Олег Синицын
Как написать бестселлер
Фантастический рассказ
***
Павел Сергеевич Игнатов, главный редактор журнала «Волопаевский вестник», втянул из кружки приличную порцию уже остывшего чая и, задержав во рту, только собрался склонится над рукописью под названием «Исторические особенности стрижки кустов города Волопаево», как дверь неожиданно открылась и в небольшой редакторский кабинет ввалился неуклюжий детина с лицом выпускника ПТУ. Безжалостный борец за чистоту языка Волопаевских публицистов и преобладания глагола «являться» над глаголом «быть», напуганный вторжением, выплеснул чай на белоснежные, даже не помаранные грифелем листы рукописи и неудержимо закашлялся.
– Разрешите? – запоздало поинтересовался детина и замер, уставившись на огромное, от пола до потолка, зеркало в бронзовой оправе. Занимая половину стены, в некоторых местах заляпанное и пыльное по углам, оно сохранилось с тех времен, когда издательство являлось усадьбой княжеского рода Татариновых. Несомненно, во время революции семнадцатого года зеркало украли бы вместе с остальной княжеской утварью, но оно осталось по той банальной причине, что не пролезало ни в окно, ни в дверь.
Павел Сергеевич в ужасе смотрел на залитую рукопись, понимая, что первые два листа вновь придется просить у капризного, но постоянно печатающегося Индюкова, работающего под псевдонимом Сидор Соколинский. Вот уж легче попросить у негров мороженого.
Его взгляд, обещающий пришельцу самый лучший котел в аду, уставился на простодушное лицо парня, подбородок которого покрывала редкая бороденка.
– Ты кто… – только и смог пролепетать Игнатов.
– Витя, – ответил детина, пронзительно и жалостно глядя на редактора.
– Я спрашиваю, кто ты такой, чтобы врываться сюда! Как смел ты войти без стука!
Парень набрал в рот воздуха, чтобы ответить, но в голову ничего не пришло, и он потупил взгляд. Игнатов только собрался выплеснуть на него то, что еще не успел высказать, и то, что высказывать было просто неприлично, как на столе зазвонил телефон.
– Да! – воскликнул Павел Сергеевич, сорвав трубку так, словно собирался выдернуть шнур из аппарата. – А, здравствуйте…
Могучий молодой человек по имени Витя пробежал виноватым взглядом по обрамляющим зеркальную гладь бронзовым лилиям, на мгновение уставился на дующих в трубы ангелов, устроившихся по углам. Затем посмотрел на свое отражение, пригладил волосы на затылке, которые после этого движения опять поднялись, одернул мешковатое пальто.
– … нет, статья "Зайцы уничтожили десять соток яблоневых побегов" не заинтересует! Слишком скандальное название. Мы не желтая пресса!.. Всего! – Павел Сергеевич непонимающе уставился на парня в дверях, пытаясь вспомнить суть проблемы, но съежившиеся листы рукописи, плавающие в луже, подстегнули память. Что за имбецил ввалился в кабинет!
И он вспомнил:
– Точно. Туалет у нас засорился там, дальше по коридору!
– Я не этот… как его… не сантехник!
– А кто ж ты? Иоанн Богослов?
Парень стыдливо заморгал и очень тихо, стесняясь собственных слов, произнес:
– Я писатель.
Павел Сергеевич устало закрыл глаза.
– О, нет! Увольте меня!
– Посмотрите рукопись… – Парень положил на стол стопку листов и нерешительно пододвинул к редактору. Тень брезгливости пробежала по лицу Игнатова. Мятые желтые листки покрывал неаккуратный рукописный текст.
– Это ИСТОРИЯ! – с трепетом произнес парень Витя, словно только что поделился святыми скрижалями Моисея.
– Почему вы написали текст красными чернилами? – только и смог спросить редактор.
– Мне показалось, так будет красивее, – искренне ответил парень.
Павел Сергеевич давно не сталкивался с таким вызывающим проявлением графоманства.
– Ладно, я погляжу…
– Спасибо, – заулыбался парень (по фигуре – вылитый грузчик, уж никак не писатель), и стало видно, что у него во рту отсутствует несколько передних зубов. Не иначе, как выбиты в драке. – Когда мне зайти?
– Завтра или через неделю, – ответил Павел Сергеевич, стараясь не смотреть на самородка. – Но самое лучшее – через месяц или полтора. А через три было бы просто идеально… Ну, в общем, жду вас через полгода.
Пятясь к двери и глупо улыбаясь беззубым ртом, парень покивал головой, еще раз вопросительно посмотрел на зеркало и скрылся.
Закончилась весна, наступило лето. Выпуски "Волопаевского вестника" обогатились такими статьями, как "Лучший столяр города", "Желта осень, а зима белее" и нетленным творением исследователя родного края Сидора Соколинского "Исторические особенности пивных города Волопаево". Солнце пробивалось сквозь шторы, охрипшие от зноя птицы за окном заторможено щебетали, Павел Сергеевич, обливаясь потом, чирикал карандашом рукопись, исправляя повсюду "был" на "являлся" и "снова" на "вновь". Дверь его кабинета тихо скрипнула, и в комнату заглянуло смутно знакомое лицо.
– Здравствуйте, – произнес молодой бугай по имени Витя, появившись в кабинете редактора ровно через шесть месяцев.
– Туалет засорился там, дальше по коридору! – махнул рукой Игнатов.
– Вы меня не помните? Я – писатель.
– Что вы говорите!
– Я приносил вам рукопись. Написанную красными чернилами.
– А! – воскликнул Павел Сергеевич и отложил в сторону наполовину отредактированное творение "Исторические особенности общественных туалетов города Волопаево". – Сейчас.
Он подошел к огромному шкафу рядом с зеркалом и вытащил из-под груды бумажных папок несколько мятых желтых листков.
– Вот. – Он протянул их молодому человеку. – Вынужден вас огорчить, мы не можем принять вашу рукопись.
Молодого человека словно хватил удар. Детские глаза с болью смотрели на редактора.
– Почему!? – простонал он. – Я плохо написал?
– Нет, что вы! Написано великолепно! – с выражением искреннего сожаления на лице, соврал Павел Сергеевич.
– Тогда почему не берете? – не понимал Витя, кто он там по профессии? Кочегар или бетонщик? Кажется, он говорил… А, писатель!
– Наше издательство слишком ничтожно для вашего размаха. Вам лучше обратиться в какой-нибудь крупный журнал… или даже нет. Напишите на этом материале книгу! Большой роман, страниц на пятьсот! Я уверен, одно из крупных московских издательств ее точно возьмет. В вас есть талант! – Он похлопал парня по крепкому плечу. – Самородочный такой талантище!
– Спасибо, я сделаю, как вы сказали… – Парень задумался. – И все-таки, я согласен, чтобы вы напечатали мою ИСТОРИЮ.
– Нет, мы не можем воспользоваться такой щедростью!
Молодой человек замер.
– Что же вы не хотите взять? – угрюмо пробасил он. – Я же вам отдаю свою ИСТОРИЮ!
Молодой человек по имени Витя, на лице которого отпечаталось от силы восемь классов средней школы, да и то, вряд ли полных, начал раздражать Игнатова. "Исторические особенности общественных туалетов…" ждали коррекции. Неисправленные глаголы "быть" вопили со страниц.
– Нам не подходит ваша рукопись.
– То есть как "не подходит"? – не понял молодой человек, ошеломленный резкой переменой в речи редактора.
– Не подходит!
– Но во мне есть талант!
Игнатов фыркнул, мельком глянул на себя в старинное зеркало и поправил несколько волосков на лысине.
– Что же вы молчите? – недоумевал Витя. – Я же писатель! Я написал ИСТОРИЮ! Возьмите!
– Если бы всякий остолоп, научившийся в школе выводить квадратными буквами "мама мыла раму", называл себя писателем – у нас была бы не страна, а деревоперерабатывающая фабрика какая-то. – Павел Сергеевич опустился на свое место. – Нет!
В глазах молодого человека что-то мелькнуло. Кажется он понял оскорбление.
– Вам что-то не понравилось? – жалобно произнес он. – Скажите. Все исправлю!
– Сказать? – угрожающе поднявшись над столом, прошипел Игнатов. – Хорошо. Вы этого хотели.
Он рывком подвинул к себе стопку желтых листов.
– Ваша история о молодом человеке, который ступил в лужу и оказался в мистическом рабовладельческом мире, совершенно… невообразимо бессмысленна! У нее нет ни начала, ни конца! У нее отсутствует фабула! Персонаж туп до неприличия, а язык… О, язык заслуживает отдельного разговора.
Молодой человек уставился на кончик собственного носа, и редактор был уверен, что этот идиот собрался высунуть язык, чтобы проверить – почему о нем пойдет отдельный разговор.
– Я говорю о литературном языке! – назидательно произнес Игнатов.
– А-а! – протянул парень.
– Некоторые ваши фразы требуют издания отдельным сборником. Вот, например: "Черное небо там всегда темно-синее". "За горизонтом всегда дребезжит рассвет". "Месяц всегда в виде луны".
Витя насупился.
– Что, неприятно? Погодите. Самое веселое ждет впереди! – заверил редактор, взяв следующий лист. – "Каменистое поле покрывала грязь". "Ботинки выпачкались по колено в грязи".
Витя хмуро смотрел на редактора из-под косматых бровей, не представляя – в чем он ошибся, но интуитивно чувствуя вину.
– Нет-нет! Давайте продолжим! "Кто-то сильный со смрадным дыханием вытащил его на поле, и он увидел тысяча сто сорок людей. Тысяча сто сорок первым был черный монстр с красными глазами. Они носили камни на гору. Черный монстр их погонял большим кнутом". По вашему тексту получается, что красные глаза монстра каким-то образом выскочили из глазниц и принялись наперегонки катать камни, а монстр радостно подгонял их кнутом, при том оставаясь слепым. Ничего сценка, а?
– Это люди закатывали камни в гору! – угрюмо пробормотал парень.
– Вот и напишите правильно!
Гигант Витя скорчился от стыда, могучие плечи сложились. А редактор не унимался:
– Кстати, мое любимое место: "Когда кто-то из людей не мог тащить камень его ногами монстр избивал". Замечательно! Вы имели ввиду, что монстр избивал человека ногами, а получилось – то ли камень с ногами, то ли монстр оторвал у человека ноги и избивал ими несчастного…
– Правильно последнее! – вставил Витя.
Павел Сергеевич часто заморгал, пытаясь осмыслить услышанное.
– Это просто ужасно! Ваша фантазия отвратительна. Почему вы назвали это историей? Ваша писанина – тошнотворная фантасмагория без начала и конца!
– Нет, это история! – упрямо произнес молодой человек.
– Вы мне надоели! Убирайтесь отсюда! Идите лучше прочистите наш туалет! Более полезное занятие!
– Почему вам не нравится мой текст? – уныло затянул парень.
– Он бездарен! К тому же мы не публикуем фантастику.
– Это ИСТОРИЯ!
– История? Я расскажу, как пишутся истории! Вот, например, Сидор Соколовский позавчера попал в вытрезвитель, и можете не сомневаться, что скоро в нашем журнале появится статья "Исторические особенности вытрезвителей города Волопаево". Это вот реальная история! А у вас…
– И у меня реальная история! Она произошла со мной! Это я главный герой! Со мной все случилось!
– Да что вы говорите! – язвительно воскликнул редактор. – Вы – этот парень, попавший в темный мир, где рабы таскают камни в гору?
Павел Сергеевич расхохотался, отчего лицо Вити сделалось мрачнее тучи.
– Реальная история! – хихикал Игнатов. – Конечно, реальная! У нас по улицам Волопаево сплошь и рядом разгуливают демоны с оторванными ногами, а их глаза катают камни в гору.
– Я был там! Я написал то, что увидел! Это ИСТОРИЯ! Литература должна быть точной и описывать реальные истории.
Редактор хохотал так, что поперхнулся и закашлялся.
– Вы не верите, что эта история произошла на самом деле? – спросил молодой человек.
– Я не психиатр, чтобы верить бредням… – произнес Павел Сергеевич, успокоившись.
Молодой человек вдруг дотронулся до зеркала и постучал по нему.
– Если разобьете зеркало, я натравлю на вас милицию… – Павел Сергеевич замер с раскрытым ртом. По старинному зеркалу Татариновского имения побежали волны. На какой-то миг оно потеряло способность отражать предметы, сделалось прозрачным и наконец вовсе исчезло. В пространстве, обрамленном бронзовой рамой, открылась не стена с обоями в тошнотворный розовый цветочек, а каменистое бескрайнее поле под мрачным небом. Посредине поля вздымалась гора. Цепочки истощенных людей катили вверх по склонам огромные камни.
Когда Павел Сергеевич поднялся из-за стола и заглянул в зеркало, его глаза едва не выкатились на лоб. Запахи серы и формалина заполнили кабинет. Редкие волосы на лысине редактора растрепал холодный ветер. Издали донеся истошный человеческий крик.
– Что… что это? Куда подевалось зеркало? Верните его на место! Кутузка вам обеспечена!
Игнатов протянул руку, она прошла внутрь бронзовой рамы. Зеркала как не бывало. Оно исчезло, открывая взору странный мрачный мир.
Чьи-то цепкие пальцы внезапно схватили Игнатова за руку. Павел Сергеевич пронзительно закричал, почувствовав как сердце замерло в груди. Кто-то стиснул его плечи и поднял в воздух. Очки свалились с глаз, редактор "Волопаевского вестника" отчаянно задергал ногами и завизжал фальцетом.
– Еще один неверующий, господин Витерадор? – раздался над ухом хриплый голос. Существо, появившееся из зеркала, издавало такой смрадный запах, что редактора едва не стошнило. Замершее сердце вновь застучало в груди, словно усердный шахтер в забое.
Молодой человек Витя, которого появившееся из зеркала существо назвало Витерадором, на мгновение изменился в лице. Глаза блеснули красным огнем, кожа почернела, словно покрылась мазутной пленкой. В этот момент он больше не напоминал выпускника ПТУ. В его фигуре присутствовало что-то от зверя…
– Тысяча сто сорок первый, – ответил он.
– Тяжело дается ваша литературная карьера, – сочувственно произнесло существо, держащее редактора. – Может, вернетесь к нам на прежнюю работу?
– Отрывать ноги и избивать ими рабов? Мне это осточертело!
– Пожалуйста, господин Витерадор, не переходите на личности.
– Извини, – бросил молодой человек, в облике которого еще проглядывались звериные черты. Он вздохнул и продолжил: – Как я устал убеждать редакторов, что моя история правдива. Каждый раз одно и то же!
Он взглянул на Павла Сергеевича.
– Теперь вы видите, что моя ИСТОРИЯ правдива? Видите это небо, эту гору, этих людей на склоне?
– Да-да-да! – затараторил Игнатов. – Отпустите меня!
Витерадор кивнул.
– Можете идти.
На лице редактора промелькнуло облегчение. Игнатов подумал, что его сейчас отпустят, но оказалось, что Витерадор в очередной раз допустил стилистическую ошибку. Темное существо со зловонным дыханием втянуло отчаянно визжащего редактора внутрь зеркала. Пространство в бронзовой раме начало переливаться, под конец превратившись в гладкую поверхность, в которой отражался Витерадор, оставшийся один в комнате.
– Не понимаю, почему мою рукопись не берут, – с досадой произнес он. – Ведь в ней написана сплошная правда!
Он достал ручку, заправленную кровью, и исправил на желтом листе цифру 1140 на 1141. В который раз приходится править текст по вине редактора! Но что поделать, если в литературе Витерадор считал важной каждую мелочь.
Солнце пробивалось сквозь зашторенные окна. Птицы вконец охрипли от жары.
Он так мечтал бросить опротивевшую работу в аду и сделаться профессиональным писателем! Существуют же примеры – Стоукер, Баркер, Кинг! Но сколько можно бродить по захолустным городишкам, предлагая свою ИСТОРИЮ мелким журналам?
