Александр Сивинских
Скорый вне графика
Та-та-тат-та… Та-та-тат-та… - Смех напоминал быстрые несильные удары деревянным молотком-киянкой по железнодорожному костылю. Молоток был чересчур легок и совершенно не предназначен для подобной работы; костыль вбивался с трудом. - Та-та… Тат…
Азотов посмотрел долгим взглядом на сизые рельсы, на сливочное небо, на оседлавшую путевую стрелку сороку и потер нос пальцем. Ему вдруг совершенно расхотелось идти выяснять, кто балуется с киянкой.
- Думаешь, «хохотушка»? - спросил он у Жулика.
Жулик без энтузиазма подвигал пушистым задом и боднул лбом его
ногу.
- Вот и я думаю, что она, - заключил Азотов. - А раз так, пойдем-ка обратно к Лёньке. Ну ее совсем, «хохотушку» эту.
Пропев нарочито скрипучим голосом «белая ночь опустилась, как облако, ветер гадает на юной листве», он тихонько вздохнул - времена, когда песня была популярна, а он юн и способен восторгаться белыми ночами, остались в прошлом - и вошел в дом. Жулик скользнул следом.
Леонид откровенно скучал. Сидел, заложив руки за голову, и бессмысленно таращился на выцветший календарь с купающейся мулаткой. Бутылка перед ним на треть опустела, кроссворд наполовину заполнился. Когда появился Азотов, Леонид переместил руки на стол, пробарабанил пальцами незамысловатый ритм и сонно моргнул.
- Ну, Вовка, ну и беспокойная ты личность, - сказал он укоризненно. - Ну что ты бродишь туда-сюда, как тень отца Гамлета? Сам же говорил, сейчас «окно» на три с половиной часа.
Азотов глянул на наручные часы, сверился с настенными. Настенные по обыкновению врали. Он знал это абсолютно точно, однако стрелки не подводил ни при каких обстоятельствах. Принцип обращения штурмана с морским хронометром гласит: «Не вмешивайся в работу тонкого механизма; для правильного вычисления времени достаточно знать поправку». Азотов отдал морской службе пятнадцать лет, и многие законы флота стали для него законами жизни.
- Теперь уже три часа десять минут, - педантично отметил он.
- Тем более, - невпопад сказал Леонид. - Тем более… Садись, трудяга, я тебе бутерброд сделал. Богатый такой бутербродище. С горчицей. Слой колбасы местами достигает двух сантиметров. И это - если не считать подложки из свежего листа салата! Сам в рот просится.
Азотов присел на скрипнувший табурет. По богатому бутербродищу деловито прохаживалась муха. Зеленая на розовом. «Хуже было бы, если наоборот», - философски подумал Азотов, согнал муху, решительно откусил от бутерброда и начал жевать…
- Лёня, - раздельно сказал он через секунду, аккуратно вытолкнул влажный кусок изо рта и отдал Жулику. - Лёня, блин, тело ты серое, я ж тебе русским языком говорил: не бери куриной колбасы.
- Хорош скандалить, отец, - беззаботно отмахнулся Леонид. - Ну, куриная, ну и что? Зато свежая. Если бы ты видел тамошний сервелат… - Он скроил гримасу предельного омерзения. - Его ж от плесени три раза с мылом мыли, постным маслом для блеска натирали. Я, к твоему сведению, полгода грузчиком в гастрономе работал и подобные фокусы не раз видел. А эта, - он любовно похлопал колбасный батон по тугому боку, - только вчера кукарекала, крыльями била и несушек топтала. Так что без комплексов, отец. Жуй, глотай.
- Я не могу, - терпеливо объяснил Азотов. - Не лезет в меня курятина.
- Накати стопарь - как родная пойдет.
- Во время вахты…
- Какая вахта, отец? - весело перебил его Леонид. - У тебя впереди три часа халявы, а ты долдонишь о какой-то вахте. Ну, Вовка, ну, йопэрэсэтэ, к тебе раз в год приехал лучший друг, а ты строишь трезвенника и трудоголика. - Он подбоченился, откинулся на стуле и прокурорским тоном проговорил: - Признай, ведь не будет сейчас по расписанию поездов?
- По расписаниюне будет, - сказал Азотов.
- Тогда какие проблемы? Мы ж без фанатизма, по сто пятьдесят врежем под бутербродик, и хорош. Э-э-э… постой-ка. - Леонид притворно нахмурился. - Я что-то недопонял… Тут что, и без расписания ходят?
- Гм, - сказал Азотов. - Гм.
- Кончай хмыкать. Ходят?
- Ну… как бы… да.
- Иди ты! - радостно удивился Леонид. - А кто? Контрабандисты?
- От нас до границы тыща верст, - усмехнулся Азотов и вдруг решился: - Несуществующий поезд, понял?!
- Иди ты! - снова сказал Леонид, теперь уже недоверчиво. - Несуществующий поезд, офигеть! Типа Летучий Голландец стальных магистралей? Отец, а может, ты уже вмазал? Или травкой балуешься? Я видел, какая у тебя тут конопля…
Азотов оперся щекой на кулак, вытянул губы и стал внимательно смотреть на друга.
Под столом шумно искался Жулик, давешняя муха билась об оконное стекло, «хохотушка» в кустах за домом заходилась в истерике «т-т-т-т-тат!». Через минуту Леониду стало неуютно, он покаянно улыбнулся и пробормотал:
- Слушай, отец, взгляд у тебя!.. Не Азотов, а прямо Азатотов какой-то. Демоническая личность. Ты, в общем, того… Ты не серчай на меня… Я понимаю: фольклор путевых обходчиков, станционных смотрителей и все такое…
- Фольклор? Да я этот поезд видел, - убежденно сказал Азотов. - Лёня, гадом буду, я его вот этими глазами видел. Первый раз в прошлом году, в такую же белую ночь. Жулик запросился на двор, я и вышел с ним. А по железке - гул. Идет состав, вне расписания идет. И не по своей нитке, сука. Я бегом к стрелке, даже выматериться забыл. Едва успел перевести, ты-дымс, пролетел! Смотрю - пассажирский. Короткий, всего десяток вагонов, и такой, знаешь… - Азотов подвигал пальцами, словно ловя в воздухе подходящее слово. Поймал и тут же запустил щелчком в сторону Леонида: - …Фильдеперсовый…
- А точнее? - не понял тот специфического термина.
- Форма у вагонов совершенно необычная и цвет серебряный. Я, конечно, удивился, но не особенно. Решил: какой-нибудь новый «фирменный», скорый. Пропустил я его, кулаком погрозил, стрелку назад переставил - и к телефону. Какого, дескать, рожна? А диспетчер на меня - примерно как ты сейчас. «Пьете там до белой горячки, уже поезда мерещатся…» Ну, я ему ответил добрым словом, трубку положил. Потом с мужиками пообщался. Многие его видели. Кто раз, кто два-три. А у меня он после того стал регулярно появляться. Как белые ночи и утреннее «окно», так держи ушки на макушке. Раз в квартал в четыре сорок две летит. И всегда по чужой.
- С ума сойти, - протянул Леонид. - Ну а еще какие-нибудь… фильдеперсовые чудеса на железке бывают?
- Да бывают кой-какие, - сказал Азотов. - Насухо и не поверишь.
- Так я разолью?
- По сотке, - подумав, согласился Азотов. - Но не более, старичок.
- Оте-ец… какие дела, само собой по сотке! Для разгона больше и не надо. Во-от. Ну как, под гусарский тост?
- Под него. Ура!
- Ура.
Водка пошла гладко, а за ней и бутерброд полетел голубем; впрямь, как родной.
- Несуществующий поезд - штука редкая, - сказал Азотов, проглотив последний кусок бутерброда. (Воодушевленный его ожившим аппетитом, Лёня тут же стал сооружать второй.) - К тому же бес его знает, то ли он материален, а то ли нет. Зато Мертвый Обходчик и Синяя Бригада - самая реальная реальность. Или вон «хохотушка». Слышишь, будто где-то баба смеется?
Леонид кивнул. Смех он слышал давно и начал уже подумывать, не выйти ли познакомиться с веселой женщиной.
