Старджон Теодор
Любимый медвежонок профессора
Теодор СТАРДЖОН
ЛЮБИМЫЙ МЕДВЕЖОНОК ПРОФЕССОРА
- Спи, - сказало чудовище. Это было сказано ухом, с помощью запасных губ, скрытых глубоко в складках плоти, потому что его пасть была полна крови.
- Я не хочу спать, я грезю... - ответил Джереми. - Когда я засыпаю, мои грезы убегают. Или просто притворяются грезами. А сейчас я вижу настоящую грезу.
- А о чем ты грезишь? - поинтересовалось чудовище.
- Я грезю.., грежу о том, что я вырос...
- ..И превратился в очень толстого дядю семи футов ростом, - быстро подхватило чудовище.
- Ты глупый, - покровительственно сказал мальчик. - Ростом я буду ровно пять футов, шесть и три восьмых дюйма, на макушке у меня будет лысина, и еще я стану носить круглые очки - толстые, как стеклянные пепельницы. Моя работа будет состоять в том, чтобы читать молодым людям лекции о человеческих судьбах и метемпсихозе <Метемпсихоз - учение о переселении душ, карме и прошлых жизнях, в которых человек мог быть животным или растением.> Платона.
- Что такое метемпсихоз? - с жадностью спросило чудовище.
Джереми было четыре года, и он мог позволить себе быть терпеливым.
- Метемпсихоз, - пояснил он, - это такая штука, которая получается, когда человек переезжает из старого дома в новый.
- Как было у твоего отца, когда он переехал сюда с улицы Монро?
- Вроде того. Только я имел в виду не обычный дом с крышей, канализацией и всем остальным. Я имел в виду вот такой дом, - сказал мальчик и постучал по своей маленькой груди.
- Ox! - сказало чудовище и вскарабкалось повыше, скорчившись в непосредственной близости от нежного горла ребенка. Сейчас оно как никогда раньше было похоже на плюшевого медвежонка.
- Может, сейчас? - спросило чудовище умоляющим голосом. Оно было вовсе не тяжелое.
- Нет, - нетерпеливо откликнулся мальчик. - Иначе я засну, а мне хочется еще немного посмотреть мою грезу. В ней есть девушка, которая не слушает мою лекцию. Она думает о своих волосах.
- А что у нее с волосами? - поинтересовалось чудовище.
- Они каштановые, - объяснил Джереми. - И блестящие. А она хочет, чтобы они были золотыми.
- Зачем?
- Некто Берт очень любит, когда у девушек золотые волосы.
- Так давай, сделай ей золотые волосы!
- Не могу! Что скажут остальные?
- А разве это важно?
- Наверное, нет. Значит, все-таки можно, да?
- Кто она? - строго спросило чудовище.
- Просто девушка, которая родится в этом самом доме примерно лет через двадцать, - ответил Джереми.
Чудовище подлезло еще ближе к его пульсирующей шее.
- Если ей предстоит родиться здесь, тогда ты можешь сделать ей золотые волосы. Поспеши же, и давай спать.
Джереми довольно рассмеялся.
- Ну, что там случилось? - тут же спросила тварь.
- Я изменил их, - ответил Джереми. - Девчонка, которая сидела позади нее, запищала как мышь, которой отдавило лапу мышеловкой. И подскочила на целый фут. Это довольно большая аудитория; скамьи студентов расходятся амфитеатром от того места, где стоит лекторская кафедра, и ступеньки в проходах довольно крутые. Она зацепилась ногой за ступеньку...
Джереми разразился радостным смехом.
- А теперь что?
- Она упала и сломала себе шею. Она мертва! Чудовище сдавленно хихикнуло.
- Это очень смешная галлюцинация. А теперь верни первой девушке прежний цвет волос. Кроме тебя никто этого не видел?
- Никто, - заверил его Джереми. - Впрочем, лекция все равно закончилась, и студенты толпятся возле той, со сломанной шеей. У молодых людей под носами висят капельки пота, а девушки стараются засунуть кулачки себе в рот. Можешь приступать...
***
Чудовище издало довольное хрюканье и с силой прижало пасть к шее Джереми. Мальчик закрыл глаза.
Дверь в детскую неожиданно отворилась, и на пороге появилась мама. У нее было усталое, доброе лицо и улыбающиеся глаза.
- Джереми, дорогой, - сказала мама. - Мне показалось, что ты смеялся.
Джереми нехотя открыл глаза. У него были такие длинные ресницы, что они, казалось, подняли маленький ветер, словно два шелковых опахала. Мальчик улыбнулся, и все три его зуба улыбнулись тоже.
- Я рассказывал Пуззи сказку, мама, - сонно сказал Джереми. - И она ему понравилась.
- Ты - прелесть, - промурлыкала мать и, подойдя к кроватке сына, заботливо подоткнула одеяло, но мальчик тотчас же выпростал из-под него руку, чтобы крепче прижать тварь к себе.
- А Пуззи уже заснул? - спросила мать нарочито серьезным тоном.
- Нет, - ответил Джереми. - Он.., выращивает голод.
- Как же это он делает?
- Когда я ем - голод проходит, - объяснил мальчик. - У Пуззи все наоборот.
Мать посмотрела на сына. Она любила его так сильно, что просто не могла не способна была задуматься.
- Ты - самый замечательный сын, - шепнула она. - И у тебя самые розовые щечки на свете.
- А то как же, - согласился Джереми.
- Вот только смеешься ты странно, - заметила мать, слегка бледнея.
- Это не я, это Пуззи. Он считает, что это ты - странная.
Мама некоторое время стояла, склонившись над кроваткой сына и глядя на него. Но на самом деле на него смотрели только ее озабоченно сдвинутые брови, в то время как взгляд только скользнул по лицу Джереми и устремился на что-то другое. Затем мать облизнула губы и потрепала его по макушке.
- Спокойной ночи, малыш.
- Спокойной ночи, мамочка. Джереми закрыл глаза, и мать на цыпочках вышла из комнаты. Чудовище всегда знало, чего оно хочет.
***
На следующий день, когда настало время послеобеденного сна, мать в сотый раз чмокнула Джереми в лобик и проворковала:
- Ты всегда так хорошо спишь после обеда, милый! Это была правда. После обеда Джереми всегда отправлялся в постель так же послушно, как вечером. Почему - этого мать, конечно, не знала. Возможно не знал этого и сам мальчик. Пуззи знал, но предпочитал молчать.
Оказавшись в детской, мальчик первым делом открыл ящик с игрушками и достал оттуда Пуззи.
- Готов спорить, - сказал он, - ты не прочь подкрепиться.
- Да. Так что поторопись.
Джереми быстро забрался в кроватку и крепко прижал к себе игрушку.
- Я продолжаю думать об этой девушке, - сказал он.
- О которой?
- Ну, о той, чьи волосы я изменил.
- Быть может, это потому, что ты впервые изменил человека?
- И вовсе не потому! Вспомни того дядьку, который свалился в вентиляционную шахту подземки.
- Тогда ты просто подбросил ему под ноги шляпу. Ту, которую сдуло ветром с головы какой-то дамы. Он наступил одной ногой на поля, другой запутался в тулье и - готово!
