Станислав Шиммер
Орагула
День подходил к концу. Я забрался на пригорок и устало выдохнул. Заплечный мешок натер и без того доставляющий неудобства шрам от ожога на правом плече, а болтающаяся шпага-эспадрон[1] цепляла кусты и высокое разнотравье. Все, отбой, хватит стаптывать сапоги. Я сбросил мешок и бухнулся на траву.
– Сам виноват. Нечего было бросать лошадь, – прогнусавил Мишру прямо в ухо.
– Не донимай, – огрызнулся я. – Если бы я не бросил ее, оборотень сожрал бы меня с потрохами, и ты сам это знаешь.
Мишру обиделся и затих. Может, так его осаживать и не слишком вежливо с моей стороны, он же ничего не может сделать в ответ. Но я всего лишь усталый охотник на ведьм, и самое последнее, о чем я думал, – это манеры. Я расслабился и надвинул шляпу на глаза. Мишру протестующе заворчал. Конечно, не самое лучшее время для сна. Я поправил шляпу, встал и огляделся.
На севере, прямо передо мной раскинулась долина, разделенная пополам старой дорогой. До Второй Великой Войны это был оживленный тракт, по которому в Герху, тогда молодой, стремительно развивающийся город, доставляли всевозможные товары. Тогда он жил поставками ониксового дерева – редкой породы, росшей в Тердоросском лесу. Лесорубы из окрестных деревень добывали дерево, в Герхе его частично обрабатывали на месте, а частично – сплавляли вниз по Аспиду, небольшой реке, восточнее города. Но когда пришла война, знати стало не до новой шикарной мебели и безделушек, а эльфы быстро расправлялись с рабочими, сунувшимися в лес. И город стал потихоньку умирать. Ну что ж, ничто не вечно. Мне бы лошадь раздобыть – вот что главное. До города было навскидку лиги две, и до темноты я точно покрою это расстояние.
– Давай, давай, разомни ноги. Лошадь ему подавай, – зло сказал Мишру.
– Эх, если бы был толк тебя бить!
– Так что тебя останавливает?
– Перестань меня провоцировать! – Я поднял мешок и побрел к тракту.
Да уж, моя последняя работа обошлась мне втридорога. Бродяжничество вдоль границ Империи – само по себе занятие небезопасное, а когда ты еще и охотник на ведьм, то вдвойне. На ведьм – это, конечно, образно выражаясь. На самом деле в мою компетенцию входили не только ведьмы, но и оборотни, зомби, доппельгангеры, бесы и прочая пакость, с которой не с руки было возиться инквизитору. Но если для рядового инквизитора решение проблем с подобной нечистью и было простым делом, то мне хватало зарыться по шею и сверху еще притрусить. В итоге оборотень, терроризировавший несколько деревень в трех днях пути отсюда, чуть не прикончил меня, да еще и лошадь, подлец, задрал! Местные жители хоть и заплатили мне за избавление от чудовища, но с полезной в хозяйстве скотиной расставаться никто не захотел. Оставалось надеяться, что в Герхе еще действует храм Небесного Отца. Там мне точно помогут.
– Ты все веришь в его милость? – съязвил Мишру.
– Тебе еще не надоело копаться в моих мыслях?
– Если бы там было в чем копаться! – вздохнул он.
Я не ответил. За три дня перепалки с Мишру мне порядком надоели, но я его понимал. Он устал от продолжительного пути не меньше, чем я.
Я вышел на тракт. На северо-востоке дорога изгибалась и упиралась в стены Герхи. Еще лигу я шел спокойно, начали спускаться сумерки, и на башнях города зажгли огни.
– Слышишь? – вдруг сказал Мишру.
– Нет. – Я и в самом деле ничего не слышал.
– А ты прислушайся.
Я закрыл глаза и напряг слух. Ветер перебирает травинки в поле, шумит лес на востоке. Ничего необычного. Редкое спокойствие для земель Невендаара. Я поморщился и прислушался сильнее – на самой грани слышимости я различил перестук копыт. Он становился все отчетливее – кто-то ведет лошадь трусцой. По тракту, направляется в город. Ничего необычного.
– Ничего необычного, – так и сказал я.
– Пока ты всадника не встретил, – в голосе Мишру звучала тревога, – спрячь меня.
– Это еще почему? – удивился я. Вряд ли кому-то, кроме меня, придет в голову причинить ему вред. Ну в самом деле, кто в здравом уме будет пытаться убить шляпу? Пока он молчит и не болтает попусту, он в безопасности.
– Просто спрячь, прошу тебя! – Он уже явно нервничал.
