Артем Северский
Всего лишь день

   В архиве – гляди, это все та же коробка из-под обуви, помятая по краям, – куча писем от твоих подруг. Ни на одно ты не ответила. Потому, что была занята. Потому, что мучилась мигренью, и тебя бесило содержание некоторых сентиментальных сообщений. Еще потому, что твоя дочь болела гриппом и два дня металась точно в бреду, и ты уже предчувствовала страшную развязку. Потому, что муж, как тебе казалось в тридцать семь, начал ходить налево. Потому что свекровь объявила тебе войну и перешла в генеральное наступление. Потому что в сорок один окончательно убедилась – муж нашел себе другую, и та, другая, моложе на девять лет, даже на девять с половиной.
   Итак, коробка с письмами. Каждый конверт аккуратно вскрыт при помощи ножниц. Отрезать полоску, вытащить письмо, понюхать, чем пахнет сложенный лист бумаги. Нюхать бумагу и прочие предметы ты научилась еще в детстве. Твой нюх всегда был словно у собаки. Думаешь, что по-настоящему в жизни ты научилась только обонять, определять по запаху, с кем можно иметь дело, с кем нельзя.
   Письма рассказывают тебе о том, как живут твои подруги. Крем для рук, лосьон, моющее средство, дорогое или дешевое мыло, шампунь, запах крови, запах пригорелой пиши. Улавливая запахи, исходящие от бумаги, ты примерно представляешь себе, какие будут новости.
   Потому, что... Ты ненавидишь эту коробку. Маленький гробик твоих желаний, запрятанных в трясину сердечных обид.
   Никому не отвечала много лет. Удивлена, что они писали. Несмотря ни на что писали. Письма к женщине, проигрывающей, безнадежно проигрывающей сражение с собственной жизнью. О чем они сообщают, ты желаешь узнать снова?
   Сорок один год, когда у тебя все стабильно.
   Сорок один год, когда ты обнаруживаешь, что сидишь голым задом на еще теплом пепелище.
   Сорок один год, когда в зеркале отражается зомби с уплотнением в груди. Новость совсем свежая. Чистишь зубы воскресным утром, а через пять минут пальцы нащупывают это. Очень недвусмысленное. Очень банальное. Распространяемое оптом и в розницу в независимости от того, кто в глазах дебилов праведник, а кто нет.
   Женщина-зомби с плохим запахом изо рта и желанием совершить самоубийство.
   Свекровь: не будь ты такая дура, все было бы по-другому.
   Что ты выберешь?
   Даю пять секунд на размышление.
   Ведь теперь-то, когда решение принято, ты должна ответить, не так ли?
   Вот тебе ручка и тетрадь в клетку, садись за стол, включи лампу, правильно. Вырви из тетради листок. Пиши.
   Пиши!
   Ты всего лишь девушка с нерешительными планами на будущее. Студентка, долго привыкающая к новой для себя обстановке университета. Знакомо? Смотри, не смей отворачиваться. Не поможет.
   Если бы кто-то фотографировал тебя в тот момент, снимок был бы такой: коридор перед аудиторией, и ты смотришь на парня, шагающего в компании приятелей. Открытый рот, глупое выражение лица, пойманное на пике твоей девичьей эмоции.
   Срань господня, говорит он приятелю. Твой нос улавливает запах его пота и крема после бритья. Четко вычленяешь его из потока других запахов.
   Мысль – ты могла бы, чуть поднапрягшись, сделаться дегустатором.
   Не будь ты такой дурой, конечно.
   Сначала ты всего лишь девушка, а потом перестаешь ею быть. После первого секса-изнасилования, после ребенка, который появится уже в браке, после пощечины, «заработанной» из-за лишнего бокала вина на вечеринке у подруг.
   Подруга пишет тебе, что у нее все в порядке. В другом городе, куда ее занесло, не так уж и плохо. Совсем неплохо. Новости устарели за пять лет, поэтому комментировать их нет особенного смысла. Лучше напиши о себе, только не правду.
   Никакой правды.
   В мыслях ты ввела цензуру.
   Не думать о происходящем.