- Вот. Между тем это не человек, не зверь и не птица, а тварь такая. Ростом с Жулика моего, и вид у нее… На ржавый семафор с ножками похожа. Ловить ее нельзя, потому что покалечиться при этом - легче легкого. Побежишь догонять - и обязательно за что-нибудь запнешься. Ладно, если просто ногу сломаешь, а вдруг башкой об рельс? Зато Мертвый Обходчик - другое дело. Он мужик правильный. Наш человек, хоть и скелет. Мелкий такой, метра полтора, субтильный. Форма у него - как у путейских при Иосифе Виссарионыче: фуражечка с кокардой, молоточек, котомочка брезентовая через плечо, фонарь… все дела. Бродит он вдоль линии, неисправности высматривает. Едва найдет, сейчас марш-марш к ближайшей станции или к переезду. Фонарем машет, молотком по рельсам долбит, зовет. Кто не сробеет с ним пойти, тот аварию предупредит. Кто сробеет…
- …Тот и станет во всех смыслах стрелочником, - хлопнул ладонью по столу Леонид. Видно было, что он не то чтобы верит в рассказы друга, но правила игры принимает и готов им следовать дальше. - А Синяя Бригада?
Азотов посмотрел на наручные часы, сверился с настенными и подмигнул:
- Это, Лёня, самое простое. Могу показать.
- Только сперва по сотке.
- Для храбрости?
- Обижаешь, отец! Для смазки. К бутерброду с курятиной. Вторая сотка полетела совсем уж мягко. Азотов не сдержался, крякнул и сообщил:
- Хороша, злодейка.
- Ну а ты как хотел? - Леонид подпустил в голос шутливого пафоса. - Не сучок какой из Кабарды, а прославленного орденоносного завода «Кристалл» элитная водка «Путинка»! Ты, кстати, в курсе, почему ее так назвали?
- Что-нибудь по части рыбной ловли? - предположил Азотов. - В честь путины, страды промысловиков минтая и селедки иваси…
- А вот и хрен! - обрадовался Леонид. - В честь президента России, понял!
- Какого президента? - ошалел Азотов. - У нас же…
- Незримого, отец! - азартно перебил его Леонид. Он был буквально окрылен тем, что способен наконец-то поразить друга тайным знанием, и орал в полный голос: - Думаешь, фольклор только у станционных смотрителей, а у нас, сирых политтехнологов, один черный пиар? Ничего подобного! Слушай и запоминай. В ночь между старым и новым годом, когда над миром безраздельно властвует…
Они вышли на крыльцо. Справа вдоль рельсов, словно удирая от них, двигалось странное существо: изъеденная ржой металлическая коробка с десятком тонких суставчатых ножек. Спереди и сзади у коробки имелись круглые застекленные окошечки под длинными козырьками. Жулик погнался было за нею, но, сделав десяток шагов, споткнулся на совершенно ровном месте и красиво кувыркнулся через голову. Вскочил, сердито и обиженно затявкал. Коробка с ножками неуклюже подпрыгнула и скатилась под насыпь, в заросли кипрея. Через мгновение оттуда донесся короткий смешок. На этот раз прозвучал он почти что горестно: «Хо-хо-хэх!».
- Ничего себе! - выдохнул Леонид. - Поймаем? Азотов покрутил пальцем у виска.
- Видел, как пес навернулся? Отставить ловить!
- О'кей, товарищ старший стрелочник, - Леонид, широко оскалившись, ткнул Азотова кулаком в бок. - Вас понял! «Хохотушку» не ловим, бережем драгоценные члены и, само собой, башку. Так вот, я о президенте. В час, когда миром безраздельно правит…
Договорить ему снова не удалось. Из повисшего над путями редкого, как старая марля, тумана, в котором не спрятался бы и белый Жулик Вовки Азотова, вдруг вынырнула открытая моторная дрезина - облупленная, прокопченная, желтая с диагональными черными полосами. Тарахтела она невообразимо, а двигалась неспешно. Спереди, на разноцветных пластиковых ящиках из-под бутылок покачивались четверо колоритных мужчин. Все как один бородатые, в телогрейках, стеганых штанах и стоптанных кирзачах. Обнявшись за плечи, бородачи проникновенно пели - жаль, из-за треска двигателя разобрать можно было только отдельные слова. Если Леонид правильно идентифицировал обрывки, исполнялся «Отель Калифорния». Позади, свесив с дрезины голые ноги, сидела кудрявая, как ягненок, миниатюрная блон-диночка. Кирзовые сапоги стояли рядом.
Телогрейка на груди девицы была широко расстегнута.
Леонид восхищенно присвистнул.
Блондиночка задорно свистнула в ответ, пошарила рукою за спиной, широко размахнулась и швырнула в сторону наблюдателей увесистый предмет, блеснувший темным бутылочным стеклом.
- Берегись! - крикнул Азотов и дернул Леонида за рукав. Предмет врезался в угол дома. Брызнули осколки, по стене потекла ароматная жидкость.
- Овца ты потная! - с внезапной озлобленностью закричал Азотов, грозя блондиночке кулаком. - И сиськи у тебя - тьфу!.. Вот так каждый раз, - огорченно пожаловался он Леониду, когда дрезина исчезла: растаяла столь же внезапно, как материализовалась, оставив после себя только эхо издевательского девичьего смеха. - Нет бы хоть раз бросила аккуратно… или катнула по насыпи, что ли. Обязательно раскокает.
- Ай-ай, отец, ты бесподобно резок к сему воздушному созданию,
- пожурил его Леонид (грудь девчонки показалась ему вполне на уровне), после чего повел носом и, вскинув брови, спросил: - Позвольте, господа, но это же… Неужели коньячок?
- Арманьяк, - сказал Азотов печально. - Выдержанный, 75-го года. «Барон Гастон Легран».
- Тогда и в самом деле - овца, - безжалостно заключил Леонид. Он поднял осколок бутылочного донышка, обмакнул палец в остатки жидкости, дотронулся до капли языком. Блаженно закатил глаза.
- Черт! - сказал он вскоре. - Черт, досадно… Знал бы, что там летит, собственную грудь бы подставил.
Азотов с сомнением поморщился и сообщил, что сам он неоднократно пытался ловить бутылку, но ни разу в том не преуспел. Леонид еще раз понюхал осколок, потом скорбно скривил губы, опустил останки «Барона Леграна» в пожарное ведро и спросил:
- Слушай, Вовка, а почему эта Бригада - синяя? Телега у них желтая, так? Фуфайки черные, так? Баба белобрысая. Нестыковочка.
- Слова, Лёня, многозначная штука, - сообщил Азотов. - «Синий» ведь не только цвет обозначает. Согласен? - (Леонид кивнул.) - Есть мнение, что мужики на дрезине - рецидивисты. Воры в законе, наколками разрисованные от ногтей на ногах до десен и коренных зубов. Настоящая «синева», короче говоря. Тут зон-то понатыкано - мама, не горюй. Ну и ушли граждане в побег, да только забрались в неподходящее средство передвижения в неподходящее время. А девка
- будто бы их конвоир оттуда, - Азотов показал пальцем под ноги.
- Или оттуда. - Палец повернулся к небу. - Но я не верю. Больно смирные они для зэков. По-моему, это просто компания туристов, упавшая с концами в «синюю яму». - Он для наглядности щелкнул ногтем по шее. - Обожрались какого-нибудь ломового пойла до «мультиков», и ага! В астрал вышли с чудовищной силой. А мы сейчас этот их коллективный «мультик» и наблюдаем.
- Мы наблюдаем их глюк? Ну ты даешь, отец, - хохотнул Леонид.
- Эзотерик. Точно Азатот!
- Одного не соображу, - задумчиво проговорил Азотов, отворяя дверь в дом. - Откуда у них арманьяк, если отравились бормотухой?
- Ну, это как раз не вопрос, - бодро сказал Леонид. - Все мы временами выдаем желаемое за действительное. Хлебали твои туристы «коленвал», а как мозги у них вконец разжижились, так и стали думать, что благородный напиток потягивают. Засим вывод: замечательно, что та бутылка разбилась. Тем более, - он взгромоздился на табурет, - что у нас имеется «Путинка». И, слава Богу, не одна. Ты как, созрел для следующей порции?
Азотов глянул на наручные часы, сверился с настенными, пробурчал «два часа двадцать семь минут» и отчаянно махнул рукой:
- Разливай!
Когда приговорили вторую, стрелочника начало неудержимо клонить в сон.
- Ты, отец, не противься природе, - уговаривал Леонид, подсовывая ему под щеку свернутый плащ. - Давай, часок вздремни, а я твою стрелку постерегу.
- Ты не думай, что я слабак, - бормотал Азотов, не разлепляя век.
- Отвык маленько. Я ведь один-то не пью, потому и…
- Да я понимаю. Не волнуйся, отдыхай. Когда время подойдет, разбужу.
- Разбудит он! А я не нуждаюсь! У меня библио… биологический будильник вот тут. - Азотов приоткрыл один глаз, постучал пальцем по макушке. - С хромо… хронометром на стене секунда в секунду связанный. Но если в четыре сорок две пойдет несуществующий, Лёнька… Если только пойдет! - Он воздел указательный палец, грозно покачал им - и отключился.
Леонид глянул на свою «Омегу», сверился с настенными часами. Вовкины ходики безбожно врали. «Хронометр… » - пробурчал он ехидно, покачал головой и установил стрелки максимально верно. Потом накинул на плечи побелевший от старости боцманский кожушок Азотова и, поманив колбасным огрызком Жулика (одиночества он не терпел), вышел из дома.
Рельсы были покрыты мельчайшими капельками воды. От недавно уложенных шпал резко пахло креозотом. Возле механизма перевода стрелки покачивалась на одной ножке «хохотушка». При взгляде на нее создавалось отчетливое ощущение, что она до чертиков озябла, нахохлилась и съежилась.
- Иди сюда, скотина, - ласково позвал «хохотушку» Леонид. - Иди, согреем теплом живых сердец. Жулик, ты не возражаешь?
Жулик не возражал, против была сама тварь. Она отскочила на десяток метров, издала хриплое «хе-хех-с!» и снова встала на одну ножку.
- Ну и зря, - обиженно сказал Леонид. - Ведро ты ржавое.
«Хохотушка» снесла оскорбление молча. Должно быть, заснула. Леонид потрепал Жулика по холке, заснул руки в карманы кожушка. В одном обнаружилась пачка «Балканской звезды» и зажигалка. Он не курил очень давно, да и раньше всего лишь баловался - но тут почему-то вдруг страстно захотелось глубоко втянуть едкий дым, выпустить из ноздрей две густые струи. Может быть, закашляться…
Он спросил вслух: «А кто мне мешает?», достал сигарету, прикурил. После первой же затяжки начала кружиться голова. Это было не так чтобы очень приятно, но не было и противно. Скорей, забавно.
Леонид медленно посасывал сигарету и размышлял. Судя по всему, думал он, старый мистификатор Азотов разыграл его, как несмышленыша. Ну что такое - эта «хохотушка»? Засунул в списанный семафор ручную ворону, умеющую подражать человеческому смеху, привязал с боков шнурки от ботинок, чтобы казалось - ножки, вот и все чудеса. А Синяя Бригада? Еще того проще. Договорился за пузырь со знакомыми железнодорожниками, пригласил вокзальную шалаву для антуража, налил в фирменную бутылку сто граммов какого-нибудь дешевого молдавского бренди для запаха - и готово. Аттракцион под названием «разыграй товарища» или, положим, «остроумный стрелочник и доверчивый политтехнолог». А сейчас топчись тут как идиот, несуществующий поезд жди. Потом Леонид вспомнил, как ловко загрузил Вовку байкой о новогоднем телевизионном обращении выдуманного президента (которое якобы можно поймать тонкой подстройкой приемника между останкинским и «культурным» ТВ-каналами за пять минут до боя курантов), и на душе потеплело. Неотомщенным не остался!
С тем он и засмолил вторую сигарету… которая оказалась, безусловно, лишней. Голову вмиг обнесло - не успел докурить до половины, - к горлу подступила тошнота, ноги задрожали. Он поспешно опустился на землю, кажется, придавив задремавшего Жулика. Легче не стало. Земля понеслась вкруговую, норовила вывернуться из-под седалища, опрокинуть его - и обязательно лицом вниз. Леонид изо всех сил вцепился руками в рычаг путевой стрелки. Мир кувыркался. Рельсы и шпалы водили вокруг него бешеный хоровод, пробудившаяся «хохотушка» ходила колесом и шумно радовалась, Жулик выл, и только холодный стержень рычага, неколебимый, точно земная ось, оставался на месте.
Леониду показалось, что головокружение тянулось невообразимо долго. Он худо-бедно оклемался, лишь услышав приближающийся крик. Кричал Азотов. Он бежал от избушки каким-то странным зигзагом, бежал до чрезвычайности медленно, на каждом шагу ноги его переплетались, а перед ним тем же зигзагом двигалась ржавая семафорная коробчонка на тонюсеньких ножках. «Та-та-тат-та… Та-та-тат-та…» - стучал внутри коробчонки деревянный молоточек. Наконец Вовка шлепнулся и заорал совсем уж страшно:
- Стрелка! Лёня, перебрось стрелку! Скорый! Четыре сорок две! Несуще…
Окончание его слов заглушил пронзительный рев тепловозного гудка. Леонид судорожно задергал рычаг, который никак не желал поддаваться. Не то роль мировой оси показалась капризной железяке очень уж привлекательной, не то просто Леонид действовал ошибочно - но стрелка так и осталась неподвижной.
Скорый налетел, мощно толкнув холодным влажным воздухом.
Несуществующий поезд более всего походил на гигантский многосоставный гоночный автомобиль тридцатых годов - если, конечно, существовали тогда многосоставные автомобили. «Глазастый», металлически-серебристый, обтекаемый, с многочисленными продольными ребрами жесткости и стеклянным горбом кабины. Вагонов было не больше десятка, все такие же блестящие и «зализанные», как локомотив. Вместо окон тянулся двойной ряд овальных иллюминаторов. Колеса гремели, будто трубный глас апокалипсиса, и уплотнившийся воздух теперь уже не отталкивал, а напротив, затягивал под брюхо экспресса. Леонид заверещал и, как был, на карачках пополз прочь.
Секунда - и поезда не стало. Словно не было никогда. Словно он не существовал.
Пронесло, подумал Леонид.
- Эгей, матрос! - насмешливо окликнул его Азотов. Он успел подняться и отряхивал штаны от белой щебеночной пыли. - Жив?
Леонид посмотрел на него диким взглядом.
- Я, кажется, не перевел стрелку, отец, - сказал он сипло. - Что сейчас будет? Крушение?
- Ничего серьезного, - хладнокровно сказал Азотов. - Он же несуществующий, Лёня.
- Ты уверен? - с надеждой спросил Леонид. Сейчас он больше всего на свете нуждался в подтверждении того, что грохочущего чудовища, минуту назад едва не измолотившего его своими колесами в фарш, действительно не существовало.
- Абсолютно, - без колебаний проговорил Азотов. - Абсолютно уверен.
- Слушай, отец, - сказал Леонид, - у нас там водки не осталось?
- Кому сигналили? - поинтересовался Андрей с плохо замаскированной ехидцей. - Волкам? Тут же на сто километров ни души.
Машинист с помощником переглянулись. Стажер за пять совместных рейсов надоел им хуже керосина. Слава Богу, этот рейс - последний. Потом зануду переведут помощником на пригородную пневматичку, на седьмую дистанцию пути. Пусть перед грибниками поехидничает.
- Я сигналил Обходчику, - сдержанно сказал Семён Владимирович. - «О» - заглавное.
- Мертвому, - очень членораздельно добавил Потапов. - «ЭМ» - тоже.
- Господи, ну перестаньте вы меня разыгрывать, - всплеснул руками Андрей. - То у вас Синяя Бригада какая-то на моторной дрезине, то стрелочники несуществующие. То обходчики мертвые. С заглавной вдобавок. Хорош грузить, а?
Семён Владимирович задумчиво потеребил ус.
- Ладно, - сказал он. - Ладно, пацан, я покажу тебе несуществующего стрелочника. Это, конечно, против правил, каждый сам должен его увидеть, но ты меня просто забодал, понял? Через километр по правую руку будет место.Уткнись лобешником в ветровое и смотри внимательно. Если повезет, увидишь ручную стрелку, которая не обозначена ни на одной схеме. Если очень повезет - то и стрелочника. Только моргай пореже и не крути тыквой.
- Ага, а вы будете за моей спиной ржать, - сказал Андрей, но послушался-таки: приник лбом к стеклу и стал смотреть.
Когда завыл гудок, он вздрогнул, но не пошевелился. Затем повернулся и дрожащими губами проговорил:
- Он не смог перевести стрелку. Этот упырь не смог перевести стрелку!
- Что?! - в голос заревели Семён Владимирович и Потапов. - Там же товарняк по встречной!
- Но ведь он несуществующий, - почти плача, прошептал Андрей, - этот стрелочник. Скажите, он ведь действительно не существует? Скажите…