- А как насчет той девчонки, которую я толкнул под грузовик?
- Ты к ней даже и не прикасался, - спокойно возразило чудовище. - Она же была на роликовых коньках! Ты только сломал какую-то штучку в одном из колесиков, так что оно не могло вертеться. Вот она и грохнулась на дорогу прямо перед грузовиком.
Джереми задумался.
- А почему раньше я никогда никого не трогал и ничего ни с кем не делал? спросил он наконец.
- Я не знаю, - проворчал Пуззи. - Но думаю, что это может иметь какое-то отношение к этому дому - к тому, что ты здесь родился.
- Может быть. - Джереми с сомнением пожал плечами.
- Послушай, я голоден, - проговорило чудовище, поудобнее устраиваясь на животе мальчика, который как раз перевернулся на спину.
- Ну хорошо, - вздохнул Джереми. - Следующая лекция?
- Да! - с энтузиазмом воскликнул Пуззи. - Только постарайся грезить поярче. Замечательные штуки эти твои лекции. Они-то мне и нужны; люди, которые их слушают, мне совершенно не мешают. И ты меня тоже не интересуешь. Мне нужно только то, что ты говориш-шь...
***
Джереми почувствовал в жилах прилив какой-то особенной крови и расслабился. Устремив взгляд на потолок, он нашел на нем тонкую, не толще волоса, трещинку, на которую всегда смотрел, когда грезил наяву, и заговорил.
- Ну вот, я здесь... Здесь - это значит в большой аудитории. В ней снова собрались все студенты, и эта девушка тоже здесь. Ну, та, у которой блестящие каштановые волосы. Кресло позади нее пустое - раньше там сидела другая девушка - та, которая сломала себе шею...
- Это можно пропустить, - нетерпеливо перебило чудовище. - Что ты говоришь?
- Я...? - Джереми ненадолго задумался, и Пуззи слегка толкнул его.
- Ах да, - спохватился мальчик. - Я говорю о вчерашнем несчастном случае, и добавляю, что как это ни печально, наши занятия должны продолжаться, как то знаменитое представление.
- Так поторопись же! - пропыхтел монстр.
- Сейчас, сейчас, начинаю, - отозвался Джереми с некоторым раздражением. Вот... Тема сегодняшнего занятия - гимнософисты, чей крайний аскетизм не имел себе равных в писаной истории. Эти странные люди рассматривали одежду и даже пищу как нечто весьма вредное, пагубно влияющее на чистоту мысли. Греки называли их также гилобиоями; это название, как наверняка известно наиболее эрудированным нашим студентам, аналогично санскритскому вана-прасти. Совершенно очевидно, что гимнософисты оказали значительное влияние на Диогена Лаэртия, основателя элизийской школы чистого скептицизма...
Так он бубнил и бубнил ровным, монотонным голосом. Чудовище скорчилось у него на животе. Его маленькие, круглые уши совершали едва заметные жевательные движения, а порой, когда твари удавалось услышать какую-нибудь особенно смачную подробность из области эзотерических знаний, из его плотных складчатых ушей начинала течь слюна.
В конце концов - примерно час спустя - голос Джереми начал слабеть, а потом и вовсе оборвался, и монстр недовольно завозился.
- В чем дело? - спросил он.
- Снова та девушка, - сказал Джереми. - Пока я говорю, я все время вспоминаю ту девушку.
- Тогда перестань немедленно, я еще не кончил.
- На сегодня все, Пуззи. Я все время мысленно вспоминаю эту девушку и не могу даже продолжать. Сейчас я говорю студентам, какие параграфы в учебнике им следует прочесть и даю задание. Лекция кончилась.
Пасть чудовища была почти полна крови, и оно вздохнуло ушами.
- Что ж, это было не очень много, но все-таки лучше, чем ничего. Теперь можешь спать, если хочешь.
- Я хочу немножко посмотреть картинки. Чудовище чуть-чуть раздуло щеки слегка, почти незаметно, так что давление в его пасти было совсем небольшим.
- Валяй. - Оно скатилось с груди Джереми и с мрачным видом свернулось рядом.
Странная кровь поступала в мозг мальчика ритмично и равномерно. Он смотрел в потолок неподвижными, широко раскрытыми глазами и видел себя будущего худощавого, начинающего лысеть профессора философии.
Он сидел в аудитории и, глядя на то, как студенты поднимаются по крутым ступеням и толпятся у выхода, снова и снова пытаясь найти объяснение своему непонятному желанию снова и снова смотреть на эту девушку, на мисс.., э-э-э.... Ахда!..
- Мисс Пэтчелл!
Он вздрогнул, удивляясь самому себе. Он вовсе не собирался окликать ее по имени. Но было уже поздно, и он поспешно собрался и крепко сжал ладони, напуская на себя сухую чопорность, помогавшую ему выглядеть достойнее в своих собственных глазах.
Девушка медленно спускалась по крутым ступенькам прохода. В ее широко расставленных глазах сквозило легкое недоумение. Под мышкой она держала стопку книг; каштановые волосы блестели в неярком дневном свете.
- Да, профессор?
- Я... - Он замолчал и слегка откашлялся. - Я знаю, что занятия закончились, и у вас есть свои планы. Я не задержу вас надолго... А если задержу, - вдруг добавил он, поражаясь своей смелости, - вы вполне можете встретиться с Бертом и завтра.
- С Бертом? О-о... - Девушка очаровательно порозовела. - Я не знала, что вам известно... Как вы догадались?
Он пожал плечами.
- Надеюсь, мисс Пэтчелл, - сказал он, - вы простите своего старого, гм-м.., пожилого профессора за его болтовню. Дело в том, что в вас есть нечто такое, что.., что...
- Что же? - В ее глазах были настороженность и капелька страха; несколько раз она даже оглянулась через плечо - на просторную и уже пустую аудиторию.
***
Профессор неожиданно хлопнул по кафедре ладонью.
- Нет, я не допущу, чтобы это продолжалось! Я должен объясниться. Вы боитесь меня, мисс Пэтчелл, но вы не правы.
- Пожалуй, я лучше.... - испуганно пробормотала девушка и попятилась.
- Сядьте! - загремел он. За всю свою жизнь он впервые на кого-то закричал, и оттого испытал потрясение едва ли не более сильное, чем сама девушка.
Девушка невольно попятилась и села на одно из кресел в первом ряду; при этом она выглядела намного меньше, чем в действительности. Только ее глаза на побледневшем лице казались огромными.
Досадуя на себя, профессор покачал головой. Потом он поднялся из-за стола и, сойдя с лекторского возвышения, подошел к девушке и сел рядом.
- А теперь успокойтесь и выслушайте меня, - промолвил он, и слегка улыбнулся уголком рта. - Хотя, честно говоря, я даже не знаю, что вам сказать. Что ж, постарайтесь быть терпеливой - это может оказаться очень важным...
Несколько секунд он сидел молча, собираясь с мыслями и стараясь сосредоточиться на тех неясных, расплывчатых образах и картинах, которые теснились в его мозгу. При этом он ясно слышал или, вернее, осознавал, как часто, постепенно замирая, бьется ее сердце.
