Константин Ситников
Брат мой Авель
Городок был маленький, да что там маленький – крошечный, даже по нынешним меркам. Кэйн насчитал десяток хибар, кое-как сколоченных из досок, жести и шифера. Доски были гнилые, жесть ржавая, а шифер дырявый, и все же это было жилье, ничем не лучше, но и не хуже того, что довелось повидать Кэйну за двадцать лет странствий.
На одной хибаре висела фанерка с надписью «Закусочная», а из-под крыши тянулся электрический провод, и Кэйн подумал, что здесь он сможет пополнить запас пищи, воды и, главное, льда. Внутри было сумрачно и пусто: ни посетителей, ни хозяина за барной стойкой. Вообще за последний час Кэйн не встретил ни одного человека, но это ничего не значило. При появлении чужака люди могли попрятаться, кто в подполье, а кто и вовсе за ближайшие холмы – да вон хотя бы те, с ветряками. Система оповещения в таких городках, как правило, работает безупречно. В конце концов, это вопрос выживания.
Под низким потолком вяло вращал лопастями вентилятор. Кэйн опустил сумку на пол, толкнул ее ногой под стул. Сел и извлек из кармана счетчик Ньюмана. Зеленые циферки на экране поползли вверх, замерли на семнадцати и скользнули на пару единиц вниз. Кэйн никогда ничему не удивлялся, но тут, пожалуй, стоило удивиться. Энробная активность в радиусе пятидесяти метров была практически на нуле.
Похоже, он таки достиг Края Мира и дальше лежат Святые Земли. Еще более дикие и бесплодные, чем оставшиеся за спиной. Ни мегаполисов, ни таунов, ни больших поселений. Хотел бы я знать, что понадобилось здесь Авелю? Кэйн убрал счетчик Ньюмана, закрыл глаза и позволил себе расслабиться. По крайней мере пока ему нечего опасаться.
В закусочной было жарко, еще жарче, чем снаружи – даром что работал вентилятор, – но хотя бы солнце не пекло и не донимала вездесущая радиоактивная пыль. Энробы мирно циркулировали в кровеносной системе, доставляя в клетки организма молекулы кислорода и выводя радионуклиды. Кажется, Кэйн задремал – и очнулся от мощного выброса адреналина, когда в помещении появился кто-то еще. Сонливость как рукой сняло.
Кэйн стоял на ногах, в руке револьвер, курок взведен. Счетчик Ньюмана тревожно стрекотал в кармане, отмечая резкое повышение энробной активности. Его собственной активности.
Мужик, появившийся за барной стойкой, вряд ли когда-либо пользовался нанотехнологиями. Широкое, заросшее по самые глаза лицо, припухшие красноватые веки. На бычьей шее – грязный белый фартук, в руках пыльная пятилитровая бутыль с мутной жидкостью.
Настороженно глядя на Кэйна, он сказал с натужной приветливостью:
– А я тильки-тильки с пидпилля. Пиди, думаю, гостю захочеться горло промочити з дороги.
Он говорил на украинском койне, было странно вновь услышать славянскую речь – и где, на границе Святых Земель!
Мужик выдернул зубами затычку из горлышка, снял с полки надтреснутый стакан. Забулькала жидкость.
Кэйн спрятал револьвер, подошел к стойке. Усмехнулся.
– Лекарство?
– Воно саме. Паломник?
Кэйн подумал.
– Похож? – Он обмакнул палец в жидкость, лизнул. Пойло содержало дьявольскую смесь сивушных масел, альдегидов, эфиров и кислоты. Вот так они здесь и борются с радиацией.
– А що ще робити прийшлому в наших краях в цю пору? – удивился мужик.
Кэйн отсалютовал стаканом и в два глотка осушил его. Сивуха обожгла пищевод, ухнула в желудок.
– Повторити? – с готовностью предложил мужик.
– Пожалуй.
После третьей Кэйн спросил:
– Есть у вас вода, еда?
– Вода знайдеться. Правда, заражена.
– Это неважно, – сказал Кэйн.
– Я так и думав. З ижи можу запропонувати сушени сарана. Еще ховрах, але вин тухлий. Синок вчора десь пидибрав. Приготувати, чи що?
– Лучше сырьем.
– Як скажете. – Мужик замялся. – Платити чим будете? Готивкою або через терминал? Не думайте, що ми тут зовсим дики. З вас сорок шекелив.
Он достал допотопное платежное устройство, и Кэйн перевел деньги.
– От и славно, – повеселел мужик. – Мене звуть Миколою. Та ви сидайте.
Через минуту Кэйн хрустел богатой протеинами саранчой. Энробы довольно урчали.
– Давно в дорози? – полюбопытствовал Микола, садясь напротив.
Кэйн рассеянно кивнул.
«Двадцать лет», – мог бы сказать он. Но зачем?
Он принялся за суслика.
– Николи не бачив, як идять нанотехи, – сказав Микола. – Кажуть, у вас и серце не бьеться?
Кэйн коротко взглянул на него – простая бородатая физиономия, наивные глазки. Поглядишь – плакать хочется от умиления.
– У вас есть лед? – спросил он.
– Лид? – казалось, не сразу понял Микола. – Вам потребен лид?
– Фунта полтора. А лучше два. Я заплачу́.
Микола задумчиво поскреб пальцами бороду, потом неторопливо поднялся и скрылся за стойкой. Стукнула дверца в полу. Пропадал он долго, минут пятнадцать, за это время Кэйн успел выпить полторашку ржавой, зараженной радиацией воды. Зато, когда Микола наконец появился, в руках у него был большой пластиковый пакет колотого льда.
На одной хибаре висела фанерка с надписью «Закусочная», а из-под крыши тянулся электрический провод, и Кэйн подумал, что здесь он сможет пополнить запас пищи, воды и, главное, льда. Внутри было сумрачно и пусто: ни посетителей, ни хозяина за барной стойкой. Вообще за последний час Кэйн не встретил ни одного человека, но это ничего не значило. При появлении чужака люди могли попрятаться, кто в подполье, а кто и вовсе за ближайшие холмы – да вон хотя бы те, с ветряками. Система оповещения в таких городках, как правило, работает безупречно. В конце концов, это вопрос выживания.
Под низким потолком вяло вращал лопастями вентилятор. Кэйн опустил сумку на пол, толкнул ее ногой под стул. Сел и извлек из кармана счетчик Ньюмана. Зеленые циферки на экране поползли вверх, замерли на семнадцати и скользнули на пару единиц вниз. Кэйн никогда ничему не удивлялся, но тут, пожалуй, стоило удивиться. Энробная активность в радиусе пятидесяти метров была практически на нуле.
Похоже, он таки достиг Края Мира и дальше лежат Святые Земли. Еще более дикие и бесплодные, чем оставшиеся за спиной. Ни мегаполисов, ни таунов, ни больших поселений. Хотел бы я знать, что понадобилось здесь Авелю? Кэйн убрал счетчик Ньюмана, закрыл глаза и позволил себе расслабиться. По крайней мере пока ему нечего опасаться.
В закусочной было жарко, еще жарче, чем снаружи – даром что работал вентилятор, – но хотя бы солнце не пекло и не донимала вездесущая радиоактивная пыль. Энробы мирно циркулировали в кровеносной системе, доставляя в клетки организма молекулы кислорода и выводя радионуклиды. Кажется, Кэйн задремал – и очнулся от мощного выброса адреналина, когда в помещении появился кто-то еще. Сонливость как рукой сняло.
Кэйн стоял на ногах, в руке револьвер, курок взведен. Счетчик Ньюмана тревожно стрекотал в кармане, отмечая резкое повышение энробной активности. Его собственной активности.
Мужик, появившийся за барной стойкой, вряд ли когда-либо пользовался нанотехнологиями. Широкое, заросшее по самые глаза лицо, припухшие красноватые веки. На бычьей шее – грязный белый фартук, в руках пыльная пятилитровая бутыль с мутной жидкостью.
Настороженно глядя на Кэйна, он сказал с натужной приветливостью:
– А я тильки-тильки с пидпилля. Пиди, думаю, гостю захочеться горло промочити з дороги.
Он говорил на украинском койне, было странно вновь услышать славянскую речь – и где, на границе Святых Земель!
Мужик выдернул зубами затычку из горлышка, снял с полки надтреснутый стакан. Забулькала жидкость.
Кэйн спрятал револьвер, подошел к стойке. Усмехнулся.
– Лекарство?
– Воно саме. Паломник?
Кэйн подумал.
– Похож? – Он обмакнул палец в жидкость, лизнул. Пойло содержало дьявольскую смесь сивушных масел, альдегидов, эфиров и кислоты. Вот так они здесь и борются с радиацией.
– А що ще робити прийшлому в наших краях в цю пору? – удивился мужик.
Кэйн отсалютовал стаканом и в два глотка осушил его. Сивуха обожгла пищевод, ухнула в желудок.
– Повторити? – с готовностью предложил мужик.
– Пожалуй.
После третьей Кэйн спросил:
– Есть у вас вода, еда?
– Вода знайдеться. Правда, заражена.
– Это неважно, – сказал Кэйн.
– Я так и думав. З ижи можу запропонувати сушени сарана. Еще ховрах, але вин тухлий. Синок вчора десь пидибрав. Приготувати, чи що?
– Лучше сырьем.
– Як скажете. – Мужик замялся. – Платити чим будете? Готивкою або через терминал? Не думайте, що ми тут зовсим дики. З вас сорок шекелив.
Он достал допотопное платежное устройство, и Кэйн перевел деньги.
– От и славно, – повеселел мужик. – Мене звуть Миколою. Та ви сидайте.
Через минуту Кэйн хрустел богатой протеинами саранчой. Энробы довольно урчали.
– Давно в дорози? – полюбопытствовал Микола, садясь напротив.
Кэйн рассеянно кивнул.
«Двадцать лет», – мог бы сказать он. Но зачем?
Он принялся за суслика.
– Николи не бачив, як идять нанотехи, – сказав Микола. – Кажуть, у вас и серце не бьеться?
Кэйн коротко взглянул на него – простая бородатая физиономия, наивные глазки. Поглядишь – плакать хочется от умиления.
– У вас есть лед? – спросил он.
– Лид? – казалось, не сразу понял Микола. – Вам потребен лид?
– Фунта полтора. А лучше два. Я заплачу́.
Микола задумчиво поскреб пальцами бороду, потом неторопливо поднялся и скрылся за стойкой. Стукнула дверца в полу. Пропадал он долго, минут пятнадцать, за это время Кэйн успел выпить полторашку ржавой, зараженной радиацией воды. Зато, когда Микола наконец появился, в руках у него был большой пластиковый пакет колотого льда.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента