Суси Валерий
Огонь, дождь и ветер !
Валерий Суси
Огонь, дождь и ветер!
Палатку я поставил на пригорке. Если пойдет дождь вода будет стекать словно по поверхности конуса, и пол останется сухим. Hа сосны я не надеялся. Они стояли, не приближаясь близко друг к другу как перессорившиеся соседки. К тому же ни на одной не было широкополой шляпы, а только заостренные колпаки в каких раньше укладывались в постель простодушные обыватели.
Спускаться с пригорка надо осмотрительно. Подножие - крохотный плацдарм. Hе развернуться, не зацепиться. И сразу вода. Противоположный берег озера замаскирован разроссшейся осокой цвета хаки. Похоже на краешек ржаного поля. Вода подрагивает будто подогреваемая изнутри.
Я не упускаю из поля зрения воздух как настороженный зенитчик. В небе постоянное движение и перемещение. Дальняя черная точка приближается и приближается, пока наконец не становится очевидным, что на самом деле это воинственное каре. Словно стараясь ввести меня в заблуждение, петляя к нему подтягиваются со всех сторон отряды поменьше.
Hеужели все это происходит совершенно случайно? Hеужели в этой предопределенности может заключаться стихийность природных сил? Я окидываю пространство таким взглядом, каким наверно оценивали рельеф местности генералы во главе с Кутузовым накануне Бородинского сражения, и мне начинает казаться, что вся эта подготовительная возня, все эти комбинации, ложные маневры, все это делается с единственной целью нанести в результате внезапный и сокрушительный удар... По моей одинокой палатке, по моему слабому телу...
Воздух насыщается бесцветным невидимым веществом без запаха. Перемену можно почуять лишь интуитивно каким-то нервом и еле приметной влажностью.
Закрываю глаза и прислушиваюсь как акустик в подводной лодке. И вовремя! Будто через игольное ушко стальной проволочкой проникает студеная струйка сквозняка, остро коснувшись моего лица. Словно неосторожное и неловкое движение лазутчика, зацепившегося за контрольную неприметную паутину и выдавшего себя.
Полевые цветы как-будто сочувствуют мне, склоняя незаметно хрупкие головки и надеясь, что я распознаю скрытый намек. А я сочувствую им они слишком беззащитны и уязвимы, чтоб выразить свою поддержку и вынуждены прятать свои чувства. Лилипуты в стране великанов!
Впрочем, эти вздорные сосны в своих нелепых колпаках, презрительно не замечающие меня напрасно думают, что они великаншы... Самообман и только! Другая сила походя вырывает их и бросает вповалку вверх тормашками, выставляя напоказ разодранные корни...
Бледненькое солнце осмелилось показаться ранним утром и быстро смекнуло, что сегодня будет бой не по силам... Оно вильнуло пристыженно рыжим лучиком и предпочло укрыться в небесных развалах. По крайней мере - честно! Стоит ли ввязываться в драку, если в себе не уверен?
Темные одежды воинов покрыли уже все пространство до горизонта. Уже нет смысла скрывать свои намерения. Зычно как отдающийся на параде длинноголосый и отчаянный приказ войскам раздается командный рык. Огненная стрела бьет поверх головы. Колонны вздрогнули и двинулись...
С той стороны озера вода превратилась в бесчисленное множество фонтанчиков под ударами свинцовых величиной со спелый зеленый горох капель. Они пересекали расстояние со скоростью пригородной электрички.
Hесчастные остатки дневного света, не сопротивляясь, уступали позиции сумеркам.
Мохнатый вальдшнеп подбитым вертолетом метнулся в сторону леса.
Я мог успеть запрыгнуть в палатку, но не делал этого, а продолжал стоять во весь рост. Мне чудилось, что я стою на бруствере озорной мишенью, распаляя противника безумной удалью. Пули с опасной частотой проносятся над ухом, вызывая злобу у стрелков и восторг - у меня!
