Страница:
Общемировые корпорации
Наиболее широко известные и мощные из этих сил - транснациональные или мультинациональные корпорации. В последние 25 лет мы видим необыкновенную глобализацию производства, основанную не просто на экспорте сырья или готовой продукции, но на межнациональной организации самого производства. Транснациональные корпорации (ТНК) могут проводить изыскания в одной стране, производить отдельные части в другой, собирать их в третьей, продавать продукт производства в четвертой, вкладывать прибыль в пятой и так далее. Они могут иметь дочерние ветви в десятке стран. Размеры, значение и политическое могущество этих новых игроков в общемировой игре неуклонно возрастает с середины 50-х годов. Ныне по крайней мере 10 тыс. компаний, основанных в некоммунистических высокоразвитых странах, имеют ответвления за пределами собственной страны и более 2 тыс. - в шести или более странах(29). Из 382 главных промышленных фирм с общим объемом продажи в 1 млрд долл. 242 имеют 25 и более процентов "иностранных составляющих" в виде сбыта, имущества, экспорта, дохода или рабочей силы. И пока экономисты с пеной у рта спорят о том, как определить и оценить (т. е. классифицировать) эти корпорации, становится ясно, что они представляют собой новый коренной фактор в мировой системе и бросают вызов государству-нации(30). Чтобы оценить масштаб их деятельности, полезно знать, что в определенный день в 1971 г. они держали 268 млрд долларов в краткосрочных ликвидных вкладах. Это, согласно Международному торговому подкомитету сената США, "более чем в два раза превосходило сумму, находившуюся в распоряжении всех международных организаций во всем мире на этот день". Для сравнения, общий годовой бюджет ООН составляет менее 1/268, или 0,0037 этой суммы(31). К началу 70-х годов ежегодный доход "General Motors" был больше, чем валовой национальный доход Бельгии или Швейцарии. Подобные сравнения заставили экономиста Лестера Брауна, президента "Worldwatch Institute", заметить: "Когда-то говорили, что солнце никогда не закатится для Британской империи. Сегодня для Британской империи солнце закатилось, но не закатывается для глобальных корпораций, таких, как IBM, "Юнилевер", "Хитачи" и "Фольксваген"(32). Один "Exxon" имеет нефтеналивной флот, в два раза превосходящий флот Советского Союза(33). Экономист из Королевского военного колледжа Австралии Джозеф Вилжинский однажды сделал эксцентричное замечание относительно того, что в 1973 г. "прибыль от продажи" всего лишь десяти из этих транснациональных корпораций была бы достаточной для того, чтобы предоставить 58 млн членов коммунистических партий всех 14 социалистических стран полугодовой отпуск по американским стандартам"(34). Несмотря на то что транснациональные корпорации обычно считают капиталистическим изобретением, около 50 "социалистических транснационалов" действуют через страны СЭВ, прокладывая газопроводы, производя химикаты, добывая поташ и асбест и занимаясь морскими перевозками(35). Более того, социалистические банки и другие организации, от Московского народного банка до черноморской и балтийской генеральных страховых компаний, совершают сделки в Цюрихе, Вене, Лондоне, Франкфурте и Париже. Некоторые марксистские теоретики теперь рассматривают "интернационализацию производства" как необходимое и "прогрессивное" явление. Вдобавок из 500 частных, западных ТНК, прибыль которых в 1973 г. превысила 500 млн долл., 140 ведут коммерческие дела с одной или несколькими странами СЭВ(36). ТНК базируются не только в богатых странах. 25 стран латиноамериканской экономической системы недавно создали собственные ТНК в области сельского хозяйства, строительства дешевых домов и производства товаров широкого потребления. Филиппинские компании строят глубоководные порты в Персидском заливе, индийские транснационалы создают заводы по производству электронной техники в Югославии, организуют добычу железной руды в Ливии и станкостроительную промышленность в Алжире. Развитие ТНК ведет к изменению положения государств-наций(37). Марксисты склонны рассматривать национальное правительство как слугу корпораций и подчеркивать общность их интересов. Тем не менее у ТНК часто существуют собственные интересы, идущие вразрез с интересами их "домашних" наций, и наоборот. "Британские" ТНК нарушают британские эмбарго(38), "американские" ТНК - установки США относительно арабского бойкота израильских фирм(39). В период эмбарго ОПЕК транснациональные компании распределяли поставки между странами в соответствии со своими собственными решениями, а не с национальными. Лояльность по отношению к своей нации быстро исчезает, когда в другом месте открываются большие возможности, поэтому ТНК переводят из страны в страну рабочие места, обходят законы об охране природы и натравливают друг на друга враждующие страны(40). "Несколько последних веков, - пишет Лестер Браун, - мир был аккуратно разделен на независимые, суверенные государства-нации... С появлением в буквальном смысле сотен мультинациональных или глобальных корпораций эта организация мира - взаимоисключающие политические единства видоизменяется в результате возникновения сети экономических организаций"(41). По этой причине власть правительства государства-нации, безраздельно принадлежавшая ему, когда государство-нация была единственной силой, фигурировавшей на мировой арене, теперь резко уменьшается, по крайней мере относительно. Разумеется, ТНК уже стали настолько огромными, что они сами приобрели некоторые черты государства-нации, включая собственные квазидипломатические корпусы и эффективные разведывательные агентства(42). "Потребности транснациональных корпораций в данных разведки почти не отличаются от потребностей Соединенных Штатов, Франции или любой другой страны... В действительности любой разговор о разведывательной деятельности КГБ, ЦРУ и их агентств-спутников будет неполным без упоминания о растущей роли, которую играет в ней аппарат "Exxon", "Чейз Манхэттен", "Мицубиси", "Локхид", "Филлипс" и других", - пишет Джим Нуган в "Spooks", анализируя деятельность частных разведывательных агентств. Иногда ТНК кооперируются со своими "родными нациями" , иногда эксплуатируют их, иногда осуществляют их политику, иногда используют государство для проведения собственной политики. Существование ТНК нельзя считать ни положительным, ни отрицательным явлением. Но их способность мгновенно перекачивать через государственные границы миллиардные суммы, привлечение новейших технологий и оперативность часто позволяют им обгонять государство. "Главный вопрос даже не в том, что транснациональные компании могут обходить определенные региональные законы и установления, - пишет Хью Стивенсон в своем исследовании, посвященном влиянию транснациональных корпораций на государство-нацию. - Дело в том, что наши оценки и реакции обусловлены представлением о суверенном национальном государстве, а транснациональные корпорации нарушают это представление"(43). В рамках глобальной властной системы рост транснациональных компаний скорее ослабляет, нежели усиливает государство-нацию, и это происходит на фоне центробежного давления снизу, угрожающего ее единству.
