Сорокин Дмитрий
Песня о любви

   Дмитрий Сорокин
   Песня о любви
   рассказ
   1.  А не спеть ли мне песню о любви?
   С.Чиграков ("Чиж")
   Нужда - великая, страшная вещь. Даже если это малая нужда. Так уж по-идиотски устроено, что в нашем институте мужские туалеты находятся на четных этажах, а женские - на нечетных. Я прошу прощения, что вынужден говорить о столь прозаичных вещах, но это имеет непосредственное отношение к истории, которую я хочу рассказать. Итак, я работаю на пятом этаже, а бегать по нужде мне приходится на четвертый, да еще в противоположное крыло здания... Естественно, на пятом этаже работают, в основном, мужчины, а на четвертом - женщины, и многим лениво бегать с этажа на этаж, посему... в общем, ситуацию можете себе вообразить. Я отношусь к тем немногочисленным щепетильным ребятам, которые не ленятся. К чему это я вам рассказываю? А сейчас поймете.
   В один прекрасный день приспичило мне по малой нужде. И, надо сказать, довольно серьезно приспичило. Пошел я на четвертый этаж, встал перед писсуаром... Я уже почти завершил отправление естественных надобностей, когда за дверцей одной из кабинок послышался шум спускаемой воды, затем скрип самой дверцы, цокот каблучков, сопение, слегка смущенное хихиканье. Нет, вот чего я не понял, так это почему она не выбежала вон, а встала у меня за спиной?!
   Закончив процесс, я привел в порядок одежду, обернулся. Девушка была цвета спелого помидора от смущения. Казалось, оно, то есть смущение, пригвоздило ее к месту, не давая сдвинуться ни на шаг. Помимо несколько экзотичного цвета лица, девушка обладала еще и неплохой фигурой. Это все, что я смог заметить в первый момент. А во второй момент на меня нахлынул праведный гнев, и мне захотелось окончательно вогнать в краску эту ленивую нахалку, чтоб она у меня тут не то что красная, чтоб она серо-буро-малиновой в крапинку стала и провалилась сквозь пол от стыда!
   - Так, голубушка, - медленно, спокойно, но сверкая глазами, произнес я. - И давно у нас  ввели равноправие полов?
   - В 1917 году! - храбро пискнула нахалка.
   - Да? Как интересно...  В таком случае имею честь предложить вам вступить со мной в интимную связь.
   - Что, прямо здесь? - несчастным голосом пробормотала она.
   - А чем здесь хуже, чем в любом другом месте?
   - Может, все-таки пойдем ко мне в кабинет? Там никого нет... - ее голос упал до минимума, а цвет кожи уверенно приближался к фиолетовому.
   Нет, ну вот что мне с ней прикажете делать? Не заняться же и впрямь любовью вот просто так, с бухты-барахты... Фиолетовые девушки мне не нравятся. Я, конечно, не расист, но предпочитаю женщин с традиционно белым цветом кожи.
   - Ладно, можете считать предложение временно отложенным, смилостивился я, и она вздохнула с явным облегчением (или я что-то не понимаю в женской психологии?), и выбежала вон. Полминуты спустя вышел и я.
   Работа не клеилась. И дело не в том, что по загадочным причинам три раза в течение часа вырубало электричество по всему институту, и мне приходилось каждый раз проверять компьютер на наличие сбоев и ошибок. Даже при нормально работающем оборудовании я никак не мог сосредоточиться на работе. То в голову перли чудовищные эротические фантазии, то горькие сожаления об упущенных возможностях, то просто романтическая чушь. Лишь к вечеру я худо-бедно собрался с мыслями, немного поработал, а потом рабочий день пришел к своему логическому завершению, и пришла пора ехать домой.
   Я сразу заметил на автобусной остановке маленькую фигурку в искусственном полушубке и как-то догадался: это она, моя давешняя нахалка. Я убедился в правоте своей догадки, когда, увидев меня, фигурка стремительно подбежала к краю проезжей части, взмахнула рукой, и уже через десять секунд отъехала на древнем, по уши заляпанном грязью "жигуле". Усмехнувшись, я сел в подъехавший следом автобус и поехал домой.
   Дома делать было нечего. Странно, раньше я редко замечал это: приходишь домой, механически готовишь и употребляешь еду, ну, душ принять можно, и все. Больше делать нечего. Тупо пялиться в телевизор я никогда не умел, и когда полгода назад ящик сломался, я даже чинить его не стал. Еще один бесполезный предмет обстановки... Поэтому лучше просто лечь спать, и именно так я и поступил.
   На следующий день мне пришлось отдуваться за вчерашнюю рассеянность: работы навалилась такая куча, что, казалось, на год вперед хватит. Почти не отрываясь, весь день пробарабанил по клавиатуре и прощелкал "мышкой". В половине восьмого вечера мой организм не очень тактично напомнил, что настала пора прогуляться на четвертый этаж. Встав, я понял, что дело плохо, хуже некуда: донести эти галлоны я вряд ли смогу. Оставалось одно - попрать принципы ради спасения организма, одежды, репутации и просто ради вящего душевного комфорта. К тому же, можно смело надеяться, что обремененные заботами о семьях женщины разбежались по домам сразу же после шести, так что я, кривясь, бегом преодолел семь метров по коридору и ворвался в женский туалет.
   - И как давно у нас ввели равенство полов? - ехидно осведомилась она, когда я, испытывая неземной кайф, вышел из кабинки.
   - В 1917 году... - краснея, пробормотал я. Вот черт! Шпионила она за мной весь день, что ли? Как бы поскорее провалиться сквозь пол?
   - А хотите, я вас изнасилую? Прямо здесь и сейчас? - насмешливо спросила она, повторяя сюжет нашего вчерашнего диалога.
   Я осмелился поднять на нее глаза. Да, она была прекрасна, в этой позе абсолютного превосходства, с насмешливой улыбкой и скрещенными на груди руками.
   - Нет, лучше пойдем ко мне в кабинет. Туда никто не зайдет.
   - Наглец! - Она, приподнявшись на цыпочках, залепила мне затрещину и стремглав выбежала в коридор. Я не стал ее догонять.
   Да, неловко вышло. Довыпендривался. И что теперь делать? Этот извечный русский вопрос занимал меня весь вечер и даже половину ночи - в кои-то веки никак не мог заснуть, сколько ни ворочался с боку на бок и ни считал баранов, абреков, магараджей и прочую бегающую, прыгающую и стреляющую живность. С утра проснулся совершенно разбитым, а ведь, казалось бы: с чего? Ну, подумаешь, оконфузился перед какой-то пигалицей, делов-то тачка...  Нет, не выходит эта мерзавка из головы, и все тут!
   Чтобы исключить возможность случайных встреч, в первой половине дня в туалет ходил я только на второй этаж. Потом сел и подумал: ну, не идиот ли я? Веду себя, как школьник. Нет, даже хуже: школьникам по наивности и малообразованности стыдливость малосвойственна... А ведь, если разобраться, жизнь моя скучна и пуста, то, что принято называть "личной жизнью" так и вовсе отсутствует. "А девочка ведь очень даже ничего, верно?" - гаденько нашептывал мне внутренний голос. Что значит "ничего"??? Ого-го, вот-так-то! И вообще, я плейбой, или где?
   В обеденный перерыв я прогулялся до ближайшего ларька со сластями, купил там самое приличное, что было: вафельный шоколадно-ореховый торт. До блеска надраил видавшую и лучшие дни кружку...
   Я спускался, держа в левой руке коробку с тортом, а в правой - свое фарфоровое треснутое чудовище емкостью в пол-литра. Она поднималась наверх, держа в левой руке такой же торт, а в правой - изящную керамическую кружечку. Более дурацкой встречи я, например, себе представить не мог.
   - Может, чайку попьем? - произнесли мы хором, растерянно улыбаясь.
   2.   "Любовь нечаянно нагрянет..."
   Л.Утесов
   - Убийцу заказывали? - сделав зверское лицо и стараясь при этом не рассмеяться, спросил Василий. Дурацкая эта шутка пришла ему в голову в последний момент, когда дверь открыла маленькая девушка в шелковом халатике. ("Хм, а под халатиком-то, похоже, и нет ничего, - подумал Вася. - Интересно, похоже, дельце пахнет тельцем!").
   - Не-ет... - в глазах хозяйки возник ужас.
   - Убийцу для тараканов? - уточнил Василий.
   - А... да. Ну, у вас и шуточки... Да, заказывали. Проходите, пожалуйста.
   Василий прошел в прихожую, на ходу привычно доставая из сумки тапочки.
   - Ого, какая культура... - пробормотала девушка.
   - У некоторых, знаете ли, бельгийские ковры на каждом шагу. Бывали прецеденты.
   - У меня бельгийских нет, только персидские...
   - Тем более! - строго произнес Василий, со значением  поднимая указательный палец. - Ну-с, где тут у нас клиентура?
   - Э-э-э... Это вы о ком?
   "Ни фига себе! - Василий мысленно покачал головой. - Это прямо с порога?!"
   - О тараканах, разумеется. - Сухости Васиного голоса мог бы позавидовать профессор латыни.
   - На кухне, в ванной, в туалете... Где ж им еще быть-то?
   - Вам виднее, где. А вообще, всякое бывало. - Василий пожал плечами. У некоторых по спальне тараканы шныряют. - И, специально чуть-чуть затянув паузу, добавил: - А некоторым всю квартиру обрабатывать приходится. Раза по три.
   - Что, суперпрепарат с первого раза не берет? - Девушка оправилась после двусмысленной паузы и теперь немного ехидствовала. Глаза блеснули ведьминским огоньком.
   - Нет. Просто тараканов слишком много. На всех химикатов не хватает. И вслед за хозяйкой он прошел на кухню.
   Лет пять назад квартира была роскошной. Она и сейчас выглядела - дай бог каждому, но на всем чувствовался некий налет... легкой запущенности, замшелости, что ли. Краны на кухне немилосердно текли, и Василий первым делом достал из сумки гаечные ключи и резиновые прокладки.
   - Вы еще и сантехник?
   - Я - универсал.
   Вслед за кранами на кухне и в ванной настала очередь радостно искрящейся розетки. Только после этого Василий приступил собственно к тому, для чего его вызвали.
   - Домашние животные имеются? Тараканы не в счет.
   - Рыбки...
   - Не страшно. Ну-с, приступим.
   Он тщательно распрыскал по всем традиционно тараканьим местам препарат, расставил хитрые ловушки (для подстраховки, если не всех сразу проймет), критически осмотрел дело рук своих, довольно хмыкнул, вымыл руки, прошел в прихожую. Он уже переобулся, когда подошла хозяйка. В одной руке деньги, в другой багровел бокал вина.
   - Я на работе, - строго напомнил Василий, убрав деньги в карман.
   - Это же не водка, - пожала плечами она, не отступая. - Это бургундское. И, потом, традиция угощать мастера...
   - Один не пью.
   - Не вопрос. - Она прошла на кухню, вернулась уже с двумя бокалами. Спасибо.
   Выпили.
   - За что спасибо-то? - ухмыльнулся Вася. - За тараканов?
   - За то, что сделал. И за то, что сделаешь.
   Что же произошло потом...  Василий мог бы рассказать об этом кому-нибудь, и себе самому в первую очередь, но вряд ли хоть кто-то в это поверил бы. Даже он сам. В эти черные крылья, выросшие вдруг за спиной хозяйки квартиры, в огненное сияние глаз гарпии, удушающий, но такой бесконечно манящий мускусный запах, судорожные когтистые объятия и все остальное. Невероятно, невероятно...
   - Хорошо?
   - Хорошо.
   - А?..
   - Нет.
   - Уходишь?
   - Да.
   - Убийца!!!
   Мело, мелкий колючий снег бил в глаза, проникал за шиворот, и потому Василий как никогда спешил преодолеть сто метров от палатки до своего подъезда. Карманы многообещающе оттягивали две бутылки водки. Емкостью ровно по половине литра каждая. А тараканы подождут до завтра.
   3.   This used to write love songs.
   Rupert Hine
   Ненужный кто-то за окном
   Стоял и требовал любви...
   Аукцыон
   Проклятье! Как же задница болит! Гребанный в натуре мать его гололед! На ровном месте со всей дури на жопу сел! И, вместо того, чтобы встать, сижу, заметаемый чудовищными, с пол-ладони, хлопьями снега, и смакую зверскую боль в копчике. А если бы Она видела меня в таком виде?! Рассмеялась бы, конечно: видон глупее не придумаешь. А чтобы она меня не увидела, надо встать и спрятаться в арку. Там дует, конечно, но это все фигня. Главное - Она скоро пойдет домой.
   Сегодня я ей скажу. Я ей все скажу. Расскажу, что вот уже почти год незримой (надеюсь) тенью всюду следую за ней, жадно ловя каждое ее движение, вот уже год молюсь ей, как божеству, ибо она и есть Богиня. Я люблю ее, и об этом я непременно я ей тоже скажу. И о том, что именно она пробудила меня к жизни, ласково посмотрев на визитную карточку, оставшуюся в Мире от Того меня, тоже скажу обязательно. Я не могу больше без нее. Не мо-гу.
   Нет, но это ж надо было так садануться! Никогда не переживал ничего подобного! Ни в прошлый раз, ни, тем более, в этот. Каких сил стоило упросить Начальство позволить мне вернуться в Мир, ведь, если разобраться: что я видел тогда? Ничегошеньки не видел, кроме светлых розовых тонов обеспеченного детства, где малейший каприз исполняется тут же. И кроме красочного, резкого, несправедливого финала: визг тормозов, бешено вращающийся мир, гарь, боль... Но тогда это была другая боль: сразу и везде. И быстро. А сейчас - в одном месте и долго. Хотя, наверное, это тоже интересный опыт. Но мне, если честно, такой опыт нужен, как зайцу стоп-сигнал. Какая боль!
   Начальство отпустило меня с одним лишь условием: я должен найти свою любовь. У них Там вообще принято ставить разные условия кому ни попадя... Какая боль!
   Идет, идет! Цокот каблучков, рвусь навстречу. "Маньяк!" - истошный вопль, беспорядочный удаляющийся топот. Не Она. Обознался. А все из-за гололеда, блин. Наверное, головой я все-таки тоже приложился.
   Она - Богиня. Таких Богинь нет даже Там. А Там я видел, наверное, все. Кроме любви. Вернее, ее там столько, и она Там такая никакая, одна, огромная, и на всех. А я не хочу - на всех. Я хочу - для меня. Одного. Не обязательно много, чуть-чуть - вполне хватило бы. И кто сможет дать мне любовь, как не Она? Ведь я же люблю Ее!
   Шаги.
   - Эй, братан, огоньку не сыщется?
   - Не курю.
   Шаги.
   Ненавижу стихи. Все эти поэты, которые поэты Здесь, Там становятся Поэтами в квадрате, в кубе, в астрономических степенях. Создается такое впечатление, что Там - вообще одна сплошная поэзия. Я ее просто переел. Пережрал.
   Я просто упаду перед ней на колени, молитвенно подниму глаза и скажу: "Славься, священная!" Нет, так я говорить не буду. Это Там так принято. А здесь все гораздо проще. И куда сложнее, чем Там. Так что я скажу ей : "Здравствуй! Я люблю тебя...". Нет, так, наверное, тоже нельзя. А как тогда можно? Кто и когда регламентировал, как можно и как нельзя? Как хочется, так и можно! Как получается...
   Я так увлекся своими смурными раздумьями, что едва не пропустил Ее. Она прошла мимо, и в руках у нее был огромный букет роз. Черт, правильно, вот ведь как надо! А я, блин, не додумался... И я пошел за ней. Нога (правая) тоже болела, поэтому я еще и прихрамывал, скрипя зубами от боли. Представляю, какая у меня рожа! Но - решение принято. Отступать я не намерен. Я несколько отстал, и, когда я вошел в подъезд, она уже входила в лифт. Рывок - двери закрываются - но я успел. Со вздохом облегчения упал я на колени перед своей Богиней.
   Галина раздраженно пнула дверь ногой. Надоели, надоели эти козлы! Уж казалось бы: у нее светлый праздник, день рождения... Нет, цветы - это хорошо, это приятно. И конвертик с несколькими хрустящими серо-зелеными бумажками - это тоже хорошо. Но в постель?! И даже не в постель, а прямо на тот стол, за которым только что пили шампанское и "Мартель" в ее честь? Какая там, на хрен, честь...
   Снег падал густо и быстро, словно стремясь вычистить, выбелить все, что натоптали за день, строгий ветер бдительно следил, чтобы снегопад не ленился. Привычно поймала машину, привычно отмахнулась от комплимента.
   "Вот здесь, у арки". Вышла: "А ветерок и впрямь сильный", заторопилась к подъезду: чтобы не успеть замерзнуть. Сзади хромал какой-то смешной человек. Он в арке стоял. С виду - лет тридцать, но почему-то кажется, что это подросток. Вызвала лифт. Вошла. Тридцатилетний подросток с перекошенным лицом вломился следом, упал на колени, поднял на нее глаза, полные безысходной тоски и всяких глупостей.
   - Козел, это не так делается! - презрительно бросила Галина и ударила его ногой в пах. Постаралась попасть. Человек не вскочил, не бросился на нее с кулаками и ножом. Он не согнулся и не заскулил от боли. Он просто растаял в воздухе, как будто и не было его никогда.
   "А, может, и впрямь, не было? - думала Галина, пытаясь попасть ключом в замочную скважину: дрожали руки. - Просто пить надо меньше. Надо же, до глюков насосалась... Это какое же похмелье будет? Ладно, на случай похмелья в холодильнике дежурит полуторалитровая бутылка пива. А это же целые три стеклянные бутылки емкостью по пол-литра каждая...".