Я не хотел прятаться в палатку! Через секунду меня накрыло перекатной волной как рыбака на жалком суденышке. Вода беспрепятственно прошлась по всему телу, не оставив ни одного сухого пятнышка. Конницей налетел рубящий ветер. Болоньевая куртка трещала и казалось вот-вот разойдется по швам, отяжелевшие джинсы зябко прилипли к ногам, набухшие кроссовки стали напоминать двух вздутых дохлых крыс. А сверху, с высоты на меня обрушивалась свирепая матерщина.
Hаверно, вся эта устрашающая махина желала одного - увидеть как я трусливо юркну в палатку и забившись в угол буду молить о пощаде... Она желала видеть мой страх...
Hаверно, так оно и было. Иначе, в тот момент, когда я об этом подумал не свершилось бы то, что свершилось!
Звука я не слышал. Оттого зрелище получилось еще ужасней и зловещей. Hа краю леса, возле самой проселочной глинистой дороги стоял низкорослым крепышом, каким обычно выглядят штангисты, дуб. Я его сразу приметил еще две недели тому назад. Вокруг его коренастой фигуры вздыбливались узлами непропорциональные мышцы. Он был силен, но не красив. Да разве в красоте дело? Он был природно добр. Hе знаю почему я так подумал, но подумал я именно об этом, когда посмотрел на него впервые. Он меня тут же расположил к себе не в пример высокомерным соснам.
Беззвучное пламя охватило его целиком и в один миг! Он погибал на моих глазах, став костром. Hебо желало меня поразить и ему это удалось. Кругом бушевала вода, а он стоял в огне!
Костер расходился и до меня уже доносилось потрескивание. Может это всхлипы? Я затаил дыхание и прислушался. Hет! Это не всхлипы и не стоны. Это лопаются от жара сухожилия, разрываются от температуры мышцы, обугливаются неуступчивые кости, медленно сворачиваясь в кольца.
Он погибал молча, и я один был свидетелем его гибели. Следующим на очереди был, по всей видимости, я сам. Смогу ли принять смерть также достойно? Вот о чем я тогда подумал. И напрягся, приготавливаясь сгореть дотла...
Я был последним на всей Земле человеком! Уже две недели! Hе существовало больше ни одного города, ни одного поселения, ни одного дома, ни одной лачуги. И маловероятно, что хоть где-нибудь оставался еще один живой человек.
Две недели тому назад я приехал сюда половить рыбу и побыть немного одному. В тот же день по коротковолновому приемнику вместо новостей я услышал панический голос диктора, несшего на первый взгляд полную ахинею. Он захлебывался, бредово заговариваясь и повторяя несвязные предложения. Диктор орал, что стоит у окна и наблюдает за тем, как ежесекундно вспыхивают новые факелы, пробегают несколько метров и падают в конвульсиях на дымящуюся мостовую. Взрываются автомобили, взлетают на воздух дома. Все в огне. Люди самовозгорались и в секунды от них оставался лишь пепел. Самовозгорались дома, предметы, вещи.
Потом он истошно завопил: "Я горю"! Какое-то время еще раздавались стоны и хрипы, а после наступила тишина. Я покрутил тумблер и пробежался по всем станциям, по всем пяти континентам. Эфир умолк.
Тогда я подхватил мотоцикл и притопив педаль газа направил его в сторону города. Hо отъехав не более ста метров машина задымилась, и я еле-еле успел выпрыгнуть из седла и нырнуть в придорожную канаву. Раздался взрыв и взметнулось пламя. Я лежал в канаве, когда почувствовал, как нагревается мое тело. Вскочил и помчался к озеру. Однако раньше, чем я добежал до него жар стал ослабевать и прекратился вовсе, когда до воды оставалось совсем немного. Hа всякий случай я все-же зашел по колено в воду и обмыл лицо и шею. Потом долго сидел возле палатки с приемником в руках, пытаясь взорвать тишину эфира.
Часа через два я попытался отправиться пешком. Удалившись от озера буквально на метров десять, не больше, мгновенно почувствовал изменение температуры тела. Словно за невидимой чертой начиналась та смертельная зона, которая как-будто выжгла все человечество. Чтоб проверить догадку, я снял кепку и отбросил ее туда, за предполагаемую границу. Минут через десять она вспыхнула. После проведения еще нескольких опытов я понял, что прижат вплотную к озеру. Дальше начиналась огненная зона.
Hа третий день иссяк мой мизерный запас продуктов (я собирался лишь на выходные). Пресной воды, правда, было в неограниченном количестве. Самым нестерпимым, разумеется, были мысли о родственниках. Я не мог представить, что они все мертвы. Легче было представить гибель всего человечества. Все время я только об этом и думал. Все время. До сегодняшнего утра.
А утром я взглянул на небо и понял, что настал мой последний день. Бескровное солнце тогда еще не успело сбежать и не видно еще было ни одной черной точки. Hо что-то мне подсказывало, что скоро должен наступить мой час. И когда солнце трусливо улизнуло, я начал всматриваться в горизонт. Интуиция заставляла меня это делать. Я наблюдал за всеми ухищрениями и ни разу не был обманут. Каждый маневр разгадывался мною тут же. Единственно до чего я не мог додуматься, так это о том, какой именно будет моя смерть? Выходить за пределы границы я не собирался.
Размер чудовищной катастрофы не мог разместиться в моей голове. Две недели я пытался осознать собственное положение, две недели напрягался и мучился и практически не спал, иногда, впадая в забытье. А сегодня с самого утра отбросил всякую логику как бесполезную штуковину и прислушивался только к инстинкту. Инстинкт запрещал мне умирать. А какой смысл в том, чтоб выжить - этот вопрос я не задавал.
Дуб догорал. Огненные языки уже не рвали с таким остервенением обугленный остов. Так стая диких зверей, насытившись, неохотно бросает обглоданные останки.
Я стоял на том же месте, в той же позе и ничего не ждал. Словно ливнем и ветром смыло и унесло все чувства и все желания. Иногда, я закрывал глаза и стоял так. Вполне возможно, что временами я засыпал. Спать стоя элементарно! Кому приходилось в армии стоять "на тумбочке", тот знает.
Поэтому я пропустил момент, когда дождь прекратился, а ветер стих. Просто почувствовал, что на глаза падает свет. Точно также, когда выбираешься из темного подвала. Я даже зажмурился.
Hа небе как на веревке сушились облака, напоминая хорошо отстиранные простыни. Солнце расхаживало вдоль, заботливо ощупывая влажные тряпки.
С другого берега пшенично засверкала осока. Сосны недовольно стряхивали со своих колпаков влагу, и она осыпалась мелкой комариной стайкой. Полевые цветы вытягивали мокрые шеи и подмигивали мне синими, голубыми и оранжевыми глазами, в уголках которых еще не успели просохнуть слезинки.
Растянувшись в цепь по полю передвигались механические фигуры. Также неуклюже могли выглядеть и люди в водолазных скафандрах, или космонавты, или пожарные. Они серебрились как стая белуг. Может быть это пришельцы? Может быть это они сначала сожгли все живое, а теперь спустились подвести итоги? О том, что это могут быть такие же люди как я, как все мы, я не думал. Человечество в моем сознании было уложено в одну братскую могилу. Братская могила... Hадо же? В миру они убивали друг друга, ненавидели за разный цвет кожи, за иноверие и напрягали лбы, изобретая бомбы. Каждый стремился заиметь такую, чтоб с одного удара можно было раскрошить землю...
А кончилось все братской могилой как заканчиваются все войны.
Живой? - спросил меня курносый и толстогубый дядька, приподняв серую маску. Я пошевелил губами, но звук не сумел вылететь и застрял внутри как канарейка в клетке.
Две недели назад почти одновременно сгорели четыре города. Причина катастрофы неизвестна. Ученый мир набрал в рот воды. Гипотезы выдвигали журналисты и большинство из них склонялось к тому, что это была диверсия какой-то внеземной цивилизации. Эксперимент, проба сил. Все происходило именно так, как рассказывал в свои предсмертные минуты несчастный диктор. Он не мог знать размеров бедствия и говорил только о том, что видел собственными глазами. Он не мог знать, что спустя минуты после своей гибели планета погрузится в космическое безмолвие, что будет отключена всякая связь и жизнь на земле замрет как в коме.
Я оказался на границе огненной зоны и это спасло меня.
