Шнурре Вольфдитрих. Героиня

Шнурре Вольфдитрих
Героиня

   Вольфдитрих Шнурре
   ГЕРОИНЯ
   - У тебя новая прическа?
   - Больше ты ничего не замечаешь?
   - Разве что твой тон.
   - Да, он тоже новый.
   - И это ужасное платье.
   - Ну, наконец-то.
   - Нельзя ли узнать, на какие деньги куплен этот балахон для огородного пугала?
   - Можно, золотце. Я кое-что заработала.
   - Будь любезна, не называй меня "золотце". И тем более с таким выражением.
   - Ты отвык, любовь моя.
   - Я запрещаю подобную беспардонность!
   - Говори по-немецки. Ты же знаешь, я не понимаю иностранных словечек.
   - Это слова, а не словечки.
   - Главное, чтобы ты скумекал, не правда ли?
   - Да перестань ты наконец разговаривать со мной языком сточных канав.
   - Сточные канавы - это из прошлого столетия. Теперь говорят "канализация". Существует канализационный язык, золотце?
   - Я вовсе не собираюсь опускаться до твоего уровня.
   - Может быть, и не собираешься. Но постепенно соберешься: я достаточно долго смотрела на тебя снизу вверх.
   - Вот именно. А кем ты, собственно говоря, была? Кто из тебя хоть что-то сделал?
   - Я была славной, симпатичной девчонкой. А морщинистое лицо старухи, которое теперь у меня, это все благодаря тебе. Каждая морщина.
   - Хорошо. Теперь послушай меня. Еще одна такая чудовищная растрата, и я отберу у тебя хозяйственные деньги и буду есть в кафе.
   - Найди еще где-нибудь спальню, и я подпрыгну от радости до потолка.
   - Знаешь, как это выглядит, когда дама к шестидесяти ведет себя как школьница? Аморально, вот так.
   - А - как...?
   - Аморально - значит непристойно.
   - Так бы и сказал.
   - Тридцать лет я пытался дать тебе какое-то образование. Пусть это были напрасные усилия любящего человека, пусть... Из этого еще не следует, что я должен отказаться и от своего образования. Я-то знаю, как себя вести,
   - Давить до могилы, все ясно. Только я подпорчу тебе диспозицию. Диспозицию, правильно?
   - Правильно, что муж, работающий как проклятый, позволяет жене роскошь ни о чем не заботиться, кроме домашнего хозяйства. Правильно, что в интересах самой жены это подразумевает определенную структуру авторитетов, правильно и совершенно очевидно. В конце - концов, мужчина должен проявлять заботу по-мужски.
   - Удобная формула для вечных ревизий. Заметь, опять иностранное слово, я совершенствуюсь.
   - Я больше тебе вообще не отвечаю.
   - Нет, милый, с сегодняшнего дня меняем пластинку.
   - Что...
   - Убери газету.
   - Что это у тебя?
   - Револьверчик, Макс. Слямзила у укротителя в цирке.
   - Но он не заряжен?!
   - За кого ты принимаешь льва? Он не подожмет хвост, увидев пустой барабан.
   - По крайней мере, он на предохранителе?
   - Должна тебя, к сожалению, разочаровать.
   - Ты шутишь со мной.
   - Как можно. Да ты никогда и не понимал шуток.
   - Ты хочешь меня напугать.
   - А также привлечь твое драгоценное внимание.
   - Сначала отложи его.
   - Когда-то читала сказку. Один король оставил свой скипетр на ночном столике. Бац, и он лишился королевского титула.
   - Чего ты хочешь?
   - Чтобы ты единственный раз в жизни выслушал меня.
   - Я слушаю.
   - Чуть повыше бледное личико. Уставься прямехонько в это дуло, как в ежедневную газету. Вот так.
   - Могу я говорить?
   - Естественно. Когда тебя спросят. Скажи по-иностранному "кратко".
   - Лаконично.
   - Да, я это имею в виду.
   - Но я неудобно сижу.
   - Я всегда так сидела. И всегда так лежала. Тридцать лет. Так что четверть часика потерпишь.
   - Я не потерплю и минуты.
   - Тогда привет, Макс!
   - Ради бога! Начинай!
   - Охотно. Сегодня в "универмаге вижу плакат: приехал цирк. Можешь высказаться.
   - Ты была в цирке?
   - Повежливей, быстро.
   - Надеюсь, ты хорошо позабавилась?
   - Еще надо подумать, уместно ли слово "позабавилась".
   - Сформулировать снова?
   - Прошу тебя.
   - Было интересно?
   - Иначе не назовешь. И знаешь, что мне больше всего пощекотало нервы?
   - Номер с хищниками.
   - Конечно, ты понял, потому что я сказала про льва.
   - И про укротителя.
   - Я тебя о чем-нибудь спрашивала?
   - Извини, пожалуйста.
   - Хищники, правильно. Дополнительный аттракцион. Дирекция приглашает почтеннейшую публику на испытание мужества - так было написано на специальной - афишке. Марта, девочка, подумала я, сходи, может быть, прихватишь там свою бодринку...
   - Что?
   - Да, я забыла: если что не дошло, то можешь спрашивать.
   - Премного благодарен.
   - Поблагодаришь в конце суммарно. "Суммарно" - правильно употреблено? Можешь только кивнуть. Видишь, я все-таки образовываюсь. Бодринка, милый, это то, что позволяет не околеть после тридцати лет супружеской жизни. Когда ты готов пройтись и в клетку со львами. Ты понимаешь меня?
   - Пытаюсь.
   - Итак, сначала в парикмахерскую. Новая укладка поднимает чувство собственного достоинства. Если, конечно, успеешь еще отдохнуть. Сопереживаешь? Прекрасно. Затем покупки, и на трехчасовое представление. Народу, естественно, в конце недели столько, что цирк по швам трещит: пришлось удовлетвориться жалким шестимарочным местом. Что случилось?
   - Мешает мне очень этот револьвер.
   - Милый, он это и должен делать. Не забывай только всегда смотреть точно в самое дуло. Концентрирует внимание, не так ли? Обычную цирковую галиматью я пропускаю. После антракта и началось.
   - Что?
   - Номер с хищниками: тигры, пантеры и львы. Целая дюжина. Берберийский лев - гвоздь программы, так сказать, деликатес. Правильно я произношу?
   - Может быть, "э"?
   - Где?
   - В конце.
   - По-моему, в конце етоит "с".
   - Как тебе угодно.
   - Очень любезно с твоей стороны. Не отворачивайся, золотце, револьверчик этого не любит. Представь себе берберийского льва-самца. Представил?, Теперь укротитель. Мужчина величиной со шкаф; по пояс голый, усы и кудри - то, что надо. Представляешь красавца? Ну и теперь вообрази, что он выделывает, со зверем: барабанный бой, раскрывается пасть, и он прямехонько туда своей головой. Прояви беспокойство.
   - Невообразимо. Засунул голову льву в пасть?
   - На целых полминуты. Во внезапной тишине могло послышаться, как хрустнул череп. Потом - наружу, и туш. Прическа целехонька, поклоны во все стороны. Публика чуть не лопнула от восторга. Ты видишь, ты слышишь, милый?
   - Как будто сижу в цирке.
   - Сиди прямо. Определяйся точно по дулу и помни об этом все время. Ну вот тут и случилось - туш, и он объявляет: кто из публики проделает то же самое...
   - Раскроет пасть льву?
   - Засунет голову; пасть льву раскроет он сам. Итак - тот получит в кассе сто марок. Прояви эмоции, золотце.
   - Не будешь же ты утверждать...
   - А почему, ты думаешь, я тебе это рассказываю?
   - Это чудовищно, Марта.
   - Так и показалось господам в партере. Думаешь, кто-нибудь из них пошевелился? Чушь. Кое-кто почесал нос, кое-кто потеребил галстук...
   - Объяснить их поведение?
   - Необязательно, милый. Пожалуйста, выше подбородок. Совмести свои напуганные глазки с дулом. Вот так хорошо. Прекрасно, думаю, господа не желают. Марта, девочка, соберись. Хватаю авоську и через ряды вперед. Я рискну, пожалуй, - говорю громко.
   - Ты сошла с ума.
   - В цирке так и подумали. Очень уж повеселилась публика. Ай-да мамаша, крикнул один. Аплодировали лишь несколько пожилых женщин; они поняли,
   - Что?
   - Мораль басни, золотце. В конце концов, я выступала как представительница. Внизу что-то вроде конюха хватает меня, распахивает дверь клетки, вталкивает меня туда, и щелк. Потешное чувство испытываешь в клетке с доброй дюжиной плотоядных: будто подтираешься наждачной бумагой.
   - Хочу тебя спросить...
   - Только без содрогания в голосе.
   - А что бы я делал без тебя?
   - Милый, ты бы до глубокой старости пополнял свою коллекцию пивных этикеток. Однако мы забываем укротителя. Ошеломительная мускулатура. Да еще из напопного кармана выглядывает наш пистолетик, не броско, естественно. Правда, некоторая раздраженность все-таки чувствовалась. Вы это серьезно, сударыня, спрашивает он меня, ведь... Не надо слов, говорю ему, приступим; раскройте ему как следует пасть.
   - Ужасно. Я тебя действительно не понимаю, Марта.
   - Поэтому я тебе и рассказываю. Итак, укротитель делает знак оркестру: туш, барабанный бой и р-раз - пасть у льва снова разинута. На этот раз с трудом, лев, естественно, больше не хотел. Думала, что у дяди жила на лбу лопнет, так ему пришлось поднапрячься. Вперед, сударыня, выдохнул он, подано! Но держите пасть как следует раскрытой, говорю ему, слышите? Затем проверяю прическу и - головой в пасть.
   - Стакан воды, быстро.
   - Сидеть. Воспринял совершенно правильно: жара в пасти, как в духовке. И вонь! Думала, я окочурюсь. Ну, конечно, кто же будет выковыривать остатки пищи из зубов такого зверя, не правда ли?
   - Мне плохо.
   - Это не аргумент. Моргай глазками куда сказано, слышал? Все время в дуло, тютелька в тютельку. Собственно говоря, я могла бы выдержать еще четверть минуты. Но слышу, как он снаружи кряхтит. Не могу больше, сударыня. Ради бога, где вы? Марта, девочка, думаю, кажется, тревога. И голову из пасти. Как только я выпрямилась, загремели такие аплодисменты, что чуть не рухнул купол цирка. Укротитель белый как творог. Логично: такого успеха у него никогда не было. Однако мы все-таки коллеги. Беру его за руку, поклоны во все стороны, воздушные поцелуи. Потом хватаю авоську и к кассе. Во всяком случае, очень впечатляющая история. Эй, Макс. Сядь сейчас же как следует.
   - Ради бога. Убери пальцы с курка.
   - Вот так хорошо. Смотри, прямехонько в приятную дырочку в стволе. Все ясно?
   - Абсолютно.
   - Итак, дальше. Как раз прячу сотенную, когда подходит директор с букетом цветов. Мадам, говорит он, грандиозно. Однако, надеюсь, вы не собираетесь еще раз почтить наше представление своим присутствием? Как вам сказать, отвечаю, я почувствовала запах крови. В конце концов, когда я еще заработаю такие аплодисменты? Совершенно верно, говорит он. Но вы абсолютно затеняете нашего укротителя. Да что вы, такого силача? Вот именно, говорит директор. Подумайте сами: он тренировался годами. И вот появляетесь вы и делаете это еще лучше. Разве это не ужасно? Смотря с чьей точки зрения, говорю. Вы храбрая женщина, говорит он и целует мне руку. Как вы посмотрите, если мы добавим еще сотню, а вы здесь больше не появитесь? Любезно, не правда ли, золотце?
   - Да, да, я тоже так считаю.
   - Что ж, я согласна, говорю. Но что вы будете делать, если еще кто-нибудь объявится из публики - и проделает то же самое, что и ваш укротитель? Боже мой, говорит он, эта рекламная приманка чуть ли не двадцать лет на афише. И до сих пор еще никто не набрался храбрости. Храбрости, сказал этот приличный человек. Милый, выскажись тоже.
   - Только что звонили в дверь.
   - Кому это мешает? Итак?..
   - Что касается меня, то храброй ты была бы, если бы пошла к укротителю и извинилась за свое легкомыслие..
   - Меня радует, что я выполнила твое желание, золотце. Сидел в своем жилом вагончике и ревел дядя. Выше голову, говорю ему. Если бы меня не угнетали всю жизнь, я никогда бы не совершила такое безумие. Но я просто должна была себе доказать, что я на что-то еще гожусь. Значит, это исключение, сударыня, спрашивает он, а вовсе не правило? Как правило, говорю, я отбракованная пенсионерка, которая помахивает то метлой, то пылесосом, и на этом кончено. Кроме того, я получила еще сотню кругленьких от директора, чтобы это не повторялось. Так что успокойтесь.
   - Снова звонят.
   - Наклони голову. Понюхай, совсем не так давно отсюда стреляли, из этого ствола.
   - Марта, ты сошла с ума.
   - Кстати, знаешь как она мне досталась, эта штучка?
   - Ты сказала "слямзила".
   - Могу дополнить. Он обнял меня при расставании. Я совсем потеряла голову, можешь себе представить. Правда, не настолько, чтобы не заметить этот симпатичный револьвер, торчавший из кармана на заднице.
   - Как, когда вы обнимались?!
   - Чтобы сохранить память о таком дне, я была готова на все. Кроме того, я ему оставила букет. Ну, ладно, открой дверь.
   - Меня эта история, кажется, доконала.
   - С сегодняшнего дня такого больше не будет. Все для меня будешь делать галопом. Встань же, открой, снова звонят.
   - По крайней мере, спрячь револьвер.
   - Увы, именно к нему тебе придется привыкнуть в будущем. А теперь слетай же, золотце.
   - Уже иду.
   - Кто там, милый?
   - С радостью, милостивый государь. Входите же, пожалуйста.
   - Гости?
   - Укротитель, любовь моя. Он умоляет вернуть ему револьвер.