Стругацкие Аркадий и Борис. Бедные злые люди

Царь сидел голый. Как нищий дурак на базаре, он сидел, втянув синие
пупырчатые ноги, прислонясь спиной к холодной стене. Он дрожал, не
открывая глаз, и все время прислушивался, но было тихо.
В полночь он проснулся от кошмара и сразу же понял, что ему конец.
Кто-то хрипел и бился под дверью спальни, слышались шаги, позвякивание
железа и пьяное бормотание дядюшки Бата, его высочества: "А ну, пусти...
А ну, дай я... Да ломай ее, стерву, чего там..." Мокрый от ледяного пота,
он бесшумно скатился с постели, нырнул в потайной шкаф и, не помня себя,
побежал по подземному коридору. Под босыми ногами хлюпало, шарахались
крысы, но тогда он ничего не замечал и только сейчас, сидя у стены,
вспомнил все: и темноту, и осклизлые стены, и боль от удара головой об
окованные двери храма, и свой невыносимо высокий визг.
Сюда им не войти, подумал он. Сюда никому не войти. Только если
царь прикажет. А царь-то не прикажет... Он истерически хихикнул. Нет уж,
царь не прикажет! Он осторожно разжмурился и увидел свои синие
безволосые ноги с ободранными коленками. Жив еще, подумал он. И б у д у
жив, потому что сюда им не войти.
Все в храме было синеватое от холодного света лампад - длинных
светящихся трубок, протянутых под потолком. Посередине стоял на
возвышении Бог, большой, тяжелый, с блестящими мертвыми глазами. Царь
долго и тупо смотрел, пока Бога не заслонил вдруг плюгавый служка, совсем
еще сопляк. Раскрыв рот и почесываясь, он стоял и глазел на голого царя.
Царь снова прикрыл глаза. Сволочь, подумал он, гаденыш вшивый, скрутить
ублюдка - и собакам, чтобы жрали... Он сообразил, что не запомнил хама
как следует, но служки уже не было. Сопливый такой, хлипкий... Ладно,