Константин Ситников
Карамелька
1
– Здравствуйте, мистер Ковач, – вежливо сказал Рубен.
– Зови меня Папа Артур, – буркнул мужчина. Он не смотрел на Рубена, он смотрел на Антонию. – Это твоя женщина, амиго? Хезус не говорил, что у вас есть дети.
– Я все объясню, – торопливо сказал Рубен.
– Надеюсь. – Мужчина сунул ноги в шлепанцы, спустился с веранды. – Идем, покажу тебе комнату, амиго.
Он отпер ключом дверь – такую низкую и кривую, что Рубен решил, что за ней собачья мойка или подсобное помещение. Оказалось: почти.
– Жить будете здесь, – сказал мужчина. – Можете пользоваться кухней и фургоном. Вы не должны: заходить в дом дальше кухни, выезжать на дороги штата, оставлять калитку незапертой. Таковы правила. Мои правила.
Он повернулся к Антонии, как будто его слова относились прежде всего к ней, и расплылся в благодушной улыбке. Глядя на эту улыбку, можно было подумать, что все сказанное – шутка, если бы не глаза мужчины: блестящие и холодные. Как два новеньких никеля.
– Мы согласны, мистер… Папа Артур, – поспешил с ответом Рубен, боясь передумать.
На следующее утро Папа Артур велел Рубену садиться в развалюху «меркюри» и отвез его на завод по производству казеина, где работали нелегальные иммигранты из Мексики. Вернулся он один, сразу ушел к себе и завесил стеклянные двери непроницаемым экраном.
Антония почти не покидала комнатушки, только один раз вышла, чтобы забрать кое-что из машины. У нее еще оставалось немного тамалес – сладкого хлебца из кукурузной муки, завернутого в кукурузные листья. Она размочила его в воде из бутылки и накормила Карамельку. Карамелька лежал на подушке, глядя на Антонию умными голубыми глазками. Кожа у него была розовая, на голове мягкие льняные волосики… И что она скажет сыну, когда он вырастет и спросит, в кого он такой светлый?
Кто-то громко, требовательно позвал ее. Антония вскочила с топчана и вышла через внутреннюю дверь в кухню. В проходе между кухней и гостиной стоял голый по пояс Папа Артур.
– Пошли, женщина, – сказал он. – Приберешь мою спальню.
– Как ты, милочка? – пробасила она. – Все устроилось? Ну и слава Деве Марии!
– Я рассказал им о мальчике, – улучив момент, шепнул жене Рубен.
В каморке стало тесно, повернуться негде.
– Это и есть найденыш? – оживился Педро, увидев Карамельку. Он протянул руки, чтобы взять малыша. Пальцы у него были грубые, но это были пальцы человека, вынянчившего пятерых детей, и Антония без колебаний доверила ему сына. – Взгляни, Рози, правда, красавчик?
Но та даже не повернула голову.
– А там что? – громко спросила она. – Дверь на хозяйскую половину?
Она словно не замечала протянутого ей младенца, и Антония вдруг поняла, что для Розалии, пять раз ставшей матерью, найденыша все равно что не существует. Чужая кровь…
– Так что, брат, – сказал Педро, подмигивая Рубену и с видом фокусника вынимая из кармана бутылку, – выпьем за прибавление семейства?
Все потекло привычным руслом. Мужчины пили текилу, вспоминали родственников, оставшихся в Мексике, строили планы на будущее. Планы под текилу рисовались радужные… Прощаясь, Розалия шепнула Антонии:
– Будь осторожна. Я кое-что слышала об этом Папе Артуре. В нашей швейной мастерской работает одна сеньорита, она показывала мне… Поверь, он страшный человек. Держись от него подальше…
Розалия сама села за руль, уничижительно отозвавшись обо всех мужчинах, вместе взятых, и о своем муженьке в частности. Пикап мигнул фарами и умчал. Рубен обнял жену за плечи.
– Как ты, дорогая?
– Терпимо.
Ночью, когда он занимался с ней любовью, Антония лежала с открытыми глазами в темноте и думала о том, что с ними будет дальше.
От стены, где мирно посапывал Карамелька, наплывал волнами сладкий аромат карамели. От этого аромата внизу живота что-то расширялось и оживало, там становилось горячо и сладко, как в юности, до рокового падения с лошади.
– Так ты, говоришь, не видел ничего подозрительного? – спрашивал он. – И посторонних не было?
– А что, кто-нибудь из тюрьмы сбежал? – отвечал Папа Артур. – Так я о том ничего не знаю.
– Что, – удивился шериф, – и взрыва не слыхал?
– Взрыв слыхал. Так я думал, то бытовой газ в мексиканском квартале взорвался. Разве нет? Телевизор-то я не смотрю.
– Да нет, – сказал шериф, – не в мексиканском квартале. И не бытовой газ.
– А что тогда?
Шериф шумно вздохнул.
