Марк Ариевич Тарловский
 
Огонь

 
Мы честно не веруем в бога-
Откуда берется тревога?
Друзья, почему вы скорбите
На звонкой планете своей?…
 
 
Мы плавно летим по орбите,
Одни мы над миром владыки,-
Нам зверь подчинается дикий
И травы зеленых полей.
 
 
Верблюды танцуют под нами,
Погонщики правят слонами,
И тигров сечет укротитель,
И змей усыпляет колдун.
 
 
Весь мир - поглядеть не хотите ль?-
Весь мир заключился в зверинцы,
А вы - недовольные принцы,
И я - ваш придворный болтун…
 
 
Но ближе, товарищи, к делу,
К тому голубому пробелу
В истории малой вселенной,
Где боги рассеяли тьму
 
 
И плетью, доныне нетленной,
Одетые в шкуры оленьи,
Поставили мир на колени
И властно сказали ему:
 
 
"Носи господину поклажу,
Расти ему волос на пряжу,
Предсказывай криком погоду
И брызгай в него молоком,
 
 
И бегай за ним на охоту,
Хвостом дружелюбно виляя,
И, хрипло и радостно лая,
В добычу вонзая клыком".
 
 
Под череп, отлогий и плоский,
Уже проползли отголоски
Змеиных и жадных суждений,
Скупых и пророческих снов.
 
 
От долгих пещерных радений
Дрожала растущая челюсть,
И слышался почковый шелест
Готовых к открытию слов.
 
 
И твари еще не хотели
В косматом и бронзовом теле
Признать своего господина,
Склониться пред ним головой;
 
 
Но бьющая камнем скотина
Зажгла прошлогоднюю хвою,
И огненно-скорбному вою
Победный ответствовал вой!
 
 
В наполненном дымом пещере,
Чихая и зубы ощеря,
Хозяин пылающих палок
Сидел перед кругом гостей.
 
 
И круг был беспомощно-жалок,
Он ласкал зубами в испуге,
А тот прижимался к подруге
И гладил шершавых детей.
 
 
В ту ночь под шипенье поленьев
Властительнейшее из звеньев
Ушло из цепи мирозданья
За грань родового костра.
 
 
В ту ночь под глухие рыданья,
Как младший из братьев над старшим,
Природа напутственным маршем
Томилась над ним до утра…
 
 
Ясна и поныне дорога-
Откуда же наша тревога?
Друзья, почему вы скорбите,
О чем сожалеете вы?…
 
 
Ах, понял: о тягостном быте,
Где люди - рабы иль торговцы,
Где мелкие особи-овцы,
А крупные хищники - львы!…
 
 
Рыкающий вызов пустыни
Дрожит на таблицах латыни,
В презрительном посвисте янки,
В мелодии галльских речей.
 
 
На козлах махновской тачанки
Война, триумфатор усталый,
Вошла в городские кварталы
Под варварский рев трубачей,-
 
 
И ходит, хватая за ляжки,
Наглея от каждой поблажки,
И рвет благородные шкуры,
Слепой тупоножий мясник.
 
 
Но в диких пустынях культуры,
Я вижу, собрат обезьяны
Духовные лежит изъяны
Над грудой спасительных книг…
 
 
Я знаю - наступит минута,
Когда остановится смута,
Когда, как покорные звери,
Мы сядем у дома того,
 
 
Кто в новой поднимется вере,
Кто, в знак небывалой затеи,
Пылающий факел идеи
Над голой взовьет мостовой.
 
 
Еще не означенный точно
В своей колыбели восточной,
Но жаркий, глухой и победный,
Не он ли в Кремле воспален,-
 
 
И ночью к пещере заветной
Не крадутся ль дикие звери
Отвесить у яростной двери
Глубокий и мрачный поклон?
 

1927 г.