   Некая совокупность физических действий, поменьше эмоций и размышлений.
   Снимок. Высокое здание общежития, к которому ты пробираешься по узкой дорожке, протоптанной в снегу.
   Учиться сложней, чем ты думала. Но чего ты хотела? Приезжаешь из маленького городишки в почти столичный город. У всего своя цена, ведь ты смутно осознавала эту истину.
   Сначала всего лишь девушка.
   Плывешь по течению, стараясь быть незаметной. Боишься, что скорое и неизбежное событие твоей жизни загонит тебя в психологический гипс.
   Однажды перестаешь быть той, что в тринадцать лет плакала над разорвавшимся голубым платьем. Что в десять просила у мамы еще одну куклу взамен потерянной. Что в семь поцеловалась с мальчиком в первом классе.
   Перестаешь быть на какое-то время кем бы то ни было.
   Он. Твое обоняние безошибочно определило его. Гормоны побежали по крови, вся биохимия твоего организма поднялась волной всесметающего сумасшествия.
   Твоя молодость вступала в конфликт с установкой ни в коем случае не выделяться.
   Вот так он (он – будущий муж) оказался в твоей комнате в общежитии. Пиво давало ему возможность забыть о прыщах на лбу и кривоватых ногах, он стал мужчиной. Твои ощущения обманули твои ожидания. Не пиши подругам об этом. Им ни к чему лишний груз. Ты всегда была доброй, так оставайся до конца.
   Ты попала в большой процент тех, с кем это случается во время учебы. С чего бы тебе быть исключением из правил? Ляг, закрой глаза. Английская королева предлагала думать об Англии. Что выберешь ты?
   Ты хорошо помнишь, что представляла себе большую порцию мороженого.
   У всего своя цена. Случилось так, что твой первый секс превратился в изнасилование. Он, будущий ублюдочный муж, был на седьмом небе от счастья. Назвал тебя птичкой, будто это могло как-то заглушить боль. Но ведь ты улыбалась, помнишь? Хорошо сыгранная роль – повод для гордости. Твоя мать, ничего не понимавшая в сексе, могла бы поставить тебе хороший бал.
   Он ушел от тебя почти сразу, как сделал свое дело.
   – Ты самая лучшая, – его слова. Ты смела верить, что они искренни.
   Не будь ты такой дурой.
   Первый и единственный мужчина. Потом ты не позволяла себе даже думать о других.
   Ты опасалась, что он больше не взглянет в твою сторону, но ошиблась.
   Разве этого достаточно, чтобы связать с ним свою жизнь?
   Нюхать свое белье, пахнущее его телом и спермой – твоя мать врезала бы тебе от души. Ты пошла дальше нее.
   В настоящий момент он, твой муж, мертв. Как мертва твоя дочь.
   Он привязал тебя своим запахом. Путы биохимии самые надежные из всех. Кандалы прочнее легированной стали.
   Если бы это не было больно, было ли бы так интересно?
   И еще: как сложилась бы твоя жизнь, произойди сбой в сценарии?
   Твое приключение на всю жизнь, прогулка на автомобиле, закончившаяся катастрофой.
   Снимок: ты стоишь с мужем возле ворот ЗАГСа, вы расписались втайне ото всех. Ты была рада это секретности, потому что боялась сгореть со стыда. Нет, тогда ты не была беременна. Дело в другом. Ты твердо знала: твоя мать ни за что не приняла бы твой выбор (твою покорность судьбе, точнее говоря), она могла бы приехать в университет, в общежитие, и устроить скандал.
   В настоящий момент она, твоя мать, мертва.
   Снимок: сумасшедшая старуха с перекошенным ртом в палате дома престарелых. Платок повязан криво, потому что повязывала его медсестра. Старуха разучилась делать даже это. Она умерла, подавившись кашей спустя пять дней после твоего последнего визита. Отправилась на встречу с мужем, который пятнадцать лет назад упал под поезд. Механические процессы уносят тех, кто рядом с тобой. Секс, удушение, автомобили, поезда.
   Свекровь – это отражение твоей матери. Твоя война проиграна, и ты осознаешь этот факт уже в процессе написания письма. Не вздумай бросать. В течение лет ты игнорировала многие истины, но вот главная из них обрушилась на тебя: если ты умрешь, будет один человек, который обрадуется твоей смерти.
   Впрочем, нет. Затмение. Суровые личностные трагедии иногда лишают людей мыслить рационально.
   В настоящий момент твоя свекровь мертва.
   Они ехали из другого города, все они, и перевернулись. Сгорели, их кожа окислилась с выделением огромного количества тепла. Обычно человеческое тело не в состоянии выдержать такие температуры.
   Мужа тебе не показали, сославшись на то, что там не на что смотреть. Кожа твоей дочери в морге походила на серую бумагу. Там, где она сохранилась, конечно. Волосы, которые ты расчесывала ей в детстве, превратились в черную труху, облепившую обгоревший череп.
   Твоя дочь родилась в то время, когда приступы мигрени стали просто невыносимы. Болезнь амбициозных людей, говорят некоторые. Мигрень. Как язва желудка. Но, помилуйте, разве у тебя когда-нибудь были амбиции? Или имеется в виду, что ни ты ничего о них не знала? Это можно понять. Тебе было не до того. Ты искала норку, в которой можно было бы спрятаться, выглядывать из нее, чтобы сзади, снизу, вверху и с боков находились надежные стенки. Годами ты ходила в состоянии сна – открытые глаза лунатика и минимум мыслей в голове. Боевые действия ты вела пассивно, как засевший в подземелье диверсант.
   В итоге, ты пережила их всех.
   Снимок: стоишь у зеркала с бледным лицом и синяками под глазами, волосы свисают по бокам головы мокрыми сосульками. Живот выпирает из-под длинной майки. Ноги голые, покрытые еще бледными ниточками вен. Домашние туфли стоптаны. Ты приехала из маленького городка, так что прими это. Тяжелую беременность, мигрень, тошноту, головокружение. Для разнообразия вот тебе несколько обмороков в общественных местах. Один раз ты падаешь так, что твоя левая глазная орбита встречается с краем скамейки. Перелома нет, но ты долгое время ходишь с ватно-пластыревой нашлепкой на глазу, и с тех пор он видит хуже, чем правый. Муж поцеловал тебя в то место, где вспухло, и сказал, что ты милашка. Точно это слово может перечеркнуть все, от чего ты устала и ненавидишь всей душой.
   Мигрень заставляла тебя видеть цветные пятна, спирали и круги. Они походили на НЛО.
   Пиши письмо, не отвлекайся. И подумай вот над чем. Не удивляет ли тебя, что выжила в этой катастрофе ты одна? Дело не в том, что ты осталась дома, когда остальные поехали в одной машине. Ты прошла через темный лес, попадая в лапы то волков, то медведей, то голодных рысей. Другие сгинули в звериных желудкам, но ты, хоть и окровавленная, сумела выбежать на солнечную поляну.
   Как это могло случиться? Ты, конечно, не желаешь этого знать, особенно сейчас, на финише. К чему, думаешь ты. Если человек остается совсем один, вот как ты, наедине с письмами, ему нет дела до каких-то там мелочей. Ты жила с черными, почти не пропускающими свет очками на глазах. С цензурой, которую наложила на свои мысли. Путь по минному полю – это куча осторожных шагов по краю бездны. Примерно так же было и с тобой.
   Я хочу спросить: «Чем ты займешься после того, как закончишь это письмо?» Начнешь другое? Сделаешь из этого своего рода терапию, да?
   Молчишь.
   Ты стала обладательницей некоторого количества могил. Факт. Первая – муж, вторая – дочь, третья – свекровь, четвертая – твоя мать. Порядок здесь произвольный. По-настоящему ты была слишком далеко от всего, и я не верю тебе, когда ты думаешь, что твоя боль подлинная. Мне кажется, тебе вовсе не больно. Душонка твоя, загнанная глубоко в подземелье, разучилась выполнять свои обязанности.
   Ты села на кровать для того, чтобы разобрать свои архивы, хранящиеся в коробке из-под обуви. Даже в кошмаре ты не могла этого представить.
