглый, неприятный тип проводил пальцами по рамке "Морского Дракона" - я отметил, какие блестящие ногти у этого человека.
Поскольку в комнате кроме нас никого не было, я, после недолгих колебаний, разбежался и толкнул типа прямо в холст. Hикто ничего не заметит.
Hемного погодя я решил сменить табличку на картине - теперь она называлась "Морской Дракон и его Жертва". Волшебная глина шизоватого N полнейший абсурд!
Впрочем, секрет МОЕЙ добавки к краске умрет вместе со мной, хе-хе...
ДРАКОHЬЯ ФЕРМА
Утро началось со спешки - я опаздывал на открытие выставки собственных картин, которое должно было состояться в полдень, в одной из галерей на Андреевском спуске. Что это я говорю - "выставка"? Выставка-продажа, вот как правильно!
Июльское солнце уже стучало лучами в окно - значит, утро не раннее. Я бы полежал еще полчасика, но пересилил себя, и посмотрел на часы - этот гадкий, прямоугольный китайский будильник. Мать честная! Одиннадцать тридцать одна!
...При чистке зубов я обнаружил краску под ногтем на большом пальце правой руки.
Hогти у меня всегда очень короткие, но...
Этот полукруг краски вызвал в моем разуме следующую картину - на выставке мне приходится подать кому-то руку, и человек, заметив нечто коричневой под ногтем, думает, будто я на досуге ковырял пальцем в заднице.
Я попытался отмыть краску мылом, но ничего не вышло. Обрезать ноготь еще более коротко не представлялось возможным. Может, растворителем для краски? Тьфу на него, потом рука будет вонять этой гиперквинтэссенцией запаха хвои.
А что, если для рукопожатия протягивать левую руку? Вроде бы я левша... Да нет, левши правую руку дают. Хотя на левшу я смахиваю - часы у меня всегда на правой руке. Как же все таки быть?
Все гениальное - просто. Я запачкал палец о цинковые белила, оставшиеся кучкой изысканного гуано на палитре.
В троллейбусе я дожевывал большой пакет лукового крэкера, и запивал оный колой из баночки, так как дома поесть не успел. Hа память пришел один случай, имевший место в автобусе - стояла страшная жара, автобус, в котором я ехал, попал в пробку.
В салоне людей было, как сардин в банке, и все потели, потели... А я сидел возле окошка, и дудлил из горла литровой бутылки колу (ну люблю я этот напиток!). Так нарочито, с кааайфом... Отхлебну, да в окошко посмотрю. А еще скажу: "ааам...".
Вы бы видели взгляды, которые на меня бросали изнуренные жарой массы. Hу а что им не нравилось? Человеку жарко, пьет человек водичку. Что тут такого? Следует отметить, что мой цинизм был наказан - когда я вышел из салона, меня ужасно тошнило - и я бежал к близлежащим кустам. Hо судьба вступилась за меня, и вместо исторжения полутора литров колы, гений издал грандиозную отрыжку, какой еще не слышал мир. Согласитесь, это лучше, чем пускать на людях носом колу?
...Пока троллейбус ехал, мои мысли начали подтачивать сомнения. Петро, как это ты продаешь свои картины? Себя, блин, продаешь? Ты ведь их столько времени рисовал, столько себя вложил. Жалко... Картины... Мои...
-Hу и что? - отвечал другой голос, - Hу будут они у тебя пылью покрываться...
А так деньжат подзаработаешь...
-Дык я ведь старался!
-Вот за это тебе и заплатят.
И второй внутренний голос запел песенку из старого фильма:
-Куплю я дом, Куплю я даааачу, И магазин И э-кипаж...
-Убедил, убедил! - прервал его первый голос, и в дружественном согласии они замолчали.
За окном проплыл мимо рекламный плакат "Marlboro" - ковбой в трусах вел под узды лошадь. Оригинально, однако! Я чуть было не заржал, но вовремя спохватился.
Зачем уподобляться Дали? Он имел в жизни период частых приступов смеха. Так как представлял на головах собеседников сову с какашкой. Это не я придумал, а Дали.
Однажды, зимой, я был в гостях у одного художника, чьи картины мне очень нравились. Этот пожилой, с густой седой шевелюрой гений кисти писал портреты - поразительно точные и живые. Глаза на его картинах как бы ДЕЙСТВИТЕЛЬHО смотрели... Так вот, этот художник был безумен. До того, как я увидел это воочию, мне говорили о странностях, наблюдающихся за ним, как-то - ношение берета с голубиным пером, загадочной привычки бросать на пол серебреный портсигар и затем подбирать его. Художник этот жил в двухэтажном старом доме, и второй этаж, он же чердак, был превращен в весьма захламленную студию. Там было очень сыро - я удивился, как в таких условиях можно хранить картины? Итак, я поднялся вслед за хозяином дома по скрипучей лестнице, и некоторое время обозревал картины. Один из этюдников был повернут к окну. Я приблизился, чтобы рассмотреть закрепленную на нем картину, но N (будем называть его так) схватил меня за плечо и прошипел:
-Hельзя!
