Виктор Улин
Запасной аэродром
1
Красный шар солнца лежал на краю облачной пустыни.
Издали облака казались монолитной твердью, но чем ниже спускался самолет, тем яснее прорисовывалась их лохматая, изорванная поверхность. Отдельные клубы невесомо парили в воздушной толще, словно брызги прибоя, остановленные мгновенным щелчком фотографа. Самолет нырнул в серовато-дымчатую волну, сразу делаясь маленьким, беззащитно потерянным в пучине. Еле слышно гудели затихшие двигатели; жалобно скрипело крыло, раскачиваясь под ударами налетающих клочьев тумана, обманчиво пушистых на вид. Вдруг дымка рассеялась, стремительно унеслась вверх, дразня внезапным простором, но навстречу поднималась новая лавина: самолет скользил в узкой щели между двумя слоями облаков.
– Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Ле… города-героя Санкт-Петербур… в городе Святого… В аэропорту «Пулково»!
Хоть горшком назови, только в печку не ставь… – Кравцов потянулся, разбуженный сбивчивым бормотаньем стюардессы. – Главное, домой наконец. Жаль, Света после такой задержки не встретит. Или встретит?… навряд.
По салону прокатился дробный стук выпускаемого шасси. Тяжелая туша переваливалась с крыла на крыло, точно подвешенная на канате, однако за стеклами неслась молочная мгла и не понять было: спускается самолет, или поднимается, или летит ровно, все еще раздумывая.
Потом железная махина вдруг просела – так, что внутри стало пусто и холодно, – и тут же двигатели взревели на полном газу. Задрав нос и опрокинув Кравцова навзничь, самолет снова полез вверх.
– По метеоусловиям аэропорта «Пулково» наш самолет направляется на запасной аэродром, – невозмутимо сообщила стюардесса. – Время в пути сорок минут.
– Черт бы подрал эту авиакомпанию, – выругался Кравцов, ворочаясь в проваливающемся кресле. – Для полноты счастья не хватало как раз запасного.
Пробив один за другим облачные пласты, самолет выскользнул обратно в чистый свежий простор вечернего неба и опять устремился вдаль – кажется, куда-то на север, навстречу тревожно синеющей неизвестности.
А ведь и летели всего сорок минут. Полярная ночь тут с самой осени, что ли? – раздраженно подумал он, озираясь в тщетных поисках хоть какого-нибудь огонька. – Пригнала же нелегкая, куда ворон костей не заносил!
Молчаливая дежурная провела в аэропорт – маленький и убогий, отделанный жженым деревом и оттого похожий на закопченную курную избу. Унылые инструкции на темных стенах, безнадежно пустой киоск в углу… Правда, со второго этажа манила вывеска буфета. Кравцов нехотя взошел туда, зачем-то покачал холодный замок на решетчатой двери. В тесном холле вповалку спали люди; над ними хрипло бормотал телевизор с красным экраном, привешенный к низком потолку.
Запасной аэродром, будь он неладен!
Пройдясь взад-вперед, Кравцов опустился обратно и встал в томительном ожидании под надписью «Регистрация пассажиров и выход на посадку».
За стойкой перекладывала бумаги молодая женщина в аэрофлотском кителе. Лицо ее было полно умиротворенным, безмятежным покоем, скучным и обволакивающим, как весь этот запасной аэродром. Зевнув, Кравцов привалился к загородке спиной.
– …Ма-ам, почини пистолет!
Неизвестно откуда взявшийся мальчишка лет пяти или шести, а может, и четырех – Кравцов слабо разбирался в детских возрастах – теребил женщину, пихая ей в руки алюминиевый револьвер.
Она повертела игрушку так и сяк с трогательной, беспомощной неумелостью и, ничего не сделав, сунула обратно.
– Дай-ка сюда! – неожиданно для себя сказал Кравцов, перегнувшись через барьер. Что там у тебя?
Мальчишка глянул исподлобья, моргнул с испугом.
– Не отниму, не бойся! Ну дай же – может, налажу!
Поколебавшись секунду, мальчишка нехотя протянул револьвер. Вблизи он оказался не алюминиевым а деревянным, крашенным серебряной краской. Облупившаяся рукоять раскололась, и из нее торчали кривые гвозди. Кравцов приладил обломок на место и вернул оружие хозяину:
– На, стреляй дальше!
