----------------------------------------------------------------------------
Перевод В.Бенедиктова
В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. "Советский писатель", Ленинградское
отделение, 1983
Серия "Библиотека поэта"
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Однажды крепко спал Амур - любви божок,
Отбросив факел свой, для всех сердец опасный,
И к месту этому вдруг подлетел кружок
Нимф, давших клятву жить в невинности бесстрастной.
И вот - одна из них рукой своей прекрасной
Схватила факел тот, что множество поджег
Сердец, замученных потом тоской напрасной,
И бросила его на дно в речной поток, -
И словно без меча, что полководцу нужен,
Влюбленных армий вождь лежал обезоружен,
Поток же стал горяч, целебен навсегда, -
И я им излечить хотел любви невзгоду,
Но - нет! - Огонь любви разгорячает воду
А пламенной любви не холодит вода.
Однажды Купидон, склонясь венком кудрей
И факел опустив, уснул среди поляны;
Подкравшись к сонному, одна из жриц Дианы
Взяла тот пламенник - и в воду поскорей.
И хладного ключа вода теплей, теплей,
И животворного потока бьют фонтаны,
И притекают к ним толпы больных людей
И, язвы там целя, излечивают раны.
Проснувшись, факел свой схватил любви божок,
Коснулся Хлои глаз и вновь его зажег -
И к сердцу мне поднес, а я не остерегся, -
И, страждущий, пошел к целебному ключу,
Но мне не помогло: себя я излечу
Лишь влагою очей, где факел тот возжегся.
Есть люди честные, а низкими слывут.
Не лучше ль быть, чем слыть? Ведь чистых наслаждений
И вовсе не найдешь, коль их отдать под суд
Не совести своей, а посторонних мнений.
Толпа причудлива, но для моих причуд
Не умягчить своих сердитых убеждений.
Не стану же и я, - как я ни слаб, ни худ, -
Слабейших, худших чтить, боясь их осуждений.
Во мне есть то, что есть. Свет судит вкривь и вкось.
Да, он способен быть лазутчиком, шпионом,
Но не судьей. Он, мне, лишь только б довелось,
Свой приписан порок, сразит меня законом.
Чтоб быть судьей грехов, пусть он в закон бы ввел:
"Всяк грешен; смертный - царь, а грех - его престол".
Я жизнью утомлен, и смерть - моя мечта.
Что вижу я кругом? Насмешками покрыта,
Проголодалась честь, в изгнанье правота,
Корысть - прославлена, неправда - знаменита.
Где добродетели святая красота?
Пошла в распутный дом: ей нет иного сбыта!..
А сила где была последняя - и та
Среди слепой грозы параличом разбита.
Искусство сметено со сцены помелом:
Безумье кафедрой владеет. Праздник адский!
Добро ограблено разбойническим злом;
На истину давно надет колпак дурацкий.
Хотел бы умереть; во друга моего
Мне в этом мире жаль оставить одного.
С дороги - бух в постель, а сон все мимо, мимо.
Усталый телом, я и рад бы отдохнуть,
Но мысль не хочет спать, и к той, что мной любима,
Сейчас пускается в дальнейший, трудный путь.
Мысль - эта странница - идет неутомимо
На поклонение к тебе и мне уснуть
Минуты не дает; глаз не могу сомкнуть,
Вперенных в тьму, во мрак, в то, что слепцами зримо.
И зоркостью души я - без пособья глаз,
Я - вижу тень твою. Она живой алмаз
Во мраке полночи. Ночь эта блещет ею
И ею молодит свой черный старый лик.
Я ж от тебя ни дне ни ночью, ни на миг,
Здесь - телом, там - душой, покоя не имею.
Могу ль я быть здоров, спокойствие сгубя?
От ночью нет мне за дневные муки,
На день грядущий сном не подкрепишь себя;
Днем на ночь наберешь запас тоски и скуки.
День с ночью - два врага, друг друга не любя,
Союзно мне вредить друг другу тянут руки:
Днем мучусь я с тобой, а ночью - без тебя;
Днем - труд свидания, а ночью - скорбь разлуки.
Дню серому я льщу: я говорю, что он
Тобою освещен, тобою изукрашен.
Я ночи также льщу: когда угрюм и страшен
Ее беззвездный вид, - твержу, что небосклон
Блестит светилами очей твоих, а очи
Твои мне портят дни и отравляют ночи.
Душа моя! О Дух! чистый в сфере грешной!
Корою грубою ты обведен кругом.
Зачем же красишь ты, лощишь покров свой внешний
И в роскоши такой содержишь этот дом?
Ты ненадолго в нем. Ты дальний гость, не здешний,
А на отделку стен все тратишься. Потом
Ты выедешь, а червь, - преемник твой поспешный, -
Сейчас на твой же счет и запирует в нем.
Пусть лучше этот дом постраждет! Что в нем проку,
А ты будь бережлив, не траться, но копи!
Часть времени продай, часть вечности купи!
Что скорлупу беречь? Зерну дай больше соку!
Сам смерть ты объедай, - ту смерть, что ест людей.
Перемоги ее, чтоб не достаться ей.
Когда из хроники былых времен порою
Я описания прекрасных лиц читал,
Я много алых уст, глаз с огненной игрою,
Красивых ног и рук в отрывках подмечал.
Ведь были ж древние знакомы с красотою!
Но в этих очерках я, кажется, встречал
Намеки лишь на то, что ныне лишь тобою
Для нас осуществлен чистейший идеал.
Быть может, древние в пророчество впадали
О нашем времени и творческим чутьем
В грядущей красоте тебя предугадали, -
Но не могли воспеть, чуть грезя о твоем
Существовании; они тебя не знали...
Мы знаем, но и мы - глядим и не поем.
Коль правда, что ничто не ново, все обычно,
Что наше новое - лишь снова введено, -
Изволь изобретать! Носи, рождай вторично
Дитя, которое уж было рождено!
Но нет! История пусть мне укажет лично
Твой образ, бывший там - когда-нибудь давно,
И пусть история докажет мне логично,
Что там твое лицо теперь повторено!
Коль так, хотел бы я звать древних лет сужденье
О красоте твоей: и вразумился б им,
Что на земле у нас - прогресс или паденье,
Иль то ж все вторится путем чередовым.
Но, - я уверен, - встарь рождало удивленье
И то, в чем мы теперь несовершенства зрим.
Во мне перед собой ты видишь время снега;
С кустов зеленая одежда их снята;
Поблеклый лист упал; исчезла песен нега -
Певцов пернатых нет - в оркестре пустота.
Во мне перед собой ты видишь час ночлега,
На западе дрожит чуть светлая черта,
И все густеет мрак, мрак - этот alter ego
Тьмы смертной, вечной тьмы: недалека и та.
Во мне перед тобой дней прошлых лишь остаток,
Лишь искры под золой, а пламень прекращен,
Убитый тем, чем жил и чем питался он.
Люби ж меня сильней! Ты видишь: срок мой - краток.
Ты потерять меня страшишься: миг лови!
Чем больше этот страх, тем больше дай любви.
Свет, может быть, тебе вопрос бы предложил:
Чем я твоей любви награду заслужил -
Каким достоинством? Ответить было б трудно;
Число моих заслуг здесь на земле так скудно.
Попробуй - что-нибудь мне в славу припиши -
Все это ты солжешь от доброты души,
Из снисхождения. Над трупом лгать - напрасно.
Тут истина стоит и судит беспристрастно.
Забудь меня совсем! Любовь нарядишь в ложь -
Себя лишь пристыдишь и труп мой в стыд введешь.
Умру - не говори ни слова о покойном!
Обоим стыдно нам: свет верно б так решил.
Мне стыдно: в мире я так мало совершил,
Тебе - твоя любовь жила на недостойном.
Когда мой час пробьет и в положенный срок
Сорвет меня с земли неумолимый рок -
Я буду жить в стихах; в них сохранен судьбою,
Всегда, мой верный друг, останусь я с тобою.
Взгляни на них и знай, что в них моя сполна
Существенная жизнь тебе посвящена.
Земля! Возьми мой труп! Свое своим зачисли!
Ты же лучшее возьмешь - свет разума, свет мысли.
Что потеряешь ты с кончиною моей?
Мой неподвижный прах, горсть пыли, снедь червей -
Ведь памяти твоей прах этот недостоин.
А если ценное кой-что заключено
И было в прахе в том, то, милый друг, оно
Навек останется с тобою: будь спокоен!
Примечания
"Стихотворения В. Бенедиктова. Посмертное издание под редакциею Я. П.
Полонского", т. 3, СПб.-М., 1884, с. 404-416, под загл. "Подражания сонетам
Шекспира". Произведения этого цикла восходят соответственно к 154, 153, 121,
66, 27, 28, 146, 106, 59, 73, 72, 74 сонетам Шекспира.
Б. В. Мельгунов
Перевод В.Бенедиктова
В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. "Советский писатель", Ленинградское
отделение, 1983
Серия "Библиотека поэта"
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Однажды крепко спал Амур - любви божок,
Отбросив факел свой, для всех сердец опасный,
И к месту этому вдруг подлетел кружок
Нимф, давших клятву жить в невинности бесстрастной.
И вот - одна из них рукой своей прекрасной
Схватила факел тот, что множество поджег
Сердец, замученных потом тоской напрасной,
И бросила его на дно в речной поток, -
И словно без меча, что полководцу нужен,
Влюбленных армий вождь лежал обезоружен,
Поток же стал горяч, целебен навсегда, -
И я им излечить хотел любви невзгоду,
Но - нет! - Огонь любви разгорячает воду
А пламенной любви не холодит вода.
Однажды Купидон, склонясь венком кудрей
И факел опустив, уснул среди поляны;
Подкравшись к сонному, одна из жриц Дианы
Взяла тот пламенник - и в воду поскорей.
И хладного ключа вода теплей, теплей,
И животворного потока бьют фонтаны,
И притекают к ним толпы больных людей
И, язвы там целя, излечивают раны.
Проснувшись, факел свой схватил любви божок,
Коснулся Хлои глаз и вновь его зажег -
И к сердцу мне поднес, а я не остерегся, -
И, страждущий, пошел к целебному ключу,
Но мне не помогло: себя я излечу
Лишь влагою очей, где факел тот возжегся.
Есть люди честные, а низкими слывут.
Не лучше ль быть, чем слыть? Ведь чистых наслаждений
И вовсе не найдешь, коль их отдать под суд
Не совести своей, а посторонних мнений.
Толпа причудлива, но для моих причуд
Не умягчить своих сердитых убеждений.
Не стану же и я, - как я ни слаб, ни худ, -
Слабейших, худших чтить, боясь их осуждений.
Во мне есть то, что есть. Свет судит вкривь и вкось.
Да, он способен быть лазутчиком, шпионом,
Но не судьей. Он, мне, лишь только б довелось,
Свой приписан порок, сразит меня законом.
Чтоб быть судьей грехов, пусть он в закон бы ввел:
"Всяк грешен; смертный - царь, а грех - его престол".
Я жизнью утомлен, и смерть - моя мечта.
Что вижу я кругом? Насмешками покрыта,
Проголодалась честь, в изгнанье правота,
Корысть - прославлена, неправда - знаменита.
Где добродетели святая красота?
Пошла в распутный дом: ей нет иного сбыта!..
А сила где была последняя - и та
Среди слепой грозы параличом разбита.
Искусство сметено со сцены помелом:
Безумье кафедрой владеет. Праздник адский!
Добро ограблено разбойническим злом;
На истину давно надет колпак дурацкий.
Хотел бы умереть; во друга моего
Мне в этом мире жаль оставить одного.
С дороги - бух в постель, а сон все мимо, мимо.
Усталый телом, я и рад бы отдохнуть,
Но мысль не хочет спать, и к той, что мной любима,
Сейчас пускается в дальнейший, трудный путь.
Мысль - эта странница - идет неутомимо
На поклонение к тебе и мне уснуть
Минуты не дает; глаз не могу сомкнуть,
Вперенных в тьму, во мрак, в то, что слепцами зримо.
И зоркостью души я - без пособья глаз,
Я - вижу тень твою. Она живой алмаз
Во мраке полночи. Ночь эта блещет ею
И ею молодит свой черный старый лик.
Я ж от тебя ни дне ни ночью, ни на миг,
Здесь - телом, там - душой, покоя не имею.
Могу ль я быть здоров, спокойствие сгубя?
От ночью нет мне за дневные муки,
На день грядущий сном не подкрепишь себя;
Днем на ночь наберешь запас тоски и скуки.
День с ночью - два врага, друг друга не любя,
Союзно мне вредить друг другу тянут руки:
Днем мучусь я с тобой, а ночью - без тебя;
Днем - труд свидания, а ночью - скорбь разлуки.
Дню серому я льщу: я говорю, что он
Тобою освещен, тобою изукрашен.
Я ночи также льщу: когда угрюм и страшен
Ее беззвездный вид, - твержу, что небосклон
Блестит светилами очей твоих, а очи
Твои мне портят дни и отравляют ночи.
Душа моя! О Дух! чистый в сфере грешной!
Корою грубою ты обведен кругом.
Зачем же красишь ты, лощишь покров свой внешний
И в роскоши такой содержишь этот дом?
Ты ненадолго в нем. Ты дальний гость, не здешний,
А на отделку стен все тратишься. Потом
Ты выедешь, а червь, - преемник твой поспешный, -
Сейчас на твой же счет и запирует в нем.
Пусть лучше этот дом постраждет! Что в нем проку,
А ты будь бережлив, не траться, но копи!
Часть времени продай, часть вечности купи!
Что скорлупу беречь? Зерну дай больше соку!
Сам смерть ты объедай, - ту смерть, что ест людей.
Перемоги ее, чтоб не достаться ей.
Когда из хроники былых времен порою
Я описания прекрасных лиц читал,
Я много алых уст, глаз с огненной игрою,
Красивых ног и рук в отрывках подмечал.
Ведь были ж древние знакомы с красотою!
Но в этих очерках я, кажется, встречал
Намеки лишь на то, что ныне лишь тобою
Для нас осуществлен чистейший идеал.
Быть может, древние в пророчество впадали
О нашем времени и творческим чутьем
В грядущей красоте тебя предугадали, -
Но не могли воспеть, чуть грезя о твоем
Существовании; они тебя не знали...
Мы знаем, но и мы - глядим и не поем.
Коль правда, что ничто не ново, все обычно,
Что наше новое - лишь снова введено, -
Изволь изобретать! Носи, рождай вторично
Дитя, которое уж было рождено!
Но нет! История пусть мне укажет лично
Твой образ, бывший там - когда-нибудь давно,
И пусть история докажет мне логично,
Что там твое лицо теперь повторено!
Коль так, хотел бы я звать древних лет сужденье
О красоте твоей: и вразумился б им,
Что на земле у нас - прогресс или паденье,
Иль то ж все вторится путем чередовым.
Но, - я уверен, - встарь рождало удивленье
И то, в чем мы теперь несовершенства зрим.
Во мне перед собой ты видишь время снега;
С кустов зеленая одежда их снята;
Поблеклый лист упал; исчезла песен нега -
Певцов пернатых нет - в оркестре пустота.
Во мне перед собой ты видишь час ночлега,
На западе дрожит чуть светлая черта,
И все густеет мрак, мрак - этот alter ego
Тьмы смертной, вечной тьмы: недалека и та.
Во мне перед тобой дней прошлых лишь остаток,
Лишь искры под золой, а пламень прекращен,
Убитый тем, чем жил и чем питался он.
Люби ж меня сильней! Ты видишь: срок мой - краток.
Ты потерять меня страшишься: миг лови!
Чем больше этот страх, тем больше дай любви.
Свет, может быть, тебе вопрос бы предложил:
Чем я твоей любви награду заслужил -
Каким достоинством? Ответить было б трудно;
Число моих заслуг здесь на земле так скудно.
Попробуй - что-нибудь мне в славу припиши -
Все это ты солжешь от доброты души,
Из снисхождения. Над трупом лгать - напрасно.
Тут истина стоит и судит беспристрастно.
Забудь меня совсем! Любовь нарядишь в ложь -
Себя лишь пристыдишь и труп мой в стыд введешь.
Умру - не говори ни слова о покойном!
Обоим стыдно нам: свет верно б так решил.
Мне стыдно: в мире я так мало совершил,
Тебе - твоя любовь жила на недостойном.
Когда мой час пробьет и в положенный срок
Сорвет меня с земли неумолимый рок -
Я буду жить в стихах; в них сохранен судьбою,
Всегда, мой верный друг, останусь я с тобою.
Взгляни на них и знай, что в них моя сполна
Существенная жизнь тебе посвящена.
Земля! Возьми мой труп! Свое своим зачисли!
Ты же лучшее возьмешь - свет разума, свет мысли.
Что потеряешь ты с кончиною моей?
Мой неподвижный прах, горсть пыли, снедь червей -
Ведь памяти твоей прах этот недостоин.
А если ценное кой-что заключено
И было в прахе в том, то, милый друг, оно
Навек останется с тобою: будь спокоен!
Примечания
"Стихотворения В. Бенедиктова. Посмертное издание под редакциею Я. П.
Полонского", т. 3, СПб.-М., 1884, с. 404-416, под загл. "Подражания сонетам
Шекспира". Произведения этого цикла восходят соответственно к 154, 153, 121,
66, 27, 28, 146, 106, 59, 73, 72, 74 сонетам Шекспира.
Б. В. Мельгунов