– Ну ладно, ладно, – согласился я. Если Мишру и правда так нервничает, значит, есть на то причина. – Эй, слушай, а мне угрожает опасность?
– Тебе нет, прячь быстрее!
Я сбросил наплечный мешок, развязал горловину и затолкал Мишру на самое дно. И очень вовремя. Фигура всадника уже вырисовывалась на фоне облаков, обагренных последними лучами заката. Тусклые, вечерние отблески света бегали по тесьме его белой мантии, и я понял, чего так испугался Мишру. В Герху ехал не кто-нибудь, а имперский инквизитор. Я поторопился достать из-за пазухи медный диск на цепочке – своеобразную регалию охотника, символизирующую нимб. Диск размером с бутылочное донышко, гравированный причудливыми узорами, разделенными семью концентрическими кругами, в обиходе называли просто «монетой». На эту тему даже было выражение в кругах воинствующего духовенства – «монету разменять». Или попросту умереть на задании. «Диестро монету разменял», – так сказали бы о моей смерти. Не слишком смешно, но выражение устоялось.
Инквизитор был уже в паре десятков шагов, когда пустил коня шагом. Поравнявшись со мной, он посмотрел сверху вниз и нахмурился. Ну и вид, должно быть, у меня! Одежда запылилась, шарф размотан, сапоги истоптаны, полы плаща разорваны и камзол – латка на латке. Я улыбнулся и пожал плечами:
– Время трудное, ваше святейшество.
Конь фыркнул, словно выражая мне свое презрение.
– Ты здесь по заданию? – вместо приветствия грозно спросил инквизитор.
Ну что поделать, я сам задал тон разговора, не поприветствовав старшего по сану. Это, конечно, не очень приятно, но голова у меня после долгого пути работала только на одну цель – скорее попасть в город и выспаться на мягкой кровати (и хорошо бы без клопов).
– Нет, ваше святейшество, просто ищу отдых после тяжелой работы. – Я попытался выдавить из себя усталую улыбку.
Усталости было хоть отбавляй, а вот улыбаться этому напыщенному бурдюку святости меня не тянуло. Но – субординация.
Инквизитор скривил недовольную гримасу, хмыкнул и пришпорил коня, оставив меня глотать пыль из-под копыт.
– Ясно, почему ты их так ненавидишь, – приглушенно пробубнил Мишру из мешка.
– Это ты их ненавидишь. Я их просто не люблю, – ответил я и снова зашагал к воротам города.
– Эй, достань меня, – возмутился Мишру.
– Разве я умолял затолкать меня в мешок? Вот и посиди теперь там и дай мне подумать, – улыбнулся я.
– Подлец!
Не обращая внимания на протестующие вопли Мишру, я чеканил шаг за шагом по тракту, а голову мою не покидала одна озадачившая меня мысль. Какого беса инквизитору понадобилось в этом захолустном городишке? И почему он так отреагировал на мое присутствие? Конечно, большинство инквизиторов страдают некоторым комплексом превосходства, и, буду честен, у них есть на это причины. Но в обычной ситуации я нарвался бы на недовольство иного характера – меня бы обругали, прочли литургию об уважении и смирении. Редкий инквизитор упустит возможность просветить сановников ниже его по рангу. Но здесь все было совсем по-другому.
Меня не поучали, не стучали скипетром по голове и не наставляли на путь истинный. Это странно. Если у него дело в Герхе – почему он был так не рад мне? А если нет – тот же вопрос. На досуге надо с этим разобраться. Ощущение, что тут все не так просто, прочно угнездилось в моем сознании.
До ворот города оставалось не больше стадия[2], и я уже мог различить стражника, ковыряющего дорожную пыль кончиком алебарды. Я достал Мишру из заплечного мешка. Тот обиженно засопел.
– Извини, дружище, мне нужно было подумать. Не хотелось, чтоб кто-то лез в мои мысли в этот момент, – сказал я, поправляя полы шляпы и надевая ее. – А поскольку мы подходим к городу, будь добр, не болтай.
– Ты хоть понял, кого ты попросил быть добрым? – хихикнул Мишру.
– Шляпу? У меня и впрямь проблемы с головой, – усмехнулся я.
Когда я подошел к воротам, сумерки уже накрыли долину серым покрывалом, и зыбкие огоньки на стенах стали казаться ярче. Стражник, увидев меня, сразу оживился.
– После заката ворота закрыты! – отчеканил он.
– Даже для меня? – Я ухмыльнулся и приподнял бровь.
– А что особенного в тебе, бродяга? – с вызовом в голосе ответил стражник.
– Не всякий усталый путник это бродяга, дружище. – Я приподнял медальон, висящий у меня на шее, и постучал по нему пальцем. Стражник снял факел со стены своей каменной сторожки и поднес его ко мне.
