Надежда Тэффи
 
Политика и наука

   Настроение в классной комнате какое-то натянутое. Второй день не дерутся.
   Павлику не по себе. Он сидит над книгой и тихо похныкивает, глядя на лампу, подвешенную высоко «от греха подальше».
   Борька, толстый, безбровый, хмурит лоб и зубрит по бумажке.
   – Р. С.-Д. Р. П., Д. К. и Р. Д… Нет, не Д. К., а К.-Д., К.-Д., К.-Д.
   – Хм! – хнычет Павлик. – И чего ты бесишься. Все равно все знают, что у нас в приготовительном самые трудные предметы. У нас все предметы начинаются, а у вас все только повторяют. Это всем известно.
   – К.-Д., К.-Д., К.-Д., – кудахтает Борька.
   – Хм! Хм! Меня завтра из батюшки спросят, а я ничего не могу выучить. Вчера спросили, я все великолепно знал, а он кол влепил.
   – Р. С.-Д. Р. П., Р. С.-Д. Р. П. А что же тебя спрашивали? – с легким налетом презрения кидает Борька.
   – Спросили про двунадесятые праздники. Я ему почти все назвал: Пасху назвал, Вознесенье назвал, Елку назвал, Введенье назвал, Масленицу назвал…
   – Дурак! Масленица не двунадесятая. Р. С-Д. Р. П.
   – Я ему все назвал, и Илью назвал, а он…
   – Перестань скулить! Р. П. С.-Р… У меня революция на носу. Большевик, меньшевик, фракция, фракция, фракция… Большевик, меньшевик…
   Павлик уныло посмотрел на маленький круглый Борькин нос, на котором была революция, и захныкал дальше.
   – Хм! Заповеди все знаю, а он нарочно сбивает, чтобы…
   – Врешь, – неожиданно обрывает Борька. – Не можешь ты всех заповедей знать.
   – Нет, знаю.
   – Ну, скажи, какую знаешь.
   – Все знаю. И третью знаю.
   – Ну, скажи, про что в третьей говорится?
   – Про родителей.
   – А что про родителей?
   – «Да не прелюбо да сотворите» говорится. Я все знаю. А ты ничего не знаешь, ты ерунду зубришь. Латинскую азбуку.
   – Эх ты, курица! Это не латинская азбука. Это мне Паша Коромысленников записал. Это, братец ты мой, фракция, а не ерунда. Паша Коромысленников не такой человек, чтоб ерундой заниматься. Он, братец ты мой…
   – А что такое фракция?
   – Это, братец ты мой, тебе еще рановато знать. Вот перейдешь в следующий класс, тогда… Паша Коромысленников светлая личность!
   Борька глубокомысленно хмурит то место, где должны быть брови, и, понизив голос, продолжает:
   – У Паши Коромысленникова чудный револьвер! Браунинг. Великолепный! Маузеровской работы. Он несколько тысяч стоит, и то без пуль. Пули покупаются отдельно. Тоже несколько тысяч. Но мы будем сами пули лить. Своего отлива прочнее. Будем копить свинец из-под Гала-Петер. Этого, конечно, мало… Ну, да там видно будет. Мне тоже придется обзавестись оружием.
   – А тебе зачем? – криво усмехается Павлик. Он уже давно почувствовал уважение к брату, но еще совестно показать это.
   –  Я,видишь ли, братец ты мой, сделал маленькую оплошность. Может быть, ты и не заметил, но кое-кто, наверное, намотал себе на ус. Дело в том, что я вчера за обедом брякнул во всеуслышание, что я социал-демократ. Теперь Паша Коромысленников советует мне спать с оружием. Пример Герценштейна служит ярким доказательством того, что черная сотня не пощадит никого из нас…
   Павлик уже не усмехается. Глаза у него стали круглые.
   – Да-с, братец ты мой, – продолжает Борька. – Дело – табак! Конечно, я мог бы, например, завтра же за обедом заявить, что я не социал-демократ, а что я принадлежу к фракции союза активных крамол, то есть борьбы (ты ведь все равно не понимаешь). Этим я бы себя спас. Но Борис Сухарев не таков, братец ты мой! Ты еще узнаешь, что такое Борис Сухарев. А теперь – засохни! Не мешай. Р.С.-Д. Р.П., Р.С.-Д. Р.П., Р.С.-Д.Р.П.
   Некоторое время Павлик молча и сосредоточенно рисует чернилами рожи у себя на ногтях.
   Разрисовал всю левую руку – на каждом ногте по роже. Мрачно полюбовался. Принялся за правую руку. Здесь дело не налаживалось. Павлик не умел рисовать левой рукой. Опять стало скучно. Пришлось захныкать.
   – Хм… хм… Все равно хоть все на память вызубри, а он кол влепит. Я ему все Вознесенье хорошо ответил; все правильно рассказал, только заглавие спутал, сказал, что это Сретенье, а он… А Петя говорит, что если я из батюшки срежусь, так меня на второй год засадят.
   – Засохни! П.П.С., П.Н.С… У меня теперь трудное пошло. П.П.С, П.Н.С…
   – Из русского разбор задал, а я не могу…
   – Что ты не можешь, курица?
   – Не могу пустынника.
   – Какого пустынника?
   – Задано «Пустынник гулял в пустыне». Пустыня – имя существительное, нарицательное… А пустынник… а пустынник – глагол?
   – Глагол? – задумывается Борька. – Ну, это ты, братец, того… Как же тогда второе лицо?
   – Ты пустынник… – безнадежно тянет Павлик.
   – Нет, это ты, братец мой, путаешь. Это так кажется, что глагол, потому что пустынник предмет воодушевленный. А ты возьми предмет невоодушевленный. Например, стол. Что такое – стол?
   – Глаго-ол…
   – Вот курица! Как же будущее время, если глагол?
   – Столу-у, хм…
   В соседней комнате часы бьют восемь. Борька в отчаянии хватается за голову.
   – Сейчас чай пить позовут, а я ни в зуб ногой. Будь товарищем, спроси меня вот по этой бумажке, только не подсказывай, я сам…
   Павлик берет бумажку и, мрачно насупившись, начинает:
   – Что такое К.-Д.?
   – Да ты не по порядку! Ты вразбивку спрашивай. По порядку и дурак скажет.
   – Что такое максималисты?
   – Ну, это легко. Это те, которые в Фонарном переулке. Валяй дальше!
   – Что такое П.Д.Р.?
   – П.Д.Р… П.Д.Р… Постой, ты, верно, не так спрашиваешь. Да, П.Д.Р. Партия демократических реформ, правей К.-Д., левей С.-Д.
   – Что такое Р. С.-Д. Р.П.?
   – Гм… Как?
   – P.C.-Д. Р.П.
   – Ты, верно, опять спутал.
   – Р.С.-Д. Р.П. – настойчиво тянет Павлик.
   – Пошел к черту! Мекеке! Мекеке! Туда же берется спрашивать. Сказано, курица – ну и молчи! Давай сюда записку!
   В столовой зазвенели ложки. Сейчас позовут чай пить. Скучно Павлику и тревожно. Что-то завтра будет из батюшки… И разве пустынник наверное глагол?…
   Борька отдувается и фыркает: «Фракция, фракция, фракция…»
   Молодчина Борька. Хорошо быть большим и умным!…