- Мисс Пэтчелл, - сказал он наконец и повернулся к ней. - Я не заглядывал в ваше личное дело и не знаю, кто вы такая. До.., вчерашнего дня вы были для меня лишь одной из многих - просто студенткой, сдававшей лабораторные работы, которые я должен был проверить и оценить. Я никогда не наводил о вас справок в учебной части, и, насколько мне известно, я впервые разговариваю с вами лично.
- Да, сэр, это так, - негромко подтвердила она.
- Очень хорошо. - Профессор облизнул пересохшие губы. - Так вот, мисс Пэтчелл, вам двадцать три года. Дом, в котором вы родились, был достаточно старым, двухэтажным, с решетчатым эркерным окном в свинцовом переплете на лестничной площадке. Маленькая спальная комната или детская располагалась прямо над кухней, так что когда в доме было тихо, вам был хорошо слышен звон посуды. Этот дом стоял на Базирус-роуд, 191.
- Да, но... Как вы догадались?
Он покачал головой, потом обхватил ее руками.
- Не знаю. Честное слово - не знаю. Я сам жил в этом доме, когда был ребенком. Но я не могу сказать, откуда мне известно, что и вы тоже там жили. В этом доме есть нечто... - Профессор потер лоб. - Мне казалось, что вы могли бы помочь...
***
Она подняла голову и посмотрела на него. Профессор был человеком деликатного сложения и блестящего ума, но он выглядел усталым и быстро старел, и девушка сочувственно дотронулась до его рукава.
- Мне бы очень хотелось помочь, - сказала она искренне. - Честное слово хотелось бы.
- Спасибо вам, дитя мое.
- Быть может, если вы расскажете мне больше...
- Я попробую, но.., дело в том, что часть моих воспоминаний может показаться вам.., очень и очень неприглядной. К тому же, все это было очень давно, теперь я многое забыл, а остальное видится мне, как сквозь туман. И все же...
- Продолжайте, прошу вас.
- Я помню, - почти прошептал он. - Помню вещи, которые случились как бы очень давно, но которые непременно должны найти свой отзвук в настоящем. И недавние события я тоже помню как бы двояко. Одно из воспоминаний - отчетливое и ясное, другое - старое и расплывчатое. И так же неясно, смутно, я помню то, что происходит сейчас и то, что только будет происходить.
- Я.., не понимаю.
- Мисс Симе... Помните ее? Вчера она погибла в этой самой аудитории.
- Да, помню. Она сидела прямо позади меня, - кивнула мисс Пэтчелл.
- Я знаю это! Больше того, я знал и то, что должно с ней случиться. Для меня это знание было как полустертое, смутное, давнее воспоминание - вот что я имел в виду. Я не знаю, мог ли я что-нибудь сделать, чтобы предотвратить этот несчастный случай. Скорее всего - нет, и все же я продолжаю чувствовать себя так, словно она оступилась и упала потому, что я что-то с ней сделал.
- О, нет!..
Профессор чуть тронул руку девушки, без слов благодаря ее за участие, потом жалко улыбнулся.
- Подобное случалось и раньше, - сказал он. - Много, много, много раз. Когда я был сначала мальчиком, а затем - подростком, меня просто преследовали несчастные случаи. Нет, я вовсе не был сорванцом, напротив, я рос тихим и застенчивым ребенком. Я не был особенно силен и подвижен, а книги всегда нравились мне больше бейсбола. И тем не менее мне довелось стать очевидцем доброй дюжины жестоких и, если можно так выразиться, бессмысленных смертей автомобильных аварий, утоплений, падений с большой высоты, и других случаев... - (тут его голос невольно задрожал) - о которых я не стану упоминать. Кроме этого я был свидетелем множества менее серьезных случаев - на моих глазах люди получали переломы, ножевые ранения и другие увечья. И каждый раз - как и вчера - мне начинало казаться, что это - моя вина, и я.., я...
- Не надо, - негромко сказала она. - Прошу вас, не казните себя. Ведь вы были далеко, когда Элен Симе упала.
- В том-то и дело, что я всегда был далеко.., достаточно далеко. Но для меня это ровным счетом ничего не значило. Во всяком случае, я продолжал ощущать свою вину. Видите ли, мисс Пэтчелл...
- Кэтрин...
- Да, благодарю вас. Так вот, Кэтрин, существует группа людей, которую работники страховых компаний называют "предрасположенными к несчастным случаям". Безусловно, большинство таких людей попадает в неприятные ситуации исключительно по своей собственной неосторожности или беспечности, или же благодаря каким-то особенностям их психики, которая побуждает таких людей бросать обществу сознательный или бессознательный вызов, чтобы любым способом привлечь к себе внимание. Но есть люди, которые просто присутствуют при разного рода происшествиях, ни в коей мере не участвуя в них. Это, простите за пышное сравнение, своеобразные катализаторы смерти, и я, похоже, один из них...
- Тогда почему же вы ощущаете себя виноватым?
- Я... - Он неожиданно замолчал и посмотрел на нее. У девушки было доброе, нежное лицо, в глазах светилось неподдельное сострадание, и он решился. - Я рассказал вам достаточно много, - промолвил профессор, пожимая плечами. - Вряд ли остальное покажется вам еще более невероятным; вреда от этого, во всяком случае, не будет.
- Обещаю, что бы вы мне ни сказали, вам это не повредит! - сказала она решительно.
Профессор снова улыбнулся ей, на этот раз - в знак признательности, потом опять помрачнел.
- Все эти ужасы - гибель людей, увечья, кровь... Когда-то давно это казалось мне.., забавным, занимательным. Должно быть, когда я был ребенком, почти младенцем, кто-то или что-то научило меня подстраивать подобные происшествия и получать удовольствие от смертей и страданий других людей. Я помню.., почти помню, когда это прекратилось. У меня была игрушка, у меня была...
***
Джереми моргнул. Он так долго смотрел на тоненькую, как волосок, трещину в потолке, что от напряжения у него заболели глаза.
- Что это ты делаешь? - спросило чудовище.
- Грежу, - ответил Джереми. - Я стал взрослым, и сижу в большой и пустой аудитории с девушкой, у которой блестящие каштановые волосы. Ее зовут Кэтрин.
- А о чем вы говорите?
- О тех смешных видениях, которые у меня бывают. Только...
- Только - что?
- Не такие уж они смешные. Чудовище быстро подбежало к нему и легко вскочило на грудь.
- Пора спать, Джереми. Пора спать. Я хочу...
- Нет, - твердо сказал мальчик, прикрывая горло обеими руками. - Пока достаточно. Подожди, пока я досмотрю эту грезу.
- А что бы ты хотел увидеть?
- Не знаю. Пока не знаю. Мне кажется, в этом сне наяву есть что-то...
- Давай лучше повеселимся, - предложило чудовище. - Ведь это та самая девушка. Та, которую ты можешь изменять, верно?
- Да.
- Ну так давай, действуй! Пусть у нее исчезнут ноздри. Приделай ей хобот, как у слона. Или бороду. Или - что хочешь. У тебя получится!..
Джереми коротко усмехнулся, потом сказал:
- Не хочу.
- Ну, давай, давай же! Вот увидишь, как весело будет...!
- ..Игрушка, - повторил профессор. - То есть, не совсем. Мне кажется, эта штука могла говорить. О, если бы я только мог вспомнить!
- Не напрягайтесь так. Быть может, если вы не будете стараться специально, все придет само!.. - воскликнула девушка импульсивно хватая его за руку. Продолжайте, прошу вас.
- Это было что-то.., мягкое и не очень большое, - произнес он, запинаясь. - Я что-то не...
- Гладкое? - спросила девушка наугад.
- Нет, оно было такое меховое, пушистое... Пушистое'. Постойте-постойте, я, кажется, начинаю вспоминать! Я звал его Пуззи. Эта штука действительно была очень похожа на плюшевого мишку, только она умела разговаривать. Ну конечно! Она была живая!
- Быть может, это была не игрушка, а какое-то домашнее животное?
- Нет, - ответил профессор и вздрогнул. - Это была именно игрушка. Во всяком случае, так считала моя мать. И она.., это существо заставляло меня грезить наяву.
- Вы хотите сказать - как Питер Иббетсон <Иббетсон, Питер - американский иллюзионист-гипнотизер.>?
- Нет, не совсем так.... - Он откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку. - Дело в том, что обычно я видел самого себя, только более позднего, взрослого. И более раннего тоже. Ох... Должно быть, тогда все и началось. Ведь именно тогда я и начал попадать во всякие истории! Да, да, теперь я вспомнил!
- Успокойтесь, профессор, - проговорила Кэтрин. - Успокойтесь и расскажите мне все по порядку.
Профессор слегка расслабился.
- Итак, Пуззи был чудовищем, монстром, демоном моих кошмаров. И теперь я знаю, что именно он со мной делал! Каким-то образом ему удавалось показать мне меня будущего, я наблюдал со стороны за своим собственным взрослением. Он заставлял меня повторять вслух все, что я узнавал. И он.., он ел знания! Да, да, именно ел, питался ими. Пуззи испытывал ко мне какую-то странную симпатию, вернее - не ко мне, а к чему-то во мне. Он обладал способностью усваивать произносимую вслух информацию и превращать ее в кровь, как растение превращает в клетчатку солнечный свет и воду.
- Я.., не понимаю, - снова сказала девушка.
- Не понимаете? Ну разумеется!.. Ни вы, ни я этого не понимаем. Мне только известно, что все было именно так, и мне этого достаточно. Подумать только, что все свои лекции я на самом деле читал плюшевому чудовищу, когда мне было четыре года! Все слова, весь смысл этих лекций каким-то образом попали от меня теперешнего ко мне тогдашнему, и я скармливал их чудовищу, которое поглощало их, как мы поглощаем пищу, а в качестве приправы оно использовало те несчастные случаи, которые оно же заставляло меня устраивать в моих грезах. Однажды Пуззи подучил меня сделать так, чтобы один человек споткнулся - обо что бы вы думали? О шляпу! Абсурд, скажете вы, но это действительно было так! Мужчина споткнулся о женскую шляпку с широкими полями и полетел в вентиляционную шахту подземки. И когда мне исполнилось четырнадцать, я сам оказался поблизости от того места и увидел все своими собственными глазами. И так было и со всеми остальными! Все кошмарные происшествия, при которых мне довелось присутствовать, я, на самом деле, смутно помнил, потому что когда-то я их уже видел! И я не в силах ничему помешать! Скажите, что мне делать, Кэтрин?
В ее глазах стояли слезы.
- А.., я? Что насчет меня? - прошептала она больше потому, что ей хотелось помочь ему справиться с отчаянием, чем по какой-либо иной причине.
- Вы... Что-то было и насчет вас. Ах, если бы я только мог припомнить!.. Сейчас мне представляется, что это как-то связано с этим.., с этой игрушкой, с этой тварью. Вы росли в том же доме, в том же окружении, что и я, и мне почему-то кажется, что это делает вас особенно уязвимой перед этим существом. Я смутно припоминаю, что оно сделало с вами что-то такое, что.., что...
Профессор не договорил. Его глаза округлились от ужаса. Девушка по-прежнему сидела рядом с ним, поддерживала и утешала его. Тон ее голоса нисколько не изменился - изменилась она сама.
Ее лицо ссохлось и съежилось. Глаза удлинились. Уши стали вытягиваться, расти; сначала они сделались длинными, как у осла или кролика, потом превратились в покрытые редкими хитиновыми волосками клешни богомола. Зубы увеличились и стали огромными и острыми, как зубья бороны. Руки сделались длинными, суставчатыми, тонкими, как соломинки, а тело, наоборот, раздалось вширь, как туго набитый мешок.
От нее за версту разило гнилым мясом.
Из открытых лакированных босоножек торчали теперь длинные, мерзкие когти. Кожу покрыли свищи и струпья.
И несмотря на это она - оно - продолжало держать его за руку и смотреть на него дружелюбно и с состраданием.
***
Джереми резко сел и отшвырнул Пуззи в угол кроватки.
- Это не смешно! - крикнул он. - Не смешно, не смешно, не смешно!!! Прекрати немедленно, слышишь?!
Чудовище село и посмотрело на него мягким, ласковым взглядом - ни дать, ни взять настоящий плюшевый медвежонок.
- Не шуми, - сказало оно вкрадчиво. - Оставь от нее мокрое место. Пусть она растечется, как жидкое мыло. Или пусть у нее в животе заведутся шершни. Можно засунуть ее...
Джереми заткнул уши обеими руками и крепко зажмурил глаза. Чудовище продолжало что-то говорить, но мальчик разрыдался и, выскочив из кровати, сбросил Пуззи на пол и наподдал ногой. Чудовище заворчало.
- Вот это - смешно! - выкрикнул мальчик. - Ха-ха!
То всхлипывая, то крича, он наступил обеими ногами на податливый, теплый живот Пуззи и подпрыгнул. Потом подобрал с пола корчащееся тело, швырнул через все комнату и попал в висевшие на стене часы. Часы и чудовище упали на пол почти одновременно, и шестеренки, пружины, осколки стекла и капли крови так и брызнули во все стороны. Джереми бросился к Пуззи и принялся остервенело топтать его, превращая в бесформенную, губчатую массу, и кровь из его изрезанных ступней смешивалась с кровью чудовища - той самой странной кровью, которую Пуззи закачивал в его шейную артерию.
Когда мать Джереми прибежала на шум, она едва не потеряла сознание. С ее губ сорвался отчаянный вопль, но Джереми продолжал смеяться и выкрикивать какие-то нечленораздельные угрозы. Врачу пришлось дать ему успокаивающее, и только когда мальчик уснул, он сумел заняться его ногами.
После этого случая Джереми так никогда и не стал крепким, здоровым мальчиком. Но врачам удалось сохранить ему жизнь, на протяжение которой он продолжал смотреть свои странные сны наяву. В конце концов его нашли мертвым в университетской аудитории, где он читал лекции по философии. Глаза его были широко открыты, словно перед смертью он увидел что-то ужасное, и этот нечеловеческий ужас заставил его сердце остановиться.
И молодая студентка, которая первой нашла тело, в страхе бросилась вон из аудитории, во весь голос зовя на помощь.