Мальчишка жадно выхватил револьвер и умчался куда-то в дрожащий за стойкой полумрак.
– Хотите чаю? – неожиданно предложила женщина.
– Ага, – просто кивнул Кравцов. – Хочу. И даже очень.
Она впустила его за барьер, провела в маленькую комнату. Там неярко светила настольная лампа, в углу на кушетке, кажется, кто-то спал, прикрывшись лохматой шубой. На серой стене среди пестрых авиационных таблиц висел большой старый календарь с портретом грустного артиста Калягина.
Действительно – запасной аэродром, – с внезапной жалостью подумалось ему.
Женщина воткнула в розетку электрический чайник, они уселись за стол друг против друга и в комнате установилась неловкая тишина.
Теперь, рассмотрев вблизи ее лицо, Кравцов уже не обнаружил никакого умиротворения и покоя – напротив, глаза ее были усталые, забранные в темные ободки, а над переносицей залегла глубокая резкая складка, знак постоянной заботы.
– Давайте познакомимся, – первым не выдержал он. – Кравцов. Вячеслав Константинович… то есть просто Слава.
– Нина, – слегка улыбнувшись, ответила женщина.
Они помолчали еще. Чайник осторожно замурлыкал.
– Куда летите? – равнодушно спросила женщина.
– В… в этот самый, как его… Санкт-Петербург, – усмехнулся он. – Из Новосибирска возвращаюсь. С самого утра. Сначала там держали, теперь вот к вам на запасной прилетели.
– А, так вы с ленинградского… – догадалась женщина, и глаза ее затуманились, точно увидев вдруг нечто очень далекое и очень, очень печальное. – Оттуда…
Она умолкла со вздохом, отвернулась в сторону. Кравцов почувствовал себя виноватым за то, что живет в Ленинграде, здесь оказался лишь пролетом, и мог бы вообще не оказаться, а эта неведомая женщина до конца жизни обречена на прозябание в темной, скучной запасной глуши – хотя в принципе она ничем не хуже его, и вполне заслуживает возможности так же, как он, каждый вечер видеть огни Невского, посещать филармонию, походя любоваться панорамами берегов… Не зная, как скрыть внезапную неловкость, он принялся барабанить пальцами по столу.
Кипяток подоспел быстро; Нина разлила чай, вытащила банку с вареньем, пододвинула щербатую сахарницу. И делала это так домашне, точно всю жизнь только тем и занималась, что поила его чаем в темной комнате запасного аэродрома.
– Симпатичный у вас сынишка. – улыбнулся Кравцов, ощутив потребность сказать ей нечто приятное.
– Да, Коля… что б я без него делала! – лицо женщины просветлело, озаренное как бы изнутри. – Хороший он у меня. Послушный. Только болеет часто. В садик даже не отдала, с собой на смену приходится брать.
Она брякнула ложечкой и договорила, хотя Кравцов ничего не спросил:
– Дома-то оставить не с кем.
– Почему? – глупо вырвалось у него.
– Да так вот, – Нина повела плечами, точно заранее извиняясь за все. – Одни мы с ним и нездешние. – Кравцов понимающе кивнул, и она продолжила, приняв это за проявление интереса. – Работала я стюардессой, туда-сюда, в ночь – в день, замуж только в двадцать семь собралась. Коля больным уродился, нервная система у него не в порядке. Врожденная болезнь.
– Родовая травма, – машинально поправил Кравцов.
– Нет, болезнь, врачи сказали. Потому что поздний, говорят. До сих пор, как заволнуется, ручку у него сводит. Ну, вот так как-то все поехало, и остались мы вдвоем.
Замуж в двадцать семь, – зачем-то отсчитал Кравцов. – Женись я в том же возрасте – мой уже ходил бы во второй класс.
Он внимательно посмотрел на женщину и наметанным взглядом определил под глазами припухлости отеков. Сердечная недостаточность, явно. Почему не лечится?
Женщина заговорила дальше. Зачем она рассказывает мне свою жизнь? – думал Кравцов со странным чувством, будто сейчас повторяется нечто, однажды уже им пережитое. – Зачем? Неужели я похож на попа, перед которым тянет вывернуть душу исповедью? Да нет, конечно, просто захотелось выговориться. А кому лучше это сделать, как не случайному встречному, которого никогда больше не увидишь и от которого заведомо не испытаешь зла?