Узор на «монете» засверкал в трепещущемся пламени факела.
– О, как! – удивился стражник.
– Именно так. А теперь просто впусти меня. Я устал, а нормальной постели не видел уже три дня без малого.
– Конечно, конечно. – Стражник поставил факел на место и нырнул в сторожку.
Послышался звон, и обратно он вышел уже с внушительной связкой ключей.
– Слушай, а до меня в город въезжал инквизитор? – поинтересовался я.
Стражник подошел к двери на воротах и начал отпирать большой, красивый замок – явно гномья работа, память о славном прошлом города.
– Да, мастер, приехал! Про Церковь спрашивал, открыта или нет.
– И она открыта?
– Все еще да, мастер. Правда приход мал, жители все больше делом заняты – у нас же тут почитай ни полей нет, ни угодий там охотничьих – раньше только ониксовым деревом и жили. Сам-то я хожу…
– Стой, стой. Это очень печально, правда. Но припомни, не говорил ли он еще чего-нибудь?
Стражник закончил открывать сложный механизм замка и постучал четыре раза металлическим кольцом на двери. Открылась задвижка на уровне глаз, и из-за ворот послышался недовольный голос:
– Демьен, что еще? Никакого вина на смене, я уже сказал! А то будет как в прошлый раз!
– Не, не, Патрик! Я не про вино, – Демьен смутился. – Тут гость к нам.
– Какие гости после заката? – возмутился голос из-за ворот.
– Это, Патрик, не просто гость. Это мастер охотник. Отворяй.
Патрик удивленно фыркнул, послышался звук сдвигающегося засова. Демьен повернулся ко мне и поднял палец вверх:
– Во! Я вспомнил. Его святейшество справлялся о бароне Ривенхате! В городе он или нет.
– О бароне Ривенхате?
– О нем самом, мастер. Приехал к нам барон с небольшой свитой, недели с две назад. Почему приехал – не знает никто, но поговаривают, что он хочет с эльфами про добычу дерева договориться. Вот о нем-то его святейшество и узнавал.
Дверь в воротах открылась, и из проема выглянул мужчина в кольчуге, с факелом в левой руке и небольшим палашом в правой. Он присмотрелся ко мне и с облегчением выдохнул:
– Заходите, мастер охотник, заходите скорее.
– Спасибо, Демьен, – поблагодарил я стражника, – и не налегай на вино.
– Не стану, мастер, – усмехнулся тот в ответ.
Я вошел в дверной проем следом за Патриком. И тут меня ударило.
Это был не простой удар. Конечно, никто меня не тронул. Но моя голова вдруг наполнилась неясным гудением, в глазах потемнело, а ноги затряслись. Я оперся на стражника.
– Что это с вами, мастер? – удивился он.
Я не ответил. Я пытался сосредоточиться на своих ощущениях. Такого никогда раньше не бывало, это самое сильное озарение, которое мне довелось пережить. На лбу выступил пот, и слабость навалилась еще сильнее.
Тут стоит заметить, что рядовой охотник на ведьм обладает не таким уж большим арсеналом борьбы с нечистью – это только его боевые навыки, познания в демонологии и некромантии, необходимые для эффективного противостояния порождениям огня и смерти, и «монета» на самый крайний случай. Вот и все – никакой магии. Разве только вера, но не более как подспорье. Со мной все было немного по-другому.
Еще во время моего обучения в семинарии, при монастыре Теурга, отец-настоятель Сиребий заметил у меня странную особенность – мое тело очень резко реагировало на присутствие всего «богопротивного». Когда началась Вторая Великая Война, и монастырь был осажден нежитью, я провалялся с жуткой лихорадкой два дня, пока имперские войска не сняли осаду. Священник, приставленный к госпиталю, разводил руками – не помогали ни лекарства, ни святая сила. После этого отец-настоятель обратил на меня свое внимание и провел несколько болезненных сеансов изучения моих способностей. Именно тогда меня, по просьбе все того же настоятеля, перевели из духовной семинарии в монастырь Сияющей Руки, где готовили паладинов. Правда, паладина из меня не вышло.
Пусть природа моего «дара» так и осталась невыясненной, но после нескольких лет тренировок я научился контролировать свое состояние и даже использовать его себе в угоду. Но сейчас – это было страшно. Словно в тот первый раз, когда я увидел со стен монастыря в зыбкой дымке на горизонте истлевшие стяги армии Мортис.
Я отпрянул от Патрика и, пытаясь устоять на ногах, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Лоб покрылся испариной, но слабость прошла. Мишру шевельнулся. Спокойно, дружище, я уже в порядке.