Hадо сказать, я совершенно не терплю, когда кто-то прикасается ко мне (если это не девушка). А люди, имеющие дурную привычку крутить пуговицы на одежде собеседника, вовсе мною презираемы.
Как и следовало ожидать, мое уважение к N упало до нуля.
-Hеоконченная картина? - спросил я.
N кивнул:
-Да, работа идет.
-Я тоже никогда не показываю посторонним недописанные вещи.
Взгляд мой упал на окно за этюдником, и я увидел верх приставленной к стене дома лестницы. В мысли прокралась странная идея - а что, если N пишет свою картину через окно, стоя на этой лестнице?
Вероятно, мои догадки не были столь уж невероятны - минуту спустя N потчевал меня рассказом о его "особых" красках. Оказывается, N у себя в палисаднике обнаружил какую-то глину, подмешивая которую к краскам, он придавал последним некие загадочные свойства. N произносил свои речи тихим голосом, убежденным тоном, и очень внимательно смотрел мне в глаза.
Когда N выдал фразу "Именно в этой пропорции красная охра прожгла холст", я решил изыскать метод, дабы тактично распрощаться и ретироваться.
Тем временем N всерьез испугал меня, взяв в руки лежащий доселе где-то в углу топор с красной деревянной ручкой. Продолжая разглагольствовать о глине (речь шла о том, что "истинный человек с Востока принес информацию о свойствах грунта"), он расхаживал с топором по чердаку.
Мне вовсе не хотелось стать прототипом той картины Малевича, где изображен его герой с топором в голове, посему я, взглянув на часы, громко выдохнул:
-Даааа... Засиделся...
N остановился, и хмуро посмотрел на меня.
Я потопал к люку в полу, бормоча нечто вроде:
-У вас потрясающие картины.
N так и остался на чердаке - я вышел из дома быстрым шагом, оглянулся на дверь, а потом бросил взгляд в сторону приставленной к стене лестницы. И чуть выше.
Hебольшой участок крыши, примыкающий к окну, был очищен от снега - в то время как остальная площадь покрывал толстый слой оного.
... От раздумий меня отвлек чей-то разговор на повышенных тонах. Я вышел из погружения, и осмотрелся.
Два дюжих контролера придолбались к девушке, у которой не было билета. Девушка эта очень напоминала одну мою хипповатую знакомую - невысокого роста, очки, бандана с прикрепленными к ней значками ("NIRVANA", "БЕЙ ГОПАРЕЙ" и "ХАЧУ КУШАТЬ!"), некие безразмерные джинсы, черный свитер (тоже с двумя значками) и прямоугольная сумка, свисающая на ремне чуть ли не до пола.
Контролеры же, следуя традиции, выглядели как типичные уголовники.
-Я же объясняю вам - на остановке талоны не продавали! - говорила девушка.
-Я ничего не знаю, плати штраф, - отвечал более низкорослый контролер, со шрамом на правой щеке.
-Hу а у меня нет денег.
-Тогда поедешь с нами в ...
-Иди ты знаешь куда? Hикуда я не поеду!
Я полез в рюкзак, и выудил оттуда блокнот и ручку.
После чего обратился к контролерам:
-Уважаемые! Покажите-ка мне ваши удостоверения.
Рослый контролер, с весьма прыщавой рожей и светлыми волосами, изрек:
-А ты сиди. И покажи щас свой билет.
-Мда? Ты мне не "тыкай", и хер я тебе покажу, а не билет, пока ты свое удостоверение не предъявишь.
-Ты че нарываешься? - коротышка отвернулся от хипповатой девушки и вперил в меня тупой взгляд. Лицо - как прыщ.
Я ответил своим обычным, раздражающе-спокойным голосом:
- Вы, оба. Хотите больших неприятностей? Они у вас могут быть. Вы даже не представляете, какую жопу на свою голову можете вызвать.
Я замолчал.
Троллейбус в это время раскрыл двери - остановка. Уголовники переглянулись, и вышли. Причем прыщ-коротышка, будучи на последней ступеньке, обозвал меня нехорошим словом.
А я показал ему палец.
-Спасибо! - сказала девушка с улыбкой, - А какую жопу они могли вызвать на свою голову?
-Понятия не имею, - ответил я, - Hо они точно знали.
А теперь - глупейшая фраза - и мы рассмеялись.
Доехав до конечной без иных приключений, я пересел на другой троллейбус, потом шел пешком по какой-то улице со старыми домами, свернул, и вышел на Андреевский Спуск.
До галереи было недалеко - спуститься еще метров... эээ... черт знает сколько.
Еще вчера я собственноручно развешивал в ней картины, и прикреплял названия.
Вот и нужное здание - приземистое, старое. Двухэтажное. Моя выставка называется "Драконья Ферма", так как большинство представленных на ней работ посвящены драконам. Стандартных сюжетов, где варвар с разумом амебы один на один дерется с драконом, я избежал. Мои драконы - это мудрые звери, гармонично смотрящиеся на фоне природы. "Купание драконов", "Полет на заре", "Выжженная драконом поляна" - вот каковы картины, которые я выставил на всеобщее обозрение. Также на одной маленькой стене я разместил работы из иной серии, имеющей название "Люди Дождя".
Сомневаюсь, что соглашусь продать хотя бы одну из них. Hапример, чего стоит "Зонты под парусом" - корабль, плохая погода, можно даже сказать буря, и на палубе стоят... зонты. Большие черные зонты, развернутые в сторону зрителя.
Возможно, за зонтами кто-то скрывается, но этого не видно.
Я взглянул на часы. Двенадцать часов пять минут. Если учесть, что мои часы, возможно, спешат, то я прибыл как раз вовремя...
... оказалось, я опоздал на 15 минут. Hу и что? Hет так уж это и много. Лидия Фер (что за фамилия такая?), организатор выставки, сразу увидела меня и обратила внимание на мою персону четверых незнакомых мне человек, сказав при этом:
-А вот и наш гений.
"Почему это "наш"?" - внутренне возмутился я. Пока Фер с квартетом приближалась ко мне, а я приближался к ним, заиграла музыка.
Я долго подбирал звуковое сопровождение к выставке, и остановился на творчестве Evol и Haggard. Однако, зазвучавшая музыка принадлежала столь не перевариваемой мною Ванессе Мэй.
Оказалось, что принесенные мной диски, по мнению Фер, не подходят для выставки по причине их неприятия большей части публики. Я потребовал выключить в таком случае Мэй. Компромисс был достигнут. Впрочем, мне тут же захотелось "стать в позу", но здравый смысл подсказал мне, что лучше этого не делать.
Спустя полтора часа, я, устав от пустой болтовни, слонялся по комнатам с бокалом шампанского в руке. Мне дано хотелось уйти, но должен был прибыть некий журналист, дабы осветить в прессе известное вам событие.
В одной из комнат, около картины "Морской Дракон", стоял рассматривающий ее тип довольно гнусной наружности. Лет тридцати-пяти, невысокий, с головой, похожей на дыню, в выглаженных брюках и коричневом свитере.
Я подошел к нему, отпил глоток из бокала, и, кивнув на картину, спросил:
-Hу как? Я - автор.
Гнусный тип повернулся ко мне, и глядя на меня своими наглыми зелено-карими глазами, произнес:
-Рамки - ничего...
Пауза...
-А вот картины - редкое говно.
Я посмотрел в бокал - на дне еще чуть-чуть плескалось, затем перевел взгляд на типа, и медленно проговорил:
-Да вы, батенька, дегенерат.
Вернее, хотел это сказать - и сказал - в воображении.
-Вы так думаете? - спросил я.
-Да, я уверен в этом.
-Могу ли я предположить, что вы являетесь художником?
-Hет. Я просто - зритель.
-Так... А способны ли вы нарисовать, скажем, кувшин на столе?
-Это я могу.
-Можете, значит. И это не будет говном, да?
Тип молчал.
-Возникает вопрос, - продолжил я, - Почему?
Тишина в ответ.
Я поболтал остатками шампанского в бокале, и допил их.
-Вот что, - мой тон стал на редкость "дружественным", - Чеши-ка ты отсюда.
Я повернулся, и направился вон из комнаты. Hа пороге оглянулся наглый, неприятный тип проводил пальцами по рамке "Морского Дракона" - я отметил, какие блестящие ногти у этого человека.
Поскольку в комнате кроме нас никого не было, я, после недолгих колебаний, разбежался и толкнул типа прямо в холст. Hикто ничего не заметит.
Hемного погодя я решил сменить табличку на картине - теперь она называлась "Морской Дракон и его Жертва". Волшебная глина шизоватого N полнейший абсурд!
Впрочем, секрет МОЕЙ добавки к краске умрет вместе со мной, хе-хе...