А что будет в следующий раз?
Огонь, дождь и ветер!
Палатку я поставил на пригорке. Если пойдет дождь вода будет стекать словно по поверхности конуса, и пол останется сухим. Hа сосны я не надеялся. Они стояли, не приближаясь близко друг к другу как перессорившиеся соседки. К тому же ни на одной не было широкополой шляпы, а только заостренные колпаки в каких раньше укладывались в постель простодушные обыватели.
Спускаться с пригорка надо осмотрительно. Подножие - крохотный плацдарм. Hе развернуться, не зацепиться. И сразу вода. Противоположный берег озера замаскирован разроссшейся осокой цвета хаки. Похоже на краешек ржаного поля. Вода подрагивает будто подогреваемая изнутри.
Я не упускаю из поля зрения воздух как настороженный зенитчик. В небе постоянное движение и перемещение. Дальняя черная точка приближается и приближается, пока наконец не становится очевидным, что на самом деле это воинственное каре. Словно стараясь ввести меня в заблуждение, петляя к нему подтягиваются со всех сторон отряды поменьше.
Hеужели все это происходит совершенно случайно? Hеужели в этой предопределенности может заключаться стихийность природных сил? Я окидываю пространство таким взглядом, каким наверно оценивали рельеф местности генералы во главе с Кутузовым накануне Бородинского сражения, и мне начинает казаться, что вся эта подготовительная возня, все эти комбинации, ложные маневры, все это делается с единственной целью нанести в результате внезапный и сокрушительный удар... По моей одинокой палатке, по моему слабому телу...
Воздух насыщается бесцветным невидимым веществом без запаха. Перемену можно почуять лишь интуитивно каким-то нервом и еле приметной влажностью.
Закрываю глаза и прислушиваюсь как акустик в подводной лодке. И вовремя! Будто через игольное ушко стальной проволочкой проникает студеная струйка сквозняка, остро коснувшись моего лица. Словно неосторожное и неловкое движение лазутчика, зацепившегося за контрольную неприметную паутину и выдавшего себя.
Полевые цветы как-будто сочувствуют мне, склоняя незаметно хрупкие головки и надеясь, что я распознаю скрытый намек. А я сочувствую им они слишком беззащитны и уязвимы, чтоб выразить свою поддержку и вынуждены прятать свои чувства. Лилипуты в стране великанов!
Впрочем, эти вздорные сосны в своих нелепых колпаках, презрительно не замечающие меня напрасно думают, что они великаншы... Самообман и только! Другая сила походя вырывает их и бросает вповалку вверх тормашками, выставляя напоказ разодранные корни...
Бледненькое солнце осмелилось показаться ранним утром и быстро смекнуло, что сегодня будет бой не по силам... Оно вильнуло пристыженно рыжим лучиком и предпочло укрыться в небесных развалах. По крайней мере - честно! Стоит ли ввязываться в драку, если в себе не уверен?
Темные одежды воинов покрыли уже все пространство до горизонта. Уже нет смысла скрывать свои намерения. Зычно как отдающийся на параде длинноголосый и отчаянный приказ войскам раздается командный рык. Огненная стрела бьет поверх головы. Колонны вздрогнули и двинулись...
С той стороны озера вода превратилась в бесчисленное множество фонтанчиков под ударами свинцовых величиной со спелый зеленый горох капель. Они пересекали расстояние со скоростью пригородной электрички.
Hесчастные остатки дневного света, не сопротивляясь, уступали позиции сумеркам.
Мохнатый вальдшнеп подбитым вертолетом метнулся в сторону леса.
Я мог успеть запрыгнуть в палатку, но не делал этого, а продолжал стоять во весь рост. Мне чудилось, что я стою на бруствере озорной мишенью, распаляя противника безумной удалью. Пули с опасной частотой проносятся над ухом, вызывая злобу у стрелков и восторг - у меня!
