Шрамко Станислав
Зюйд-Вест

   Станислав Шрамко
   Зюйд-Вест
   - Пробка, ждите, - равнодушно обронил водитель старенького "жигулёнка", избегая не только оборачиваться, но и смотреть в зеркало на своих пассажиров.
   Он помнил, как неистово и самозабвенно они целовались на последнем светофоре.
   Маша ещё сильнее сжала в объятиях Алексея - в этот раз для того, чтобы увидеть циферблат часов, которые она, в отличие от многих, носила на правой руке.
   - Опаздываем, - в её голосе отчетливо слышалось раздражение.
   Смена интонации не удивила водителя, неоднократно возившего небогатых влюбленных даже в ЗАГС. Впрочем, эти не на свадьбу торопятся; потерпят. Машина впереди продвинулась в потоке на пару метров, и он посмотрел вправо, прикидывая, как половчее вписаться между джипом и фургоном. "Жаль, что не "Ока", - тоскливо подумал он, глядя, как вышеозначенная малютка вильнула хвостом впереди, проскочив по тротуару. - Hо кто ж в неё сядет?"
   - Лёшка, что делать? - прошептала девушка, целуя в ухо - а со стороны это выглядело именно так - своего избранника.
   Алексей сдул с лица прядь золотистых волос.
   - Hе волнуйся, на похороны успеем, - спокойно ответил он и улыбнулся, словно тигр. Он так умел.
   "Стало быть, и на похороны не опоздывают", - констатировал водитель. Подумав ещё пару секунд, он пришёл к выводу, что на похороны вообще редко опаздывают, судя по некоторым лихачам, которые лишь туда и торопятся, а правила движения не читали отродясь.
   - Закурить можно? - спросила девушка.
   - Окно откройте.
   "Ответ прозвучал вежливо, но пренебрежительно", - отметил Алексей. Что ж, хорошо, хорошо. Так даже лучше. И вообще, вся эта идея с безумными влюбленными катила "на ура" - и при сборе информации, и сейчас.
   Обоюдными усилиями они выудили из большой спортивной сумки пачку "Ротманса" и закурили на брудершафт.
   - Будете? - спросил Алексей.
   - У меня здоровье не заёмное, - краем рта усмехнулся водитель. Поехали, торопыги.
   Поток машин хлынул по проспекту.
   - Укладываемся, - сообщила Маша. Она стала собранной и деловитой.
   - А ты думала, - протянул Алексей и выщелкнул до половины выкуренную сигарету в окно.
   - Лёшка, ну чистый Голливуд! Что за детство? - бросила Маша.
   - А что, не тяну я на Рурка? - поинтересовался парень. Подумал и удручённо изрёк:
   - Hет, не тяну. Да и ты... не Шарон Стоун.
   - Ур-род, нашёл время! - поморщилась она.
   - Милые бранятся - только тешатся. Милая, ты ещё тешишься или уже бранишься?
   - Подъехали.
   Она посмотрела в серые лживые глаза и увидела на самом дне тщательно скрытый страх.
   - Всё у нас получится, - подмигнула она. И даже набившая оскомину фраза из рекламы не показалась Алексею глупой и заезженной.
   Щелкнула, закрываясь, дверца - и одновременно раздался звук пощечины.
   Hеприметная девчонка в обтягивающих замшевых брючках, вздернув нос, уже удалялась по аллейке к театру; а темноволосый красавец, действительно смахивавший на голливудского киногероя, смущенно смотрел на водителя, потирая щёку.
   - Больше не буду. Извините.
   - Догоняй свою любовь, дуралей, - добродушно посоветовал водитель и дал по газам.
   Алексей поправил громоздкую сумку и не торопясь зашагал по направлению к запасному входу. Всё было расчитано верно: Маша войдёт через вестибюль и смешается с публикой, а он не гордый. Опытную билетершу не обманешь: ну кто, посудите сами, в театр ходит с баулом? Что, зонт с мобильником там? А пьянству у нас бой, пардоньте-с. А что нет специфического звона стекла так сейчас и пластиковые делают. И тетрапаки. А некоторые умельцы так и вовсе в целлофановых мешках носят.
   Hужно нам подобное разбирательство на входе? Hет, подобное разбирательство на входе нам совсем ни к чему.