Развитие "Т-сети"
ТНК - не единственная новая сила на мировой арене, просто о них известно больше, чем о других силах. Например, мы становимся свидетелями роста транснациональных профсоюзов, которые являются как бы зеркальным отражением транснациональных корпораций. Мы видим также развитие религиозных, культурных и этнических движений, переходящих национальные границы и сливающихся друг с другом. Мы наблюдаем рост движения против использования ядерной энергии, и демонстрации его участников охватывают одновременно несколько стран. Мы видим также возникновение транснациональных политических партий. Так, например, христианские демократы и социалисты говорят о слиянии в "европартии", и этому процессу способствует образование Европейского парламента. Параллельно с этим происходит быстрое образование негосударственных транснациональных ассоциаций. Направление деятельности таких групп может быть любым - от образования до исследования Мирового океана, от спорта до науки, от садоводства до помощи пострадавшим от стихийных бедствий. Это может быть футбольная конфедерация Океании, или Международный Красный Крест, или Международная федерация женщин-юристов. В целом такие организации типа "зонта" представляют миллионы членов и имеют десятки тысяч ветвей в разных странах. Они отражают все возможные политические интересы или отсутствие таковых. В 1963 г. существовало около 1300 подобных интернациональных организаций, а к середине 70-х годов их количество увеличилось вдвое. Ожидается, что к 1985 г. их станет около 3500-4500, при этом каждые три дня возникает новая подобная организация(44). Если ООН является "общемировой организацией", то эти менее заметные группы можно считать "второй общемировой организацией". Их общий бюджет в 1975 г. составлял 1,5 млрд долл., но это лишь небольшая часть ресурсов, контролируемых такими группами. Они имеют собственный "профсоюз" - Союз интернациональных организаций, основанный в Брюсселе. Они связаны друг с другом по вертикали (местные, региональные и национальные группы, объединенные в международные) и по горизонтали - сетью консорциумов, рабочих групп, оргкомитетов и исполнителей. По оценке Союза интернациональных организаций, в 1977 г. между 1850 такими группами насчитывалось 52 075 перекрещивающихся внутренних связей, и число этих взаимосвязей неуклонно возрастает. Члены интернациональных организаций постоянно контактируют друг с другом на тысячах собраний, конференций и симпозиумов. Еще не достигшая окончательного развития, эта быстро расширяющаяся транснациональная сеть (или Т-сеть) добавляет еще одно измерение в формирующуюся мировую систему Третьей волны(45). Однако складывающаяся картина еще не полна. Роль государства-нации еще более умаляется тем обстоятельством, что нации как таковые вынуждены создавать наднациональные организации. Государства-нации пытаются сохранить за собой возможно больший суверенитет и свободу действий. Но постепенно им приходится признавать все новые ограничения независимости. Например, европейским странам пришлось, возможно, против их желания, создать Общий рынок(46), Европейский парламент, европейскую валютную систему и специализированные организации типа Европейской организации ядерных исследований. Ричард Берк, уполномоченный по налогам Общего рынка, осуществляет давление на страны, входящие в организацию, с целью изменения их национальной налоговой политики. Сельскохозяйственная или промышленная политика, выработанная Лондоном или Парижем, принимается Брюсселем(47). Члены Европейского парламента добились увеличения бюджета АЭС на 840 млн долл. практически против воли своих национальных правительств(48). Общий рынок, скорее всего, представляет собой первый пример перехода власти на транснациональный уровень. Но это не единственный пример. По существу, мы являемся свидетелями вспышки численности таких межправительственных организаций (МПО), объединяющих до трех и более наций по самым разнообразным направлениям - от Мировой метеорологической организации до Международного агентства по атомной энергии, от Международной организации кофе до Латиноамериканской ассоциации свободных профсоюзов, не говоря уж об ОПЕК. Сегодня такие организации становятся необходимыми для координации работы транспорта, систем коммуникации и патентования, а также множества других направлений деятельности. С 1960 г. по 1977 г. количество этих МПО увеличилось со 139 до 262. Через МПО государства-нации пытаются решать проблемы, по уровню превосходящие национальные, в то же время сохраняя максимальный контроль на национальном уровне. Однако постепенно неуклонно усиливается влияние межправительственных организаций, принимающих решения или накладывающих ограничения на решения государственного масштаба. Все эти явления - рост транснациональных корпораций, вспышка численности межнациональных ассоциаций и создание МПО - действуют в одном направлении. Государство-нация все больше и больше теряет независимость и суверенитет. Итак, мы создаем новую многоуровневую мировую игру, участники которой - не только нации, но и корпорации, профсоюзы, политические, этнические и культурные группировки, транснациональные ассоциации и наднациональные организации. По мере того как формируется новая мировая система, государство-нация, существованию которого уже угрожает давление снизу, все больше и больше теряет власть.