– Мастер? – еще раз с беспокойством спросил Патрик и положил руку мне на плечо.
– Все в порядке. Я просто сильно устал с дороги.
Стражник с недоверием посмотрел на меня, но переспрашивать не стал.
– Где у вас тут можно остановиться на ночь?
– Ну, – Патрик задумался, – последний постоялый двор – это «Черное Дерево» в квартале отсюда. Там же и трактир.
– А где остановился барон?
– Ривенхат? Тот, что приехал с полмесяца назад? Я слыхал, что он гостит у мэра.
Я кивнул. Патрик коротко объяснил мне, как пройти к трактиру и где примерно находится дом мэра. Я поблагодарил его и направился к «Черному Дереву».
– Эй, эй! – Окликнул меня стражник. – Мне надо записать ваше имя, мастер!
– Диестро. Приятно познакомиться и всего хорошего.
Я, не оборачиваясь, махнул рукой на прощание. Пока я шел к постоялому двору, у меня было время осмотреть город. Задумываться о гнетущем меня чувстве я пока не хотел.
Герха, правда, когда-то был славным городом. Широкие улицы, несмотря на небольшой размер города, добротные каменные дома, иногда двух– или даже трехэтажные. На главной площади, куда я вышел через несколько минут пути, когда-то даже был фонтан. Но повсюду были видны следы упадка – свет горел лишь в некоторых домах, окна большинства лавок были заколочены, а вместо вывесок устало позвякивали на ветру обрывки цепей. Фонари горели через один. По пути к главной площади я встретил всего двух патрульных. Даже каменная кромка фонтана была расколота, и сквозь трещину пробивался кленовый куст.
Я остановился у фонтана и отломал веточку клена. Справа как раз находился трактир, трехэтажное здание, глубоко вдававшееся задним фасадом в окружающие его постройки. Темная черепичная крыша, пилястры[3], шедшие через балконы второго и третьего этажа, – определенно это здание не всегда было дешевой забегаловкой. Я призадумался. Судя по гомону, доносившемуся изнутри, в трактире сейчас было весьма оживленно. Я же не хотел ничьей компании – а, зная нравы провинциального люда, падкого на все новое, на пару стаканов вина меня все-таки вытянут. С другой стороны, искать в темноте церковь, чтобы провести ночь на деревянных или, того хуже, каменных скамьях – нет уж. Я отлежал себе все бока на жестких полатях, пока жил в деревне, которая стоила мне лошади. Хочу нормальную постель.
– А я хочу нормальное тело, – усмехнулся Мишру.
– Оно у тебя было. Просто ты попытался вылезти там, где не следовало.
– Я-то тут при чем! Меня призывали!
– Хочешь сказать, что ты не мог отгородиться от призыва? Не смеши меня.
– Да уж, тебя рассмешишь. Скажи тогда, что это тебя так зацепило у ворот?
– А ты не прочел мои мысли?
– Их не так легко читать, когда ты думаешь не словами, а образами. Я – шляпа, а не прорицатель.
Я огляделся по сторонам. Было крайне неразумно разговаривать со шляпой на виду у какого-нибудь горожанина, идущего за своей вечерней кружкой эля.
– Давай я объясню тебе в гостинице.
– Хорошо, – согласился Мишру, – но только мне тоже есть что тебе сказать.
Я пожал плечами. Кроме колкостей, за последние дни от него я ничего не слышал. Я спрятал «монету» под камзол – лишнее внимание мне тут совсем ни к чему.
Подойдя к входу в трактир, я толкнул тяжелую двухстворчатую дверь, и в лицо мне сразу ударил спертый воздух, пропитанный ароматами табака, пота и эля. Большой питейный зал гудел множеством голосов. Повсюду на стенах были развешаны масляные фонари, еще несколько висело под потолком. Между большими столами сновали туда-сюда девушки в простых, крестьянских одеждах, разносившие выпивку. В дальнем конце зала стояла большая стойка, углы которой были украшены стелами из ониксового дерева. За стойкой суетился невысокий худощавый человек в грязном фартуке. С левой стороны зала, ближе к стойке, была лестница, ведущая, видимо, в гостевые комнаты.
На мое появление не было обращено ровным счетом никакого внимания. Большая часть посетителей, не считая уснувших носами в кружки, собралась в дальнем конце зала. Самый громкий галдеж шел именно оттуда, все что-то живо обсуждали, столпившись за одним из больших столов. Голоса иногда перекрывал зычный, глубокий бас, после чего следовал взрыв хохота.
Я подошел к одному из самых маленьких столиков у входа, сел на скамью и жестом подозвал служанку. Фонарь надо мной горел слабо и скрывал стол в полумраке. Окно у стола было открыто, и свежий ночной воздух приятно овевал мое лицо.
– Сам виноват. Нечего было бросать лошадь, – прогнусавил Мишру прямо в ухо.
– Не донимай, – огрызнулся я. – Если бы я не бросил ее, оборотень сожрал бы меня с потрохами, и ты сам это знаешь.
Мишру обиделся и затих. Может, так его осаживать и не слишком вежливо с моей стороны, он же ничего не может сделать в ответ. Но я всего лишь усталый охотник на ведьм, и самое последнее, о чем я думал, – это манеры. Я расслабился и надвинул шляпу на глаза. Мишру протестующе заворчал. Конечно, не самое лучшее время для сна. Я поправил шляпу, встал и огляделся.
На севере, прямо передо мной раскинулась долина, разделенная пополам старой дорогой. До Второй Великой Войны это был оживленный тракт, по которому в Герху, тогда молодой, стремительно развивающийся город, доставляли всевозможные товары. Тогда он жил поставками ониксового дерева – редкой породы, росшей в Тердоросском лесу. Лесорубы из окрестных деревень добывали дерево, в Герхе его частично обрабатывали на месте, а частично – сплавляли вниз по Аспиду, небольшой реке, восточнее города. Но когда пришла война, знати стало не до новой шикарной мебели и безделушек, а эльфы быстро расправлялись с рабочими, сунувшимися в лес. И город стал потихоньку умирать. Ну что ж, ничто не вечно. Мне бы лошадь раздобыть – вот что главное. До города было навскидку лиги две, и до темноты я точно покрою это расстояние.
– Давай, давай, разомни ноги. Лошадь ему подавай, – зло сказал Мишру.
– Эх, если бы был толк тебя бить!
– Так что тебя останавливает?
– Перестань меня провоцировать! – Я поднял мешок и побрел к тракту.
Да уж, моя последняя работа обошлась мне втридорога. Бродяжничество вдоль границ Империи – само по себе занятие небезопасное, а когда ты еще и охотник на ведьм, то вдвойне. На ведьм – это, конечно, образно выражаясь. На самом деле в мою компетенцию входили не только ведьмы, но и оборотни, зомби, доппельгангеры, бесы и прочая пакость, с которой не с руки было возиться инквизитору. Но если для рядового инквизитора решение проблем с подобной нечистью и было простым делом, то мне хватало зарыться по шею и сверху еще притрусить. В итоге оборотень, терроризировавший несколько деревень в трех днях пути отсюда, чуть не прикончил меня, да еще и лошадь, подлец, задрал! Местные жители хоть и заплатили мне за избавление от чудовища, но с полезной в хозяйстве скотиной расставаться никто не захотел. Оставалось надеяться, что в Герхе еще действует храм Небесного Отца. Там мне точно помогут.
– Ты все веришь в его милость? – съязвил Мишру.
– Тебе еще не надоело копаться в моих мыслях?
– Если бы там было в чем копаться! – вздохнул он.
Я не ответил. За три дня перепалки с Мишру мне порядком надоели, но я его понимал. Он устал от продолжительного пути не меньше, чем я.
Я вышел на тракт. На северо-востоке дорога изгибалась и упиралась в стены Герхи. Еще лигу я шел спокойно, начали спускаться сумерки, и на башнях города зажгли огни.
– Слышишь? – вдруг сказал Мишру.
– Нет. – Я и в самом деле ничего не слышал.
– А ты прислушайся.
Я закрыл глаза и напряг слух. Ветер перебирает травинки в поле, шумит лес на востоке. Ничего необычного. Редкое спокойствие для земель Невендаара. Я поморщился и прислушался сильнее – на самой грани слышимости я различил перестук копыт. Он становился все отчетливее – кто-то ведет лошадь трусцой. По тракту, направляется в город. Ничего необычного.
– Ничего необычного, – так и сказал я.
– Пока ты всадника не встретил, – в голосе Мишру звучала тревога, – спрячь меня.
– Это еще почему? – удивился я. Вряд ли кому-то, кроме меня, придет в голову причинить ему вред. Ну в самом деле, кто в здравом уме будет пытаться убить шляпу? Пока он молчит и не болтает попусту, он в безопасности.
– Просто спрячь, прошу тебя! – Он уже явно нервничал.
– Ну ладно, ладно, – согласился я. Если Мишру и правда так нервничает, значит, есть на то причина. – Эй, слушай, а мне угрожает опасность?
– Тебе нет, прячь быстрее!