ЛЮБИМЫЙ МЕДВЕЖОНОК ПРОФЕССОРА
- Спи, - сказало чудовище. Это было сказано ухом, с помощью запасных губ, скрытых глубоко в складках плоти, потому что его пасть была полна крови.
- Я не хочу спать, я грезю... - ответил Джереми. - Когда я засыпаю, мои грезы убегают. Или просто притворяются грезами. А сейчас я вижу настоящую грезу.
- А о чем ты грезишь? - поинтересовалось чудовище.
- Я грезю.., грежу о том, что я вырос...
- ..И превратился в очень толстого дядю семи футов ростом, - быстро подхватило чудовище.
- Ты глупый, - покровительственно сказал мальчик. - Ростом я буду ровно пять футов, шесть и три восьмых дюйма, на макушке у меня будет лысина, и еще я стану носить круглые очки - толстые, как стеклянные пепельницы. Моя работа будет состоять в том, чтобы читать молодым людям лекции о человеческих судьбах и метемпсихозе <Метемпсихоз - учение о переселении душ, карме и прошлых жизнях, в которых человек мог быть животным или растением.> Платона.
- Что такое метемпсихоз? - с жадностью спросило чудовище.
Джереми было четыре года, и он мог позволить себе быть терпеливым.
- Метемпсихоз, - пояснил он, - это такая штука, которая получается, когда человек переезжает из старого дома в новый.
- Как было у твоего отца, когда он переехал сюда с улицы Монро?
- Вроде того. Только я имел в виду не обычный дом с крышей, канализацией и всем остальным. Я имел в виду вот такой дом, - сказал мальчик и постучал по своей маленькой груди.
- Ox! - сказало чудовище и вскарабкалось повыше, скорчившись в непосредственной близости от нежного горла ребенка. Сейчас оно как никогда раньше было похоже на плюшевого медвежонка.
- Может, сейчас? - спросило чудовище умоляющим голосом. Оно было вовсе не тяжелое.
- Нет, - нетерпеливо откликнулся мальчик. - Иначе я засну, а мне хочется еще немного посмотреть мою грезу. В ней есть девушка, которая не слушает мою лекцию. Она думает о своих волосах.
- А что у нее с волосами? - поинтересовалось чудовище.
- Они каштановые, - объяснил Джереми. - И блестящие. А она хочет, чтобы они были золотыми.
- Зачем?
- Некто Берт очень любит, когда у девушек золотые волосы.
- Так давай, сделай ей золотые волосы!
- Не могу! Что скажут остальные?
- А разве это важно?
- Наверное, нет. Значит, все-таки можно, да?
- Кто она? - строго спросило чудовище.
- Просто девушка, которая родится в этом самом доме примерно лет через двадцать, - ответил Джереми.
Чудовище подлезло еще ближе к его пульсирующей шее.
- Если ей предстоит родиться здесь, тогда ты можешь сделать ей золотые волосы. Поспеши же, и давай спать.
Джереми довольно рассмеялся.
- Ну, что там случилось? - тут же спросила тварь.
- Я изменил их, - ответил Джереми. - Девчонка, которая сидела позади нее, запищала как мышь, которой отдавило лапу мышеловкой. И подскочила на целый фут. Это довольно большая аудитория; скамьи студентов расходятся амфитеатром от того места, где стоит лекторская кафедра, и ступеньки в проходах довольно крутые. Она зацепилась ногой за ступеньку...
Джереми разразился радостным смехом.
- А теперь что?
- Она упала и сломала себе шею. Она мертва! Чудовище сдавленно хихикнуло.
- Это очень смешная галлюцинация. А теперь верни первой девушке прежний цвет волос. Кроме тебя никто этого не видел?
- Никто, - заверил его Джереми. - Впрочем, лекция все равно закончилась, и студенты толпятся возле той, со сломанной шеей. У молодых людей под носами висят капельки пота, а девушки стараются засунуть кулачки себе в рот. Можешь приступать...
***
Чудовище издало довольное хрюканье и с силой прижало пасть к шее Джереми. Мальчик закрыл глаза.
Дверь в детскую неожиданно отворилась, и на пороге появилась мама. У нее было усталое, доброе лицо и улыбающиеся глаза.
- Джереми, дорогой, - сказала мама. - Мне показалось, что ты смеялся.
Джереми нехотя открыл глаза. У него были такие длинные ресницы, что они, казалось, подняли маленький ветер, словно два шелковых опахала. Мальчик улыбнулся, и все три его зуба улыбнулись тоже.
- Я рассказывал Пуззи сказку, мама, - сонно сказал Джереми. - И она ему понравилась.
- Ты - прелесть, - промурлыкала мать и, подойдя к кроватке сына, заботливо подоткнула одеяло, но мальчик тотчас же выпростал из-под него руку, чтобы крепче прижать тварь к себе.
- А Пуззи уже заснул? - спросила мать нарочито серьезным тоном.
- Нет, - ответил Джереми. - Он.., выращивает голод.
- Как же это он делает?
- Когда я ем - голод проходит, - объяснил мальчик. - У Пуззи все наоборот.
Мать посмотрела на сына. Она любила его так сильно, что просто не могла не способна была задуматься.
- Ты - самый замечательный сын, - шепнула она. - И у тебя самые розовые щечки на свете.
- А то как же, - согласился Джереми.
- Вот только смеешься ты странно, - заметила мать, слегка бледнея.
- Это не я, это Пуззи. Он считает, что это ты - странная.
Мама некоторое время стояла, склонившись над кроваткой сына и глядя на него. Но на самом деле на него смотрели только ее озабоченно сдвинутые брови, в то время как взгляд только скользнул по лицу Джереми и устремился на что-то другое. Затем мать облизнула губы и потрепала его по макушке.
- Спокойной ночи, малыш.
- Спокойной ночи, мамочка. Джереми закрыл глаза, и мать на цыпочках вышла из комнаты. Чудовище всегда знало, чего оно хочет.
***
На следующий день, когда настало время послеобеденного сна, мать в сотый раз чмокнула Джереми в лобик и проворковала:
- Ты всегда так хорошо спишь после обеда, милый! Это была правда. После обеда Джереми всегда отправлялся в постель так же послушно, как вечером. Почему - этого мать, конечно, не знала. Возможно не знал этого и сам мальчик. Пуззи знал, но предпочитал молчать.
Оказавшись в детской, мальчик первым делом открыл ящик с игрушками и достал оттуда Пуззи.
- Готов спорить, - сказал он, - ты не прочь подкрепиться.
- Да. Так что поторопись.
Джереми быстро забрался в кроватку и крепко прижал к себе игрушку.
- Я продолжаю думать об этой девушке, - сказал он.
- О которой?
- Ну, о той, чьи волосы я изменил.
- Быть может, это потому, что ты впервые изменил человека?
- И вовсе не потому! Вспомни того дядьку, который свалился в вентиляционную шахту подземки.
- Тогда ты просто подбросил ему под ноги шляпу. Ту, которую сдуло ветром с головы какой-то дамы. Он наступил одной ногой на поля, другой запутался в тулье и - готово!
- А как насчет той девчонки, которую я толкнул под грузовик?
- Ты к ней даже и не прикасался, - спокойно возразило чудовище. - Она же была на роликовых коньках! Ты только сломал какую-то штучку в одном из колесиков, так что оно не могло вертеться. Вот она и грохнулась на дорогу прямо перед грузовиком.
Джереми задумался.
- А почему раньше я никогда никого не трогал и ничего ни с кем не делал? спросил он наконец.
- Я не знаю, - проворчал Пуззи. - Но думаю, что это может иметь какое-то отношение к этому дому - к тому, что ты здесь родился.
- Может быть. - Джереми с сомнением пожал плечами.
- Послушай, я голоден, - проговорило чудовище, поудобнее устраиваясь на животе мальчика, который как раз перевернулся на спину.
- Ну хорошо, - вздохнул Джереми. - Следующая лекция?
- Да! - с энтузиазмом воскликнул Пуззи. - Только постарайся грезить поярче. Замечательные штуки эти твои лекции. Они-то мне и нужны; люди, которые их слушают, мне совершенно не мешают. И ты меня тоже не интересуешь. Мне нужно только то, что ты говориш-шь...
***
Джереми почувствовал в жилах прилив какой-то особенной крови и расслабился. Устремив взгляд на потолок, он нашел на нем тонкую, не толще волоса, трещинку, на которую всегда смотрел, когда грезил наяву, и заговорил.
- Ну вот, я здесь... Здесь - это значит в большой аудитории. В ней снова собрались все студенты, и эта девушка тоже здесь. Ну, та, у которой блестящие каштановые волосы. Кресло позади нее пустое - раньше там сидела другая девушка - та, которая сломала себе шею...
- Это можно пропустить, - нетерпеливо перебило чудовище. - Что ты говоришь?
- Я...? - Джереми ненадолго задумался, и Пуззи слегка толкнул его.
- Ах да, - спохватился мальчик. - Я говорю о вчерашнем несчастном случае, и добавляю, что как это ни печально, наши занятия должны продолжаться, как то знаменитое представление.
- Так поторопись же! - пропыхтел монстр.
- Сейчас, сейчас, начинаю, - отозвался Джереми с некоторым раздражением. Вот... Тема сегодняшнего занятия - гимнософисты, чей крайний аскетизм не имел себе равных в писаной истории. Эти странные люди рассматривали одежду и даже пищу как нечто весьма вредное, пагубно влияющее на чистоту мысли. Греки называли их также гилобиоями; это название, как наверняка известно наиболее эрудированным нашим студентам, аналогично санскритскому вана-прасти. Совершенно очевидно, что гимнософисты оказали значительное влияние на Диогена Лаэртия, основателя элизийской школы чистого скептицизма...
Так он бубнил и бубнил ровным, монотонным голосом. Чудовище скорчилось у него на животе. Его маленькие, круглые уши совершали едва заметные жевательные движения, а порой, когда твари удавалось услышать какую-нибудь особенно смачную подробность из области эзотерических знаний, из его плотных складчатых ушей начинала течь слюна.
В конце концов - примерно час спустя - голос Джереми начал слабеть, а потом и вовсе оборвался, и монстр недовольно завозился.
- В чем дело? - спросил он.
- Снова та девушка, - сказал Джереми. - Пока я говорю, я все время вспоминаю ту девушку.
- Тогда перестань немедленно, я еще не кончил.
- На сегодня все, Пуззи. Я все время мысленно вспоминаю эту девушку и не могу даже продолжать. Сейчас я говорю студентам, какие параграфы в учебнике им следует прочесть и даю задание. Лекция кончилась.
Пасть чудовища была почти полна крови, и оно вздохнуло ушами.
- Что ж, это было не очень много, но все-таки лучше, чем ничего. Теперь можешь спать, если хочешь.
- Я хочу немножко посмотреть картинки. Чудовище чуть-чуть раздуло щеки слегка, почти незаметно, так что давление в его пасти было совсем небольшим.
- Валяй. - Оно скатилось с груди Джереми и с мрачным видом свернулось рядом.
Странная кровь поступала в мозг мальчика ритмично и равномерно. Он смотрел в потолок неподвижными, широко раскрытыми глазами и видел себя будущего худощавого, начинающего лысеть профессора философии.
Он сидел в аудитории и, глядя на то, как студенты поднимаются по крутым ступеням и толпятся у выхода, снова и снова пытаясь найти объяснение своему непонятному желанию снова и снова смотреть на эту девушку, на мисс.., э-э-э.... Ахда!..
- Мисс Пэтчелл!
Он вздрогнул, удивляясь самому себе. Он вовсе не собирался окликать ее по имени. Но было уже поздно, и он поспешно собрался и крепко сжал ладони, напуская на себя сухую чопорность, помогавшую ему выглядеть достойнее в своих собственных глазах.
Девушка медленно спускалась по крутым ступенькам прохода. В ее широко расставленных глазах сквозило легкое недоумение. Под мышкой она держала стопку книг; каштановые волосы блестели в неярком дневном свете.
- Да, профессор?
- Я... - Он замолчал и слегка откашлялся. - Я знаю, что занятия закончились, и у вас есть свои планы. Я не задержу вас надолго... А если задержу, - вдруг добавил он, поражаясь своей смелости, - вы вполне можете встретиться с Бертом и завтра.
- С Бертом? О-о... - Девушка очаровательно порозовела. - Я не знала, что вам известно... Как вы догадались?
Он пожал плечами.
- Надеюсь, мисс Пэтчелл, - сказал он, - вы простите своего старого, гм-м.., пожилого профессора за его болтовню. Дело в том, что в вас есть нечто такое, что.., что...
- Что же? - В ее глазах были настороженность и капелька страха; несколько раз она даже оглянулась через плечо - на просторную и уже пустую аудиторию.
***
Профессор неожиданно хлопнул по кафедре ладонью.
- Нет, я не допущу, чтобы это продолжалось! Я должен объясниться. Вы боитесь меня, мисс Пэтчелл, но вы не правы.
- Пожалуй, я лучше.... - испуганно пробормотала девушка и попятилась.
- Сядьте! - загремел он. За всю свою жизнь он впервые на кого-то закричал, и оттого испытал потрясение едва ли не более сильное, чем сама девушка.
Девушка невольно попятилась и села на одно из кресел в первом ряду; при этом она выглядела намного меньше, чем в действительности. Только ее глаза на побледневшем лице казались огромными.
Досадуя на себя, профессор покачал головой. Потом он поднялся из-за стола и, сойдя с лекторского возвышения, подошел к девушке и сел рядом.
- А теперь успокойтесь и выслушайте меня, - промолвил он, и слегка улыбнулся уголком рта. - Хотя, честно говоря, я даже не знаю, что вам сказать. Что ж, постарайтесь быть терпеливой - это может оказаться очень важным...
Несколько секунд он сидел молча, собираясь с мыслями и стараясь сосредоточиться на тех неясных, расплывчатых образах и картинах, которые теснились в его мозгу. При этом он ясно слышал или, вернее, осознавал, как часто, постепенно замирая, бьется ее сердце.