Игнатов прав. Пожалуй стоит написать роман. И хватит редакторам таскать камни на гору! Действительно, нудное занятие. Для нового романа нужно придумать для них занятие поинтереснее…
В голове уже рождались новые идеи, достойные толстой книги, от которой редакторы крупных московских издательств будут в восторге. Интересно только, у всех ли в кабинетах есть зеркала?
– Разрешите? – запоздало поинтересовался детина и замер, уставившись на огромное, от пола до потолка, зеркало в бронзовой оправе. Занимая половину стены, в некоторых местах заляпанное и пыльное по углам, оно сохранилось с тех времен, когда издательство являлось усадьбой княжеского рода Татариновых. Несомненно, во время революции семнадцатого года зеркало украли бы вместе с остальной княжеской утварью, но оно осталось по той банальной причине, что не пролезало ни в окно, ни в дверь.
Павел Сергеевич в ужасе смотрел на залитую рукопись, понимая, что первые два листа вновь придется просить у капризного, но постоянно печатающегося Индюкова, работающего под псевдонимом Сидор Соколинский. Вот уж легче попросить у негров мороженого.
Его взгляд, обещающий пришельцу самый лучший котел в аду, уставился на простодушное лицо парня, подбородок которого покрывала редкая бороденка.
– Ты кто… – только и смог пролепетать Игнатов.
– Витя, – ответил детина, пронзительно и жалостно глядя на редактора.
– Я спрашиваю, кто ты такой, чтобы врываться сюда! Как смел ты войти без стука!
Парень набрал в рот воздуха, чтобы ответить, но в голову ничего не пришло, и он потупил взгляд. Игнатов только собрался выплеснуть на него то, что еще не успел высказать, и то, что высказывать было просто неприлично, как на столе зазвонил телефон.
– Да! – воскликнул Павел Сергеевич, сорвав трубку так, словно собирался выдернуть шнур из аппарата. – А, здравствуйте…
Могучий молодой человек по имени Витя пробежал виноватым взглядом по обрамляющим зеркальную гладь бронзовым лилиям, на мгновение уставился на дующих в трубы ангелов, устроившихся по углам. Затем посмотрел на свое отражение, пригладил волосы на затылке, которые после этого движения опять поднялись, одернул мешковатое пальто.
– … нет, статья "Зайцы уничтожили десять соток яблоневых побегов" не заинтересует! Слишком скандальное название. Мы не желтая пресса!.. Всего! – Павел Сергеевич непонимающе уставился на парня в дверях, пытаясь вспомнить суть проблемы, но съежившиеся листы рукописи, плавающие в луже, подстегнули память. Что за имбецил ввалился в кабинет!
И он вспомнил:
– Точно. Туалет у нас засорился там, дальше по коридору!
– Я не этот… как его… не сантехник!
– А кто ж ты? Иоанн Богослов?
Парень стыдливо заморгал и очень тихо, стесняясь собственных слов, произнес:
– Я писатель.
Павел Сергеевич устало закрыл глаза.
– О, нет! Увольте меня!
– Посмотрите рукопись… – Парень положил на стол стопку листов и нерешительно пододвинул к редактору. Тень брезгливости пробежала по лицу Игнатова. Мятые желтые листки покрывал неаккуратный рукописный текст.
– Это ИСТОРИЯ! – с трепетом произнес парень Витя, словно только что поделился святыми скрижалями Моисея.
– Почему вы написали текст красными чернилами? – только и смог спросить редактор.
– Мне показалось, так будет красивее, – искренне ответил парень.
Павел Сергеевич давно не сталкивался с таким вызывающим проявлением графоманства.
– Ладно, я погляжу…
– Спасибо, – заулыбался парень (по фигуре – вылитый грузчик, уж никак не писатель), и стало видно, что у него во рту отсутствует несколько передних зубов. Не иначе, как выбиты в драке. – Когда мне зайти?
– Завтра или через неделю, – ответил Павел Сергеевич, стараясь не смотреть на самородка. – Но самое лучшее – через месяц или полтора. А через три было бы просто идеально… Ну, в общем, жду вас через полгода.
Пятясь к двери и глупо улыбаясь беззубым ртом, парень покивал головой, еще раз вопросительно посмотрел на зеркало и скрылся.
Закончилась весна, наступило лето. Выпуски "Волопаевского вестника" обогатились такими статьями, как "Лучший столяр города", "Желта осень, а зима белее" и нетленным творением исследователя родного края Сидора Соколинского "Исторические особенности пивных города Волопаево". Солнце пробивалось сквозь шторы, охрипшие от зноя птицы за окном заторможено щебетали, Павел Сергеевич, обливаясь потом, чирикал карандашом рукопись, исправляя повсюду "был" на "являлся" и "снова" на "вновь". Дверь его кабинета тихо скрипнула, и в комнату заглянуло смутно знакомое лицо.
– Здравствуйте, – произнес молодой бугай по имени Витя, появившись в кабинете редактора ровно через шесть месяцев.
– Туалет засорился там, дальше по коридору! – махнул рукой Игнатов.
– Вы меня не помните? Я – писатель.
– Что вы говорите!
– Я приносил вам рукопись. Написанную красными чернилами.
– А! – воскликнул Павел Сергеевич и отложил в сторону наполовину отредактированное творение "Исторические особенности общественных туалетов города Волопаево". – Сейчас.
Он подошел к огромному шкафу рядом с зеркалом и вытащил из-под груды бумажных папок несколько мятых желтых листков.
– Вот. – Он протянул их молодому человеку. – Вынужден вас огорчить, мы не можем принять вашу рукопись.
Молодого человека словно хватил удар. Детские глаза с болью смотрели на редактора.
– Почему!? – простонал он. – Я плохо написал?
– Нет, что вы! Написано великолепно! – с выражением искреннего сожаления на лице, соврал Павел Сергеевич.
– Тогда почему не берете? – не понимал Витя, кто он там по профессии? Кочегар или бетонщик? Кажется, он говорил… А, писатель!
– Наше издательство слишком ничтожно для вашего размаха. Вам лучше обратиться в какой-нибудь крупный журнал… или даже нет. Напишите на этом материале книгу! Большой роман, страниц на пятьсот! Я уверен, одно из крупных московских издательств ее точно возьмет. В вас есть талант! – Он похлопал парня по крепкому плечу. – Самородочный такой талантище!
– Спасибо, я сделаю, как вы сказали… – Парень задумался. – И все-таки, я согласен, чтобы вы напечатали мою ИСТОРИЮ.
– Нет, мы не можем воспользоваться такой щедростью!
Молодой человек замер.
– Что же вы не хотите взять? – угрюмо пробасил он. – Я же вам отдаю свою ИСТОРИЮ!
Молодой человек по имени Витя, на лице которого отпечаталось от силы восемь классов средней школы, да и то, вряд ли полных, начал раздражать Игнатова. "Исторические особенности общественных туалетов…" ждали коррекции. Неисправленные глаголы "быть" вопили со страниц.
– Нам не подходит ваша рукопись.
– То есть как "не подходит"? – не понял молодой человек, ошеломленный резкой переменой в речи редактора.
– Не подходит!
– Но во мне есть талант!
Игнатов фыркнул, мельком глянул на себя в старинное зеркало и поправил несколько волосков на лысине.
– Что же вы молчите? – недоумевал Витя. – Я же писатель! Я написал ИСТОРИЮ! Возьмите!
– Если бы всякий остолоп, научившийся в школе выводить квадратными буквами "мама мыла раму", называл себя писателем – у нас была бы не страна, а деревоперерабатывающая фабрика какая-то. – Павел Сергеевич опустился на свое место. – Нет!
В глазах молодого человека что-то мелькнуло. Кажется он понял оскорбление.
– Вам что-то не понравилось? – жалобно произнес он. – Скажите. Все исправлю!
– Сказать? – угрожающе поднявшись над столом, прошипел Игнатов. – Хорошо. Вы этого хотели.
Он рывком подвинул к себе стопку желтых листов.
– Ваша история о молодом человеке, который ступил в лужу и оказался в мистическом рабовладельческом мире, совершенно… невообразимо бессмысленна! У нее нет ни начала, ни конца! У нее отсутствует фабула! Персонаж туп до неприличия, а язык… О, язык заслуживает отдельного разговора.
Молодой человек уставился на кончик собственного носа, и редактор был уверен, что этот идиот собрался высунуть язык, чтобы проверить – почему о нем пойдет отдельный разговор.
– Я говорю о литературном языке! – назидательно произнес Игнатов.
– А-а! – протянул парень.
– Некоторые ваши фразы требуют издания отдельным сборником. Вот, например: "Черное небо там всегда темно-синее". "За горизонтом всегда дребезжит рассвет". "Месяц всегда в виде луны".
Витя насупился.
– Что, неприятно? Погодите. Самое веселое ждет впереди! – заверил редактор, взяв следующий лист. – "Каменистое поле покрывала грязь". "Ботинки выпачкались по колено в грязи".
Витя хмуро смотрел на редактора из-под косматых бровей, не представляя – в чем он ошибся, но интуитивно чувствуя вину.
– Нет-нет! Давайте продолжим! "Кто-то сильный со смрадным дыханием вытащил его на поле, и он увидел тысяча сто сорок людей. Тысяча сто сорок первым был черный монстр с красными глазами. Они носили камни на гору. Черный монстр их погонял большим кнутом". По вашему тексту получается, что красные глаза монстра каким-то образом выскочили из глазниц и принялись наперегонки катать камни, а монстр радостно подгонял их кнутом, при том оставаясь слепым. Ничего сценка, а?
– Это люди закатывали камни в гору! – угрюмо пробормотал парень.
– Вот и напишите правильно!
Гигант Витя скорчился от стыда, могучие плечи сложились. А редактор не унимался:
– Кстати, мое любимое место: "Когда кто-то из людей не мог тащить камень его ногами монстр избивал". Замечательно! Вы имели ввиду, что монстр избивал человека ногами, а получилось – то ли камень с ногами, то ли монстр оторвал у человека ноги и избивал ими несчастного…
– Правильно последнее! – вставил Витя.
Павел Сергеевич часто заморгал, пытаясь осмыслить услышанное.
– Это просто ужасно! Ваша фантазия отвратительна. Почему вы назвали это историей? Ваша писанина – тошнотворная фантасмагория без начала и конца!
– Нет, это история! – упрямо произнес молодой человек.
– Вы мне надоели! Убирайтесь отсюда! Идите лучше прочистите наш туалет! Более полезное занятие!
– Почему вам не нравится мой текст? – уныло затянул парень.
– Он бездарен! К тому же мы не публикуем фантастику.
– Это ИСТОРИЯ!
– История? Я расскажу, как пишутся истории! Вот, например, Сидор Соколовский позавчера попал в вытрезвитель, и можете не сомневаться, что скоро в нашем журнале появится статья "Исторические особенности вытрезвителей города Волопаево". Это вот реальная история! А у вас…
– И у меня реальная история! Она произошла со мной! Это я главный герой! Со мной все случилось!
– Да что вы говорите! – язвительно воскликнул редактор. – Вы – этот парень, попавший в темный мир, где рабы таскают камни в гору?
Павел Сергеевич расхохотался, отчего лицо Вити сделалось мрачнее тучи.
– Реальная история! – хихикал Игнатов. – Конечно, реальная! У нас по улицам Волопаево сплошь и рядом разгуливают демоны с оторванными ногами, а их глаза катают камни в гору.
– Я был там! Я написал то, что увидел! Это ИСТОРИЯ! Литература должна быть точной и описывать реальные истории.
Редактор хохотал так, что поперхнулся и закашлялся.
– Вы не верите, что эта история произошла на самом деле? – спросил молодой человек.
– Я не психиатр, чтобы верить бредням… – произнес Павел Сергеевич, успокоившись.
Молодой человек вдруг дотронулся до зеркала и постучал по нему.
– Если разобьете зеркало, я натравлю на вас милицию… – Павел Сергеевич замер с раскрытым ртом. По старинному зеркалу Татариновского имения побежали волны. На какой-то миг оно потеряло способность отражать предметы, сделалось прозрачным и наконец вовсе исчезло. В пространстве, обрамленном бронзовой рамой, открылась не стена с обоями в тошнотворный розовый цветочек, а каменистое бескрайнее поле под мрачным небом. Посредине поля вздымалась гора. Цепочки истощенных людей катили вверх по склонам огромные камни.
Когда Павел Сергеевич поднялся из-за стола и заглянул в зеркало, его глаза едва не выкатились на лоб. Запахи серы и формалина заполнили кабинет. Редкие волосы на лысине редактора растрепал холодный ветер. Издали донеся истошный человеческий крик.
– Что… что это? Куда подевалось зеркало? Верните его на место! Кутузка вам обеспечена!
Игнатов протянул руку, она прошла внутрь бронзовой рамы. Зеркала как не бывало. Оно исчезло, открывая взору странный мрачный мир.
Чьи-то цепкие пальцы внезапно схватили Игнатова за руку. Павел Сергеевич пронзительно закричал, почувствовав как сердце замерло в груди. Кто-то стиснул его плечи и поднял в воздух. Очки свалились с глаз, редактор "Волопаевского вестника" отчаянно задергал ногами и завизжал фальцетом.
– Еще один неверующий, господин Витерадор? – раздался над ухом хриплый голос. Существо, появившееся из зеркала, издавало такой смрадный запах, что редактора едва не стошнило. Замершее сердце вновь застучало в груди, словно усердный шахтер в забое.
Молодой человек Витя, которого появившееся из зеркала существо назвало Витерадором, на мгновение изменился в лице. Глаза блеснули красным огнем, кожа почернела, словно покрылась мазутной пленкой. В этот момент он больше не напоминал выпускника ПТУ. В его фигуре присутствовало что-то от зверя…
– Тысяча сто сорок первый, – ответил он.
– Тяжело дается ваша литературная карьера, – сочувственно произнесло существо, держащее редактора. – Может, вернетесь к нам на прежнюю работу?
– Отрывать ноги и избивать ими рабов? Мне это осточертело!
– Пожалуйста, господин Витерадор, не переходите на личности.
– Извини, – бросил молодой человек, в облике которого еще проглядывались звериные черты. Он вздохнул и продолжил: – Как я устал убеждать редакторов, что моя история правдива. Каждый раз одно и то же!
Он взглянул на Павла Сергеевича.
– Теперь вы видите, что моя ИСТОРИЯ правдива? Видите это небо, эту гору, этих людей на склоне?
– Да-да-да! – затараторил Игнатов. – Отпустите меня!
Витерадор кивнул.
– Можете идти.
На лице редактора промелькнуло облегчение. Игнатов подумал, что его сейчас отпустят, но оказалось, что Витерадор в очередной раз допустил стилистическую ошибку. Темное существо со зловонным дыханием втянуло отчаянно визжащего редактора внутрь зеркала. Пространство в бронзовой раме начало переливаться, под конец превратившись в гладкую поверхность, в которой отражался Витерадор, оставшийся один в комнате.
– Не понимаю, почему мою рукопись не берут, – с досадой произнес он. – Ведь в ней написана сплошная правда!
Он достал ручку, заправленную кровью, и исправил на желтом листе цифру 1140 на 1141. В который раз приходится править текст по вине редактора! Но что поделать, если в литературе Витерадор считал важной каждую мелочь.
Солнце пробивалось сквозь зашторенные окна. Птицы вконец охрипли от жары.
Он так мечтал бросить опротивевшую работу в аду и сделаться профессиональным писателем! Существуют же примеры – Стоукер, Баркер, Кинг! Но сколько можно бродить по захолустным городишкам, предлагая свою ИСТОРИЮ мелким журналам?
Игнатов прав. Пожалуй стоит написать роман. И хватит редакторам таскать камни на гору! Действительно, нудное занятие. Для нового романа нужно придумать для них занятие поинтереснее…
В голове уже рождались новые идеи, достойные толстой книги, от которой редакторы крупных московских издательств будут в восторге. Интересно только, у всех ли в кабинетах есть зеркала?