– Мда, – сказал он, – хорошая нынче погода. Так ты, значит, ничего не видел?.. – И разговор покатился по кругу, околичный и бестолковый.
Антония поняла одно: их ищут. Ищут маленького Давида, ее Карамельку!..
Но потом шериф ушел, и долгое время – почти шесть лет – их никто не беспокоил. Антония уже начала было надеяться, что все обошлось, пока не появился этот молодой учитель по имени Горацио.
– Зови меня Папа Артур, – буркнул мужчина. Он не смотрел на Рубена, он смотрел на Антонию. – Это твоя женщина, амиго? Хезус не говорил, что у вас есть дети.
– Я все объясню, – торопливо сказал Рубен.
– Надеюсь. – Мужчина сунул ноги в шлепанцы, спустился с веранды. – Идем, покажу тебе комнату, амиго.
Он отпер ключом дверь – такую низкую и кривую, что Рубен решил, что за ней собачья мойка или подсобное помещение. Оказалось: почти.
– Жить будете здесь, – сказал мужчина. – Можете пользоваться кухней и фургоном. Вы не должны: заходить в дом дальше кухни, выезжать на дороги штата, оставлять калитку незапертой. Таковы правила. Мои правила.
Он повернулся к Антонии, как будто его слова относились прежде всего к ней, и расплылся в благодушной улыбке. Глядя на эту улыбку, можно было подумать, что все сказанное – шутка, если бы не глаза мужчины: блестящие и холодные. Как два новеньких никеля.
– Мы согласны, мистер… Папа Артур, – поспешил с ответом Рубен, боясь передумать.
На следующее утро Папа Артур велел Рубену садиться в развалюху «меркюри» и отвез его на завод по производству казеина, где работали нелегальные иммигранты из Мексики. Вернулся он один, сразу ушел к себе и завесил стеклянные двери непроницаемым экраном.
Антония почти не покидала комнатушки, только один раз вышла, чтобы забрать кое-что из машины. У нее еще оставалось немного тамалес – сладкого хлебца из кукурузной муки, завернутого в кукурузные листья. Она размочила его в воде из бутылки и накормила Карамельку. Карамелька лежал на подушке, глядя на Антонию умными голубыми глазками. Кожа у него была розовая, на голове мягкие льняные волосики… И что она скажет сыну, когда он вырастет и спросит, в кого он такой светлый?
Кто-то громко, требовательно позвал ее. Антония вскочила с топчана и вышла через внутреннюю дверь в кухню. В проходе между кухней и гостиной стоял голый по пояс Папа Артур.
– Пошли, женщина, – сказал он. – Приберешь мою спальню.
* * *
Пикап подъехал к дому в сумерках. Из него выбралась женщина в цветастом платье. Антония едва узнала в ней свою невестку Розалию, мать пятерых детей. С нею были Педро и Рубен. Розалия, переваливаясь с ноги на ногу, как раскормленная утка, подошла к Антонии и крепко обняла ее. Они трижды расцеловались.– Как ты, милочка? – пробасила она. – Все устроилось? Ну и слава Деве Марии!
– Я рассказал им о мальчике, – улучив момент, шепнул жене Рубен.
В каморке стало тесно, повернуться негде.
– Это и есть найденыш? – оживился Педро, увидев Карамельку. Он протянул руки, чтобы взять малыша. Пальцы у него были грубые, но это были пальцы человека, вынянчившего пятерых детей, и Антония без колебаний доверила ему сына. – Взгляни, Рози, правда, красавчик?
Но та даже не повернула голову.
– А там что? – громко спросила она. – Дверь на хозяйскую половину?
Она словно не замечала протянутого ей младенца, и Антония вдруг поняла, что для Розалии, пять раз ставшей матерью, найденыша все равно что не существует. Чужая кровь…
– Так что, брат, – сказал Педро, подмигивая Рубену и с видом фокусника вынимая из кармана бутылку, – выпьем за прибавление семейства?
Все потекло привычным руслом. Мужчины пили текилу, вспоминали родственников, оставшихся в Мексике, строили планы на будущее. Планы под текилу рисовались радужные… Прощаясь, Розалия шепнула Антонии:
– Будь осторожна. Я кое-что слышала об этом Папе Артуре. В нашей швейной мастерской работает одна сеньорита, она показывала мне… Поверь, он страшный человек. Держись от него подальше…
Розалия сама села за руль, уничижительно отозвавшись обо всех мужчинах, вместе взятых, и о своем муженьке в частности. Пикап мигнул фарами и умчал. Рубен обнял жену за плечи.
– Как ты, дорогая?
– Терпимо.
Ночью, когда он занимался с ней любовью, Антония лежала с открытыми глазами в темноте и думала о том, что с ними будет дальше.
От стены, где мирно посапывал Карамелька, наплывал волнами сладкий аромат карамели. От этого аромата внизу живота что-то расширялось и оживало, там становилось горячо и сладко, как в юности, до рокового падения с лошади.