- Мисс Пэтчелл, - сказал он наконец и повернулся к ней. - Я не заглядывал в ваше личное дело и не знаю, кто вы такая. До.., вчерашнего дня вы были для меня лишь одной из многих - просто студенткой, сдававшей лабораторные работы, которые я должен был проверить и оценить. Я никогда не наводил о вас справок в учебной части, и, насколько мне известно, я впервые разговариваю с вами лично.
- Да, сэр, это так, - негромко подтвердила она.
- Очень хорошо. - Профессор облизнул пересохшие губы. - Так вот, мисс Пэтчелл, вам двадцать три года. Дом, в котором вы родились, был достаточно старым, двухэтажным, с решетчатым эркерным окном в свинцовом переплете на лестничной площадке. Маленькая спальная комната или детская располагалась прямо над кухней, так что когда в доме было тихо, вам был хорошо слышен звон посуды. Этот дом стоял на Базирус-роуд, 191.
- Да, но... Как вы догадались?
Он покачал головой, потом обхватил ее руками.
- Не знаю. Честное слово - не знаю. Я сам жил в этом доме, когда был ребенком. Но я не могу сказать, откуда мне известно, что и вы тоже там жили. В этом доме есть нечто... - Профессор потер лоб. - Мне казалось, что вы могли бы помочь...
***
Она подняла голову и посмотрела на него. Профессор был человеком деликатного сложения и блестящего ума, но он выглядел усталым и быстро старел, и девушка сочувственно дотронулась до его рукава.
- Мне бы очень хотелось помочь, - сказала она искренне. - Честное слово хотелось бы.
- Спасибо вам, дитя мое.
- Быть может, если вы расскажете мне больше...
- Я попробую, но.., дело в том, что часть моих воспоминаний может показаться вам.., очень и очень неприглядной. К тому же, все это было очень давно, теперь я многое забыл, а остальное видится мне, как сквозь туман. И все же...
- Продолжайте, прошу вас.
- Я помню, - почти прошептал он. - Помню вещи, которые случились как бы очень давно, но которые непременно должны найти свой отзвук в настоящем. И недавние события я тоже помню как бы двояко. Одно из воспоминаний - отчетливое и ясное, другое - старое и расплывчатое. И так же неясно, смутно, я помню то, что происходит сейчас и то, что только будет происходить.
- Я.., не понимаю.
- Мисс Симе... Помните ее? Вчера она погибла в этой самой аудитории.
- Да, помню. Она сидела прямо позади меня, - кивнула мисс Пэтчелл.
- Я знаю это! Больше того, я знал и то, что должно с ней случиться. Для меня это знание было как полустертое, смутное, давнее воспоминание - вот что я имел в виду. Я не знаю, мог ли я что-нибудь сделать, чтобы предотвратить этот несчастный случай. Скорее всего - нет, и все же я продолжаю чувствовать себя так, словно она оступилась и упала потому, что я что-то с ней сделал.
- О, нет!..
Профессор чуть тронул руку девушки, без слов благодаря ее за участие, потом жалко улыбнулся.
- Подобное случалось и раньше, - сказал он. - Много, много, много раз. Когда я был сначала мальчиком, а затем - подростком, меня просто преследовали несчастные случаи. Нет, я вовсе не был сорванцом, напротив, я рос тихим и застенчивым ребенком. Я не был особенно силен и подвижен, а книги всегда нравились мне больше бейсбола. И тем не менее мне довелось стать очевидцем доброй дюжины жестоких и, если можно так выразиться, бессмысленных смертей автомобильных аварий, утоплений, падений с большой высоты, и других случаев... - (тут его голос невольно задрожал) - о которых я не стану упоминать. Кроме этого я был свидетелем множества менее серьезных случаев - на моих глазах люди получали переломы, ножевые ранения и другие увечья. И каждый раз - как и вчера - мне начинало казаться, что это - моя вина, и я.., я...
- Не надо, - негромко сказала она. - Прошу вас, не казните себя. Ведь вы были далеко, когда Элен Симе упала.
- В том-то и дело, что я всегда был далеко.., достаточно далеко. Но для меня это ровным счетом ничего не значило. Во всяком случае, я продолжал ощущать свою вину. Видите ли, мисс Пэтчелл...
- Кэтрин...
- Да, благодарю вас. Так вот, Кэтрин, существует группа людей, которую работники страховых компаний называют "предрасположенными к несчастным случаям". Безусловно, большинство таких людей попадает в неприятные ситуации исключительно по своей собственной неосторожности или беспечности, или же благодаря каким-то особенностям их психики, которая побуждает таких людей бросать обществу сознательный или бессознательный вызов, чтобы любым способом привлечь к себе внимание. Но есть люди, которые просто присутствуют при разного рода происшествиях, ни в коей мере не участвуя в них. Это, простите за пышное сравнение, своеобразные катализаторы смерти, и я, похоже, один из них...
- Тогда почему же вы ощущаете себя виноватым?
- Я... - Он неожиданно замолчал и посмотрел на нее. У девушки было доброе, нежное лицо, в глазах светилось неподдельное сострадание, и он решился. - Я рассказал вам достаточно много, - промолвил профессор, пожимая плечами. - Вряд ли остальное покажется вам еще более невероятным; вреда от этого, во всяком случае, не будет.
- Обещаю, что бы вы мне ни сказали, вам это не повредит! - сказала она решительно.
Профессор снова улыбнулся ей, на этот раз - в знак признательности, потом опять помрачнел.
- Все эти ужасы - гибель людей, увечья, кровь... Когда-то давно это казалось мне.., забавным, занимательным. Должно быть, когда я был ребенком, почти младенцем, кто-то или что-то научило меня подстраивать подобные происшествия и получать удовольствие от смертей и страданий других людей. Я помню.., почти помню, когда это прекратилось. У меня была игрушка, у меня была...
***
Джереми моргнул. Он так долго смотрел на тоненькую, как волосок, трещину в потолке, что от напряжения у него заболели глаза.
- Что это ты делаешь? - спросило чудовище.
- Грежу, - ответил Джереми. - Я стал взрослым, и сижу в большой и пустой аудитории с девушкой, у которой блестящие каштановые волосы. Ее зовут Кэтрин.
- А о чем вы говорите?
- О тех смешных видениях, которые у меня бывают. Только...
- Только - что?
- Не такие уж они смешные. Чудовище быстро подбежало к нему и легко вскочило на грудь.
- Пора спать, Джереми. Пора спать. Я хочу...
- Нет, - твердо сказал мальчик, прикрывая горло обеими руками. - Пока достаточно. Подожди, пока я досмотрю эту грезу.
- А что бы ты хотел увидеть?
- Не знаю. Пока не знаю. Мне кажется, в этом сне наяву есть что-то...
- Давай лучше повеселимся, - предложило чудовище. - Ведь это та самая девушка. Та, которую ты можешь изменять, верно?
- Да.
- Ну так давай, действуй! Пусть у нее исчезнут ноздри. Приделай ей хобот, как у слона. Или бороду. Или - что хочешь. У тебя получится!..
Джереми коротко усмехнулся, потом сказал:
- Не хочу.
- Ну, давай, давай же! Вот увидишь, как весело будет...!
- ..Игрушка, - повторил профессор. - То есть, не совсем. Мне кажется, эта штука могла говорить. О, если бы я только мог вспомнить!
- Не напрягайтесь так. Быть может, если вы не будете стараться специально, все придет само!.. - воскликнула девушка импульсивно хватая его за руку. Продолжайте, прошу вас.
- Это было что-то.., мягкое и не очень большое, - произнес он, запинаясь. - Я что-то не...
- Гладкое? - спросила девушка наугад.
- Нет, оно было такое меховое, пушистое... Пушистое'. Постойте-постойте, я, кажется, начинаю вспоминать! Я звал его Пуззи. Эта штука действительно была очень похожа на плюшевого мишку, только она умела разговаривать. Ну конечно! Она была живая!
- Быть может, это была не игрушка, а какое-то домашнее животное?
- Нет, - ответил профессор и вздрогнул. - Это была именно игрушка. Во всяком случае, так считала моя мать. И она.., это существо заставляло меня грезить наяву.
- Вы хотите сказать - как Питер Иббетсон <Иббетсон, Питер - американский иллюзионист-гипнотизер.>?
- Нет, не совсем так.... - Он откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку. - Дело в том, что обычно я видел самого себя, только более позднего, взрослого. И более раннего тоже. Ох... Должно быть, тогда все и началось. Ведь именно тогда я и начал попадать во всякие истории! Да, да, теперь я вспомнил!
- Успокойтесь, профессор, - проговорила Кэтрин. - Успокойтесь и расскажите мне все по порядку.
Профессор слегка расслабился.
- Итак, Пуззи был чудовищем, монстром, демоном моих кошмаров. И теперь я знаю, что именно он со мной делал! Каким-то образом ему удавалось показать мне меня будущего, я наблюдал со стороны за своим собственным взрослением. Он заставлял меня повторять вслух все, что я узнавал. И он.., он ел знания! Да, да, именно ел, питался ими. Пуззи испытывал ко мне какую-то странную симпатию, вернее - не ко мне, а к чему-то во мне. Он обладал способностью усваивать произносимую вслух информацию и превращать ее в кровь, как растение превращает в клетчатку солнечный свет и воду.
- Я.., не понимаю, - снова сказала девушка.
- Не понимаете? Ну разумеется!.. Ни вы, ни я этого не понимаем. Мне только известно, что все было именно так, и мне этого достаточно. Подумать только, что все свои лекции я на самом деле читал плюшевому чудовищу, когда мне было четыре года! Все слова, весь смысл этих лекций каким-то образом попали от меня теперешнего ко мне тогдашнему, и я скармливал их чудовищу, которое поглощало их, как мы поглощаем пищу, а в качестве приправы оно использовало те несчастные случаи, которые оно же заставляло меня устраивать в моих грезах. Однажды Пуззи подучил меня сделать так, чтобы один человек споткнулся - обо что бы вы думали? О шляпу! Абсурд, скажете вы, но это действительно было так! Мужчина споткнулся о женскую шляпку с широкими полями и полетел в вентиляционную шахту подземки. И когда мне исполнилось четырнадцать, я сам оказался поблизости от того места и увидел все своими собственными глазами. И так было и со всеми остальными! Все кошмарные происшествия, при которых мне довелось присутствовать, я, на самом деле, смутно помнил, потому что когда-то я их уже видел! И я не в силах ничему помешать! Скажите, что мне делать, Кэтрин?
В ее глазах стояли слезы.
- А.., я? Что насчет меня? - прошептала она больше потому, что ей хотелось помочь ему справиться с отчаянием, чем по какой-либо иной причине.
- Вы... Что-то было и насчет вас. Ах, если бы я только мог припомнить!.. Сейчас мне представляется, что это как-то связано с этим.., с этой игрушкой, с этой тварью. Вы росли в том же доме, в том же окружении, что и я, и мне почему-то кажется, что это делает вас особенно уязвимой перед этим существом. Я смутно припоминаю, что оно сделало с вами что-то такое, что.., что...
Профессор не договорил. Его глаза округлились от ужаса. Девушка по-прежнему сидела рядом с ним, поддерживала и утешала его. Тон ее голоса нисколько не изменился - изменилась она сама.
Ее лицо ссохлось и съежилось. Глаза удлинились. Уши стали вытягиваться, расти; сначала они сделались длинными, как у осла или кролика, потом превратились в покрытые редкими хитиновыми волосками клешни богомола. Зубы увеличились и стали огромными и острыми, как зубья бороны. Руки сделались длинными, суставчатыми, тонкими, как соломинки, а тело, наоборот, раздалось вширь, как туго набитый мешок.
От нее за версту разило гнилым мясом.
Из открытых лакированных босоножек торчали теперь длинные, мерзкие когти. Кожу покрыли свищи и струпья.
И несмотря на это она - оно - продолжало держать его за руку и смотреть на него дружелюбно и с состраданием.
***
Джереми резко сел и отшвырнул Пуззи в угол кроватки.
- Это не смешно! - крикнул он. - Не смешно, не смешно, не смешно!!! Прекрати немедленно, слышишь?!
Чудовище село и посмотрело на него мягким, ласковым взглядом - ни дать, ни взять настоящий плюшевый медвежонок.
- Не шуми, - сказало оно вкрадчиво. - Оставь от нее мокрое место. Пусть она растечется, как жидкое мыло. Или пусть у нее в животе заведутся шершни. Можно засунуть ее...
Джереми заткнул уши обеими руками и крепко зажмурил глаза. Чудовище продолжало что-то говорить, но мальчик разрыдался и, выскочив из кровати, сбросил Пуззи на пол и наподдал ногой. Чудовище заворчало.
- Вот это - смешно! - выкрикнул мальчик. - Ха-ха!
То всхлипывая, то крича, он наступил обеими ногами на податливый, теплый живот Пуззи и подпрыгнул. Потом подобрал с пола корчащееся тело, швырнул через все комнату и попал в висевшие на стене часы. Часы и чудовище упали на пол почти одновременно, и шестеренки, пружины, осколки стекла и капли крови так и брызнули во все стороны. Джереми бросился к Пуззи и принялся остервенело топтать его, превращая в бесформенную, губчатую массу, и кровь из его изрезанных ступней смешивалась с кровью чудовища - той самой странной кровью, которую Пуззи закачивал в его шейную артерию.
Когда мать Джереми прибежала на шум, она едва не потеряла сознание. С ее губ сорвался отчаянный вопль, но Джереми продолжал смеяться и выкрикивать какие-то нечленораздельные угрозы. Врачу пришлось дать ему успокаивающее, и только когда мальчик уснул, он сумел заняться его ногами.
После этого случая Джереми так никогда и не стал крепким, здоровым мальчиком. Но врачам удалось сохранить ему жизнь, на протяжение которой он продолжал смотреть свои странные сны наяву. В конце концов его нашли мертвым в университетской аудитории, где он читал лекции по философии. Глаза его были широко открыты, словно перед смертью он увидел что-то ужасное, и этот нечеловеческий ужас заставил его сердце остановиться.
И молодая студентка, которая первой нашла тело, в страхе бросилась вон из аудитории, во весь голос зовя на помощь.