Токарева Виктория Самойловна. Северный приют

Северный приют Повесть в диалогаx

   Инженер-строитель Алексей Коржиков все время мерз и хотел есть. Жена предложила сходить к врачу: может быть, такое состояние – результат психического расстройства. Или сбой в эндокринной системе.
   Врачи ничего не находили, говорили: практически здоров. Даже поразительно для своих сорока лет. Сердце как у двадцатилетнего, и все остальные системы – тоже.
   Любовница Алексея Нинка посоветовала не пользоваться блатными врачами, а обратиться в районную поликлинику, поскольку блатные врачи за больного не отвечают. Их интересуют только деньги. А районная поликлиника отвечает.
   Алексей пошел к своему участковому врачу Кире Владимировне. Она оказалась молодая и въедливая, исследовала Коржикова рентгеном и ультразвуком, взяла биохимический анализ крови и просидела над ним всю ночь.
   В шесть утра она еще не ложилась. Вошла ее мама – низенькая и широкая, как кабинетное пианино, и сказала недовольно:
   – Ну что ты возишься с этим Коржиковым, Коврижкиным, подумаешь, инженер, кроссворды на работе решает. Работал бы в фирме «Заря», так его можно было бы позвать полы отциклевать…
   – Икс, игрек, зет, один к двум… – задумчиво сказала Кира Владимировна, глядя в биохимический анализ.
   – А что это такое? – спросила мама.
   – Ген обреченности.
   – Как? – переспросила мама.
   – Это болезнь реликтового происхождения. От нее вымерли мамонты.
   – А от чего вымерли мамонты?
   – От несоответствия индивида и окружающей среды, – ответила Кира Владимировна.
   – Это опасно?
   – Это очень опасно. Ты видела хоть одного живого мамонта? Они вымерли все до одного.
   – Бедный инженер, – посочувствовала мама.
   – Он будет темой моей диссертации, – сказала Кира Владимировна. – Мое научное открытие.
   – Лучше бы ты замуж выходила, чем диссертации писать, – посоветовала мама.
   – Одно другому не мешает…
   Кира Владимировна гибко потянулась, не вставая со стула. Жизнь обретала ясность и перспективу.
   Алексей Коржиков, не подозревая, что является носителем редкого гена, сидел в кабинете своего Шефа по фамилии Комиссаржевский.    Перед Шефом лежал строительный проект Коржикова.
   – В самолетах – это понятно, – сказал Шеф. – Не будет же говно лететь людям на головы. В самолетах нужны химические туалеты, они все растворяют. А в квартирах зачем?
   – Такие дома можно ставить на пустующих землях, – объяснил Алексей. – Вода из скважины, туалеты химические. Не надо тащить коммуникации.
   – Пустующие земли потому и пустуют, что там нет дорог, – сказал Шеф. – Не с вертолетов же строить твои дома.
   – А вы возьмите и постройте дороги. Люди придут и будут жить. И осваивать земли.
   – А вы садитесь на мое место и руководите, – предложил Шеф. – Давайте, вы на мое место, а я на ваше. Хотите?
   – Нет. Не хочу, ни на свое, ни на ваше.
   Зазвонил телефон. Шеф поднял трубку:
   – Да. Кого? А почему вы его здесь ищете? У него свой телефон.
   Видимо, там извинились.
   – Подождите. Раз уж вы позвонили… – Шеф протянул трубку Алеше: – Вас.
   – Меня? – удивился Алеша и поднес трубку к уху. – Да…
   – Привет! – сказала Нинка, как мяукнула. У нее был голос капризной кошки, которую случайно и не очень больно защемили дверью. – А я тебя ищу-ищу все утро, – сообщила Нинка.
   – Да.
   – Что «да»? Знаешь, зачем я тебя ищу? Чтобы сказать, что ты мне надоел.
   – Да.
   – Ты сегодня придешь?
   Алеша молчит.
   – Даже говорить не можешь. Как крепостной при барине.
   – Да. – Алеша положил трубку.
   Шеф внимательно на него посмотрел.
   – Вы на машине? – спросил Шеф.
   – Да.
– Очень хорошо. Съездите на Басманную и возьмите документацию. У нас курьер заболел.
   Алеша и Нинка лежали в Нинкиной кровати. У Алексея было мало времени, следовало поторопиться с основным занятием. Но Алексей не торопился, смотрел в потолок, что совершенно не соответствовало моменту.    – Им ничего не надо, – сказал Алексей. – Знаешь почему?
   – Какой ты красивый, Алеша! Как Мцыри.
   Нинка не могла отвести глаз от любимого лица.
   – Потому что временщики, – продолжал Алексей. – Придут, наворуют и уйдут.
   – Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила Нинка.
   – Царь оставлял страну своему сыну, поэтому он заботился о том, что он оставляет. А этим плевать, после нас хоть потоп.
   – А тебе-то что? – спросила Нинка.
   – То, что мы – соучастники.
   – Почему это? Мы – честные люди. Ты – инженер, я – актриса. Мы – интеллигенция.
   – Раз молчим, значит, соучастники.
   – Да ладно. – Нинка обняла Алексея всем телом, руками и ногами. – Не бери в голову.
   – Жизни жалко. Еще десять лет, и жизнь прошла…
   – Я всегда буду любить тебя.
   – За что?
   – Сказать?
   – Ну конечно.
   – Если бы ты был тогда там…
   – Когда? Где?
   – Под горой Машук во время дуэли Лермонтова с Мартыновым, дуэли бы не было. Ты бы предотвратил.
   – Ненормальная.
   – Жаль, что тебя не было на той дуэли.
   – Ничего, я успею на другую.
   Алексей смотрит в потолок.
   – Плюну на все и уеду на Северный приют.
   – А что это за Северный приют? Тоже твой проект?
   – Высоко в горах стоит домик с островерхой крышей. Утром выйдешь, воздух звенит от чистоты. Снеговые вершины искрятся на солнце, как сколотый сахар. Небо густо-синее, как на японских открытках. И кладбище альпинистов есть.
   – Поехали…
   – В этом домике останавливаются туристы, которые пешком идут на Северный перевал. Раньше, в древности, это была дорога к морю. Они идут маршрутом древних.
   – А откуда ты все это знаешь?
   – Я там инструктором работал в студенческие годы. Деньги зарабатывал, горы изучал.
   – А горы изучают?
   – Привет. Горы – это знаешь что? Аккумулятор влаги. Они на климат влияют и на людей.
   – А почему ты там не остался?
   – Из-за женщины. Женщину полюбил.
   – А где она сейчас?
   – Дома. Жена.
   Нинка притихла.
   – У меня есть мечта, – сказал Алексей. – Я хочу купить гору.
   – Какую? – отозвалась Нинка.
   – Казбек. Или Машук. Все равно.
   – А зачем?
   – Подняться выше облаков и смотреть.
   – Ну, посмотрел, а дальше что?
   – Ничего. Это остается в тебе навсегда. Ты потом по-другому живешь.
   Нинка молчит.
   – Ты думаешь, я сумасшедший? – спросил Алексей.
   – Нет. Я чувствую в тебе эту высоту. Поэтому я тебя люблю.
   Тянутся друг к другу.
   – Ай! – вскрикивает Алеша. – Ты меня за волосы тянешь.
   – Это волосы на кольцо намотались…
   – Не трогай меня. У тебя вечно что-то случается: то в глаз пальцем ткнешь, то оцарапаешь.
   Алексей встает и начинает одеваться.
   – Ты уходишь? – упавшим голосом спрашивает Нинка.
   – Не могу же я на Басманной торчать пять часов…
   – Скажи, что попал в аварию.
   – Дура.
   – Ну хорошо, скажи своему Шефу, что ты был у любовницы. Он тебе поверит.
   – Нина…
   – Ну что «Нина». Забегаешь на сорок минут, как на бензоколонку. Лучше вообще не приходи. Или приходи на неделю.
   – О чем ты говоришь? Какая неделя? Ты же знаешь: днем я на работе. Вечером дома.
   – А ты возьми бюллетень. На работе скажешь, что заболел, а дома скажешь, что едешь в командировку.
   Алеша раздумчиво:
   – Да?
   – Ну конечно! Тебя никто не хватится. Поживем спокойно. Как на Северном приюте.
   Алеша стоит в нерешительности. На одной чаше весов – риск. На другой – счастье.
   – У тебя ничего не болит? – спросила Нинка.
   – Абсолютно. Я только все время мерзну и хочу есть.
   – Это потому, что ты худой. Дефицит веса. Скажи, что у тебя радикулит. Это проверить невозможно. Скажешь: ни согнуться, ни разогнуться. Они тебе назначат уколы, форез. А ты не ходи. Проверять никто не будет. Кому мы нужны, кроме самих себя.
   Чаша весов со счастьем стала медленно идти вниз.
   – А ты не будешь занята эту неделю? – спросил Алеша.
   – Я в простое. Наверное, в твоем строительстве, когда простаивает какой-нибудь кран, – это ЧП. Чрезвычайное происшествие. А тут простаивает целый человек. Пропадает даром моя красота. – Нинка задумчиво варит кофе. Наливает в чашку.
   Алеша обнимает свою красивую Нинку. Она обливает его горячим кофе.
   – Ой! – смущается Нинка. – Куртка…
   – А, черт с ней…
Они стояли, обнявшись, как один ствол, переплетаясь руками-ветками.
   В кабинете Киры Владимировны сидел рентгенолог Николай Алексеевич, за глаза Колька. Он был молод, носат и прогрессивен.    – Подумай сама: когда жили мамонты? – спросил Колька.
   – В эпоху раннего плейстоцена, – ответила Кира Владимировна и включила в розетку электрический чайник.
   – Правильно. А сейчас какой год?
   – 1984-й после Рождества Христова.
   – Правильно. А почему вымерли мамонты?
   – Изменился климат. Изменилась флора. Им стало нечего есть. Очень просто.
   – При чем тут твой инженер?
   – Несоответствие индивида и окружающей среды. Ген обреченности.
   – Это гипотеза, – возразил Колька.
   – Ничего подобного. Недавно в Якутии в вечной мерзлоте нашли мамонтенка. Подробно обследовали и обнаружили этот ген: икс, игрек, зет, один к двум.
   – Неужели ты думаешь, что от эпохи плейстоцена что-то сохранилось в наши дни?
   – Папоротники, клопы и муравьи. Выжили те, кто приспособился.
   – Интересно… – Колька почесал нос. – Муравьи работали, а клопы присосались.
   Кира Владимировна выключила закипевший электрический чайник. Разлила чай по стаканам.
   – А как ты собираешься его лечить? – спросил Колька.
   – Приспособить индивид к окружающей среде.
   – А если не приспособится? – спросил Колька.
   – Значит, надо приспособить среду к индивиду. Пусть эмигрирует, пока не вымер.
   – Он еврей?
   – Нет, по-моему.
   – Диссидент?
   – Биологический диссидент.
   В дверь постучали. Заглянул Алексей.
   – Можно? – спросил он.
   – Заходите, – отозвалась Кира Владимировна. – Хотите горячего чаю?
   – Очень хочу, – признался Алексей. – Спасибо. У меня есть сушки. Я их все время грызу.
   Алексей положил на стол пакет с сушками и сухарями.
   Колька с интересом рассматривал Алексея.
   – Как вы себя чувствуете? – спросила Кира Владимировна.
   – У меня радикулит, – соврал Алексей. – Ни согнуться, ни разогнуться.
   – Вы с кем живете? – спросил Колька.
   – С женой. А что? – насторожился Алексей.
   – А дети у вас есть?
   – Есть. Дочь.
   – Ну вот видишь, размножается, – отметил Колька, глядя на Киру Владимировну.
   – Садитесь, – пригласила Кира Владимировна.
   Алексей присел к столу, начал пить чай, грея руки о стакан.
   – Вы где работаете? – спросил Колька.
   – Мы проектируем строительство.
   – А вы конкретно чем занимаетесь?
   – Я придумал автономные дома, без коммуникаций. Батареи от солнца. Можно построить Белые города.
   – Я это где-то читала, кажется, у Алексея Толстого: голубые города.
   – Алексей Толстой, между прочим, впервые выдумал лазерный луч. В повести «Гиперболоид инженера Гарина». Это был плод его фантазии. А сейчас этот луч незаменим в науке и медицине.
   – Вас поддерживают? – спросил Колька.
   – Нет. Мои Белые города никому не нужны. Только мне.
   – А любовница у вас есть? – вдруг спросил Колька.
   Алексей покраснел и приблизил лицо к стакану.
   – Не смущайтесь, – сказала Кира Владимировна. – Это мы не запишем в историю болезни.
   Алексей молчал, грыз сухарь.
   – А она тянет вас из семьи? – спросил Колька.
   – Нет, – ответил Алексей.
   – Ее устраивает статус любовницы?
   – Не думаю, – ответил Алексей.
   – Сколько вы зарабатываете?
   – Сто восемьдесят рублей.
   – Вам хватает?
   – Нет.
   – А как вы выкручиваетесь?
   – Жена работает.
   – Все ясно, – сказал Колька.
   – Я попрошу вас пригласить ко мне вашу жену, – сказала Кира Владимировна.
   – Зачем? – испугался Алексей.
   – Небольшая формальность, – успокоила Кира Владимировна и посмотрела на часы. – Если сможет, пусть подойдет в течение часа.
   – А бюллетень дадите? – настороженно поинтересовался Алексей.
   – Ну конечно.
   – На неделю, – уточнил Алексей и показал на пальцах семь дней.
   – Можно и больше.
   – Больше не надо, – благородно отказался Коржиков. – У меня дела, которые за меня никто не сделает.
   – Это наше с вами заблуждение, – вставил Колька. – Все сделают и без нас. Всех нас можно заменить и подменить другими.
   – Другие – это уже другие. А мы – это мы, – не согласился Алексей и поднялся.
   Он попрощался и вышел за дверь.
   Кира Владимировна и Колька молчали какое-то время.
   – Никакой обреченности в нем нет, – заключил Колька. – Для стовосьмидесятирублевого инженера он неплохо приспособился. Жена работает. Любовница терпит. Белые города – это комплекс непонятого гения.
   – Материальная неудовлетворенность. Гиперсексуальность. Отсутствие творческой реализации. Не приспособится. Вымрет.
Кира Владимировна стала молча пить чай и так же, как Коржиков, грела руки о стакан.
   Лена Коржикова, жена Алексея, обожала цветы, и ее квартира была похожа на зимний сад: цветы в горшках и горшочках, фикус в кадке и даже маленькая пальма с шерстяным стволом.    Сама Лена тоже походила на нежный цветок: бледная блондинка с тонкими руками и тихим голосом.
   В данную минуту она сидела за машинкой и печатала одним пальцем. Диктовала себе:
   – Условия квалификационного соответствия…
   Дочь Наташа, пятнадцатилетняя девушка, слушала Челентано. Наташа любила мерить купальники и ходить в них под музыку. Может быть, она готовилась к конкурсу на фотомодель.
   Наташа поет вместе с Челентано. У них вместе получается просто замечательно.
   – Кайф, правда?
   – Поди проверь жаркое, – предложила Лена.
   – Щас. Представляешь, ко мне Ленка Харлампьева подходит и говорит: «Какое ты имеешь право любить Сорокина, если я уже его первая полюбила. Я его давно люблю». Я говорю: «Когда это ты успела его полюбить, если он в третьем классе уехал с родителями в Бельгию, а вернулся только в этом году?» А она мне: «Вот в третьем классе я его и полюбила». Представляешь? Идиотка.
   – Все у тебя психи и идиоты, одна ты хорошая.
   – Не знаю, хорошая я или нет, но все вокруг действительно психи ненормальные.
   – По-моему, горит, – предположила Лена.
   – А Сорокин мне сказал: «Исполнится восемнадцать лет – поженимся». Я с его родителями буду жить.
   – У его мамаши шапочка из перьев. А папаша – вообще мордоворот, – прокомментировала Лена.
   – Откуда ты знаешь?
   – На классном собрании видела. Лысый. Нос, как клубника. Сорок лет, а выглядит на шестьдесят. Вон наш папочка – как мальчик.
   – Ответственная работа делает ответственную внешность, – защищает Наташа своего будущего свекра.
   Появляется Алексей:
   – По-моему, чем-то пахнет.
   – В духовке обед пропадает, – спокойно доложила Наташа.
   Алексей отвешивает дочери подзатыльник. Она живо выходит на кухню. Он неодобрительно смотрит ей вслед.
   – А я третью главу закончила печатать, – доложила Лена. – С семи утра сижу. Спина затекла.
   – Напрасно ты эту главу перепечатала. Шеф сегодня все зарубил.
   – Боже мой… Это не кончится никогда. Это какая-то прорва!
   – Значит, так… Быстро одевайся и беги в поликлинику. Кабинет 24. На третьем этаже. Возьмешь мой бюллетень. На неделю.
   – Ты болен?
   – Да. Радикулит. Ни согнуться, ни разогнуться.
   – По-моему, ты прекрасно сгибаешься и разгибаешься.
   – Некогда. Беги быстрей. А то она уйдет.
   – Ничего не понимаю: почему я должна идти к врачу, если ты болен?
   – Так надо.
   – Дом на мне. Студенты на мне. Твоя диссертация на мне. Так еще и твой радикулит на мне.
   – Она сказала: в течение часа, а уже прошло сорок минут. Здесь еще ходу пятнадцать минут.
   – Но у меня обед на огне.
   – А эта корова на что?
   – Это не корова, а девушка.