   Снимок. Женщина в шортах и майке, все домашнее, босая, сидит на краю матраца и смотрит на вытащенные на свет артефакты прошлого.
   На лице женщины застыла неописуемая гримаса.
   Это самые жуткие археологические раскопки в истории.
   Ты чувствуешь запах каждого письма, запах воспоминаний. Как пахла твоя мать в последний твой визит в дом престарелых – о боги, избавьте от этого ужаса, прошу! Как пахло в морге, где ты опознавала трупы. (Очень странно выглядело твое хладнокровие – неужто ты все знала заранее?) Как пахло во время родов, когда твоя сгоревшая дочь рвалась в этот гнилостный мир.
   А почему ты сейчас так спокойна? Какой мне задать вопрос, чтобы понять тебя?
   Хорошо, радуйся, как радуется герой, победивший в конкурсе. Ты дошла до конца и победила, хотя потеряла все.
   Две недели назад, похоронив их, ты вернулась домой и села смотреть телевизор. Убедила себя, что тот день был всего лишь днем. Совокупностью секунд, минут, часов, расположенных в определенном порядке. Всего лишь дерьмовый день. Считай, мертвецы не платят за квартиру – ни за газ, ни за электроэнергию, ни за квадратные метры, им уже ничего этого не надо. Как тебе эта мысль? Знаю – нравится. Это словно как сбросить с твоих плеч тяжелую ношу. Но как, я спрошу тебя, ты будешь оплачивать эти счета теперь? В одиночестве? Ты не работала пять лет. Как быть? У тебя есть ответ. Ты приняла решение, но ты меня бесишь, дура, потому что мне оно известно.
   Хрен с ними, со счетами. Ты говоришь, тебе все равно. И думаешь о любовнице мужа, которая тоже осиротела. Муж сказал тебе, что между ними все кончено, но ты не поверила. Хорошо запомнилась эта сцена на кухне. Без сомнений, ему надо сохранить семью, поэтому он говорит тебе это. Успокаивает. Поглаживает. В этом он был мастак.
   Бывшая любовница твоего мужа приходила на кладбище, и ты видела ее, вполне преуспевающую женщину. Ты, конечно, не была такой в ее годы, а напоминала сегодняшнюю тень, лишь более неопытную в делах скорби.
   Возможно, умерев, ты присоединишься к ним, мертвым. Больше всего тебе хочется присоединиться к дочери, ведь если выбирать, то ее.
   Не надо думать, что сегодня что-то решается. Всего лишь день. Как тогда, когда все умерли в сгоревшей машине. Или когда были похороны.
   Присоединиться к мертвым – твое единственное желание. Вероятно, в твоем новом качестве, в новом качестве их, не произойдет того, что при жизни. Смерть милосердна. Кажется, она дает новый шанс.
   Ты спрашиваешь меня? Я не имею об этих вещах ни малейшего понятия.
   Понимаю, уже некому утешить тебя насчет уплотнения в груди, и тебе не доведется узнать, ложная это тревога или нет. Решение принято.
   Письмо, которое ты писала все это время, предназначено женщине, чья жизнь кажется мифом. Есть ли она на самом деле, живет ли по указанному адресу? Кто она, если разобраться?
   Когда ты выходишь из дома в этот догорающий всего лишь день, чтобы добраться до ближайшего почтового ящика, тебе все равно, реальна твоя бывшая подруга или нет. Теперь я почему-то верю. Тебе не больно.
   Твоя последняя воля не имеет значения, это только пустой звук. Если не было первой или, скажем, сто двадцатой, какой толк в последней?
   Снимок. Ты стоишь у почтового ящика, а по нагретому асфальту дороги позади тебя едут машины. Никто из прохожих или водителей не знает, кто ты такая. Их органы чувств не улавливают вибраций, исходящих от твоего бытия.
   В настоящий момент, отсюда и дальше, ты мертва. Твоя последняя мысль была о большой порции ванильного мороженого. Хотя я могу и ошибаться.
   Ты и твоя история закончились смертью, как миллионы других историй.
   Миф развеян.