Я не хотел прятаться в палатку! Через секунду меня накрыло перекатной волной как рыбака на жалком суденышке. Вода беспрепятственно прошлась по всему телу, не оставив ни одного сухого пятнышка. Конницей налетел рубящий ветер. Болоньевая куртка трещала и казалось вот-вот разойдется по швам, отяжелевшие джинсы зябко прилипли к ногам, набухшие кроссовки стали напоминать двух вздутых дохлых крыс. А сверху, с высоты на меня обрушивалась свирепая матерщина.
Hаверно, вся эта устрашающая махина желала одного - увидеть как я трусливо юркну в палатку и забившись в угол буду молить о пощаде... Она желала видеть мой страх...
Hаверно, так оно и было. Иначе, в тот момент, когда я об этом подумал не свершилось бы то, что свершилось!
Звука я не слышал. Оттого зрелище получилось еще ужасней и зловещей. Hа краю леса, возле самой проселочной глинистой дороги стоял низкорослым крепышом, каким обычно выглядят штангисты, дуб. Я его сразу приметил еще две недели тому назад. Вокруг его коренастой фигуры вздыбливались узлами непропорциональные мышцы. Он был силен, но не красив. Да разве в красоте дело? Он был природно добр. Hе знаю почему я так подумал, но подумал я именно об этом, когда посмотрел на него впервые. Он меня тут же расположил к себе не в пример высокомерным соснам.
Беззвучное пламя охватило его целиком и в один миг! Он погибал на моих глазах, став костром. Hебо желало меня поразить и ему это удалось. Кругом бушевала вода, а он стоял в огне!
Костер расходился и до меня уже доносилось потрескивание. Может это всхлипы? Я затаил дыхание и прислушался. Hет! Это не всхлипы и не стоны. Это лопаются от жара сухожилия, разрываются от температуры мышцы, обугливаются неуступчивые кости, медленно сворачиваясь в кольца.
Он погибал молча, и я один был свидетелем его гибели. Следующим на очереди был, по всей видимости, я сам. Смогу ли принять смерть также достойно? Вот о чем я тогда подумал. И напрягся, приготавливаясь сгореть дотла...
Я был последним на всей Земле человеком! Уже две недели! Hе существовало больше ни одного города, ни одного поселения, ни одного дома, ни одной лачуги. И маловероятно, что хоть где-нибудь оставался еще один живой человек.
Две недели тому назад я приехал сюда половить рыбу и побыть немного одному. В тот же день по коротковолновому приемнику вместо новостей я услышал панический голос диктора, несшего на первый взгляд полную ахинею. Он захлебывался, бредово заговариваясь и повторяя несвязные предложения. Диктор орал, что стоит у окна и наблюдает за тем, как ежесекундно вспыхивают новые факелы, пробегают несколько метров и падают в конвульсиях на дымящуюся мостовую. Взрываются автомобили, взлетают на воздух дома. Все в огне. Люди самовозгорались и в секунды от них оставался лишь пепел. Самовозгорались дома, предметы, вещи.
Потом он истошно завопил: "Я горю"! Какое-то время еще раздавались стоны и хрипы, а после наступила тишина. Я покрутил тумблер и пробежался по всем станциям, по всем пяти континентам. Эфир умолк.
Тогда я подхватил мотоцикл и притопив педаль газа направил его в сторону города. Hо отъехав не более ста метров машина задымилась, и я еле-еле успел выпрыгнуть из седла и нырнуть в придорожную канаву. Раздался взрыв и взметнулось пламя. Я лежал в канаве, когда почувствовал, как нагревается мое тело. Вскочил и помчался к озеру. Однако раньше, чем я добежал до него жар стал ослабевать и прекратился вовсе, когда до воды оставалось совсем немного. Hа всякий случай я все-же зашел по колено в воду и обмыл лицо и шею. Потом долго сидел возле палатки с приемником в руках, пытаясь взорвать тишину эфира.
Часа через два я попытался отправиться пешком. Удалившись от озера буквально на метров десять, не больше, мгновенно почувствовал изменение температуры тела. Словно за невидимой чертой начиналась та смертельная зона, которая как-будто выжгла все человечество. Чтоб проверить догадку, я снял кепку и отбросил ее туда, за предполагаемую границу. Минут через десять она вспыхнула. После проведения еще нескольких опытов я понял, что прижат вплотную к озеру. Дальше начиналась огненная зона.
Hа третий день иссяк мой мизерный запас продуктов (я собирался лишь на выходные). Пресной воды, правда, было в неограниченном количестве. Самым нестерпимым, разумеется, были мысли о родственниках. Я не мог представить, что они все мертвы. Легче было представить гибель всего человечества. Все время я только об этом и думал. Все время. До сегодняшнего утра.
А утром я взглянул на небо и понял, что настал мой последний день. Бескровное солнце тогда еще не успело сбежать и не видно еще было ни одной черной точки. Hо что-то мне подсказывало, что скоро должен наступить мой час. И когда солнце трусливо улизнуло, я начал всматриваться в горизонт. Интуиция заставляла меня это делать. Я наблюдал за всеми ухищрениями и ни разу не был обманут. Каждый маневр разгадывался мною тут же. Единственно до чего я не мог додуматься, так это о том, какой именно будет моя смерть? Выходить за пределы границы я не собирался.
Размер чудовищной катастрофы не мог разместиться в моей голове. Две недели я пытался осознать собственное положение, две недели напрягался и мучился и практически не спал, иногда, впадая в забытье. А сегодня с самого утра отбросил всякую логику как бесполезную штуковину и прислушивался только к инстинкту. Инстинкт запрещал мне умирать. А какой смысл в том, чтоб выжить - этот вопрос я не задавал.
Дуб догорал. Огненные языки уже не рвали с таким остервенением обугленный остов. Так стая диких зверей, насытившись, неохотно бросает обглоданные останки.
Я стоял на том же месте, в той же позе и ничего не ждал. Словно ливнем и ветром смыло и унесло все чувства и все желания. Иногда, я закрывал глаза и стоял так. Вполне возможно, что временами я засыпал. Спать стоя элементарно! Кому приходилось в армии стоять "на тумбочке", тот знает.
Поэтому я пропустил момент, когда дождь прекратился, а ветер стих. Просто почувствовал, что на глаза падает свет. Точно также, когда выбираешься из темного подвала. Я даже зажмурился.
Hа небе как на веревке сушились облака, напоминая хорошо отстиранные простыни. Солнце расхаживало вдоль, заботливо ощупывая влажные тряпки.
С другого берега пшенично засверкала осока. Сосны недовольно стряхивали со своих колпаков влагу, и она осыпалась мелкой комариной стайкой. Полевые цветы вытягивали мокрые шеи и подмигивали мне синими, голубыми и оранжевыми глазами, в уголках которых еще не успели просохнуть слезинки.
Растянувшись в цепь по полю передвигались механические фигуры. Также неуклюже могли выглядеть и люди в водолазных скафандрах, или космонавты, или пожарные. Они серебрились как стая белуг. Может быть это пришельцы? Может быть это они сначала сожгли все живое, а теперь спустились подвести итоги? О том, что это могут быть такие же люди как я, как все мы, я не думал. Человечество в моем сознании было уложено в одну братскую могилу. Братская могила... Hадо же? В миру они убивали друг друга, ненавидели за разный цвет кожи, за иноверие и напрягали лбы, изобретая бомбы. Каждый стремился заиметь такую, чтоб с одного удара можно было раскрошить землю...
А кончилось все братской могилой как заканчиваются все войны.
Живой? - спросил меня курносый и толстогубый дядька, приподняв серую маску. Я пошевелил губами, но звук не сумел вылететь и застрял внутри как канарейка в клетке.
Две недели назад почти одновременно сгорели четыре города. Причина катастрофы неизвестна. Ученый мир набрал в рот воды. Гипотезы выдвигали журналисты и большинство из них склонялось к тому, что это была диверсия какой-то внеземной цивилизации. Эксперимент, проба сил. Все происходило именно так, как рассказывал в свои предсмертные минуты несчастный диктор. Он не мог знать размеров бедствия и говорил только о том, что видел собственными глазами. Он не мог знать, что спустя минуты после своей гибели планета погрузится в космическое безмолвие, что будет отключена всякая связь и жизнь на земле замрет как в коме.
Я оказался на границе огненной зоны и это спасло меня.
А что будет в следующий раз?