Я сбросил наплечный мешок, развязал горловину и затолкал Мишру на самое дно. И очень вовремя. Фигура всадника уже вырисовывалась на фоне облаков, обагренных последними лучами заката. Тусклые, вечерние отблески света бегали по тесьме его белой мантии, и я понял, чего так испугался Мишру. В Герху ехал не кто-нибудь, а имперский инквизитор. Я поторопился достать из-за пазухи медный диск на цепочке – своеобразную регалию охотника, символизирующую нимб. Диск размером с бутылочное донышко, гравированный причудливыми узорами, разделенными семью концентрическими кругами, в обиходе называли просто «монетой». На эту тему даже было выражение в кругах воинствующего духовенства – «монету разменять». Или попросту умереть на задании. «Диестро монету разменял», – так сказали бы о моей смерти. Не слишком смешно, но выражение устоялось.
Инквизитор был уже в паре десятков шагов, когда пустил коня шагом. Поравнявшись со мной, он посмотрел сверху вниз и нахмурился. Ну и вид, должно быть, у меня! Одежда запылилась, шарф размотан, сапоги истоптаны, полы плаща разорваны и камзол – латка на латке. Я улыбнулся и пожал плечами:
– Время трудное, ваше святейшество.
Конь фыркнул, словно выражая мне свое презрение.
– Ты здесь по заданию? – вместо приветствия грозно спросил инквизитор.
Ну что поделать, я сам задал тон разговора, не поприветствовав старшего по сану. Это, конечно, не очень приятно, но голова у меня после долгого пути работала только на одну цель – скорее попасть в город и выспаться на мягкой кровати (и хорошо бы без клопов).
– Нет, ваше святейшество, просто ищу отдых после тяжелой работы. – Я попытался выдавить из себя усталую улыбку.
Усталости было хоть отбавляй, а вот улыбаться этому напыщенному бурдюку святости меня не тянуло. Но – субординация.
Инквизитор скривил недовольную гримасу, хмыкнул и пришпорил коня, оставив меня глотать пыль из-под копыт.
– Ясно, почему ты их так ненавидишь, – приглушенно пробубнил Мишру из мешка.
– Это ты их ненавидишь. Я их просто не люблю, – ответил я и снова зашагал к воротам города.
– Эй, достань меня, – возмутился Мишру.
– Разве я умолял затолкать меня в мешок? Вот и посиди теперь там и дай мне подумать, – улыбнулся я.
– Подлец!
Не обращая внимания на протестующие вопли Мишру, я чеканил шаг за шагом по тракту, а голову мою не покидала одна озадачившая меня мысль. Какого беса инквизитору понадобилось в этом захолустном городишке? И почему он так отреагировал на мое присутствие? Конечно, большинство инквизиторов страдают некоторым комплексом превосходства, и, буду честен, у них есть на это причины. Но в обычной ситуации я нарвался бы на недовольство иного характера – меня бы обругали, прочли литургию об уважении и смирении. Редкий инквизитор упустит возможность просветить сановников ниже его по рангу. Но здесь все было совсем по-другому.
Меня не поучали, не стучали скипетром по голове и не наставляли на путь истинный. Это странно. Если у него дело в Герхе – почему он был так не рад мне? А если нет – тот же вопрос. На досуге надо с этим разобраться. Ощущение, что тут все не так просто, прочно угнездилось в моем сознании.
До ворот города оставалось не больше стадия[2], и я уже мог различить стражника, ковыряющего дорожную пыль кончиком алебарды. Я достал Мишру из заплечного мешка. Тот обиженно засопел.
– Извини, дружище, мне нужно было подумать. Не хотелось, чтоб кто-то лез в мои мысли в этот момент, – сказал я, поправляя полы шляпы и надевая ее. – А поскольку мы подходим к городу, будь добр, не болтай.
– Ты хоть понял, кого ты попросил быть добрым? – хихикнул Мишру.
– Шляпу? У меня и впрямь проблемы с головой, – усмехнулся я.
Когда я подошел к воротам, сумерки уже накрыли долину серым покрывалом, и зыбкие огоньки на стенах стали казаться ярче. Стражник, увидев меня, сразу оживился.
– После заката ворота закрыты! – отчеканил он.
– Даже для меня? – Я ухмыльнулся и приподнял бровь.
– А что особенного в тебе, бродяга? – с вызовом в голосе ответил стражник.
– Не всякий усталый путник это бродяга, дружище. – Я приподнял медальон, висящий у меня на шее, и постучал по нему пальцем. Стражник снял факел со стены своей каменной сторожки и поднес его ко мне.
Узор на «монете» засверкал в трепещущемся пламени факела.
– О, как! – удивился стражник.