* * *
Шериф появился через два дня. Папа Артур велел Антонии запереться в комнате, и чтобы ни звука! Мужчины сидели в гостиной, пили виски и разговаривали громко, как могут разговаривать только гринго. Сначала Антония думала, что Иммиграционная служба что-то заподозрила, и не на шутку перепугалась. Но потом, когда услышала, что именно интересует шерифа, испугалась еще больше.– Так ты, говоришь, не видел ничего подозрительного? – спрашивал он. – И посторонних не было?
– А что, кто-нибудь из тюрьмы сбежал? – отвечал Папа Артур. – Так я о том ничего не знаю.
– Что, – удивился шериф, – и взрыва не слыхал?
– Взрыв слыхал. Так я думал, то бытовой газ в мексиканском квартале взорвался. Разве нет? Телевизор-то я не смотрю.
– Да нет, – сказал шериф, – не в мексиканском квартале. И не бытовой газ.
– А что тогда?
Шериф шумно вздохнул.
– Мда, – сказал он, – хорошая нынче погода. Так ты, значит, ничего не видел?.. – И разговор покатился по кругу, околичный и бестолковый.
Антония поняла одно: их ищут. Ищут маленького Давида, ее Карамельку!..
Но потом шериф ушел, и долгое время – почти шесть лет – их никто не беспокоил. Антония уже начала было надеяться, что все обошлось, пока не появился этот молодой учитель по имени Горацио.
2
– Мамми, мамми, к нам идет учитель Горацио! – Давид, ловко управляя джойстиком детского инвалидного кресла, промчался по открытому гаражу и виртуозно затормозил возле распахнутой двери дома.
Антония подняла глаза от потрепанной тетрадки с неправильными английскими глаголами. Она располнела, вокруг глаз появились птичьи лапки, возле губ наметилась складка, и только гладко зачесанные назад волосы и глаза остались прежними, угольно-черными, живыми.
По тропинке между земельным участком Папы Артура и пустырем шагал молодой учитель в золотых очочках.
Антония встретила гостя, стоя в дверях.
Так они и разговаривали на пороге, пока маленький Давид выписывал круги вокруг открытого гаража.
– Мне хотелось бы побеседовать с вами о Давиде, сеньора. – Черные усики на лице Горацио смешно топорщились, как воробьиные перышки. – Он необычайно развит для своего возраста. Сколько ему?
– Шесть. Будет…
– Вот видите. А развитие как у старшеклассника. Я говорю об интеллекте, вы понимаете. В эмоциональном отношении это совсем ребенок. У него феноменальные способности. В математике он разбирается лучше меня.
– Да, он всегда хорошо считал сдачу в магазине…
Горацио снисходительно усмехнулся.
– Я думаю, сеньора, вам следует обратиться в Калифорнийский университет. У них есть социальная программа помощи юным дарованиям. Они наверняка заинтересуются вашим сыном. Прошу вас, поговорите с мужем.
Антония задумалась. Ее совсем не обрадовало сообщение об уникальных способностях сына. Чем меньше они привлекают внимание чужих людей, тем лучше. Она знала, что рано или поздно тайна маленького Давида выплывет наружу.
– Я подумаю, сеньор Горацио, – сказала она. – И поговорю с мужем. А сейчас извините, мне нужно варить обед.
Антония подняла глаза от потрепанной тетрадки с неправильными английскими глаголами. Она располнела, вокруг глаз появились птичьи лапки, возле губ наметилась складка, и только гладко зачесанные назад волосы и глаза остались прежними, угольно-черными, живыми.
По тропинке между земельным участком Папы Артура и пустырем шагал молодой учитель в золотых очочках.
Антония встретила гостя, стоя в дверях.
Так они и разговаривали на пороге, пока маленький Давид выписывал круги вокруг открытого гаража.
– Мне хотелось бы побеседовать с вами о Давиде, сеньора. – Черные усики на лице Горацио смешно топорщились, как воробьиные перышки. – Он необычайно развит для своего возраста. Сколько ему?
– Шесть. Будет…
– Вот видите. А развитие как у старшеклассника. Я говорю об интеллекте, вы понимаете. В эмоциональном отношении это совсем ребенок. У него феноменальные способности. В математике он разбирается лучше меня.
– Да, он всегда хорошо считал сдачу в магазине…
Горацио снисходительно усмехнулся.
– Я думаю, сеньора, вам следует обратиться в Калифорнийский университет. У них есть социальная программа помощи юным дарованиям. Они наверняка заинтересуются вашим сыном. Прошу вас, поговорите с мужем.
Антония задумалась. Ее совсем не обрадовало сообщение об уникальных способностях сына. Чем меньше они привлекают внимание чужих людей, тем лучше. Она знала, что рано или поздно тайна маленького Давида выплывет наружу.
– Я подумаю, сеньор Горацио, – сказала она. – И поговорю с мужем. А сейчас извините, мне нужно варить обед.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента