Силверберг Роберт
Что мы узнали из утренней газеты
Роберт Силверберг
Что мы узнали из утренней газеты
Перевод с английского И. Оранского
1.
Как обычно, в 6:47 вечера я добрался из конторы домой и обнаружил, что наша тихая улочка бурлила и бушевала весь день. Оказывается, приходивший сегодня рассыльный доставил во все дома на Редбад-Крисчент "Нью-Йорк Таймс" за среду 1 декабря. А поскольку сегодня был понедельник 22 ноября, то само собой среда 1 декабря приходилась на середину следующей недели.
- А ты точно уверена, что это было на самом деле? - спросил я жену, потому что вроде бы, когда я просматривал газету перед уходом на работу, все было нормально.
- Да будь газета напечатана хоть на албанском, за завтраком тебе было бы наплевать, - ответила супруга. - Лучше посмотри сюда. - И она достала из кладовки газету и, развернув, подала мне. Та выглядела как обычная "Нью-Йорк Таймс", но теперь я заметил, что упустил за завтраком - дату, гласившую "Среда, 1 декабря".
- А сегодня действительно 22 ноября, понедельник? - спросил я.
Моя жена, конечно, подтвердила. Вчера было воскресенье, завтра вторник, и мы к тому же еще не были на Благодарении.
- Что ты, Билл, думаешь по этому поводу?
Я просмотрел газету. На первой странице в заголовках не было ничего примечательного, обычная ерунда старушки "Нью-Йорк Таймс", которую находишь ежедневно, если не случится чего-то поистине космически важного.
...Никсон с женой посетил три китайских города за семь дней м-да.
...Десять жертв осталось лежать после того, как грабитель покинул банк - все верно.
...Группа десяти начала в Риме переговоры о перестройке валютной системы.
- О'кей! Все та же ерунда и ничего примечательного.
И все-таки страница была датирована средой 1 декабря, и это впечатляло.
- Наверное, шутка, - сказал я жене.
- Да кому нужны такие шуточки? Напечатать целую газету... Это невозможно, Билл.
- А возможно получить газету середины будущей недели на этой, как ты думаешь?
Она пожала плечами и я перешел ко второй части. Я открыл 50-ю страницу, посвященную некрологам, и, замечу, что почувствовал на миг некоторую дрожь, потому что, как не крути, а раз это не шутка, каково будет найти в списке умерших собственное имя? К моей радости, я увидел там Гарри Рогоффа, Терри Тарнер, д-ра М. А. Фейнстейна и Джона Милза. Не сказать, что их смерть принесла мне какое-то удовольствие, но уж лучше они, чем я, конечно. Я даже просмотрел более мелкие сообщения, но они для меня ничего не значили. Потом я вернулся к разделу спорта и увидел, что "Полосатые Бриджи" проиграли, 110:109. Мы договаривались взять билеты на эту игру в конторе, и моей первой мыслью было, что теперь ее смотреть будет неинтересно. Но я вспомнил, что на баскетбольные игры заключают пари, а кто победит, я уже знал, и мне вдруг стало как-то неуютно. Тогда у меня возникла идея взглянуть в подвал 64-й страницы, где публикуются результаты скачек Янкис Рэйсвей, и - быстро-быстро - (щелк, щелк, щелк) - оказался на странице шестьдесят девятой, где финансовый раздел лег перед моими глазами. ""Индекс Доу Джонса" поднялся с 1.61 до 881.34, - гласил заголовок. "Нэйшнл Кеш Регистр" резко подскочил на четверть и достиг 27 и 3/8. А "Истмен Кодак" с 88 и 7/8 упал на 1 и 1/8". Тут я почувствовал, что пот покатил по мне градом, и, передав жене газету, снял пиджак и галстук.
- Сколько человек получили эту газету? - спросил я.
- Все на Рэдбад-Крисчент, - ответила она, (а это в общей сложности одиннадцать домов).
- А как на других улицах?
- Мы уже проверяли, туда принесли обычные газеты.
- Кто это - мы? - переспросил я.
- Мори, Синди и я, - сказала она. - Синди первой заметила насчет газеты, позвонила мне, а потом мы собрались вместе и все обсудили... Билл, что мы теперь будем делать? С биржевыми ценами и всем остальным, Билл?
- Если это не шутка, - отозвался я.
- Но разве она не похожа на настоящую газету, Билл?
- По-моему, стоит выпить, - сказал я.
Мои руки тряслись, а по спине все еще тек холодный пот. Стоило бы рассмеяться, потому что как раз в субботу ночью кто-то ворчал на совершенно скучную, размеренную жизнь, протекавшую в унылом однообразии здешних пригородов. И вот - пожалуйста. Газета середины следующей недели. Словно Бог нас услышал и, усмехнувшись в рукав, велел Гавриилу, или кому-то там еще, послать эти мерзкие листочки на Редбад-Крисчент для небольшой встряски.
2.
После обеда позвонил Джерри Весли, сказал, что будет собрание, и спросил, не соизволим ли мы с супругой посетить его сегодня вечером.
- А насчет чего собрание? - спросил я.
- Насчет газеты.
- Ах, да, - сказал я. - Газеты. А что там с газетой?
- Приходи, потолкуем, - сказал он. - Я не хочу говорить об этом по телефону.
- Само собой, только придется пригласить няню Джерри к ребенку.
- Уже не стоит, - сообщил он. - Трое девочек Фишеров присмотрят за всеми детьми в квартале. Так что приходи к четверти девятого.
Джерри был довольно толковым страховым маклером и имел лучший дом на Кресчиент, двухэтажный в тюдоровском стиле и с большой, обшитой деревянными панелями, гулкой комнатой на первом этаже. Именно там происходили все сборища. Мы были семнадцатыми, и вскоре за нами подошли Максвеллы, Брюсы и Томассоны. Везде были расставлены складные кресла, Синди Весли приготовила свои вечные необъятные подносы со всякой снедью, а в открытом баре были выставлены различные напитки. Джерри вышел на центр, усмехнулся и сказал, что по его мнению, мы несколько озадачены, зачем ему потребовалось собирать всех вместе этим вечером. Он развернул перед нами свою копию утренней газеты. С того места, где сидел, я смог ясно разобрать только один заголовок, гласивший, что десять жертв осталось лежать после того, как грабители покинули банк, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы я узнал газету.
- Каждый из вас сегодня получил копию этой бумаги? - спросил Джерри.
Все кивнули.
- Понимаете ли вы, - продолжал Джерри, - что эта газета дает нам некую удивительную возможность упростить наши жизненные позиции. Я подразумеваю, что если мы допустим, что это не просто какая-то фантастическая мистификация, а она действительно относится к 1 декабря, то по-моему, не нужно объяснять, какую выгоду можно из нее извлечь, не так ли?
- Правильно, - сказал Боб Томассон, - только кто поверит, что это не мистификация? Я имею в виду, кто поверит в газету из будущей недели?
Джерри взглянул на Майка Несбита - тот изучал право в Колумбийском и слыл среди нас интеллектуалом.
- Конечно, - заявил он. - На первый взгляд выглядит весьма убедительным, что кто-то сыграл с нами шутку. Но изучали ли вы газету внимательно? Каждая статейка написана чрезвычайно добросовестно. Не похоже на то, чтобы кто-то взял старые статьи и состряпал новые заголовки. Поэтому перейдем к другим возможностям. Что звучит наиболее фантастично? Что у кого-то хватило ума сочинить совершенно фиктивный номер "Таймс", отпечатать его, размножить и разослать, или что произошла какая-то путаница в четвертом измерении, и нам досталась газета из следующей недели? Лично я не склонен поверить ни одной из них. Но уж если выбирать, то мне по вкусу больше фокус-покус с четвертым измерением, а не мистификация. К тому же, если у вас нет такого штата сотрудников как в "Таймс", то понадобятся месяцы труда, чтобы подготовить такой номер, а никто не станет работать над газетой больше чем несколько дней, потому что в ней существуют такие вещи, о которых за неделю еще никому неизвестно. Вроде ерунды о Второй Фазе, или войне между Индией и Пакистаном.
- И все-таки хотелось бы знать, - сказал Боб Томассон. - Откуда взялась эта газета из будущего?
- Затрудняюсь ответить, - отозвался Майк Несбит. - Могу только сказать, что на мой взгляд она подлинная. Чудеса, да и только.
- По-видимому, - согласился Мак-Дермотт, и остальные согласились.
- Мы можем извлечь из этой штуки кучу денег, - сказал Дэйв Брюс.
Все странно и натянуто заулыбались. Очевидно, все позарились на биржевой курс, на итоги скачек и пришли к тем же выводам.
- Правда, сначала нам надо выяснить одну очень важную вещь, сказал Джерри. - Кто-нибудь из вас рассказывал об этой газете кому-то постороннему, кроме находящихся в этой комнате?
- Нет-нет, как можно, ни за что, ни-ни, - загомонили вокруг.
- Отлично, - сказал Джерри, - тогда пойдем дальше. Мы не станем оповещать "Таймс", не будем звонить Уолтеру Кронкрайту и не позволим узнать об этом даже своим кровным братьям на Догвуд-Лейн, ладно? Мы попросту запрячем наши газетки в надежное место и преспокойненько будем пользоваться информацией, которую получим, о'кей? Ну, и договорились. Все, кто за сохранение этой газеты в секрете, поднимите правую руку.
Вверх поднялись двадцать две руки.
- Отлично, - сказал Джерри. - Это относится и к вашим детям. Если они обо всем узнают, то захотят отнести газету в школу, чтобы показать там во имя всеобщего блага. Так что будьте начеку.
- Мы будем сотрудничать, эксплуатируя эту штуку, или каждый за себя? - спросил Сид Фишер.
- Каждый за себя, - ответил Дейв Брюс.
- И только за себя, - подтвердил Боб Максвелл.
Все в комнате по кругу с ним согласились. Единственный, кто хотел в складчину, так это Чарли Харрис. Ему не везло на бирже, и, по-моему, он испугался рискнуть, даже играя наверняка с помощью газеты из будущего. Джерри пересчитал голоса, и десятью против одного прошло частное предпринимательство. Конечно, если бы кто-то решил объединиться, по-моему, препятствовать бы не стали.
И когда все начинали отказываться от угощений, Джерри сказал напоследок:
- Помните, что впереди у вас всего неделя. Первого декабря это будет уже другая газета, и ее копии получат миллионы людей. Поэтому спешите побыстрее извлечь из этого выгоду.
3.
Вся сложность состояла в том, что мы получили только газету будущей недели, а, как правило, за такой короткий срок у тебя не хватит времени устроить крупную свару на бирже. Я имею в виду, что, как правило, за несколько торговых сессий акции вряд ли поднимутся на пятьдесят-восемьдесят процентов. По-настоящему, на существенное изменение курса уходят недели, а подчас и месяцы. В общем, единственное, что у меня было - так это дата. Поэтому следующие несколько дней меня ожидала хорошая кутерьма. Согласно дневному приложению "Пост", которое я купил по дороге домой, на 22-е число, рыночные цены на ДОУ упали до 803,15, достигнув самого низкого уровня на этот год.
Но в "Таймс" от первого декабря отмечалось резкое двухдневное повышение курса, достигшего к тридцатому в среднем 831,34, неплохо. Стоило пустить в дело все сбережения, чтобы усилить отдачу. "Мы можем нагреть на этом деле кучу денег", - сказал я жене.
- Если верить газете, - заметила она.
Я сказал, чтобы она не беспокоилась. Придя домой от Джерри, я развернул "Пост" и "Таймс" на сводках и начал выискивать компании, чьи акции с 22-го ноября по 30-е подскочили не меньше чем на 10 процентов. Получился такой список:
22 ноября 30 ноября
Левитс Фурнитура 89 и 1/2 103 и 3/4
Бучер и Ломб 133 и 2/8 149
Натомак 45 и 1/4 57
Дисней 99 и 1/8 116 и 3/4
И. Г. и Г. 19 и 1/4 23 и 3/4
Не стоит рисковать, Билл, сказал я самому себе. Не складывай все яйца в одну корзину. Даже если газета не розыгрыш, хуже не будет, если я скуплю все пять. Поэтому в девять тридцать на следующее утро я позвонил своему брокеру и сообщил, что собираюсь кое-что скупить при открытии и продиктовал список.
- Не торопись, Билл, - сказал он мне. - Сейчас это гиблое дело. Биржа в загоне. И покупать их - все равно, что бросать деньги на ветер. Вчерашние 201 к рождеству поднимутся до 750.
Уже из этого видно, какой он был удивительный брокер, поскольку большинство их никогда не упустит случая нагреть руку на комиссионных. Но я ответил, что не собираюсь набивать на этом карманы, а просто хочу скупить Левитс, Бучер, Натомак, Дисней и И. Г. и Г. Я выгреб и вложил все сбережения до последнего цента.
Что ж, ладно, сказал я самому себе, если все пойдет как надо, мы окупим себе поездку в Европу, новый "Крайслер", норку для жены и массу всяческих удовольствий. А если нет? Если нет, то ты останешься на бобах, Билли-Бой.
4.
И еще я воспользовался спортивной страничкой.
В конторе я заикнулся о пари на Кинкс против Суперсоника в Гардене на следующий вторник. Парочка ребят удивилась - с чего бы это я заинтересовался столь далекой игрой, но я промолчал и в конце концов уговорил Эдди Мартина поставить на Кинкс один к двадцати. А потом еще я уговорил Марта Фелкса поставить восемь на Миллуоки в игре с "Бойцами" той же ночью. Фелкс прикинул, что Абдул-Джабар - лучший нападающий в игре и уж конечно, обойдет Бакса, но моя страничка сообщала, что "Бойцы" обойдут со счетом 106-103.
За завтраком с ребятами из Леклэр и Андерсен я поставил 250 долларов на "Дерзких Охотников", которые победят "Титанов" в воскресенье в Сент-Луисе. Потом я по-свойски заглянул в контору букмекера и сделал несколько ставок на скачках в Акведакте. Мой бесценный гид по будущему известил, что Дубль принесет 54,20 долларов, а третья Экзекта даст 62,20, поэтому я поставил понемножку на каждого. Не так уж плохо зарабатывать в день по 2500 долларов, но ведь и чудеса случаются не так уж часто.
5.
В ночь на вторник, вернувшись навеселе домой, я спросил жену о новостях, и она сообщила, что весь день в квартале только и было разговоров, что о газете, и некоторые девочки заключили пари и звонили своим маклерам. Хотя большинство здешних женщин играли на бирже и даже на скачках, моя жена была не того склада и оставляла мужские дела на мою совесть.
- Какие акции они покупают? - спросил я.
Само собой, она не запомнила, но чуть позже ей позвонила Джони Брюс и, когда моя жена завела разговор о делах, Джони проговорилась, что купила "Виннебаго", "Ксерокс" и "Трансамерику". Я вздохнул с облегчением, потому что на мой взгляд было бы очень подозрительно, если бы все на Редбад-Кресчент разом начали бы звонить и требовать "Левитс", "Буш", "Дисней", "Натомак" и "И. Г. и Г." С другой стороны, чего тревожиться о том, что кто-то что-то заподозрит, а если и заподозрит, то мы всегда сможем сказать, что по-соседски организовали общество пайщиков. В любом случае, не думаю, что нашелся бы какой-нибудь закон против людей, играющих на бирже на основе данных, почерпнутых из газеты будущей недели. Все же - стоит это отметить - я с радостью обнаружил, что мы все, не сговариваясь, покупали разные акции.
После обеда я взял газету, удостовериться в выборе Джони. Без сомнения "Виннебаго" поднимется с 33 и 1/8 до 38 и 1/8, "Ксерокс" с 105 и 3/4 до 111 и 7/8 и "Трансамерика" с 14 и 7/8 до 17 и 5/8. Я подумал, что зря Джони связалась с "Ксероксом", поднявшимся всего на шесть процентов, поскольку вся суть в процентах, но "Виннебаго" подскочила аж на десять процентов, а "Трансамерика" почти на двенадцать. Я пожалел, что в свое время не заметил "Трансамерики", правда не из зависти, поскольку мой собственный выбор был вне конкуренции.
Что-то в газете меня смутило. В некоторых местах печать выглядела расплывчатой, и кое-где на страницах я с трудом различал слова. Что-то я не припоминал смазанных или расплывчатых страниц. К тому же казалось, текст на страницах был другого цвета, темно-серый, будто выцветший. Я сравнил его с газетой, полученной этим утром и номер за 1 декабря оказался заметно темнее. Ни одна газета не старится так быстро, всего за два дня. Я подивился, что могло случиться с газетой и спросил у жены.
- Что ты имеешь в виду?
- Похоже она выцвела или как-то странно изменилась.
- А, все может быть! - сказала моя жена. - Понимаешь, это как сон, а во сне все постоянно меняется безо всякого предупреждения.
6.
В среду, 24 ноября нам стояло бы изрядно попотеть, поскольку дело не сдвинулось ни на йоту. К полудню "Пост" опубликовал приблизительные цены, установившиеся утром, но все они здорово упали, а ДОУ даже опустилась до отметки 798,63. Однако, вся пятерка моих акций за вторник и среду понемногу лезла вверх, так что, скорее всего, я не прогадал. Я получил уже четыре целых с "Бучера", два - с "Натомака", пять - с "Левитса", два - с "Диснея" и три четверти с "И. Г. и Г.", и даже если бы до расценок, обещанных газетой за первое декабря, было еще ползти и ползти, то в любом случае, это лучше, чем оказаться в накладе, к тому же этот "ошеломительный двухдневный скачок цен" пришелся на конец месяца. Может, все еще выйдет как надо. "Виннебаго", "Трансамерика" и "Ксерокс" тоже чуть тронулись вверх. Завтра биржа закрывается по случаю Дня Благодарения.
7.
День Благодарения. Мы отправились к Несбитам. Считается, что Благодарение полагается справлять со своими родственниками: родителями, тетушками, дядюшками, кузинами и так далее, но в новых районах это невозможно, поскольку все съехались сюда черт знает откуда, и поэтому нам пришлось есть индейку со своими соседями. Несбиты пригласили Фишеров, Харрисов, Томассонов и нас, и всех детей, разумеется, тоже. Большая шумная компания. Фишеры сильно запоздали, так запоздали, что мы уже начали волноваться и собирались было послать кого-нибудь, выяснить, что там приключилось. Короче говоря, уже пришло время подавать индейку, когда они заявились, и глаза Эдит Фишер были красные и опухшие от слез.
- Боже мой, боже мой, - причитала она. - Я только что обнаружила мою старшую сестру мертвой.
Мы принялись осыпать ее обычными бестолковыми вопросами, типа болела ли она; где жила и от чего скончалась? А Эдит всхлипнула и сказала, что не имела в виду, что та уже умерла, а что собирается умереть в следующий вторник.
- В следующий вторник? - спросил Томми Несбит. - О чем ты? Я что-то не понимаю, как ты узнала об этом сейчас. - И тут он вдруг запнулся и понял, как впрочем, поняли и все остальные. - Оx, пробормотал Томми, - газета...
- Да, газета, - подтвердила Эдит, громко всхлипнув.
- Эдит читала сообщения о смерти, - объяснил Сид Фишер. - Бог весть зачем она просматривала их так внимательно, и вдруг ужасно вскрикнула и сказала, что встретила имя сестры. Внезапный сердечный приступ.
- У нее было больное сердце, - сообщила Эдит. - За этот год у нее уже было два или три тяжелых приступа.
Льюис Томассон подошла к Эдит, обняла ее, прижала, как умела делать только Льюис, и сказала:
- Эдит, это конечно, естественно, что ты испытала ужасное потрясение, но ты же знаешь, что рано или поздно это случится и никуда от этого не денешься, а к тому же бедная женщина больше не будет так тяжело страдать.
- Но неужели ты не понимаешь, - всхлипнула Эдит, - что сейчас она еще жива, и, может, если я позвоню по телефону и попрошу тотчас же лечь в больницу, все обойдется? Они используют интенсивную терапию и подготовятся к приступу задолго до его наступления. Только смогу ли я объяснить ей как надо? Да и что я скажу? Что прочитала в газете за будущую неделю о ее смерти. Она подумает, что я рехнулась, посмеется и не обратит на меня внимания. Или может, это ее вконец доконает и, благодаря мне она тут же грохнется замертво? Что мне делать, Господи, что мне делать?
- Ты можешь сказать, что это предчувствие, - посоветовала моя жена. - Очень яркий сон, который тебя насторожил. Если твоя сестра хоть капельку верит в подобные вещи, она решит, что не плохо бы показаться врачу, и тогда...
- Нет, - оборвал Майк Несбит. - Ни в коем случае не делай этого, Эдит. Потому что они все равно не смогут ее спасти. Невозможно. Они не спасут ее даже когда наступит время.
- Но пока оно не пришло, - сказала Эдит.
- Что касается времени, то оно уже пришло, - возразил Майк, потому что у нас имеются газеты, описывающие события 30 ноября в прошедшем времени. Поэтому мы знаем, что твоя сестра должна умереть и, фактически, уже мертва. Этого не избежать, потому что так говорится в газетах, и, если мы допустим, что газета подлинная, то говорится в ней о реальных событиях, и ничего тут не поделаешь.
- Но моя сестра... - пробормотала Эдит.
- Имя твоей сестры уже значится в списках умерших. Если ты сейчас вмешаешься, то только причинишь ее семье ненужные волнения и заботы, и это ничего не изменит.
- Как ты думаешь, это ничего не изменит, Майк?..
- Будущее изменить нельзя, - сказал Майк. - Для нас события будущего так же незыблемы как любое событие прошлого. Мы не смеем играть в изменение будущего раз о нем уже напечатано и прочитано в газете. Насколько мы знаем, будущее напоминает карточный домик. Если мы вытянем одну из карт, скажем, жизнь твоей сестры; то можем обрушить весь домик. Лучше смирись. От судьбы не уйдешь. В любом случае, не говори, что случится.
- Моя сестра, - сказала Эдит, - моя сестра должна умереть, и вы не разрешаете мне ничего для нее сделать...
8.
Плача и всхлипывая, Эдит провела в унынии все Благодарение. В конце концов она более-менее пришла в себя и напоминала женщину в трауре, но для нас было крайне тяжело оставаться веселыми и жизнерадостными, в то время как она едва сдерживала рыдания. Фишеры ушли сразу же после обеда, мы все долго обнимали и успокаивали Эдит, говорили, что нам перед ней очень неудобно. Почти тотчас же откланялись Томассоны и Харрисы.
Майк посмотрел на меня с женой и сказал:
- Я надеюсь, что вы не сбежите вслед за остальными.
- Нет, - отозвался я, - нам некуда торопиться.
Мы устроились поудобнее. Майк начал разглагольствовать об Эдит и ее сестре.
- Спасти ее невозможно, - настаивал он. - И если Эдит пойдет наперекор судьбе, это может стать для нас чрезвычайно опасным.
Забыв об Эдит, мы тут же переключились на дела биржи. Майк сказал, что он покупал "Натомак", "Трансамерику" и "Электроник Дейтс Системс", которые вырастут с 22 по 30 ноября с 36 и 3/4 до 47 включительно. Я сообщил ему, что тоже купил "Натомак" и сказал названия остальных своих акций; и очень скоро он достал свой номер газеты за 1 декабря и мы сверили некоторые расценки. Глядя через его плечо, я отметил, что печать стала еще бледнее, чем показалась мне в ночь на вторник, когда я в последний раз просматривал свою газету, а бумага страниц выглядела еще более серой и шершавой.
- Как ты думаешь, что происходит? - спросил я. - Бумага определенно портится прямо на глазах.
- Это возрастание энтропии, - ответил он.
- Возрастание энтропии?
- Ты наверное знаешь, что энтропия - это естественное стремление всего существующего в мире распадаться с течением времени на составные части. Эти газеты, должно быть, подвержены наиболее сильной энтропии потому что представляют собой аномалию в природе времени. Я уже отмечал, что с каждым разом читать становится труднее и труднее и не удивлюсь, что через пару дней они станут совершенно нечитабельными.
Мы отыскали цены моих акций в его газете, и первое, что бросилось нам в глаза, было сообщение, что "Бучер и Ломб" на 30 ноября подскочили до 149 и 3/4.
Помедлив секунду, я сказал:
- Я совершенно уверен, что им полагалось быть не больше 149.
Майк решил, что во всем виновато обесцвечивание шрифта и старение бумаги, но на этой странице биржевой сводки буквы были достаточно четкими и ясно обозначали 149 и 3/4. Я заглянул на "Натомак" и его потолок был около 56 и 7/8. А я мог дать голову на отсечение что он равнялся 57. И тоже самое с несколькими другими акциями. Цифры не сходились с теми, что я помнил. Мы немного побеседовали на эту тему, но очень скоро страсти накалились, поскольку Майк заявил, что мне изменяет память, и в конце концов я в сердцах сгонял к себе домой и принес свою копию злополучной газеты. Мы расстелили их рядышком и сравнили ставки. Вряд ли среди них нашлось бы две одинаковых. Конечно, цены у него почти равнялись моим, одна восьмая здесь, четверть там. Но что было хуже всего, цены не соответствовали тем, что я видел в первый день. Теперь в моей газете значилось, что "Кучер" к 30 ноября поднялся до 149 и 1/2, "Натомак" к 56 и 1/2, а "Дисней" к 117. "Левитс" - 104, "И. Г. и Г." - 23 и 5/8. Все, казалось, завертелось перед глазами.
- Самое мерзкое проявление энтропии, - сказал Майк.
- Было бы удивительно, если бы газеты были совершенно идентичны друг другу, - сказал я. - Нам стоило бы сравнить их в первый же день. Теперь мы так никогда и не узнаем, была ли у нас одна и та же газета, одна и та же отправная точка.
- Давай проверим остальные страницы, Билл.
Мы так и сделали. Заголовки первых страниц были теми же самыми, но в тексте были маленькие различия. В постоянных рубриках была масса неувязок. Некоторые сообщения о смерти отличались друг от друга. Буквально на всех страницах имелись крошечные различия.
- Как же это вышло? - спросил я. - Почему слова, напечатанные на бумаге день ото дня все больше разнятся друг от друга?
- А как у нас оказалась газета из будущего? - спросил Майк.
9.
Мы позвонили некоторым из наших и расспросили о биржевых ценах. Только постарались избежать всяких объяснений. Чарльз Харрис сказал, что Натомак котируется около 56, Джерри Весли сказал, что 57 и 1/4, а у Боба Томассона, оказалось, страница выцвела до такой степени, что стала абсолютно нечитабельна, но на его взгляд, Натомак достиг 57 и 1/2. И так далее. У всех страницы чуть-чуть отличались.
"Энтропия" - звучало весьма зловеще.
- Но чему тогда верить? Что настоящее?
10.
Днем в субботу к нам ворвался чрезвычайно взволнованный Боб Томассон. В руках он держал газету. Он показал ее мне и сказал:
- Послушай, Билл, что же происходит?
Страницы практически распадались на части и были совершенно слепыми. Там где раньше были слова, теперь виднелись крошечные темные пятна, и только. Казалось, что странице стукнуло не меньше миллиона лет.
Я принес из чулана свою. Она была в плачевном состоянии, но все же лучше его. Печать выглядела слабой и грязной, но мне удалось кое-что разобрать отчетливо. "Натомак" - 56 и 1/4, "Левитс Фурнитура" 103 и 1/2, "Дисней" 117 и 1/4. Каждый раз новые значения.
Между тем в окружающем мире биржевые дела шли точно по нотам, и все мои акции росли в гору. Может я окончательно свихнулся, но похоже было что финансовый крах мне не грозит.
11.
Ночь понедельника 29 ноября. Уже неделя с тех пор, как закрутилась эта кутерьма. Все газеты рассыпались на части. Я мог еще разобрать куски текста на двух-трех страницах, а на остальных не стоило и стараться. Дейв Брюс сказал, что его газета стала такой же блеклой, как у Боба в субботу. Майку повезло чуть больше, но не надолго. Их все сожрала энтропия. Сегодня днем дела снова пошли в гору. Вчера "Гиганты" проиграли в Сент-Луисе, и сегодня за ужином я пожинал плоды победы "Дерзких Охотников". Вчера к тому же Сид и Эдит Фишер внезапно отбыли по делам во Флориду, где, кстати, живет сестра Эдит, которой суждено завтра умереть.
12.
Интересно, попробует ли Эдит помочь своей сестре, несмотря на все те жуткие вещи, которые наговорил ей Майк в День Благодарения.
13.
Итак, сейчас ночь на вторник 30 ноября, и я у себя дома с "Пост" и приблизительными биржевыми ценами. К сожалению я не могу сравнить их с цифрами моего завтрашнего "Таймса", поскольку у меня больше нет этой газеты, полностью превратившейся в прах, как впрочем и у всех остальных, но у меня все же остались пометки, которые я сделал в первую ночь, планируя свои биржевые операции. И я рад сообщить, что несмотря на процессы энтропии, все вышло как надо. Сегодня, как и предсказывали мои записи, "ДОУ Индастриалз" достигла 831.34, а рядом, наперекор нюху моего брокера значилось:
Левитс Фурнитура 103 и 3/4
Бучер и Ломб 149
Натомак 57
Дисней 116 и 3/4
И. Г. и Г. 23 и 3/4
Так что, несмотря на все треволнения, эта неделя принесла мне немалый доход.
Завтра, наконец-то 1 декабря, и как приятно будет вновь увидеть эту газету. С заголовками о Никсоне, посетившем Китай, о зверски убитых в банке людях и финансовых торгах в Риме. Будто вновь встретишь старого друга.
14.
По-моему, все пошло в разнос. Утром перед завтраком я вышел, как обычно, за газетой и нашел ее, как водится, в почтовом ящике, но только это была вовсе не газета за среду 1 декабря, хотя сегодня было именно это число. Утром рассыльный вручил мне газету за понедельник 22 ноября, которую я так и не получил в тот злополучный день, когда произошла вся путаница.
Конечно, само по себе, это еще не так уж плохо. Другое дело, что в этой газете было полно всякой чуши, которую я упустил прошлым понедельником. Будто кто-то забрался в прошлую неделю и пустил все по кругу, нагородив кучу жуткой белиберды. Даже несмотря на то, что я так и не увидел "Таймс" в тот день, могу биться об заклад, что услышал бы об убийстве губернатора Миссури и землетрясении в Перу, унесшем десять тысяч жизней. И о майоре Линдсее, решившемся стать новым никсоновским госсекретарем. Эта газета могла быть только шуткой.
А чего мы добились за эту неделю? Как же быть с биржевыми ставками и спортивными результатами?
Отправившись в город тем утром, я первым делом решил навестить Нью-йоркскую публичную библиотеку и взять номер "Таймс" за 22 ноября. Я хотел убедиться, совпадает ли библиотечная копия с той, что была у меня.
Господи, какую газету я получу завтра?
15.
Вряд ли мне удастся вообще поработать сегодня. Отправившись после завтрака взять машину со стоянки, я вдруг обнаружил, что ее нет, машина исчезла, совершенно исчезла, оставив вместо себя только серость, абсолютную серость. Ни лужайки, ни кустов, ни деревьев, ни других домов, насколько хватало глаз, только плотный туман, окутавший все от земли до неба. Я остановился на верхней ступеньке, боясь шагнуть в эту серую мглу. Потом вернулся в дом, разбудил жену и рассказал ей обо всем.
- Что это значит, Билл? - спросила она. - Что все это значит? Почему все кругом так серо?
- Я не знаю, - ответил я. - Давай включим радио.
Но ни звука не донеслось из радио. Молчал телевизор, и даже телефонная сеть казалась абсолютно мертвой, и я не понимал, что случилось? где мы? - не понимал ничего, за исключением того, что произошло что-то ужасное, связанное с энтропией.
Время совершило какую-то безумную мертвую петлю, и я больше ничего не знал и не понимал.
Эдит, что ты с нами сделала?
Я не хочу больше так жить, я аннулирую свою подписку на газету, продам свой дом, уеду отсюда в нормальный мир. Но как это сделать? Я не знаю. Вокруг серость, серость, серость, сплошная серость без конца и без края.
Что мы узнали из утренней газеты
Перевод с английского И. Оранского
1.
Как обычно, в 6:47 вечера я добрался из конторы домой и обнаружил, что наша тихая улочка бурлила и бушевала весь день. Оказывается, приходивший сегодня рассыльный доставил во все дома на Редбад-Крисчент "Нью-Йорк Таймс" за среду 1 декабря. А поскольку сегодня был понедельник 22 ноября, то само собой среда 1 декабря приходилась на середину следующей недели.
- А ты точно уверена, что это было на самом деле? - спросил я жену, потому что вроде бы, когда я просматривал газету перед уходом на работу, все было нормально.
- Да будь газета напечатана хоть на албанском, за завтраком тебе было бы наплевать, - ответила супруга. - Лучше посмотри сюда. - И она достала из кладовки газету и, развернув, подала мне. Та выглядела как обычная "Нью-Йорк Таймс", но теперь я заметил, что упустил за завтраком - дату, гласившую "Среда, 1 декабря".
- А сегодня действительно 22 ноября, понедельник? - спросил я.
Моя жена, конечно, подтвердила. Вчера было воскресенье, завтра вторник, и мы к тому же еще не были на Благодарении.
- Что ты, Билл, думаешь по этому поводу?
Я просмотрел газету. На первой странице в заголовках не было ничего примечательного, обычная ерунда старушки "Нью-Йорк Таймс", которую находишь ежедневно, если не случится чего-то поистине космически важного.
...Никсон с женой посетил три китайских города за семь дней м-да.
...Десять жертв осталось лежать после того, как грабитель покинул банк - все верно.
...Группа десяти начала в Риме переговоры о перестройке валютной системы.
- О'кей! Все та же ерунда и ничего примечательного.
И все-таки страница была датирована средой 1 декабря, и это впечатляло.
- Наверное, шутка, - сказал я жене.
- Да кому нужны такие шуточки? Напечатать целую газету... Это невозможно, Билл.
- А возможно получить газету середины будущей недели на этой, как ты думаешь?
Она пожала плечами и я перешел ко второй части. Я открыл 50-ю страницу, посвященную некрологам, и, замечу, что почувствовал на миг некоторую дрожь, потому что, как не крути, а раз это не шутка, каково будет найти в списке умерших собственное имя? К моей радости, я увидел там Гарри Рогоффа, Терри Тарнер, д-ра М. А. Фейнстейна и Джона Милза. Не сказать, что их смерть принесла мне какое-то удовольствие, но уж лучше они, чем я, конечно. Я даже просмотрел более мелкие сообщения, но они для меня ничего не значили. Потом я вернулся к разделу спорта и увидел, что "Полосатые Бриджи" проиграли, 110:109. Мы договаривались взять билеты на эту игру в конторе, и моей первой мыслью было, что теперь ее смотреть будет неинтересно. Но я вспомнил, что на баскетбольные игры заключают пари, а кто победит, я уже знал, и мне вдруг стало как-то неуютно. Тогда у меня возникла идея взглянуть в подвал 64-й страницы, где публикуются результаты скачек Янкис Рэйсвей, и - быстро-быстро - (щелк, щелк, щелк) - оказался на странице шестьдесят девятой, где финансовый раздел лег перед моими глазами. ""Индекс Доу Джонса" поднялся с 1.61 до 881.34, - гласил заголовок. "Нэйшнл Кеш Регистр" резко подскочил на четверть и достиг 27 и 3/8. А "Истмен Кодак" с 88 и 7/8 упал на 1 и 1/8". Тут я почувствовал, что пот покатил по мне градом, и, передав жене газету, снял пиджак и галстук.
- Сколько человек получили эту газету? - спросил я.
- Все на Рэдбад-Крисчент, - ответила она, (а это в общей сложности одиннадцать домов).
- А как на других улицах?
- Мы уже проверяли, туда принесли обычные газеты.
- Кто это - мы? - переспросил я.
- Мори, Синди и я, - сказала она. - Синди первой заметила насчет газеты, позвонила мне, а потом мы собрались вместе и все обсудили... Билл, что мы теперь будем делать? С биржевыми ценами и всем остальным, Билл?
- Если это не шутка, - отозвался я.
- Но разве она не похожа на настоящую газету, Билл?
- По-моему, стоит выпить, - сказал я.
Мои руки тряслись, а по спине все еще тек холодный пот. Стоило бы рассмеяться, потому что как раз в субботу ночью кто-то ворчал на совершенно скучную, размеренную жизнь, протекавшую в унылом однообразии здешних пригородов. И вот - пожалуйста. Газета середины следующей недели. Словно Бог нас услышал и, усмехнувшись в рукав, велел Гавриилу, или кому-то там еще, послать эти мерзкие листочки на Редбад-Крисчент для небольшой встряски.
2.
После обеда позвонил Джерри Весли, сказал, что будет собрание, и спросил, не соизволим ли мы с супругой посетить его сегодня вечером.
- А насчет чего собрание? - спросил я.
- Насчет газеты.
- Ах, да, - сказал я. - Газеты. А что там с газетой?
- Приходи, потолкуем, - сказал он. - Я не хочу говорить об этом по телефону.
- Само собой, только придется пригласить няню Джерри к ребенку.
- Уже не стоит, - сообщил он. - Трое девочек Фишеров присмотрят за всеми детьми в квартале. Так что приходи к четверти девятого.
Джерри был довольно толковым страховым маклером и имел лучший дом на Кресчиент, двухэтажный в тюдоровском стиле и с большой, обшитой деревянными панелями, гулкой комнатой на первом этаже. Именно там происходили все сборища. Мы были семнадцатыми, и вскоре за нами подошли Максвеллы, Брюсы и Томассоны. Везде были расставлены складные кресла, Синди Весли приготовила свои вечные необъятные подносы со всякой снедью, а в открытом баре были выставлены различные напитки. Джерри вышел на центр, усмехнулся и сказал, что по его мнению, мы несколько озадачены, зачем ему потребовалось собирать всех вместе этим вечером. Он развернул перед нами свою копию утренней газеты. С того места, где сидел, я смог ясно разобрать только один заголовок, гласивший, что десять жертв осталось лежать после того, как грабители покинули банк, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы я узнал газету.
- Каждый из вас сегодня получил копию этой бумаги? - спросил Джерри.
Все кивнули.
- Понимаете ли вы, - продолжал Джерри, - что эта газета дает нам некую удивительную возможность упростить наши жизненные позиции. Я подразумеваю, что если мы допустим, что это не просто какая-то фантастическая мистификация, а она действительно относится к 1 декабря, то по-моему, не нужно объяснять, какую выгоду можно из нее извлечь, не так ли?
- Правильно, - сказал Боб Томассон, - только кто поверит, что это не мистификация? Я имею в виду, кто поверит в газету из будущей недели?
Джерри взглянул на Майка Несбита - тот изучал право в Колумбийском и слыл среди нас интеллектуалом.
- Конечно, - заявил он. - На первый взгляд выглядит весьма убедительным, что кто-то сыграл с нами шутку. Но изучали ли вы газету внимательно? Каждая статейка написана чрезвычайно добросовестно. Не похоже на то, чтобы кто-то взял старые статьи и состряпал новые заголовки. Поэтому перейдем к другим возможностям. Что звучит наиболее фантастично? Что у кого-то хватило ума сочинить совершенно фиктивный номер "Таймс", отпечатать его, размножить и разослать, или что произошла какая-то путаница в четвертом измерении, и нам досталась газета из следующей недели? Лично я не склонен поверить ни одной из них. Но уж если выбирать, то мне по вкусу больше фокус-покус с четвертым измерением, а не мистификация. К тому же, если у вас нет такого штата сотрудников как в "Таймс", то понадобятся месяцы труда, чтобы подготовить такой номер, а никто не станет работать над газетой больше чем несколько дней, потому что в ней существуют такие вещи, о которых за неделю еще никому неизвестно. Вроде ерунды о Второй Фазе, или войне между Индией и Пакистаном.
- И все-таки хотелось бы знать, - сказал Боб Томассон. - Откуда взялась эта газета из будущего?
- Затрудняюсь ответить, - отозвался Майк Несбит. - Могу только сказать, что на мой взгляд она подлинная. Чудеса, да и только.
- По-видимому, - согласился Мак-Дермотт, и остальные согласились.
- Мы можем извлечь из этой штуки кучу денег, - сказал Дэйв Брюс.
Все странно и натянуто заулыбались. Очевидно, все позарились на биржевой курс, на итоги скачек и пришли к тем же выводам.
- Правда, сначала нам надо выяснить одну очень важную вещь, сказал Джерри. - Кто-нибудь из вас рассказывал об этой газете кому-то постороннему, кроме находящихся в этой комнате?
- Нет-нет, как можно, ни за что, ни-ни, - загомонили вокруг.
- Отлично, - сказал Джерри, - тогда пойдем дальше. Мы не станем оповещать "Таймс", не будем звонить Уолтеру Кронкрайту и не позволим узнать об этом даже своим кровным братьям на Догвуд-Лейн, ладно? Мы попросту запрячем наши газетки в надежное место и преспокойненько будем пользоваться информацией, которую получим, о'кей? Ну, и договорились. Все, кто за сохранение этой газеты в секрете, поднимите правую руку.
Вверх поднялись двадцать две руки.
- Отлично, - сказал Джерри. - Это относится и к вашим детям. Если они обо всем узнают, то захотят отнести газету в школу, чтобы показать там во имя всеобщего блага. Так что будьте начеку.
- Мы будем сотрудничать, эксплуатируя эту штуку, или каждый за себя? - спросил Сид Фишер.
- Каждый за себя, - ответил Дейв Брюс.
- И только за себя, - подтвердил Боб Максвелл.
Все в комнате по кругу с ним согласились. Единственный, кто хотел в складчину, так это Чарли Харрис. Ему не везло на бирже, и, по-моему, он испугался рискнуть, даже играя наверняка с помощью газеты из будущего. Джерри пересчитал голоса, и десятью против одного прошло частное предпринимательство. Конечно, если бы кто-то решил объединиться, по-моему, препятствовать бы не стали.
И когда все начинали отказываться от угощений, Джерри сказал напоследок:
- Помните, что впереди у вас всего неделя. Первого декабря это будет уже другая газета, и ее копии получат миллионы людей. Поэтому спешите побыстрее извлечь из этого выгоду.
3.
Вся сложность состояла в том, что мы получили только газету будущей недели, а, как правило, за такой короткий срок у тебя не хватит времени устроить крупную свару на бирже. Я имею в виду, что, как правило, за несколько торговых сессий акции вряд ли поднимутся на пятьдесят-восемьдесят процентов. По-настоящему, на существенное изменение курса уходят недели, а подчас и месяцы. В общем, единственное, что у меня было - так это дата. Поэтому следующие несколько дней меня ожидала хорошая кутерьма. Согласно дневному приложению "Пост", которое я купил по дороге домой, на 22-е число, рыночные цены на ДОУ упали до 803,15, достигнув самого низкого уровня на этот год.
Но в "Таймс" от первого декабря отмечалось резкое двухдневное повышение курса, достигшего к тридцатому в среднем 831,34, неплохо. Стоило пустить в дело все сбережения, чтобы усилить отдачу. "Мы можем нагреть на этом деле кучу денег", - сказал я жене.
- Если верить газете, - заметила она.
Я сказал, чтобы она не беспокоилась. Придя домой от Джерри, я развернул "Пост" и "Таймс" на сводках и начал выискивать компании, чьи акции с 22-го ноября по 30-е подскочили не меньше чем на 10 процентов. Получился такой список:
22 ноября 30 ноября
Левитс Фурнитура 89 и 1/2 103 и 3/4
Бучер и Ломб 133 и 2/8 149
Натомак 45 и 1/4 57
Дисней 99 и 1/8 116 и 3/4
И. Г. и Г. 19 и 1/4 23 и 3/4
Не стоит рисковать, Билл, сказал я самому себе. Не складывай все яйца в одну корзину. Даже если газета не розыгрыш, хуже не будет, если я скуплю все пять. Поэтому в девять тридцать на следующее утро я позвонил своему брокеру и сообщил, что собираюсь кое-что скупить при открытии и продиктовал список.
- Не торопись, Билл, - сказал он мне. - Сейчас это гиблое дело. Биржа в загоне. И покупать их - все равно, что бросать деньги на ветер. Вчерашние 201 к рождеству поднимутся до 750.
Уже из этого видно, какой он был удивительный брокер, поскольку большинство их никогда не упустит случая нагреть руку на комиссионных. Но я ответил, что не собираюсь набивать на этом карманы, а просто хочу скупить Левитс, Бучер, Натомак, Дисней и И. Г. и Г. Я выгреб и вложил все сбережения до последнего цента.
Что ж, ладно, сказал я самому себе, если все пойдет как надо, мы окупим себе поездку в Европу, новый "Крайслер", норку для жены и массу всяческих удовольствий. А если нет? Если нет, то ты останешься на бобах, Билли-Бой.
4.
И еще я воспользовался спортивной страничкой.
В конторе я заикнулся о пари на Кинкс против Суперсоника в Гардене на следующий вторник. Парочка ребят удивилась - с чего бы это я заинтересовался столь далекой игрой, но я промолчал и в конце концов уговорил Эдди Мартина поставить на Кинкс один к двадцати. А потом еще я уговорил Марта Фелкса поставить восемь на Миллуоки в игре с "Бойцами" той же ночью. Фелкс прикинул, что Абдул-Джабар - лучший нападающий в игре и уж конечно, обойдет Бакса, но моя страничка сообщала, что "Бойцы" обойдут со счетом 106-103.
За завтраком с ребятами из Леклэр и Андерсен я поставил 250 долларов на "Дерзких Охотников", которые победят "Титанов" в воскресенье в Сент-Луисе. Потом я по-свойски заглянул в контору букмекера и сделал несколько ставок на скачках в Акведакте. Мой бесценный гид по будущему известил, что Дубль принесет 54,20 долларов, а третья Экзекта даст 62,20, поэтому я поставил понемножку на каждого. Не так уж плохо зарабатывать в день по 2500 долларов, но ведь и чудеса случаются не так уж часто.
5.
В ночь на вторник, вернувшись навеселе домой, я спросил жену о новостях, и она сообщила, что весь день в квартале только и было разговоров, что о газете, и некоторые девочки заключили пари и звонили своим маклерам. Хотя большинство здешних женщин играли на бирже и даже на скачках, моя жена была не того склада и оставляла мужские дела на мою совесть.
- Какие акции они покупают? - спросил я.
Само собой, она не запомнила, но чуть позже ей позвонила Джони Брюс и, когда моя жена завела разговор о делах, Джони проговорилась, что купила "Виннебаго", "Ксерокс" и "Трансамерику". Я вздохнул с облегчением, потому что на мой взгляд было бы очень подозрительно, если бы все на Редбад-Кресчент разом начали бы звонить и требовать "Левитс", "Буш", "Дисней", "Натомак" и "И. Г. и Г." С другой стороны, чего тревожиться о том, что кто-то что-то заподозрит, а если и заподозрит, то мы всегда сможем сказать, что по-соседски организовали общество пайщиков. В любом случае, не думаю, что нашелся бы какой-нибудь закон против людей, играющих на бирже на основе данных, почерпнутых из газеты будущей недели. Все же - стоит это отметить - я с радостью обнаружил, что мы все, не сговариваясь, покупали разные акции.
После обеда я взял газету, удостовериться в выборе Джони. Без сомнения "Виннебаго" поднимется с 33 и 1/8 до 38 и 1/8, "Ксерокс" с 105 и 3/4 до 111 и 7/8 и "Трансамерика" с 14 и 7/8 до 17 и 5/8. Я подумал, что зря Джони связалась с "Ксероксом", поднявшимся всего на шесть процентов, поскольку вся суть в процентах, но "Виннебаго" подскочила аж на десять процентов, а "Трансамерика" почти на двенадцать. Я пожалел, что в свое время не заметил "Трансамерики", правда не из зависти, поскольку мой собственный выбор был вне конкуренции.
Что-то в газете меня смутило. В некоторых местах печать выглядела расплывчатой, и кое-где на страницах я с трудом различал слова. Что-то я не припоминал смазанных или расплывчатых страниц. К тому же казалось, текст на страницах был другого цвета, темно-серый, будто выцветший. Я сравнил его с газетой, полученной этим утром и номер за 1 декабря оказался заметно темнее. Ни одна газета не старится так быстро, всего за два дня. Я подивился, что могло случиться с газетой и спросил у жены.
- Что ты имеешь в виду?
- Похоже она выцвела или как-то странно изменилась.
- А, все может быть! - сказала моя жена. - Понимаешь, это как сон, а во сне все постоянно меняется безо всякого предупреждения.
6.
В среду, 24 ноября нам стояло бы изрядно попотеть, поскольку дело не сдвинулось ни на йоту. К полудню "Пост" опубликовал приблизительные цены, установившиеся утром, но все они здорово упали, а ДОУ даже опустилась до отметки 798,63. Однако, вся пятерка моих акций за вторник и среду понемногу лезла вверх, так что, скорее всего, я не прогадал. Я получил уже четыре целых с "Бучера", два - с "Натомака", пять - с "Левитса", два - с "Диснея" и три четверти с "И. Г. и Г.", и даже если бы до расценок, обещанных газетой за первое декабря, было еще ползти и ползти, то в любом случае, это лучше, чем оказаться в накладе, к тому же этот "ошеломительный двухдневный скачок цен" пришелся на конец месяца. Может, все еще выйдет как надо. "Виннебаго", "Трансамерика" и "Ксерокс" тоже чуть тронулись вверх. Завтра биржа закрывается по случаю Дня Благодарения.
7.
День Благодарения. Мы отправились к Несбитам. Считается, что Благодарение полагается справлять со своими родственниками: родителями, тетушками, дядюшками, кузинами и так далее, но в новых районах это невозможно, поскольку все съехались сюда черт знает откуда, и поэтому нам пришлось есть индейку со своими соседями. Несбиты пригласили Фишеров, Харрисов, Томассонов и нас, и всех детей, разумеется, тоже. Большая шумная компания. Фишеры сильно запоздали, так запоздали, что мы уже начали волноваться и собирались было послать кого-нибудь, выяснить, что там приключилось. Короче говоря, уже пришло время подавать индейку, когда они заявились, и глаза Эдит Фишер были красные и опухшие от слез.
- Боже мой, боже мой, - причитала она. - Я только что обнаружила мою старшую сестру мертвой.
Мы принялись осыпать ее обычными бестолковыми вопросами, типа болела ли она; где жила и от чего скончалась? А Эдит всхлипнула и сказала, что не имела в виду, что та уже умерла, а что собирается умереть в следующий вторник.
- В следующий вторник? - спросил Томми Несбит. - О чем ты? Я что-то не понимаю, как ты узнала об этом сейчас. - И тут он вдруг запнулся и понял, как впрочем, поняли и все остальные. - Оx, пробормотал Томми, - газета...
- Да, газета, - подтвердила Эдит, громко всхлипнув.
- Эдит читала сообщения о смерти, - объяснил Сид Фишер. - Бог весть зачем она просматривала их так внимательно, и вдруг ужасно вскрикнула и сказала, что встретила имя сестры. Внезапный сердечный приступ.
- У нее было больное сердце, - сообщила Эдит. - За этот год у нее уже было два или три тяжелых приступа.
Льюис Томассон подошла к Эдит, обняла ее, прижала, как умела делать только Льюис, и сказала:
- Эдит, это конечно, естественно, что ты испытала ужасное потрясение, но ты же знаешь, что рано или поздно это случится и никуда от этого не денешься, а к тому же бедная женщина больше не будет так тяжело страдать.
- Но неужели ты не понимаешь, - всхлипнула Эдит, - что сейчас она еще жива, и, может, если я позвоню по телефону и попрошу тотчас же лечь в больницу, все обойдется? Они используют интенсивную терапию и подготовятся к приступу задолго до его наступления. Только смогу ли я объяснить ей как надо? Да и что я скажу? Что прочитала в газете за будущую неделю о ее смерти. Она подумает, что я рехнулась, посмеется и не обратит на меня внимания. Или может, это ее вконец доконает и, благодаря мне она тут же грохнется замертво? Что мне делать, Господи, что мне делать?
- Ты можешь сказать, что это предчувствие, - посоветовала моя жена. - Очень яркий сон, который тебя насторожил. Если твоя сестра хоть капельку верит в подобные вещи, она решит, что не плохо бы показаться врачу, и тогда...
- Нет, - оборвал Майк Несбит. - Ни в коем случае не делай этого, Эдит. Потому что они все равно не смогут ее спасти. Невозможно. Они не спасут ее даже когда наступит время.
- Но пока оно не пришло, - сказала Эдит.
- Что касается времени, то оно уже пришло, - возразил Майк, потому что у нас имеются газеты, описывающие события 30 ноября в прошедшем времени. Поэтому мы знаем, что твоя сестра должна умереть и, фактически, уже мертва. Этого не избежать, потому что так говорится в газетах, и, если мы допустим, что газета подлинная, то говорится в ней о реальных событиях, и ничего тут не поделаешь.
- Но моя сестра... - пробормотала Эдит.
- Имя твоей сестры уже значится в списках умерших. Если ты сейчас вмешаешься, то только причинишь ее семье ненужные волнения и заботы, и это ничего не изменит.
- Как ты думаешь, это ничего не изменит, Майк?..
- Будущее изменить нельзя, - сказал Майк. - Для нас события будущего так же незыблемы как любое событие прошлого. Мы не смеем играть в изменение будущего раз о нем уже напечатано и прочитано в газете. Насколько мы знаем, будущее напоминает карточный домик. Если мы вытянем одну из карт, скажем, жизнь твоей сестры; то можем обрушить весь домик. Лучше смирись. От судьбы не уйдешь. В любом случае, не говори, что случится.
- Моя сестра, - сказала Эдит, - моя сестра должна умереть, и вы не разрешаете мне ничего для нее сделать...
8.
Плача и всхлипывая, Эдит провела в унынии все Благодарение. В конце концов она более-менее пришла в себя и напоминала женщину в трауре, но для нас было крайне тяжело оставаться веселыми и жизнерадостными, в то время как она едва сдерживала рыдания. Фишеры ушли сразу же после обеда, мы все долго обнимали и успокаивали Эдит, говорили, что нам перед ней очень неудобно. Почти тотчас же откланялись Томассоны и Харрисы.
Майк посмотрел на меня с женой и сказал:
- Я надеюсь, что вы не сбежите вслед за остальными.
- Нет, - отозвался я, - нам некуда торопиться.
Мы устроились поудобнее. Майк начал разглагольствовать об Эдит и ее сестре.
- Спасти ее невозможно, - настаивал он. - И если Эдит пойдет наперекор судьбе, это может стать для нас чрезвычайно опасным.
Забыв об Эдит, мы тут же переключились на дела биржи. Майк сказал, что он покупал "Натомак", "Трансамерику" и "Электроник Дейтс Системс", которые вырастут с 22 по 30 ноября с 36 и 3/4 до 47 включительно. Я сообщил ему, что тоже купил "Натомак" и сказал названия остальных своих акций; и очень скоро он достал свой номер газеты за 1 декабря и мы сверили некоторые расценки. Глядя через его плечо, я отметил, что печать стала еще бледнее, чем показалась мне в ночь на вторник, когда я в последний раз просматривал свою газету, а бумага страниц выглядела еще более серой и шершавой.
- Как ты думаешь, что происходит? - спросил я. - Бумага определенно портится прямо на глазах.
- Это возрастание энтропии, - ответил он.
- Возрастание энтропии?
- Ты наверное знаешь, что энтропия - это естественное стремление всего существующего в мире распадаться с течением времени на составные части. Эти газеты, должно быть, подвержены наиболее сильной энтропии потому что представляют собой аномалию в природе времени. Я уже отмечал, что с каждым разом читать становится труднее и труднее и не удивлюсь, что через пару дней они станут совершенно нечитабельными.
Мы отыскали цены моих акций в его газете, и первое, что бросилось нам в глаза, было сообщение, что "Бучер и Ломб" на 30 ноября подскочили до 149 и 3/4.
Помедлив секунду, я сказал:
- Я совершенно уверен, что им полагалось быть не больше 149.
Майк решил, что во всем виновато обесцвечивание шрифта и старение бумаги, но на этой странице биржевой сводки буквы были достаточно четкими и ясно обозначали 149 и 3/4. Я заглянул на "Натомак" и его потолок был около 56 и 7/8. А я мог дать голову на отсечение что он равнялся 57. И тоже самое с несколькими другими акциями. Цифры не сходились с теми, что я помнил. Мы немного побеседовали на эту тему, но очень скоро страсти накалились, поскольку Майк заявил, что мне изменяет память, и в конце концов я в сердцах сгонял к себе домой и принес свою копию злополучной газеты. Мы расстелили их рядышком и сравнили ставки. Вряд ли среди них нашлось бы две одинаковых. Конечно, цены у него почти равнялись моим, одна восьмая здесь, четверть там. Но что было хуже всего, цены не соответствовали тем, что я видел в первый день. Теперь в моей газете значилось, что "Кучер" к 30 ноября поднялся до 149 и 1/2, "Натомак" к 56 и 1/2, а "Дисней" к 117. "Левитс" - 104, "И. Г. и Г." - 23 и 5/8. Все, казалось, завертелось перед глазами.
- Самое мерзкое проявление энтропии, - сказал Майк.
- Было бы удивительно, если бы газеты были совершенно идентичны друг другу, - сказал я. - Нам стоило бы сравнить их в первый же день. Теперь мы так никогда и не узнаем, была ли у нас одна и та же газета, одна и та же отправная точка.
- Давай проверим остальные страницы, Билл.
Мы так и сделали. Заголовки первых страниц были теми же самыми, но в тексте были маленькие различия. В постоянных рубриках была масса неувязок. Некоторые сообщения о смерти отличались друг от друга. Буквально на всех страницах имелись крошечные различия.
- Как же это вышло? - спросил я. - Почему слова, напечатанные на бумаге день ото дня все больше разнятся друг от друга?
- А как у нас оказалась газета из будущего? - спросил Майк.
9.
Мы позвонили некоторым из наших и расспросили о биржевых ценах. Только постарались избежать всяких объяснений. Чарльз Харрис сказал, что Натомак котируется около 56, Джерри Весли сказал, что 57 и 1/4, а у Боба Томассона, оказалось, страница выцвела до такой степени, что стала абсолютно нечитабельна, но на его взгляд, Натомак достиг 57 и 1/2. И так далее. У всех страницы чуть-чуть отличались.
"Энтропия" - звучало весьма зловеще.
- Но чему тогда верить? Что настоящее?
10.
Днем в субботу к нам ворвался чрезвычайно взволнованный Боб Томассон. В руках он держал газету. Он показал ее мне и сказал:
- Послушай, Билл, что же происходит?
Страницы практически распадались на части и были совершенно слепыми. Там где раньше были слова, теперь виднелись крошечные темные пятна, и только. Казалось, что странице стукнуло не меньше миллиона лет.
Я принес из чулана свою. Она была в плачевном состоянии, но все же лучше его. Печать выглядела слабой и грязной, но мне удалось кое-что разобрать отчетливо. "Натомак" - 56 и 1/4, "Левитс Фурнитура" 103 и 1/2, "Дисней" 117 и 1/4. Каждый раз новые значения.
Между тем в окружающем мире биржевые дела шли точно по нотам, и все мои акции росли в гору. Может я окончательно свихнулся, но похоже было что финансовый крах мне не грозит.
11.
Ночь понедельника 29 ноября. Уже неделя с тех пор, как закрутилась эта кутерьма. Все газеты рассыпались на части. Я мог еще разобрать куски текста на двух-трех страницах, а на остальных не стоило и стараться. Дейв Брюс сказал, что его газета стала такой же блеклой, как у Боба в субботу. Майку повезло чуть больше, но не надолго. Их все сожрала энтропия. Сегодня днем дела снова пошли в гору. Вчера "Гиганты" проиграли в Сент-Луисе, и сегодня за ужином я пожинал плоды победы "Дерзких Охотников". Вчера к тому же Сид и Эдит Фишер внезапно отбыли по делам во Флориду, где, кстати, живет сестра Эдит, которой суждено завтра умереть.
12.
Интересно, попробует ли Эдит помочь своей сестре, несмотря на все те жуткие вещи, которые наговорил ей Майк в День Благодарения.
13.
Итак, сейчас ночь на вторник 30 ноября, и я у себя дома с "Пост" и приблизительными биржевыми ценами. К сожалению я не могу сравнить их с цифрами моего завтрашнего "Таймса", поскольку у меня больше нет этой газеты, полностью превратившейся в прах, как впрочем и у всех остальных, но у меня все же остались пометки, которые я сделал в первую ночь, планируя свои биржевые операции. И я рад сообщить, что несмотря на процессы энтропии, все вышло как надо. Сегодня, как и предсказывали мои записи, "ДОУ Индастриалз" достигла 831.34, а рядом, наперекор нюху моего брокера значилось:
Левитс Фурнитура 103 и 3/4
Бучер и Ломб 149
Натомак 57
Дисней 116 и 3/4
И. Г. и Г. 23 и 3/4
Так что, несмотря на все треволнения, эта неделя принесла мне немалый доход.
Завтра, наконец-то 1 декабря, и как приятно будет вновь увидеть эту газету. С заголовками о Никсоне, посетившем Китай, о зверски убитых в банке людях и финансовых торгах в Риме. Будто вновь встретишь старого друга.
14.
По-моему, все пошло в разнос. Утром перед завтраком я вышел, как обычно, за газетой и нашел ее, как водится, в почтовом ящике, но только это была вовсе не газета за среду 1 декабря, хотя сегодня было именно это число. Утром рассыльный вручил мне газету за понедельник 22 ноября, которую я так и не получил в тот злополучный день, когда произошла вся путаница.
Конечно, само по себе, это еще не так уж плохо. Другое дело, что в этой газете было полно всякой чуши, которую я упустил прошлым понедельником. Будто кто-то забрался в прошлую неделю и пустил все по кругу, нагородив кучу жуткой белиберды. Даже несмотря на то, что я так и не увидел "Таймс" в тот день, могу биться об заклад, что услышал бы об убийстве губернатора Миссури и землетрясении в Перу, унесшем десять тысяч жизней. И о майоре Линдсее, решившемся стать новым никсоновским госсекретарем. Эта газета могла быть только шуткой.
А чего мы добились за эту неделю? Как же быть с биржевыми ставками и спортивными результатами?
Отправившись в город тем утром, я первым делом решил навестить Нью-йоркскую публичную библиотеку и взять номер "Таймс" за 22 ноября. Я хотел убедиться, совпадает ли библиотечная копия с той, что была у меня.
Господи, какую газету я получу завтра?
15.
Вряд ли мне удастся вообще поработать сегодня. Отправившись после завтрака взять машину со стоянки, я вдруг обнаружил, что ее нет, машина исчезла, совершенно исчезла, оставив вместо себя только серость, абсолютную серость. Ни лужайки, ни кустов, ни деревьев, ни других домов, насколько хватало глаз, только плотный туман, окутавший все от земли до неба. Я остановился на верхней ступеньке, боясь шагнуть в эту серую мглу. Потом вернулся в дом, разбудил жену и рассказал ей обо всем.
- Что это значит, Билл? - спросила она. - Что все это значит? Почему все кругом так серо?
- Я не знаю, - ответил я. - Давай включим радио.
Но ни звука не донеслось из радио. Молчал телевизор, и даже телефонная сеть казалась абсолютно мертвой, и я не понимал, что случилось? где мы? - не понимал ничего, за исключением того, что произошло что-то ужасное, связанное с энтропией.
Время совершило какую-то безумную мертвую петлю, и я больше ничего не знал и не понимал.
Эдит, что ты с нами сделала?
Я не хочу больше так жить, я аннулирую свою подписку на газету, продам свой дом, уеду отсюда в нормальный мир. Но как это сделать? Я не знаю. Вокруг серость, серость, серость, сплошная серость без конца и без края.