– Именно так. А теперь просто впусти меня. Я устал, а нормальной постели не видел уже три дня без малого.
– Конечно, конечно. – Стражник поставил факел на место и нырнул в сторожку.
Послышался звон, и обратно он вышел уже с внушительной связкой ключей.
– Слушай, а до меня в город въезжал инквизитор? – поинтересовался я.
Стражник подошел к двери на воротах и начал отпирать большой, красивый замок – явно гномья работа, память о славном прошлом города.
– Да, мастер, приехал! Про Церковь спрашивал, открыта или нет.
– И она открыта?
– Все еще да, мастер. Правда приход мал, жители все больше делом заняты – у нас же тут почитай ни полей нет, ни угодий там охотничьих – раньше только ониксовым деревом и жили. Сам-то я хожу…
– Стой, стой. Это очень печально, правда. Но припомни, не говорил ли он еще чего-нибудь?
Стражник закончил открывать сложный механизм замка и постучал четыре раза металлическим кольцом на двери. Открылась задвижка на уровне глаз, и из-за ворот послышался недовольный голос:
– Демьен, что еще? Никакого вина на смене, я уже сказал! А то будет как в прошлый раз!
– Не, не, Патрик! Я не про вино, – Демьен смутился. – Тут гость к нам.
– Какие гости после заката? – возмутился голос из-за ворот.
– Это, Патрик, не просто гость. Это мастер охотник. Отворяй.
Патрик удивленно фыркнул, послышался звук сдвигающегося засова. Демьен повернулся ко мне и поднял палец вверх:
– Во! Я вспомнил. Его святейшество справлялся о бароне Ривенхате! В городе он или нет.
– О бароне Ривенхате?
– О нем самом, мастер. Приехал к нам барон с небольшой свитой, недели с две назад. Почему приехал – не знает никто, но поговаривают, что он хочет с эльфами про добычу дерева договориться. Вот о нем-то его святейшество и узнавал.
Дверь в воротах открылась, и из проема выглянул мужчина в кольчуге, с факелом в левой руке и небольшим палашом в правой. Он присмотрелся ко мне и с облегчением выдохнул:
– Заходите, мастер охотник, заходите скорее.
– Спасибо, Демьен, – поблагодарил я стражника, – и не налегай на вино.
– Не стану, мастер, – усмехнулся тот в ответ.
Я вошел в дверной проем следом за Патриком. И тут меня ударило.
Это был не простой удар. Конечно, никто меня не тронул. Но моя голова вдруг наполнилась неясным гудением, в глазах потемнело, а ноги затряслись. Я оперся на стражника.
– Что это с вами, мастер? – удивился он.
Я не ответил. Я пытался сосредоточиться на своих ощущениях. Такого никогда раньше не бывало, это самое сильное озарение, которое мне довелось пережить. На лбу выступил пот, и слабость навалилась еще сильнее.
Тут стоит заметить, что рядовой охотник на ведьм обладает не таким уж большим арсеналом борьбы с нечистью – это только его боевые навыки, познания в демонологии и некромантии, необходимые для эффективного противостояния порождениям огня и смерти, и «монета» на самый крайний случай. Вот и все – никакой магии. Разве только вера, но не более как подспорье. Со мной все было немного по-другому.
Еще во время моего обучения в семинарии, при монастыре Теурга, отец-настоятель Сиребий заметил у меня странную особенность – мое тело очень резко реагировало на присутствие всего «богопротивного». Когда началась Вторая Великая Война, и монастырь был осажден нежитью, я провалялся с жуткой лихорадкой два дня, пока имперские войска не сняли осаду. Священник, приставленный к госпиталю, разводил руками – не помогали ни лекарства, ни святая сила. После этого отец-настоятель обратил на меня свое внимание и провел несколько болезненных сеансов изучения моих способностей. Именно тогда меня, по просьбе все того же настоятеля, перевели из духовной семинарии в монастырь Сияющей Руки, где готовили паладинов. Правда, паладина из меня не вышло.
Пусть природа моего «дара» так и осталась невыясненной, но после нескольких лет тренировок я научился контролировать свое состояние и даже использовать его себе в угоду. Но сейчас – это было страшно. Словно в тот первый раз, когда я увидел со стен монастыря в зыбкой дымке на горизонте истлевшие стяги армии Мортис.
Я отпрянул от Патрика и, пытаясь устоять на ногах, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Лоб покрылся испариной, но слабость прошла. Мишру шевельнулся. Спокойно, дружище, я уже в порядке.
– Мастер? – еще раз с беспокойством спросил Патрик и положил руку мне на плечо.
– Все в порядке. Я просто сильно устал с дороги.
Стражник с недоверием посмотрел на меня, но переспрашивать не стал.
– Где у вас тут можно остановиться на ночь?
– Ну, – Патрик задумался, – последний постоялый двор – это «Черное Дерево» в квартале отсюда. Там же и трактир.
– А где остановился барон?
– Ривенхат? Тот, что приехал с полмесяца назад? Я слыхал, что он гостит у мэра.
Я кивнул. Патрик коротко объяснил мне, как пройти к трактиру и где примерно находится дом мэра. Я поблагодарил его и направился к «Черному Дереву».
– Эй, эй! – Окликнул меня стражник. – Мне надо записать ваше имя, мастер!
– Диестро. Приятно познакомиться и всего хорошего.
Я, не оборачиваясь, махнул рукой на прощание. Пока я шел к постоялому двору, у меня было время осмотреть город. Задумываться о гнетущем меня чувстве я пока не хотел.
Герха, правда, когда-то был славным городом. Широкие улицы, несмотря на небольшой размер города, добротные каменные дома, иногда двух– или даже трехэтажные. На главной площади, куда я вышел через несколько минут пути, когда-то даже был фонтан. Но повсюду были видны следы упадка – свет горел лишь в некоторых домах, окна большинства лавок были заколочены, а вместо вывесок устало позвякивали на ветру обрывки цепей. Фонари горели через один. По пути к главной площади я встретил всего двух патрульных. Даже каменная кромка фонтана была расколота, и сквозь трещину пробивался кленовый куст.
Я остановился у фонтана и отломал веточку клена. Справа как раз находился трактир, трехэтажное здание, глубоко вдававшееся задним фасадом в окружающие его постройки. Темная черепичная крыша, пилястры[3], шедшие через балконы второго и третьего этажа, – определенно это здание не всегда было дешевой забегаловкой. Я призадумался. Судя по гомону, доносившемуся изнутри, в трактире сейчас было весьма оживленно. Я же не хотел ничьей компании – а, зная нравы провинциального люда, падкого на все новое, на пару стаканов вина меня все-таки вытянут. С другой стороны, искать в темноте церковь, чтобы провести ночь на деревянных или, того хуже, каменных скамьях – нет уж. Я отлежал себе все бока на жестких полатях, пока жил в деревне, которая стоила мне лошади. Хочу нормальную постель.
– А я хочу нормальное тело, – усмехнулся Мишру.
– Оно у тебя было. Просто ты попытался вылезти там, где не следовало.
– Я-то тут при чем! Меня призывали!
– Хочешь сказать, что ты не мог отгородиться от призыва? Не смеши меня.
– Да уж, тебя рассмешишь. Скажи тогда, что это тебя так зацепило у ворот?
– А ты не прочел мои мысли?
– Их не так легко читать, когда ты думаешь не словами, а образами. Я – шляпа, а не прорицатель.
Я огляделся по сторонам. Было крайне неразумно разговаривать со шляпой на виду у какого-нибудь горожанина, идущего за своей вечерней кружкой эля.
– Давай я объясню тебе в гостинице.
– Хорошо, – согласился Мишру, – но только мне тоже есть что тебе сказать.
Я пожал плечами. Кроме колкостей, за последние дни от него я ничего не слышал. Я спрятал «монету» под камзол – лишнее внимание мне тут совсем ни к чему.
Подойдя к входу в трактир, я толкнул тяжелую двухстворчатую дверь, и в лицо мне сразу ударил спертый воздух, пропитанный ароматами табака, пота и эля. Большой питейный зал гудел множеством голосов. Повсюду на стенах были развешаны масляные фонари, еще несколько висело под потолком. Между большими столами сновали туда-сюда девушки в простых, крестьянских одеждах, разносившие выпивку. В дальнем конце зала стояла большая стойка, углы которой были украшены стелами из ониксового дерева. За стойкой суетился невысокий худощавый человек в грязном фартуке. С левой стороны зала, ближе к стойке, была лестница, ведущая, видимо, в гостевые комнаты.
На мое появление не было обращено ровным счетом никакого внимания. Большая часть посетителей, не считая уснувших носами в кружки, собралась в дальнем конце зала. Самый громкий галдеж шел именно оттуда, все что-то живо обсуждали, столпившись за одним из больших столов. Голоса иногда перекрывал зычный, глубокий бас, после чего следовал взрыв хохота.
Я подошел к одному из самых маленьких столиков у входа, сел на скамью и жестом подозвал служанку. Фонарь надо мной горел слабо и скрывал стол в полумраке. Окно у стола было открыто, и свежий ночной воздух приятно овевал мое лицо.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента