Олег Синицын
Случайные герои
Если что-то может испортить настроение, когда предвкушаешь большое и радостное событие, так это покрывало неба за окном, от голубизны которого тошнит, да придурковатый муж, ворвавшийся в кабинет с печатью немого вопроса на лице и такой же печатью откровенной тупости.
– Сладкий мой, что случилось? – удивленно поинтересовалась я, отворачиваясь от утреннего неба. Кто бы выключил этот оранжевый фонарь, под названием Солнце. – Ты выглядишь слегка… э-э… озабоченным.
Любимый и ненаглядный выглядел ужасно. Глаза красные, как после бессонной ночи перед телевизором, на плечах болтался какой-то темный балахон, вроде монашеской рясы. На груди пара католических распятий. Может думал, что будет похож на Папу Римского, но мне он больше напомнил черножо… то есть, я хотела сказать, афроамериканского рэппера, вроде Пафф Дэдди. Особенно меня тронули строки из Евангелие, выведенные на лбу моим косметическим карандашом.
И как его в таком виде пропустила охрана?
– Ты… ты… – заклинило его. Словно по лестнице бежал, а не на лифте ехал. Кресты на груди поднимались и опускались в такт дыханию. В руке я еще заметила томик Библии. – Стерва!..
– Будешь кофе?.. Что произошло? И что за железо на тебе?
– Смеешься надо мной?– Он отлепился от двери и угрожающе шагнул к моему столу. Я поежилась. – Ты лгала мне! Все время лгала!.. Ведьма!
– Грэг, тебе плохо? Может, вызвать доктора?
А еще лучше – парочку здоровенных санитаров со шприцем, начиненным лошадиной дозой седуксена. Чтобы вдарило, как дубиной.
Он завис над столом, и у меня нервно дернулась щека. Как же его пропустили! Охрана – ладно. Но Нелли, моя секретарша! Как она могла? Даже если в «Мактирнан финансис» заглянет сам президент Буш, даже ему придется полистать журналы в приемной.
– Но что тебе нужно? – Я вдохнула побольше воздуха, чтобы не показать страх перед ним.
– Едва ли это нужно мне. Это необходимо людям мира! Это нужно остановить! – И он, потрясая Библией, указал на мой живот, раздувшийся так, словно я проглотила арбуз.
Тревожно заколотилось сердце. Ну вот, Грэг свихнулся окончательно.
Сколько себя помню, всегда мечтала завести ребенка. Когда вам тридцать семь, это становится важнее любых карьерных устремлений. Сколько помню Грэга, он посещал все секты, которые заводились в этом остервенелом городе. У человека не было другой цели, кроме как втюриться в чужую глупую идеологию, звучащую со сцены под рок-н-ролльные мотивы, и отдать за это шоу все свои деньги. Именно из-за его религиозности, как мне кажется, ничего и не получалось. Он не сексом занимался со мной, а выполнял ритуал.
– Как это? – пробормотала я.
– Трон Господень пошатнулся! В мире грядет Апокалипсис!
Он снова потряс Библией и закончил:
– Ты – являешься его гнойным очагом!
Мальчик в моем животе перевернулся.
Очагом!.. Вот и до меня добралось сектантство Грэга. До сего момента ураганы Апокалипсисов, грядущие с образованием очередной «церкви Иеговы» или «Братства культуристов-великомучеников», прокатывались мимо, унося из квартиры мебель, одежду и ценные вещи. Я уже давно подумывала развестись, но все жалела Грэга. И потом, мои родители были примерной парой, и родители моих родителей тоже. Хотелось соблюсти преемственность в семейных традициях.
Теперь, очередной ураган Апокалипсиса докатился и до меня. Не просто докатился, а захлестнул, закрутил… Даже нет. Выражаясь языком Грэга, я – его очаг! Как мило.
– В чем же заключается гнойность, извини, моего очага?
– Естественно – в сыне Сатаны, которого ты вынашиваешь!
Теология ясна. Я вздохнула. Подозревала нечто подобное. И боялась этого.
– Итак, дорогой, – сказала я, обняв живот, – после десятков сект наконец нашел свою стезю? Уже называешь себя Сатаной?
Трясущейся рукой Грэг поднял один из своих крестов и поцеловал Иисуса в святой пупок.
– Речь не обо мне.
– Зачем ты говоришь такие слова? Знаешь же, что это твой ребенок.
– Антихрист не мой ребенок! Это ребенок Тьмы! С его рождением наступит Конец Света!
Надо срочно разводиться. Называется, протянула. Запустила чирий, и теперь он превратился в гангрену… Какое разводиться! Мне уже рожать пора! Врач определил на сегодня, но по тому, как инертен малыш, мне кажется, что завтра.
– Быть может, дома поговорим? – предложила я. – Сядем и как следует разберемся. Время до Конца Света еще есть. Возможно, даже поужинать успеем.
Ага, конечно. Только я не пойду домой, а возьму такси и сразу в больницу. Прямиком. Туда, надеюсь, не доберется. Не успеет, по крайней мере…
Разум моего мужа, покалеченный дробью разнокалиберных религий, лечить бесполезно. Сейчас Грэг был настолько погружен в предстоящий катаклизм, что просто не услышал моего предложения… Он склонился надо мной, заливая потом страницы перекидного календаря, на которых сиротливо жались друг к другу две единицы.
– Длань Господа сложила звезды на небе в предупреждающие знаки, – произнес он, заглядывая мне в глаза. – Мой Учитель прочитал их и сказал, что это произойдет сегодня.
Акцент сделал на слове «это». Объединил в дрянном местоимении РОЖДЕНИЕ СЫНА… и Апокалипсис. А для меня эти понятия не объединяются. Катастрофа Апокалипсиса – трагедия безумной головы моего мужа. А рождение сына – событие! Великое и радостное.
Клоун в монашеской рясе сверлил меня истеричным взглядом и, дабы избежать его, я принялась рисовать звездочки на листе бумаги. Один человек говорил мне, что они успокаивают.
– Послушай, Грэг, – сказала я, не поднимая глаз. Кресты и цепи звенели прямо над ухом. – Мы с тобой достаточно взрослые люди. Настолько взрослые, что детей уже рожать поздновато… Но ведь должен быть здравый смысл!
– Он есть, – улыбнулся мой единственный и достал из под рясы огромный нож. Мой кухонный нож из высококачественной нержавеющей стали. Нож из моего набора за 1299 долларов. Который великолепно режет мясо и рыбу. А теперь и меня порежет, заодно.
– Все решится здесь и сейчас. Учитель сказал, что либо погибнут единицы, либо целый мир погрузится в темноту и слезы… В миг рождения сына Тьмы луна закроет солнце, затем обрушатся купола соборов, церквей и мечетей. Миллиарды верующих заплачут кровавыми слезами, а десятки миллиардов мертвецов начнут выбираться из могил.
Кончик лезвия, которым я еще два часа назад отрезала ветчину этому чудаку на завтрак, коснулся моей щеки. Рука не переставала рисовать звездочки, даже когда сердце учащенно забилось, а ребенок принялся молотить в живот.
– Я сделаю это, – прошептал он в типичной манере киношных маньяков. – Не думай, что у меня не хватит духа!
– Экий ты храбрец!.. Я вообще думаю, что у тебя нет духа.
– Ты меня злишь? – Кончик ножа угрожающе проплыл мимо моего лица. – Не нужно меня злить.
– О-о! – выразила я дозированное восхищение. – Как можно злить героя, который спасает мир? Ведь если ты не остановишь меня, тогда кто?
Мой мужественный и неистовый супруг даже слегка растерялся эпохальности свершаемых им дел.
– Да, – озадаченно произнес он. – В самом деле, кто …
Дальнейшие рассуждения уже не были важны. Я дорисовала последнюю звездочку, а в следующий миг стальные кресты рванулись с его груди в разные стороны. Словно привязанные тросами к паре разъезжающихся грузовиков… Нож вывалился из его руки, звякнул о столешницу нотой «ре» и упал под ноги удушаемому собственными цепями Грэгу Такеру. Чтобы не объяснять ему что-то взглядом или словами, я не стала поднимать голову, а дорисовала на листке могилку с надгробным камнем и розочку на ней.
Один человек говорил мне, что рисование звездочек успокаивает… Не совсем человек, конечно, но зато настоящий отец моего ребенка, а не этот клоун в цепях… А еще добавил, что нарисованные в определенной последовательности, звездочки образуют кабалистический знак, который защитит.
Муж перестал трепыхаться. Цепи ослабли, и безжизненная куча костей, жира и тряпья грохнулась на пол. Трепеща страницами, рядом упала Библия.
«И падут пред ним царства людские», – было написано на лбу Грэга. М-да… Именно «падут».
Развод получился неожиданным и быстрым. Даже адвокат не понадобился.
Еле-еле поднялась с кресла. Тяжело. Определенно мой живот напоминает уже не арбуз, а шевелящееся пушечное ядро. Ребенок внутри не на шутку разбушевался и молотил, словно в дверь. Возможно доктор был прав, скорее всего сегодня… Я снова выглянула в окно.
Да, у меня в чреве сын Сатаны. Ну а что, собственно такого? Зато это мой сын. Вы не представляете, на что решится отчаявшаяся женщина, которой тридцать семь лет, а муж бесплоден, как ножка от табуретки!
Голубое небо никуда не делось, и это плохо. С некоторых пор я не могу смотреть на него. Меня от него тошнит. Больше предпочитаю ночь, темноту. Меня воротит от сладкого, а нравится горькое и пересоленное. Меня тошнит от комедий и мелодрам – обожаю кровавые боевики и ужасы. Мне приятны похороны, но ненавижу рождение детей… Впрочем, рождение собственного – исключение.
Рождение моего малыша – великое событие. Оно встряхнет этот дурацкий инертный мир…
В бездне голубого неба появился силуэт, похожий на птицу. Я долго вглядывалась в нее и поняла, что если это и птица, то не божья тварь.
Тварь человеческая.
Огромный пассажирский «Боинг» трудно не узнать. Что он делает так низко над Нью-Йорком?
Слегка наклонившись и занимая половину неба, он направлялся прямо на меня. Нет, не на соседний небоскреб-близнец. На 86-ой этаж, который занимала «Мактирнан финансис»!
– Иегова тебя побери! – пробормотала я. Звездочки рисовать уже поздно. – Папаша? Что за бардак?
– Сладкий мой, что случилось? – удивленно поинтересовалась я, отворачиваясь от утреннего неба. Кто бы выключил этот оранжевый фонарь, под названием Солнце. – Ты выглядишь слегка… э-э… озабоченным.
Любимый и ненаглядный выглядел ужасно. Глаза красные, как после бессонной ночи перед телевизором, на плечах болтался какой-то темный балахон, вроде монашеской рясы. На груди пара католических распятий. Может думал, что будет похож на Папу Римского, но мне он больше напомнил черножо… то есть, я хотела сказать, афроамериканского рэппера, вроде Пафф Дэдди. Особенно меня тронули строки из Евангелие, выведенные на лбу моим косметическим карандашом.
И как его в таком виде пропустила охрана?
– Ты… ты… – заклинило его. Словно по лестнице бежал, а не на лифте ехал. Кресты на груди поднимались и опускались в такт дыханию. В руке я еще заметила томик Библии. – Стерва!..
– Будешь кофе?.. Что произошло? И что за железо на тебе?
– Смеешься надо мной?– Он отлепился от двери и угрожающе шагнул к моему столу. Я поежилась. – Ты лгала мне! Все время лгала!.. Ведьма!
– Грэг, тебе плохо? Может, вызвать доктора?
А еще лучше – парочку здоровенных санитаров со шприцем, начиненным лошадиной дозой седуксена. Чтобы вдарило, как дубиной.
Он завис над столом, и у меня нервно дернулась щека. Как же его пропустили! Охрана – ладно. Но Нелли, моя секретарша! Как она могла? Даже если в «Мактирнан финансис» заглянет сам президент Буш, даже ему придется полистать журналы в приемной.
– Но что тебе нужно? – Я вдохнула побольше воздуха, чтобы не показать страх перед ним.
– Едва ли это нужно мне. Это необходимо людям мира! Это нужно остановить! – И он, потрясая Библией, указал на мой живот, раздувшийся так, словно я проглотила арбуз.
Тревожно заколотилось сердце. Ну вот, Грэг свихнулся окончательно.
Сколько себя помню, всегда мечтала завести ребенка. Когда вам тридцать семь, это становится важнее любых карьерных устремлений. Сколько помню Грэга, он посещал все секты, которые заводились в этом остервенелом городе. У человека не было другой цели, кроме как втюриться в чужую глупую идеологию, звучащую со сцены под рок-н-ролльные мотивы, и отдать за это шоу все свои деньги. Именно из-за его религиозности, как мне кажется, ничего и не получалось. Он не сексом занимался со мной, а выполнял ритуал.
– Как это? – пробормотала я.
– Трон Господень пошатнулся! В мире грядет Апокалипсис!
Он снова потряс Библией и закончил:
– Ты – являешься его гнойным очагом!
Мальчик в моем животе перевернулся.
Очагом!.. Вот и до меня добралось сектантство Грэга. До сего момента ураганы Апокалипсисов, грядущие с образованием очередной «церкви Иеговы» или «Братства культуристов-великомучеников», прокатывались мимо, унося из квартиры мебель, одежду и ценные вещи. Я уже давно подумывала развестись, но все жалела Грэга. И потом, мои родители были примерной парой, и родители моих родителей тоже. Хотелось соблюсти преемственность в семейных традициях.
Теперь, очередной ураган Апокалипсиса докатился и до меня. Не просто докатился, а захлестнул, закрутил… Даже нет. Выражаясь языком Грэга, я – его очаг! Как мило.
– В чем же заключается гнойность, извини, моего очага?
– Естественно – в сыне Сатаны, которого ты вынашиваешь!
Теология ясна. Я вздохнула. Подозревала нечто подобное. И боялась этого.
– Итак, дорогой, – сказала я, обняв живот, – после десятков сект наконец нашел свою стезю? Уже называешь себя Сатаной?
Трясущейся рукой Грэг поднял один из своих крестов и поцеловал Иисуса в святой пупок.
– Речь не обо мне.
– Зачем ты говоришь такие слова? Знаешь же, что это твой ребенок.
– Антихрист не мой ребенок! Это ребенок Тьмы! С его рождением наступит Конец Света!
Надо срочно разводиться. Называется, протянула. Запустила чирий, и теперь он превратился в гангрену… Какое разводиться! Мне уже рожать пора! Врач определил на сегодня, но по тому, как инертен малыш, мне кажется, что завтра.
– Быть может, дома поговорим? – предложила я. – Сядем и как следует разберемся. Время до Конца Света еще есть. Возможно, даже поужинать успеем.
Ага, конечно. Только я не пойду домой, а возьму такси и сразу в больницу. Прямиком. Туда, надеюсь, не доберется. Не успеет, по крайней мере…
Разум моего мужа, покалеченный дробью разнокалиберных религий, лечить бесполезно. Сейчас Грэг был настолько погружен в предстоящий катаклизм, что просто не услышал моего предложения… Он склонился надо мной, заливая потом страницы перекидного календаря, на которых сиротливо жались друг к другу две единицы.
– Длань Господа сложила звезды на небе в предупреждающие знаки, – произнес он, заглядывая мне в глаза. – Мой Учитель прочитал их и сказал, что это произойдет сегодня.
Акцент сделал на слове «это». Объединил в дрянном местоимении РОЖДЕНИЕ СЫНА… и Апокалипсис. А для меня эти понятия не объединяются. Катастрофа Апокалипсиса – трагедия безумной головы моего мужа. А рождение сына – событие! Великое и радостное.
Клоун в монашеской рясе сверлил меня истеричным взглядом и, дабы избежать его, я принялась рисовать звездочки на листе бумаги. Один человек говорил мне, что они успокаивают.
– Послушай, Грэг, – сказала я, не поднимая глаз. Кресты и цепи звенели прямо над ухом. – Мы с тобой достаточно взрослые люди. Настолько взрослые, что детей уже рожать поздновато… Но ведь должен быть здравый смысл!
– Он есть, – улыбнулся мой единственный и достал из под рясы огромный нож. Мой кухонный нож из высококачественной нержавеющей стали. Нож из моего набора за 1299 долларов. Который великолепно режет мясо и рыбу. А теперь и меня порежет, заодно.
– Все решится здесь и сейчас. Учитель сказал, что либо погибнут единицы, либо целый мир погрузится в темноту и слезы… В миг рождения сына Тьмы луна закроет солнце, затем обрушатся купола соборов, церквей и мечетей. Миллиарды верующих заплачут кровавыми слезами, а десятки миллиардов мертвецов начнут выбираться из могил.
Кончик лезвия, которым я еще два часа назад отрезала ветчину этому чудаку на завтрак, коснулся моей щеки. Рука не переставала рисовать звездочки, даже когда сердце учащенно забилось, а ребенок принялся молотить в живот.
– Я сделаю это, – прошептал он в типичной манере киношных маньяков. – Не думай, что у меня не хватит духа!
– Экий ты храбрец!.. Я вообще думаю, что у тебя нет духа.
– Ты меня злишь? – Кончик ножа угрожающе проплыл мимо моего лица. – Не нужно меня злить.
– О-о! – выразила я дозированное восхищение. – Как можно злить героя, который спасает мир? Ведь если ты не остановишь меня, тогда кто?
Мой мужественный и неистовый супруг даже слегка растерялся эпохальности свершаемых им дел.
– Да, – озадаченно произнес он. – В самом деле, кто …
Дальнейшие рассуждения уже не были важны. Я дорисовала последнюю звездочку, а в следующий миг стальные кресты рванулись с его груди в разные стороны. Словно привязанные тросами к паре разъезжающихся грузовиков… Нож вывалился из его руки, звякнул о столешницу нотой «ре» и упал под ноги удушаемому собственными цепями Грэгу Такеру. Чтобы не объяснять ему что-то взглядом или словами, я не стала поднимать голову, а дорисовала на листке могилку с надгробным камнем и розочку на ней.
Один человек говорил мне, что рисование звездочек успокаивает… Не совсем человек, конечно, но зато настоящий отец моего ребенка, а не этот клоун в цепях… А еще добавил, что нарисованные в определенной последовательности, звездочки образуют кабалистический знак, который защитит.
Муж перестал трепыхаться. Цепи ослабли, и безжизненная куча костей, жира и тряпья грохнулась на пол. Трепеща страницами, рядом упала Библия.
«И падут пред ним царства людские», – было написано на лбу Грэга. М-да… Именно «падут».
Развод получился неожиданным и быстрым. Даже адвокат не понадобился.
Еле-еле поднялась с кресла. Тяжело. Определенно мой живот напоминает уже не арбуз, а шевелящееся пушечное ядро. Ребенок внутри не на шутку разбушевался и молотил, словно в дверь. Возможно доктор был прав, скорее всего сегодня… Я снова выглянула в окно.
Да, у меня в чреве сын Сатаны. Ну а что, собственно такого? Зато это мой сын. Вы не представляете, на что решится отчаявшаяся женщина, которой тридцать семь лет, а муж бесплоден, как ножка от табуретки!
Голубое небо никуда не делось, и это плохо. С некоторых пор я не могу смотреть на него. Меня от него тошнит. Больше предпочитаю ночь, темноту. Меня воротит от сладкого, а нравится горькое и пересоленное. Меня тошнит от комедий и мелодрам – обожаю кровавые боевики и ужасы. Мне приятны похороны, но ненавижу рождение детей… Впрочем, рождение собственного – исключение.
Рождение моего малыша – великое событие. Оно встряхнет этот дурацкий инертный мир…
В бездне голубого неба появился силуэт, похожий на птицу. Я долго вглядывалась в нее и поняла, что если это и птица, то не божья тварь.
Тварь человеческая.
Огромный пассажирский «Боинг» трудно не узнать. Что он делает так низко над Нью-Йорком?
Слегка наклонившись и занимая половину неба, он направлялся прямо на меня. Нет, не на соседний небоскреб-близнец. На 86-ой этаж, который занимала «Мактирнан финансис»!
– Иегова тебя побери! – пробормотала я. Звездочки рисовать уже поздно. – Папаша? Что за бардак?