– Скажите, а почему вы предложили мне выпить чаю? – все-таки спросил он, когда Нина умолкла.
– Почему?… Не знаю, – простодушно улыбнулась она. – У вас был такой измученный вид. И потом… От неожиданности, наверное: вы меня простите, но никто из мужчин никогда не интересовался моим сыном.
– Но ведь кто-то же смастерил ему револьвер?
– Револьвер?… – Нина непонимающе сдвинула брови, от чего лицо ее вдруг сделалось таким милым, что Кравцов невольно улыбнулся. – А, пистолет… Пистолет сделал сосед дядя Гриша. Старый добрый пьяница, он не в счет.
Она хотела что-то добавить, но в комнату вбежал Коля, молча протягивая револьвер – теперь уже прямо Кравцову.
Он нагнулся, пытаясь закрепить вконец размозженную деревяшку, и тут же ощутил на себе испытующий взгляд. Кравцов выпрямился – мальчик смотрел в упор; его черноглазое лицо было искажено взрослым напряжением, точно изо всех сил пытался он выудить из памяти нечто, вьющееся у самой поверхности, но ловко ускользающее прочь.
– Эх, брат, совсем он у тебя развалился, – Кравцов вздохнул, кое-как загнав гвозди обратно. – Совсем… Слушай, знаешь что… Я пришлю тебе настоящий револьвер. Никелированный, с крутящимся барабаном!
Мальчик не отвечал, угрюмо спрятав глаза.
– Нет, точно! – Кравцов обернулся к Нине, мгновенно загоревшись неожиданной и благородной идеей. – Запишите мне адрес, я куплю в Ленинграде хороший револьвер и пришлю!
За неимением иной бумаги он протянул ей свой билет.
– А сколько это стоит? Если вправду, я денег дам…
– Да бросьте вы! – отмахнулся Кравцов, мучимый нешуточным припадком великодушия. – Занесет опять к вам – сочтемся!
Издали облака казались монолитной твердью, но чем ниже спускался самолет, тем яснее прорисовывалась их лохматая, изорванная поверхность. Отдельные клубы невесомо парили в воздушной толще, словно брызги прибоя, остановленные мгновенным щелчком фотографа. Самолет нырнул в серовато-дымчатую волну, сразу делаясь маленьким, беззащитно потерянным в пучине. Еле слышно гудели затихшие двигатели; жалобно скрипело крыло, раскачиваясь под ударами налетающих клочьев тумана, обманчиво пушистых на вид. Вдруг дымка рассеялась, стремительно унеслась вверх, дразня внезапным простором, но навстречу поднималась новая лавина: самолет скользил в узкой щели между двумя слоями облаков.
– Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Ле… города-героя Санкт-Петербур… в городе Святого… В аэропорту «Пулково»!
Хоть горшком назови, только в печку не ставь… – Кравцов потянулся, разбуженный сбивчивым бормотаньем стюардессы. – Главное, домой наконец. Жаль, Света после такой задержки не встретит. Или встретит?… навряд.
По салону прокатился дробный стук выпускаемого шасси. Тяжелая туша переваливалась с крыла на крыло, точно подвешенная на канате, однако за стеклами неслась молочная мгла и не понять было: спускается самолет, или поднимается, или летит ровно, все еще раздумывая.
Потом железная махина вдруг просела – так, что внутри стало пусто и холодно, – и тут же двигатели взревели на полном газу. Задрав нос и опрокинув Кравцова навзничь, самолет снова полез вверх.
– По метеоусловиям аэропорта «Пулково» наш самолет направляется на запасной аэродром, – невозмутимо сообщила стюардесса. – Время в пути сорок минут.
– Черт бы подрал эту авиакомпанию, – выругался Кравцов, ворочаясь в проваливающемся кресле. – Для полноты счастья не хватало как раз запасного.
Пробив один за другим облачные пласты, самолет выскользнул обратно в чистый свежий простор вечернего неба и опять устремился вдаль – кажется, куда-то на север, навстречу тревожно синеющей неизвестности.