Планетарное сознание
Уменьшение роли государства-нации отражает появление мировой экономики нового типа, складывавшейся одновременно с подъемом Третьей волны. Государство-нация было необходимым политическим условием для экономики национального масштаба. Сегодня эти условия не просто нарушены успешное развитие государства-нации сделало его устаревшим. Это связано, во-первых, с ростом региональной экономики, достигающей уровня, некогда характерного для национальной экономики. Во-вторых, мировая экономика, порожденная развитием экономики государств-наций, увеличилась в объеме и теперь приобретает новые, неизвестные ранее формы. Так, в новой мировой экономике доминирующую роль играют огромные транснациональные корпорации. Ее обслуживают необыкновенно быстродействующие, разветвленные банковские и финансовые системы. Она оперирует суммами и кредитами, которыми не может оперировать ни одна нация. Она развивается в направлении транснациональной валютной системы не единых "мировых денег", но набора валют или "мета-валют", основанных на "рыночной корзине" национальных валют или предметов потребления. Она разрывается общемировым конфликтом между обладателями ресурсов и их потребителями и задолженностями доселе непредставимых масштабов. Это смешанная экономика, в которой частный капитал и промышленность социалистических государств образуют совместные предприятия и работают бок о бок. А идеологией этой системы является не невмешательство и не марксизм, а глобализм - представление о том, что национализм устарел. Как Вторая волна породила слой людей, чьи интересы превосходи пи локальный уровень и становились основой национальной идеологии, так Третья волна порождает группы людей, интересы которых шире, чем национальные. Эти люди становятся носителями формирующейся глобалистской идеологии, которую иногда именуют "планетарным сознанием". Таким сознанием обладают деятели многонациональных корпораций, борцы за охрану окружающей среды, финансисты, революционеры, интеллектуалы, поэты и художники, не говоря уже о членах Трехсторонней комиссии(49). Даже от одного знаменитого советского генерала, имевшего четыре звезды Героя, я услышал, что "государство-нация мертво". Глобализм представляется чем-то большим, нежели идеология, служащая интересам ограниченной группы людей. Национализм говорил от лица нации, глобализм выступает от лица всего мира. И его появление представляется эволюционной необходимостью - ступенью к "космическому сознанию", охватывающему не только Землю, но и Вселенную. Таким образом, на каждом уровне - от экономики и политики до организации и идеологии - мы видим сокрушительное нападение на оплот цивилизации Второй волны - государство-нацию. В тот самый исторический момент, когда многие бедные страны отчаянно сражаются за утверждение себя как нации, потому что в прошлом нация как сущность была необходимым условием успешной индустриализации, богатые страны, уже шагнувшие за пределы индустриализации, сводят роль нации на нет. В будущие десятилетия следует ожидать появления новых общемировых организаций, способных представлять как донациональные, так и постнациональные интересы.
Мифы и изобретения
Сегодня никто - от экспертов из Белого дома или Кремля до пресловутого человека с улицы - не может предсказать, как именно будет развиваться мировая система, какие новые организации и институты локального или глобального уровня возникнут в будущем, но развенчать некоторые популярные мифы все-таки возможно. Первый из этих мифов пропагандируется такими фильмами, как "Роллербол" (Rollerball) и "Сеть" (Network), в которых негодяй со стальными глазами объявляет, что мир поделен или будет поделен между группой транснациональных корпораций. В наиболее обычной форме этот миф рисует единую общемировую Энергетическую корпорацию, Пищевую корпорацию, корпорацию Домостроения, Отдыха и т. д. Существуют варианты, в которых эти корпорации являются отделениями какой-либо грандиозной мегакорпорации. Этот упрощенный образ основан на прямой экстраполяции тенденций Второй волны - специализации, максимизации и централизации - на мир будущего. Это представление не только не учитывает фантастического разнообразия реальных условий жизни, столкновения культур, религий и традиций, скорости изменений и исторически обусловленной дифференциации общества, оно не только основано на наивном предположении, что такие потребности, как потребность в пище, энергии, жилье, можно строго разграничить, оно игнорирует фундаментальные изменения, которые ныне революционизируют структуру и цели корпорации как таковой. Короче говоря, это представление основано на устаревшем образе корпорации, сложившемся в эпоху Второй волны. Другая, тесно связанная с первой, фантастическая картина изображает мир, которым правит одно централизованное Мировое Правительство. Оно обычно представляется как "продолжение" какого-либо ныне существующего государства или института - "Соединенные Штаты Мира" или "Планетное Пролетарское Государство" или просто как расширенная Организация Объединенных Наций. И в этом случае представление основано на упрощающем приложении принципов Второй волны. То, что сейчас возникает, станет, по-видимому, не будущим, где господствуют корпорации, и не мировым правительством, а гораздо более сложной системой, организованной подобно тому, как организованы некоторые передовые отрасли промышленности. Мы, скорее, не создаем пирамиду мировой бюрократии, а плетем сеть из разных организаций со сходными интересами. Например, в ближайшем десятилетии мы можем увидеть Океанскую Сеть, составленную не только из наций, но из регионов, городов, корпораций, организаций по охране окружающей среды, научных групп и т. д., чьи интересы связаны с морем. С течением времени будут возникать и вплетаться в эту сеть новые группировки, а другие начнут из нее выходить. Сходные организационные структуры возникнут, а по существу уже возникают, в других сферах - космическая сеть, пищевая, транспортная или энергетическая и т. п., вливающиеся друг в друга, перекрывающиеся и формирующие широко открытую, а не замкнутую систему. Короче говоря, мы движемся в направлении мировой системы, скорее состоящей из тесно взаимосвязанных единиц, как связаны нейроны в мозгу, нежели представляющей собой подобие бюрократической административной единицы. Когда это произойдет, следует ожидать серьезной борьбы в ООН по поводу того, останется ли эта организация "профсоюзом государств-наций" или в ней будут представлены другие единицы - региональные, возможно, религиозные или этнические и даже корпорации. Поскольку нация распадается и реструктурируется, поскольку на мировой сцене появляются транснациональные корпорации и другие новые факторы, поскольку возрастают нестабильность и угроза войны, нам придется изобрести новые политические формы или "вместилища", чтобы установить подобие порядка в этом мире - мире, в котором государство-нация по многим причинам становится опасным анахронизмом.
Глава 23
ГАНДИ И СПУТНИКИ
Конвульсивные содрогания", "Неожиданная вспышка", "Резкий поворот"... Специалисты по заголовкам судорожно ищут термин для описания того, что они ощущают как нарастание беспорядка в мире. Их ошеломляет подъем мусульманства в Иране. Внезапное изменение курса маоистской политики в Китае, крушение доллара, воинственность отсталых стран, мятежи в Сальвадоре или Афганистане - все это рассматривается как неожиданные, волнующие и не связанные друг с другом события. Нам говорят, что мир стремительно приближается к хаосу. И все же многое из того, что кажется проявлением анархии, на самом деле таковым не является. Рождение новой цивилизации не может произойти без разрушения старых связей, свержения режимов и потрясений в финансовой системе. То, что может показаться хаосом, - это в действительности глобальная перегруппировка сил, необходимая для их соответствия новой цивилизации. Когда-нибудь, оглядываясь на сегодняшний день, мы будем видеть его как закат цивилизации Второй волны, и предстающая перед мысленным взором картина не сможет не показаться весьма печальной. Потому что при ближайшем рассмотрении выясняется, что индустриальная цивилизация оставила за собой мир, в котором лишь четвертая часть вида Homo sapiens живет в относительно приемлемых условиях, три четверти - в относительной бедности, а 8 млрд пребывает в состоянии, которое Всемирный банк именует "абсолютной бедностью"(1). 700 млн человек не доедают, а 550 млн неграмотны. К концу индустриальной эпохи приблизительно 1 200 млн живут в условиях, опасных для здоровья, и им даже недоступна нормальная питьевая вода. Индустриальная цивилизация оставила после себя мир, в котором экономический успех двух-трех десятков индустриальных стран полностью зависит от скрытых поступлений дешевой энергии и дешевого сырья. Она оставила после себя глобальную инфраструктуру - Международный валютный фонд, Генеральное соглашение по таможенным тарифам и торговле, Мировой банк и СЭВ, которые регулировали торговлю и финансы для сил Второй волны. Она оставила множество бедных стран с монокультурной экономикой, обслуживающей богатые страны. Быстрый подъем Третьей волны не только знаменует конец империй Второй волны, он также сокрушает наши надежды на то, что можно покончить с нищетой на планете старыми способами.
Стратегия Второй волны
С конца 40-х годов большинство попыток уничтожить пропасть, разделяющую бедных и богатых, подчинялось одной доминирующей стратегии. Я называю ее стратегией Второй волны. Этот подход был обусловлен мнением, что общества Второй волны представляют собой вершину эволюционного прогресса и что для решения своих проблем любое общество должно повторить путь индустриальной революции в точно таком же виде, в каком его проделали Запад, Советский Союз или Япония. Прогресс заключается в перемещении миллионов людей из сельского хозяйства в массовое производство. Это требует урбанизации, стандартизации и всего остального набора Второй волны. Иначе говоря, развитие подразумевает преданное следование модели, оказавшейся успешной. Правительства во многих странах пытались осуществить этот план. Некоторые из них, такие как Южная Корея или Тайвань, где существовали специфические условия, по-видимому, преуспевают в формировании общества Второй волны. Но большинство подобных попыток потерпели поражение. Эти неудачи в одной из отсталых стран за другой пытались объяснить множеством умозрительных причин. Неоколониализм. Плохое планирование. Коррупция. Отсталая религия. Трайбализм. Транснациональные корпорации. Разведка. Слишком медленное движение. Слишком быстрое. Но какие бы причины мы ни называли, факт остается фактом: индустриализация по модели Второй волны гораздо чаще терпела крах, чем проходила успешно. Наиболее впечатляющий пример - Иран(2). В конце 1975 г. шах Ирана заявил, что, следуя стратегии Второй волны, он превратит Иран в самое высокоразвитое индустриальное государство Среднего Востока. "Строители шаха, - писала "Newsweek", - усиленно трудились над восхитительной массой шахт, плотин, железных дорог, шоссе и прочих составляющих полновесной индустриальной революции". В июне 1978 г. международные банкиры все еще сражались за право вложить миллиарды за мизерные проценты в Кораблестроительную корпорацию Персидского залива, Текстильную компанию Мазадерна, в "Тавинар", государственную электростанцию, металлургический комплекс в Исфахане, Иранскую алюминиевую компанию и т. п.(3). Предполагалось, что эти нововведения превращают Иран в "современную" нацию, но в Тегеране господствовала коррупция. Бросающаяся в глаза разница в потреблении усугубила контраст между бедными и богатыми. Торжествовали иностранные интересы, главным образом американские, но не только. (Менеджер-немец получал в Тегеране в три раза больше, чем он получал бы дома, а его рабочие - десятую долю того, что получает рабочий в Германии(4).) Городской средний класс был крошечным островком в океане нищеты. Даже не считая нефти, две трети всех рыночных товаров потреблялись в Тегеране одной десятой населения страны(5). В сельской местности, где доходы едва составляли пятую часть доходов городского жителя, общая масса населения существовала в ужасающих условиях(6). Вскормленные Западом, миллионеры, генералы и высокооплачиваемые технократы, стоящие у власти в Тегеране, пытались применить стратегию Второй волны, считая, что развитие - это в основном экономический процесс. Религия, культура, семейная жизнь, сексуальная роль - все эти проблемы решатся сами собой, если на долларовой бумажке будут нужные знаки. Культурная реальность мало значила для этих людей, потому что, погруженные в индустриальную реальность, они видели мир все более стандартизованным, а не двигающимся к многообразию. Сопротивление западным идеям считалось в этом кабинете, 90% которого составляли выпускники Гарварда, Беркли и европейских университетов, просто-напросто признаком отсталости. Несмотря на определенные уникальные обстоятельства - в частности, сочетание в Иране нефти и мусульманства, - многое из того, что там происходило, повторялось в большинстве стран, применявших стратегию Второй волны. С небольшими вариациями то же самое можно сказать о десятках беднейших обществ Азии, Африки и Латинской Америки. Крах шахского режима в Тегеране породил широкие дебаты в других столицах - от Манилы до Мехико-сити(7). Чаще всего звучал вопрос о темпах изменений. Были ли эти темпы слишком велики? Может ли правительство, даже располагая таким колоссальным источником доходов, как нефть, достаточно быстро создать средний класс, чтобы избежать переворота? Но иранская трагедия и смена режима шаха столь же деспотической теократией заставляют сомневаться в самих коренных посылках стратегии Второй волны. Является ли классическая индустриализация единственным путем прогресса? Имеет ли смысл имитировать индустриальную модель в то самое время, когда индустриальная цивилизация переживает агонию?
Наиболее широко известные и мощные из этих сил - транснациональные или мультинациональные корпорации. В последние 25 лет мы видим необыкновенную глобализацию производства, основанную не просто на экспорте сырья или готовой продукции, но на межнациональной организации самого производства. Транснациональные корпорации (ТНК) могут проводить изыскания в одной стране, производить отдельные части в другой, собирать их в третьей, продавать продукт производства в четвертой, вкладывать прибыль в пятой и так далее. Они могут иметь дочерние ветви в десятке стран. Размеры, значение и политическое могущество этих новых игроков в общемировой игре неуклонно возрастает с середины 50-х годов. Ныне по крайней мере 10 тыс. компаний, основанных в некоммунистических высокоразвитых странах, имеют ответвления за пределами собственной страны и более 2 тыс. - в шести или более странах(29). Из 382 главных промышленных фирм с общим объемом продажи в 1 млрд долл. 242 имеют 25 и более процентов "иностранных составляющих" в виде сбыта, имущества, экспорта, дохода или рабочей силы. И пока экономисты с пеной у рта спорят о том, как определить и оценить (т. е. классифицировать) эти корпорации, становится ясно, что они представляют собой новый коренной фактор в мировой системе и бросают вызов государству-нации(30). Чтобы оценить масштаб их деятельности, полезно знать, что в определенный день в 1971 г. они держали 268 млрд долларов в краткосрочных ликвидных вкладах. Это, согласно Международному торговому подкомитету сената США, "более чем в два раза превосходило сумму, находившуюся в распоряжении всех международных организаций во всем мире на этот день". Для сравнения, общий годовой бюджет ООН составляет менее 1/268, или 0,0037 этой суммы(31). К началу 70-х годов ежегодный доход "General Motors" был больше, чем валовой национальный доход Бельгии или Швейцарии. Подобные сравнения заставили экономиста Лестера Брауна, президента "Worldwatch Institute", заметить: "Когда-то говорили, что солнце никогда не закатится для Британской империи. Сегодня для Британской империи солнце закатилось, но не закатывается для глобальных корпораций, таких, как IBM, "Юнилевер", "Хитачи" и "Фольксваген"(32). Один "Exxon" имеет нефтеналивной флот, в два раза превосходящий флот Советского Союза(33). Экономист из Королевского военного колледжа Австралии Джозеф Вилжинский однажды сделал эксцентричное замечание относительно того, что в 1973 г. "прибыль от продажи" всего лишь десяти из этих транснациональных корпораций была бы достаточной для того, чтобы предоставить 58 млн членов коммунистических партий всех 14 социалистических стран полугодовой отпуск по американским стандартам"(34). Несмотря на то что транснациональные корпорации обычно считают капиталистическим изобретением, около 50 "социалистических транснационалов" действуют через страны СЭВ, прокладывая газопроводы, производя химикаты, добывая поташ и асбест и занимаясь морскими перевозками(35). Более того, социалистические банки и другие организации, от Московского народного банка до черноморской и балтийской генеральных страховых компаний, совершают сделки в Цюрихе, Вене, Лондоне, Франкфурте и Париже. Некоторые марксистские теоретики теперь рассматривают "интернационализацию производства" как необходимое и "прогрессивное" явление. Вдобавок из 500 частных, западных ТНК, прибыль которых в 1973 г. превысила 500 млн долл., 140 ведут коммерческие дела с одной или несколькими странами СЭВ(36). ТНК базируются не только в богатых странах. 25 стран латиноамериканской экономической системы недавно создали собственные ТНК в области сельского хозяйства, строительства дешевых домов и производства товаров широкого потребления. Филиппинские компании строят глубоководные порты в Персидском заливе, индийские транснационалы создают заводы по производству электронной техники в Югославии, организуют добычу железной руды в Ливии и станкостроительную промышленность в Алжире. Развитие ТНК ведет к изменению положения государств-наций(37). Марксисты склонны рассматривать национальное правительство как слугу корпораций и подчеркивать общность их интересов. Тем не менее у ТНК часто существуют собственные интересы, идущие вразрез с интересами их "домашних" наций, и наоборот. "Британские" ТНК нарушают британские эмбарго(38), "американские" ТНК - установки США относительно арабского бойкота израильских фирм(39). В период эмбарго ОПЕК транснациональные компании распределяли поставки между странами в соответствии со своими собственными решениями, а не с национальными. Лояльность по отношению к своей нации быстро исчезает, когда в другом месте открываются большие возможности, поэтому ТНК переводят из страны в страну рабочие места, обходят законы об охране природы и натравливают друг на друга враждующие страны(40). "Несколько последних веков, - пишет Лестер Браун, - мир был аккуратно разделен на независимые, суверенные государства-нации... С появлением в буквальном смысле сотен мультинациональных или глобальных корпораций эта организация мира - взаимоисключающие политические единства видоизменяется в результате возникновения сети экономических организаций"(41). По этой причине власть правительства государства-нации, безраздельно принадлежавшая ему, когда государство-нация была единственной силой, фигурировавшей на мировой арене, теперь резко уменьшается, по крайней мере относительно. Разумеется, ТНК уже стали настолько огромными, что они сами приобрели некоторые черты государства-нации, включая собственные квазидипломатические корпусы и эффективные разведывательные агентства(42). "Потребности транснациональных корпораций в данных разведки почти не отличаются от потребностей Соединенных Штатов, Франции или любой другой страны... В действительности любой разговор о разведывательной деятельности КГБ, ЦРУ и их агентств-спутников будет неполным без упоминания о растущей роли, которую играет в ней аппарат "Exxon", "Чейз Манхэттен", "Мицубиси", "Локхид", "Филлипс" и других", - пишет Джим Нуган в "Spooks", анализируя деятельность частных разведывательных агентств. Иногда ТНК кооперируются со своими "родными нациями" , иногда эксплуатируют их, иногда осуществляют их политику, иногда используют государство для проведения собственной политики. Существование ТНК нельзя считать ни положительным, ни отрицательным явлением. Но их способность мгновенно перекачивать через государственные границы миллиардные суммы, привлечение новейших технологий и оперативность часто позволяют им обгонять государство. "Главный вопрос даже не в том, что транснациональные компании могут обходить определенные региональные законы и установления, - пишет Хью Стивенсон в своем исследовании, посвященном влиянию транснациональных корпораций на государство-нацию. - Дело в том, что наши оценки и реакции обусловлены представлением о суверенном национальном государстве, а транснациональные корпорации нарушают это представление"(43). В рамках глобальной властной системы рост транснациональных компаний скорее ослабляет, нежели усиливает государство-нацию, и это происходит на фоне центробежного давления снизу, угрожающего ее единству.
Развитие "Т-сети"
ТНК - не единственная новая сила на мировой арене, просто о них известно больше, чем о других силах. Например, мы становимся свидетелями роста транснациональных профсоюзов, которые являются как бы зеркальным отражением транснациональных корпораций. Мы видим также развитие религиозных, культурных и этнических движений, переходящих национальные границы и сливающихся друг с другом. Мы наблюдаем рост движения против использования ядерной энергии, и демонстрации его участников охватывают одновременно несколько стран. Мы видим также возникновение транснациональных политических партий. Так, например, христианские демократы и социалисты говорят о слиянии в "европартии", и этому процессу способствует образование Европейского парламента. Параллельно с этим происходит быстрое образование негосударственных транснациональных ассоциаций. Направление деятельности таких групп может быть любым - от образования до исследования Мирового океана, от спорта до науки, от садоводства до помощи пострадавшим от стихийных бедствий. Это может быть футбольная конфедерация Океании, или Международный Красный Крест, или Международная федерация женщин-юристов. В целом такие организации типа "зонта" представляют миллионы членов и имеют десятки тысяч ветвей в разных странах. Они отражают все возможные политические интересы или отсутствие таковых. В 1963 г. существовало около 1300 подобных интернациональных организаций, а к середине 70-х годов их количество увеличилось вдвое. Ожидается, что к 1985 г. их станет около 3500-4500, при этом каждые три дня возникает новая подобная организация(44). Если ООН является "общемировой организацией", то эти менее заметные группы можно считать "второй общемировой организацией". Их общий бюджет в 1975 г. составлял 1,5 млрд долл., но это лишь небольшая часть ресурсов, контролируемых такими группами. Они имеют собственный "профсоюз" - Союз интернациональных организаций, основанный в Брюсселе. Они связаны друг с другом по вертикали (местные, региональные и национальные группы, объединенные в международные) и по горизонтали - сетью консорциумов, рабочих групп, оргкомитетов и исполнителей. По оценке Союза интернациональных организаций, в 1977 г. между 1850 такими группами насчитывалось 52 075 перекрещивающихся внутренних связей, и число этих взаимосвязей неуклонно возрастает. Члены интернациональных организаций постоянно контактируют друг с другом на тысячах собраний, конференций и симпозиумов. Еще не достигшая окончательного развития, эта быстро расширяющаяся транснациональная сеть (или Т-сеть) добавляет еще одно измерение в формирующуюся мировую систему Третьей волны(45). Однако складывающаяся картина еще не полна. Роль государства-нации еще более умаляется тем обстоятельством, что нации как таковые вынуждены создавать наднациональные организации. Государства-нации пытаются сохранить за собой возможно больший суверенитет и свободу действий. Но постепенно им приходится признавать все новые ограничения независимости. Например, европейским странам пришлось, возможно, против их желания, создать Общий рынок(46), Европейский парламент, европейскую валютную систему и специализированные организации типа Европейской организации ядерных исследований. Ричард Берк, уполномоченный по налогам Общего рынка, осуществляет давление на страны, входящие в организацию, с целью изменения их национальной налоговой политики. Сельскохозяйственная или промышленная политика, выработанная Лондоном или Парижем, принимается Брюсселем(47). Члены Европейского парламента добились увеличения бюджета АЭС на 840 млн долл. практически против воли своих национальных правительств(48). Общий рынок, скорее всего, представляет собой первый пример перехода власти на транснациональный уровень. Но это не единственный пример. По существу, мы являемся свидетелями вспышки численности таких межправительственных организаций (МПО), объединяющих до трех и более наций по самым разнообразным направлениям - от Мировой метеорологической организации до Международного агентства по атомной энергии, от Международной организации кофе до Латиноамериканской ассоциации свободных профсоюзов, не говоря уж об ОПЕК. Сегодня такие организации становятся необходимыми для координации работы транспорта, систем коммуникации и патентования, а также множества других направлений деятельности. С 1960 г. по 1977 г. количество этих МПО увеличилось со 139 до 262. Через МПО государства-нации пытаются решать проблемы, по уровню превосходящие национальные, в то же время сохраняя максимальный контроль на национальном уровне. Однако постепенно неуклонно усиливается влияние межправительственных организаций, принимающих решения или накладывающих ограничения на решения государственного масштаба. Все эти явления - рост транснациональных корпораций, вспышка численности межнациональных ассоциаций и создание МПО - действуют в одном направлении. Государство-нация все больше и больше теряет независимость и суверенитет. Итак, мы создаем новую многоуровневую мировую игру, участники которой - не только нации, но и корпорации, профсоюзы, политические, этнические и культурные группировки, транснациональные ассоциации и наднациональные организации. По мере того как формируется новая мировая система, государство-нация, существованию которого уже угрожает давление снизу, все больше и больше теряет власть.
Планетарное сознание
Уменьшение роли государства-нации отражает появление мировой экономики нового типа, складывавшейся одновременно с подъемом Третьей волны. Государство-нация было необходимым политическим условием для экономики национального масштаба. Сегодня эти условия не просто нарушены успешное развитие государства-нации сделало его устаревшим. Это связано, во-первых, с ростом региональной экономики, достигающей уровня, некогда характерного для национальной экономики. Во-вторых, мировая экономика, порожденная развитием экономики государств-наций, увеличилась в объеме и теперь приобретает новые, неизвестные ранее формы. Так, в новой мировой экономике доминирующую роль играют огромные транснациональные корпорации. Ее обслуживают необыкновенно быстродействующие, разветвленные банковские и финансовые системы. Она оперирует суммами и кредитами, которыми не может оперировать ни одна нация. Она развивается в направлении транснациональной валютной системы не единых "мировых денег", но набора валют или "мета-валют", основанных на "рыночной корзине" национальных валют или предметов потребления. Она разрывается общемировым конфликтом между обладателями ресурсов и их потребителями и задолженностями доселе непредставимых масштабов. Это смешанная экономика, в которой частный капитал и промышленность социалистических государств образуют совместные предприятия и работают бок о бок. А идеологией этой системы является не невмешательство и не марксизм, а глобализм - представление о том, что национализм устарел. Как Вторая волна породила слой людей, чьи интересы превосходи пи локальный уровень и становились основой национальной идеологии, так Третья волна порождает группы людей, интересы которых шире, чем национальные. Эти люди становятся носителями формирующейся глобалистской идеологии, которую иногда именуют "планетарным сознанием". Таким сознанием обладают деятели многонациональных корпораций, борцы за охрану окружающей среды, финансисты, революционеры, интеллектуалы, поэты и художники, не говоря уже о членах Трехсторонней комиссии(49). Даже от одного знаменитого советского генерала, имевшего четыре звезды Героя, я услышал, что "государство-нация мертво". Глобализм представляется чем-то большим, нежели идеология, служащая интересам ограниченной группы людей. Национализм говорил от лица нации, глобализм выступает от лица всего мира. И его появление представляется эволюционной необходимостью - ступенью к "космическому сознанию", охватывающему не только Землю, но и Вселенную. Таким образом, на каждом уровне - от экономики и политики до организации и идеологии - мы видим сокрушительное нападение на оплот цивилизации Второй волны - государство-нацию. В тот самый исторический момент, когда многие бедные страны отчаянно сражаются за утверждение себя как нации, потому что в прошлом нация как сущность была необходимым условием успешной индустриализации, богатые страны, уже шагнувшие за пределы индустриализации, сводят роль нации на нет. В будущие десятилетия следует ожидать появления новых общемировых организаций, способных представлять как донациональные, так и постнациональные интересы.
Мифы и изобретения
Сегодня никто - от экспертов из Белого дома или Кремля до пресловутого человека с улицы - не может предсказать, как именно будет развиваться мировая система, какие новые организации и институты локального или глобального уровня возникнут в будущем, но развенчать некоторые популярные мифы все-таки возможно. Первый из этих мифов пропагандируется такими фильмами, как "Роллербол" (Rollerball) и "Сеть" (Network), в которых негодяй со стальными глазами объявляет, что мир поделен или будет поделен между группой транснациональных корпораций. В наиболее обычной форме этот миф рисует единую общемировую Энергетическую корпорацию, Пищевую корпорацию, корпорацию Домостроения, Отдыха и т. д. Существуют варианты, в которых эти корпорации являются отделениями какой-либо грандиозной мегакорпорации. Этот упрощенный образ основан на прямой экстраполяции тенденций Второй волны - специализации, максимизации и централизации - на мир будущего. Это представление не только не учитывает фантастического разнообразия реальных условий жизни, столкновения культур, религий и традиций, скорости изменений и исторически обусловленной дифференциации общества, оно не только основано на наивном предположении, что такие потребности, как потребность в пище, энергии, жилье, можно строго разграничить, оно игнорирует фундаментальные изменения, которые ныне революционизируют структуру и цели корпорации как таковой. Короче говоря, это представление основано на устаревшем образе корпорации, сложившемся в эпоху Второй волны. Другая, тесно связанная с первой, фантастическая картина изображает мир, которым правит одно централизованное Мировое Правительство. Оно обычно представляется как "продолжение" какого-либо ныне существующего государства или института - "Соединенные Штаты Мира" или "Планетное Пролетарское Государство" или просто как расширенная Организация Объединенных Наций. И в этом случае представление основано на упрощающем приложении принципов Второй волны. То, что сейчас возникает, станет, по-видимому, не будущим, где господствуют корпорации, и не мировым правительством, а гораздо более сложной системой, организованной подобно тому, как организованы некоторые передовые отрасли промышленности. Мы, скорее, не создаем пирамиду мировой бюрократии, а плетем сеть из разных организаций со сходными интересами. Например, в ближайшем десятилетии мы можем увидеть Океанскую Сеть, составленную не только из наций, но из регионов, городов, корпораций, организаций по охране окружающей среды, научных групп и т. д., чьи интересы связаны с морем. С течением времени будут возникать и вплетаться в эту сеть новые группировки, а другие начнут из нее выходить. Сходные организационные структуры возникнут, а по существу уже возникают, в других сферах - космическая сеть, пищевая, транспортная или энергетическая и т. п., вливающиеся друг в друга, перекрывающиеся и формирующие широко открытую, а не замкнутую систему. Короче говоря, мы движемся в направлении мировой системы, скорее состоящей из тесно взаимосвязанных единиц, как связаны нейроны в мозгу, нежели представляющей собой подобие бюрократической административной единицы. Когда это произойдет, следует ожидать серьезной борьбы в ООН по поводу того, останется ли эта организация "профсоюзом государств-наций" или в ней будут представлены другие единицы - региональные, возможно, религиозные или этнические и даже корпорации. Поскольку нация распадается и реструктурируется, поскольку на мировой сцене появляются транснациональные корпорации и другие новые факторы, поскольку возрастают нестабильность и угроза войны, нам придется изобрести новые политические формы или "вместилища", чтобы установить подобие порядка в этом мире - мире, в котором государство-нация по многим причинам становится опасным анахронизмом.
Глава 23
ГАНДИ И СПУТНИКИ
Конвульсивные содрогания", "Неожиданная вспышка", "Резкий поворот"... Специалисты по заголовкам судорожно ищут термин для описания того, что они ощущают как нарастание беспорядка в мире. Их ошеломляет подъем мусульманства в Иране. Внезапное изменение курса маоистской политики в Китае, крушение доллара, воинственность отсталых стран, мятежи в Сальвадоре или Афганистане - все это рассматривается как неожиданные, волнующие и не связанные друг с другом события. Нам говорят, что мир стремительно приближается к хаосу. И все же многое из того, что кажется проявлением анархии, на самом деле таковым не является. Рождение новой цивилизации не может произойти без разрушения старых связей, свержения режимов и потрясений в финансовой системе. То, что может показаться хаосом, - это в действительности глобальная перегруппировка сил, необходимая для их соответствия новой цивилизации. Когда-нибудь, оглядываясь на сегодняшний день, мы будем видеть его как закат цивилизации Второй волны, и предстающая перед мысленным взором картина не сможет не показаться весьма печальной. Потому что при ближайшем рассмотрении выясняется, что индустриальная цивилизация оставила за собой мир, в котором лишь четвертая часть вида Homo sapiens живет в относительно приемлемых условиях, три четверти - в относительной бедности, а 8 млрд пребывает в состоянии, которое Всемирный банк именует "абсолютной бедностью"(1). 700 млн человек не доедают, а 550 млн неграмотны. К концу индустриальной эпохи приблизительно 1 200 млн живут в условиях, опасных для здоровья, и им даже недоступна нормальная питьевая вода. Индустриальная цивилизация оставила после себя мир, в котором экономический успех двух-трех десятков индустриальных стран полностью зависит от скрытых поступлений дешевой энергии и дешевого сырья. Она оставила после себя глобальную инфраструктуру - Международный валютный фонд, Генеральное соглашение по таможенным тарифам и торговле, Мировой банк и СЭВ, которые регулировали торговлю и финансы для сил Второй волны. Она оставила множество бедных стран с монокультурной экономикой, обслуживающей богатые страны. Быстрый подъем Третьей волны не только знаменует конец империй Второй волны, он также сокрушает наши надежды на то, что можно покончить с нищетой на планете старыми способами.
Стратегия Второй волны
С конца 40-х годов большинство попыток уничтожить пропасть, разделяющую бедных и богатых, подчинялось одной доминирующей стратегии. Я называю ее стратегией Второй волны. Этот подход был обусловлен мнением, что общества Второй волны представляют собой вершину эволюционного прогресса и что для решения своих проблем любое общество должно повторить путь индустриальной революции в точно таком же виде, в каком его проделали Запад, Советский Союз или Япония. Прогресс заключается в перемещении миллионов людей из сельского хозяйства в массовое производство. Это требует урбанизации, стандартизации и всего остального набора Второй волны. Иначе говоря, развитие подразумевает преданное следование модели, оказавшейся успешной. Правительства во многих странах пытались осуществить этот план. Некоторые из них, такие как Южная Корея или Тайвань, где существовали специфические условия, по-видимому, преуспевают в формировании общества Второй волны. Но большинство подобных попыток потерпели поражение. Эти неудачи в одной из отсталых стран за другой пытались объяснить множеством умозрительных причин. Неоколониализм. Плохое планирование. Коррупция. Отсталая религия. Трайбализм. Транснациональные корпорации. Разведка. Слишком медленное движение. Слишком быстрое. Но какие бы причины мы ни называли, факт остается фактом: индустриализация по модели Второй волны гораздо чаще терпела крах, чем проходила успешно. Наиболее впечатляющий пример - Иран(2). В конце 1975 г. шах Ирана заявил, что, следуя стратегии Второй волны, он превратит Иран в самое высокоразвитое индустриальное государство Среднего Востока. "Строители шаха, - писала "Newsweek", - усиленно трудились над восхитительной массой шахт, плотин, железных дорог, шоссе и прочих составляющих полновесной индустриальной революции". В июне 1978 г. международные банкиры все еще сражались за право вложить миллиарды за мизерные проценты в Кораблестроительную корпорацию Персидского залива, Текстильную компанию Мазадерна, в "Тавинар", государственную электростанцию, металлургический комплекс в Исфахане, Иранскую алюминиевую компанию и т. п.(3). Предполагалось, что эти нововведения превращают Иран в "современную" нацию, но в Тегеране господствовала коррупция. Бросающаяся в глаза разница в потреблении усугубила контраст между бедными и богатыми. Торжествовали иностранные интересы, главным образом американские, но не только. (Менеджер-немец получал в Тегеране в три раза больше, чем он получал бы дома, а его рабочие - десятую долю того, что получает рабочий в Германии(4).) Городской средний класс был крошечным островком в океане нищеты. Даже не считая нефти, две трети всех рыночных товаров потреблялись в Тегеране одной десятой населения страны(5). В сельской местности, где доходы едва составляли пятую часть доходов городского жителя, общая масса населения существовала в ужасающих условиях(6). Вскормленные Западом, миллионеры, генералы и высокооплачиваемые технократы, стоящие у власти в Тегеране, пытались применить стратегию Второй волны, считая, что развитие - это в основном экономический процесс. Религия, культура, семейная жизнь, сексуальная роль - все эти проблемы решатся сами собой, если на долларовой бумажке будут нужные знаки. Культурная реальность мало значила для этих людей, потому что, погруженные в индустриальную реальность, они видели мир все более стандартизованным, а не двигающимся к многообразию. Сопротивление западным идеям считалось в этом кабинете, 90% которого составляли выпускники Гарварда, Беркли и европейских университетов, просто-напросто признаком отсталости. Несмотря на определенные уникальные обстоятельства - в частности, сочетание в Иране нефти и мусульманства, - многое из того, что там происходило, повторялось в большинстве стран, применявших стратегию Второй волны. С небольшими вариациями то же самое можно сказать о десятках беднейших обществ Азии, Африки и Латинской Америки. Крах шахского режима в Тегеране породил широкие дебаты в других столицах - от Манилы до Мехико-сити(7). Чаще всего звучал вопрос о темпах изменений. Были ли эти темпы слишком велики? Может ли правительство, даже располагая таким колоссальным источником доходов, как нефть, достаточно быстро создать средний класс, чтобы избежать переворота? Но иранская трагедия и смена режима шаха столь же деспотической теократией заставляют сомневаться в самих коренных посылках стратегии Второй волны. Является ли классическая индустриализация единственным путем прогресса? Имеет ли смысл имитировать индустриальную модель в то самое время, когда индустриальная цивилизация переживает агонию?