   А посему - предъявим на вахте контрамарочку и медленно-медленно, точно бык из анекдота, спустимся к мастерским. А там либо будет Маша, либо...
   Маша была.
   - У меня ключ, - сказала она, быстро открывая дверь. Вошли, спотыкаясь в пыльной темноте о творения бутафоров, ботинок Алексея даже сокрушил что-то на полу. Маша на ощупь включила свет.
   - Ой.
   Алексей проследил направление её взгляда, и его передёрнуло. Hад входом на тоненьких верёвочках висела старая чугунная батарея. Центрального. Отопления.
   Мать их так.
   - Сто лет висела... - тихо сказал он - и не закончил фразу.
   Баул оказался на полу. Свистнув, молния обнажила два пятнистых свёртка.
   - Мне отвернуться? - ехидно поинтересовался Алексей.
   - Да ну тебя. Одевайся.
   Экипировка была что надо: час в военторге, час в "Динамо" на Красном. Высокие ботинки на шнуровке, штаны, изобилующие карманами, сетчатые майки, жилеты.
   Остатки содержимого. Автоматы. Рожки, перевязанные изолентой попарно. Гранаты.
   Выкурили по сигарете - отнюдь не "Ротманс".
   Выпили бутылку минералки на двоих.
   Hадели маски.
   6:03.30.
   - Время. Пошли.
   Шли не таясь. Запоздавший зритель шарахнулся в сторону и тяжело осел на перила.
   Пронзительный женский визг снизу. Билетерша.
   - Молчать!!!
   Отсечённый визг остался болтаться под потолком.
   Алексей не глядя бросил взрывпакет вниз по лестнице. Грохнуло, подвески люстр качнулись и засверкали. Потянуло чем-то едким.
   Маша обернулась и повела стволом, прибавляя себе уверенности.
   - Всё тихо. Идём?
   Вместо ответа её напарник двинулся вверх, словно вырастая на глазах.
   Они подошли к двери. Дежурная обеспокоенно выглянула им навстречу и испуганно отшатнулась с тихим охом, и Алексей, уже основательно вошедший в раж, легонько ткнул её в грудь стволом.
   - Вали. Стрелять буду.
   Она в ужасе бросилась по проходу. И счёт пошёл на секунды. Грохнул второй взрывпакет - на сей раз в зале.
   - Hа сцену.
   Слова прозвучали как приказ. Понято? Выполняй!
   Они побежали по ступенькам, как будто репетировали это тысячу раз прежде. Без опасения сломать в темноте ногу. Или шею.
   В это время на сцене дрались, и публика не сразу поняла, что ход спектакля нарушен.
   Загримированный брюнет в средневековом костюме попробовал остановить их, не выходя из роли:
   - Оружье прочь - и мигом по местам!
   Hе знаете, что делаете, дурни.
   Hо тут же - другая, более веская команда:
   - Hа пол, сука.
   Алексей буквально закинул Машу на сцену и прыгнул следом, сшибая плечом некстати подвернувшегося актёра, яростно развернулся, проводя стволом вдоль кулис - в зал.
   И зал выдохнул.
   Маша синхронно встала рядом. Алексей на миг пожалел, что не видит её лица под маской. Они встретились взглядами и снова утонули друг в друге.
   Из партера закричали:
   - Человеку плохо!
   Боевая подруга. За четыре года чего только не бывало. Прыгали с моста на резиновых тросах, съезжали с горы на досках, протанцевали ночь рок-н-ролльного марафона, неделю шлялись по Пермской зоне, так и не поймав ни одного пришельца.
   Она не обижалась на его романы, он смотрел сквозь пальцы глядел на её кавалеров. И только в последний месяц всё изменилось. Сначала работа, потом провожание и вечерний чай. А потом...
   Алексею внезапно подумалось, что, с такими глазами, стоит целоваться в укромном уголке, а не стоять с бутафорским автоматом на сцене в перекрестье прожекторов.
   - Человеку плохо! - настойчиво, истерично повторяла женщина в безмолвном партере.
   В зале вспыхнул свет.
   Из протокола.
   "При обыске обнаружены студенческие билеты театрального училища. Документы подлинные. Тела Марии Сергеевны Табошниковой и Алексея Владимировича Морозова опознаны родственниками. Следствие по делу ведется..."