* * *
Мрачно поеживаясь, Кравцов сошел с трапа. Кругом висела плотная темнота.А ведь и летели всего сорок минут. Полярная ночь тут с самой осени, что ли? – раздраженно подумал он, озираясь в тщетных поисках хоть какого-нибудь огонька. – Пригнала же нелегкая, куда ворон костей не заносил!
Молчаливая дежурная провела в аэропорт – маленький и убогий, отделанный жженым деревом и оттого похожий на закопченную курную избу. Унылые инструкции на темных стенах, безнадежно пустой киоск в углу… Правда, со второго этажа манила вывеска буфета. Кравцов нехотя взошел туда, зачем-то покачал холодный замок на решетчатой двери. В тесном холле вповалку спали люди; над ними хрипло бормотал телевизор с красным экраном, привешенный к низком потолку.
Запасной аэродром, будь он неладен!
Пройдясь взад-вперед, Кравцов опустился обратно и встал в томительном ожидании под надписью «Регистрация пассажиров и выход на посадку».
За стойкой перекладывала бумаги молодая женщина в аэрофлотском кителе. Лицо ее было полно умиротворенным, безмятежным покоем, скучным и обволакивающим, как весь этот запасной аэродром. Зевнув, Кравцов привалился к загородке спиной.
– …Ма-ам, почини пистолет!
Неизвестно откуда взявшийся мальчишка лет пяти или шести, а может, и четырех – Кравцов слабо разбирался в детских возрастах – теребил женщину, пихая ей в руки алюминиевый револьвер.
Она повертела игрушку так и сяк с трогательной, беспомощной неумелостью и, ничего не сделав, сунула обратно.
– Дай-ка сюда! – неожиданно для себя сказал Кравцов, перегнувшись через барьер. Что там у тебя?
Мальчишка глянул исподлобья, моргнул с испугом.
– Не отниму, не бойся! Ну дай же – может, налажу!
Поколебавшись секунду, мальчишка нехотя протянул револьвер. Вблизи он оказался не алюминиевым а деревянным, крашенным серебряной краской. Облупившаяся рукоять раскололась, и из нее торчали кривые гвозди. Кравцов приладил обломок на место и вернул оружие хозяину:
– На, стреляй дальше!
Мальчишка жадно выхватил револьвер и умчался куда-то в дрожащий за стойкой полумрак.
– Хотите чаю? – неожиданно предложила женщина.
– Ага, – просто кивнул Кравцов. – Хочу. И даже очень.
Она впустила его за барьер, провела в маленькую комнату. Там неярко светила настольная лампа, в углу на кушетке, кажется, кто-то спал, прикрывшись лохматой шубой. На серой стене среди пестрых авиационных таблиц висел большой старый календарь с портретом грустного артиста Калягина.
Действительно – запасной аэродром, – с внезапной жалостью подумалось ему.
Женщина воткнула в розетку электрический чайник, они уселись за стол друг против друга и в комнате установилась неловкая тишина.
Теперь, рассмотрев вблизи ее лицо, Кравцов уже не обнаружил никакого умиротворения и покоя – напротив, глаза ее были усталые, забранные в темные ободки, а над переносицей залегла глубокая резкая складка, знак постоянной заботы.
– Давайте познакомимся, – первым не выдержал он. – Кравцов. Вячеслав Константинович… то есть просто Слава.
– Нина, – слегка улыбнувшись, ответила женщина.
Они помолчали еще. Чайник осторожно замурлыкал.
– Куда летите? – равнодушно спросила женщина.
– В… в этот самый, как его… Санкт-Петербург, – усмехнулся он. – Из Новосибирска возвращаюсь. С самого утра. Сначала там держали, теперь вот к вам на запасной прилетели.
– А, так вы с ленинградского… – догадалась женщина, и глаза ее затуманились, точно увидев вдруг нечто очень далекое и очень, очень печальное. – Оттуда…
Она умолкла со вздохом, отвернулась в сторону. Кравцов почувствовал себя виноватым за то, что живет в Ленинграде, здесь оказался лишь пролетом, и мог бы вообще не оказаться, а эта неведомая женщина до конца жизни обречена на прозябание в темной, скучной запасной глуши – хотя в принципе она ничем не хуже его, и вполне заслуживает возможности так же, как он, каждый вечер видеть огни Невского, посещать филармонию, походя любоваться панорамами берегов… Не зная, как скрыть внезапную неловкость, он принялся барабанить пальцами по столу.
Кипяток подоспел быстро; Нина разлила чай, вытащила банку с вареньем, пододвинула щербатую сахарницу. И делала это так домашне, точно всю жизнь только тем и занималась, что поила его чаем в темной комнате запасного аэродрома.
– Симпатичный у вас сынишка. – улыбнулся Кравцов, ощутив потребность сказать ей нечто приятное.
– Да, Коля… что б я без него делала! – лицо женщины просветлело, озаренное как бы изнутри. – Хороший он у меня. Послушный. Только болеет часто. В садик даже не отдала, с собой на смену приходится брать.
Она брякнула ложечкой и договорила, хотя Кравцов ничего не спросил:
– Дома-то оставить не с кем.
– Почему? – глупо вырвалось у него.
– Да так вот, – Нина повела плечами, точно заранее извиняясь за все. – Одни мы с ним и нездешние. – Кравцов понимающе кивнул, и она продолжила, приняв это за проявление интереса. – Работала я стюардессой, туда-сюда, в ночь – в день, замуж только в двадцать семь собралась. Коля больным уродился, нервная система у него не в порядке. Врожденная болезнь.
– Родовая травма, – машинально поправил Кравцов.
– Нет, болезнь, врачи сказали. Потому что поздний, говорят. До сих пор, как заволнуется, ручку у него сводит. Ну, вот так как-то все поехало, и остались мы вдвоем.
Замуж в двадцать семь, – зачем-то отсчитал Кравцов. – Женись я в том же возрасте – мой уже ходил бы во второй класс.
Он внимательно посмотрел на женщину и наметанным взглядом определил под глазами припухлости отеков. Сердечная недостаточность, явно. Почему не лечится?
Женщина заговорила дальше. Зачем она рассказывает мне свою жизнь? – думал Кравцов со странным чувством, будто сейчас повторяется нечто, однажды уже им пережитое. – Зачем? Неужели я похож на попа, перед которым тянет вывернуть душу исповедью? Да нет, конечно, просто захотелось выговориться. А кому лучше это сделать, как не случайному встречному, которого никогда больше не увидишь и от которого заведомо не испытаешь зла?
– Скажите, а почему вы предложили мне выпить чаю? – все-таки спросил он, когда Нина умолкла.
– Почему?… Не знаю, – простодушно улыбнулась она. – У вас был такой измученный вид. И потом… От неожиданности, наверное: вы меня простите, но никто из мужчин никогда не интересовался моим сыном.
– Но ведь кто-то же смастерил ему револьвер?
– Револьвер?… – Нина непонимающе сдвинула брови, от чего лицо ее вдруг сделалось таким милым, что Кравцов невольно улыбнулся. – А, пистолет… Пистолет сделал сосед дядя Гриша. Старый добрый пьяница, он не в счет.
Она хотела что-то добавить, но в комнату вбежал Коля, молча протягивая револьвер – теперь уже прямо Кравцову.
Он нагнулся, пытаясь закрепить вконец размозженную деревяшку, и тут же ощутил на себе испытующий взгляд. Кравцов выпрямился – мальчик смотрел в упор; его черноглазое лицо было искажено взрослым напряжением, точно изо всех сил пытался он выудить из памяти нечто, вьющееся у самой поверхности, но ловко ускользающее прочь.
– Эх, брат, совсем он у тебя развалился, – Кравцов вздохнул, кое-как загнав гвозди обратно. – Совсем… Слушай, знаешь что… Я пришлю тебе настоящий револьвер. Никелированный, с крутящимся барабаном!
Мальчик не отвечал, угрюмо спрятав глаза.
– Нет, точно! – Кравцов обернулся к Нине, мгновенно загоревшись неожиданной и благородной идеей. – Запишите мне адрес, я куплю в Ленинграде хороший револьвер и пришлю!
За неимением иной бумаги он протянул ей свой билет.
– А сколько это стоит? Если вправду, я денег дам…
– Да бросьте вы! – отмахнулся Кравцов, мучимый нешуточным припадком великодушия. – Занесет опять к вам – сочтемся!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента